- Ванная там! - кивнул он, оглянувшись, Аллочке на малозаметную дверь в углу. Та молча встала и проследовала в указанном направлении. Через мгновенье Русин услышал шум открываемой воды.
Она биде-то хоть пользоваться умеет? - ухмыльнулся он про себя. - Пойти, разве, показать?..
- Да, Вадим Евгеньевич? - начальник охраны озабоченно подбегал к Русину.
- Вот что, Костя! - заплетающимся языком произнес Русин, стараясь казаться пьяным. На самом деле он был абсолютно трезв. - Давай, подтягивай сюда всех своих бойцов. Трахните сейчас у меня на глазах одну из этих девок. Ну, вот ту, например, что в ванную сейчас пошла. А то у меня просто так сегодня чего-то не стоит на них! - он пьяно захохотал.
- Э-э… То есть как это, Вадим Евгеньевич?.. - залепетал совершенно пораженный начальник охраны. Такого его шеф еще никогда от него не требовал.
- Проблемы? - холодно осведомился Русин. Глаза его угрожающе сузились.
- Нет-нет, Вадим Евгеньевич! - опомнился наконец Костя. - Я все понял. Сейчас!
- Давай! - коротко бросил ему Русин и вернулся в зал.
Он опять уселся на диван и поманил валявшуюся на пушистом ковре Томку. Та радостно вскочила и с веселым визгом плюхнулась рядом с Русиным, сразу же прильнув к нему всем телом и сунув руку ему под халат.
- Ну-у?.. - капризно протянула она, нащупав безжизненно опавший пенис Русина.
- Тише, тише! - успокоил ее тот. - Всему свое время. Все будет! Еще не вечер!
В это время из ванной вышла Аллочка.
- Слушай, Алла! - ласково улыбнулся ей Русин. - Сейчас с мальчиками моими потрахаешься прямо здесь, на ковре. Я, знаешь ли, люблю на такие вещи смотреть! А я тебе за это денежек в два раза больше заплачу. Так что не переживай!
- Ничего себе! - тут же вскричала с шутливым возмущением обиженная Томка. - А мне?! Я тоже в два раза больше хочу!
- Тоже хочешь? - игриво подмигнул ей Русин. - С охранниками моими?.. На ковре?..
- Хм!.. - пренебрежительно фыркнула девушка и презрительно дернула плечиком. - Подумаешь! Да без проблем! Хоть с целой ротой! Деньги только - плати!
- Ладно, ладно! - лениво отмахнулся от нее Русин. - Уймись! Будут тебе деньги. Будешь хорошо работать - и тебе накину. Давай, старайся!
Тома замолчала и, прижавшись сбоку, принялась медленными, волнообразными движениями тереться об него всем телом, одновременно лаская рукой пенис.
Русин не обращая больше на нее никакого внимания взглянул наконец на Аллочку.
Та стояла неподвижно и смотрела на него с таким беспомощным и беззащитным выражением лица, что у него защемило сердце. Он не выдержал и отвел глаза.
Вошли охранники…
***
Аллочка не улетела в понедельник. Русин не смог с ней расстаться. ("Ты можешь остаться еще на несколько дней?" - спросил он ее в воскресенье вечером. - "Как ты скажешь, так и будет", - ответила она просто.) Он лежал на кровати ночью, смотрел на ее тихое, спящее лицо, слушал ее ровное дыхание и чувствовал, как к горлу подкатывается ком, и слезы закипают на глазах. А душу переполняет нежность. Заливает, как вешняя вода луга весной в половодье.
Охранников он теперь ненавидел. Те это чувствовали и прятались от него, стараясь не попадаться лишний раз на глаза. Вообще в доме царила мертвая тишина. Все ощущали, что происходит нечто необычное.
Прошла неделя. Впервые за все эти годы Русин на выходные никого не выписал.
- Скажи, не надо пока, - смущенно сообщил он повару, бегая глазами. Ему отчего-то было стыдно.
Повар лишь коротко глянул на него, помялся, но ничего не сказал.
- Это временно, - хрипло добавил Русин и сразу же вышел.
Но эта сцена подействовала на него отрезвляюще. Он вдруг совершенно ясно осознал, что все, конец! Никакое это не "временно". Это окончательно. Прежняя жизнь кончается. Начинается что-то новое. Хорошее ли, плохое - это пока неясно, это покажет только будущее, но - новое! Он тонет. Тонет, тонет, тонет… Погружается в какую-то сладкую, манящую бездну… И погружается с радостью, и спасаться ему из нее вовсе не хочется.
Он любит Аллочку! Любит - и все тут. Несмотря ни на что. И душа его, воля, разум, здравый смысл - все растворяется, как железо в кислоте, в этой всепоглощающей любви. В любви и нежности.
Все рушится! Весь его мир. Весь его с таким трудом созданный рай. Ева уже протянула, смеясь, руку к яблоку, а он стоит рядом и ничего не может сделать. Не может ей помешать. Яд любви уже проник в его вены и лишил воли. Яд любви и нежности. Нежности и любви… Нежность и любовь… Любовь и нежность…
"Нежность", "нежность"!.. - криво усмехнулся Русин и тряхнул головой. - Рифмуется, как известно, в русском языке со словом "промежность". И это, похоже, неспроста… Ладно!! Посмотрим!
***
- Ну что? - нарочито-небрежным тоном первым делом спросил Русин у выбежавшего ему навстречу повара, заходя в дом. - Улетела?
- Да, все в порядке, Вадим Евгеньевич, улетела! - спеша, затараторил тот.
- Спросила что-нибудь? - дрогнувшим голосом глухо поинтересовался Русин, опуская глаза. - Почему, мол, да как?
- Нет, ничего не спросила, Вадим Евгеньевич, - испуганно пробормотал повар. - Только побледнела очень, - после паузы тихо добавил он.
- Я тебя не спрашиваю, блядь, побледнела она или нет!! - в бешенстве заорал Русин и швырнул снасти на пол. - Я тебя спрашиваю просто, что она сказала!! - он грохнул изо всех сил дверью своего кабинета и повернул ключ на два оборота.
Постоял немного, переводя дыхание и успокаиваясь, и лишь потом медленно подошел к столу. На столе, на самом видном месте, лежало ее колечко. Дешевенькое, тоненькое, с каким-то маленьким невзрачным камешком. Больше ничего. Ни записки, ничего.
***
Русин принялся пить. Не так, как раньше, а по-настоящему. Он пил, напивался, засыпал прямо за столом, просыпался и снова пил. День,.. другой,.. третий…
Надо выдержать, надо выдержать! - твердил он про себя. - Хотя бы две недели. А потом уже посмотрим. Если ничего не изменится, не спадет это наваждение - ну, можно и жениться в конце концов. Все же в моих руках! Как я захочу, так и будет. Где она живет известно, чего там!.. Прикажу - завтра же опять привезут.
Но надо же мне было хотя бы срок испытательный себе назначить, хотя бы две недели! Нельзя же так вот, сразу, с бухты-барахты, за три дня все решать! "Любовь с первого взгляда", блин! В моем-то возрасте! Две недели - не такой уж большой срок, если уж на то пошло…
А что поступил с ней так, по-скотски!.. Ну, извинюсь, она поймет. Объясню, что не мог я иначе!! Не хватило бы у меня сил так ее отослать! По-людски. По-человечески. Вот и пришлось, блядь… На рыбалку уехать…
Но почему мне так плохо?! Почему!?.. Я же прав!! Почему!!!???..
***
- Вадим Евгеньевич! Вадим Евгеньевич!
- А?.. Чего там еще?.. - Русин с трудом разлепил заплывшие глаза и мутно уставился на стоявшего рядом у стола встревоженного охранника. - Ну?!..
- У нас ЧП!
- Какое еще "ЧП"!.. - с отвращением пробормотал Русин, ища глазами водку. Смотреть на охранника он не мог. Ему было даже противно рядом с ним находиться. Сразу же лезли воспоминания. Картинки перед глазами вставали… Как тогда, в этом самом зале… Твою мать!!! Что все они будут уволены, он уже решил твердо. Вот только протрезвею, и…
- Эта девушка, Алла…
Рука Русина, тянущаяся к бутылке, замерла.
- Ну? - тяжело поднял он глаза на охранника. - Что "эта девушка"?
- С ней несчастный случай произошел, - охранник сглотнул. - Муж в нее из охотничьего ружья выстрелил. И она в бреду Вас все время звала. У Вас, Вадим Евгеньевич, теперь неприятности могут быть с органами. На допрос могут дернуть. Наш человек предупреждает, чтобы Вы никуда пока отсюда…
- Вызывай вертолет, - мертвым голосом перебил его Русин.
- Что? - не понял охранник. - Я говорю...
- Вызывай вертолет, - монотонно повторил Русин и посмотрел охраннику прямо в глаза. Охранник попятился. - Немедленно! И телефон мне принеси. Живо!
***
- Не смотри на меня, любимый, - прошептала Аллочка, пытаясь отвернуться. - Я сейчас некрасивая.
Лицо ее было все в синяках. У Русина сердце сжалось от жалости.
- Ты самая красивая девушка на свете, - срывающимся голосом произнес он, изо всех сил пытаясь справиться с душившими его рыданиями. По лицу его катились слезы. - Я люблю тебя! Прости меня.
- Ты плачешь, милый? - удивленно сказала Аллочка. - Не плачь, не надо! И не вини себя ни в чем. Это я во всем виновата. Не надо мне было к тебе приезжать. Просто мне деньги очень нужны были. Деньги! Развестись чтобы… Жить было негде… Деньги… Вот меня бог и наказал… - она заметалась на кровати. У нее начался бред. - Я тебя люблю!.. Люблю… Ты же видишь. Не прогоняй меня!.. Почему?..
Русин, не в силах больше сдерживаться, припал к ее руке и, рыдая, стал покрывать ее поцелуями.
- Прости меня!.. - задыхаясь, твердил и твердил он. - Прости!.. Прости!..
***
- Она выживет? - спросил Русин у врача, выходя из палаты.
- Ранение очень тяжелое… - неопределенно пожал плечами тот.
- Делайте, что угодно! - со все еще мокрыми от слез глазами сказал Русин. - Любые деньги! Любые!!
***
Аллочка умерла этой же ночью не приходя в сознание.
- Она что-нибудь говорила перед смертью? - поинтересовался Русин у врача. Лицо его словно окаменело.
- Да нет, ничего особенного, - смущенно пробормотал тот, не решаясь взглянуть на Русина. - Обычный бред…
***
- Все сжечь!
- Как это "сжечь"?! - в изумлении открыл рот и ошарашенно уставился на Русина охранник.
- Так это! Облить бензином и сжечь. Со всем, что внутри. Со всеми вещами. Немедленно!! Начинайте!
***
Русин постоял немного, глядя на огромную дымящуюся груду углей и обломков, оставшуюся на месте его некогда роскошного дома, и уже повернулся было, чтобы пойти к ждавшему его вертолету, как что-то вдруг привлекло его внимание. Он подошел и, не обращая внимания на предостерегающие крики охранников, нагнулся и, обжигаясь, поднял с черной и обгоревшей земли какую-то тускло блеснувшую вещицу.
Это было тоненькое дешевенькое колечко. Темное, закопченое, с оплавившимся, непрозрачным камешком.
***
И спросил у Люцифера Его Сын:
- Почему мир так печален?
И ответил Люцифер Своему Сыну:
- Что ж. Попытайся сделать его лучше.
СЫН ЛЮЦИФЕРА. ДЕНЬ 67-й
И настал шестьдесят седьмой день.
И сказал Люцифер:
- Нельзя втиснуть живое в мертвые рамки заповедей и правил. Жизнь сложнее и многограннее любых заповедей.
КАРТИНА
"Nullum intra se vitium est".
("Ничто не является пороком само по себе". - лат.)
Сенека, "Письма"
Тронев отошел от картины и полюбовался ей. Да, это был шедевр! По крайней мере, это было безусловно лучшее из всего, что он когда-либо создавал. Вне всякого сомнения! Не просто лучшее, а... Все, что он рисовал раньше, по сравнению с ЭТИМ была просто мазня. Чем больше он смотрел на картину, тем больше она ему нравилась. Ему даже не по себе немного становилось. Не верилось прямо, что он действительно ее автор. Какой-то совершенно иррациональный страх временами охватывал, что это ему все снится, и сейчас он проснется вдруг - и нет никакой картины! Это все ему привиделось. И он щипал себя тогда за руку, чтобы убедиться лишний раз, что он не спит, что никакой это не сон, что это все реально, наяву! Щипал сильно, до боли, снова и снова. Но, слава богу, он не просыпался. Ничего не исчезло. Картина все так же стояла у него перед глазами. Ее можно было при желании даже пощупать, потрогать руками.
Черт побери! - восхищенно шептал про себя Тронев, кусая губы. - Черт побери!..
* * *
- Девушка, девушка! - громко, на всю станцию закричал Тронев и выскочил из вагона метро, сам даже не успев осознать еще, что он, собственно, делает. Только бы, только бы не упустить ее, не потерять из виду! - Подождите, подождите!.. Девушка!.. Да-да, Вы!
Тронев, запыхавшись, подбежал к остановившейся на его крик и теперь недоуменно, и даже слегка испуганно глядящей на него молодой незнакомой девушке.
- Извините, пожалуйста! Я, конечно, понимаю, все это дико звучит, но... - сбивчиво и путано начал Тронев, не в силах оторвать глаз от лица незнакомки. Он чувствовал, что это неприлично, что не стоит сейчас так на нее пялиться, но ничего не мог с собой поделать. Господи! Го-споди! Уму непостижимо! - Видите ли, я художник... Я нарисовал одну картину... И Вы обязательно должны ее увидеть! Обязательно!! Это очень важно!.. Нет, Вы не подумайте ничего, - быстро добавил он, видя сомнение, на мгновенье промелькнувшее в глазах девушки, - можете с подругой ко мне прийти или с другом - с кем угодно! Но Вы обязательно должны ее увидеть! Это очень, очень, очень важно! И для Вас тоже.
* * *
Девушка пришла одна. Тронев только сейчас сообразил, что он даже не спросил, как ее зовут. Все время: "Вы, Вы".
- Простите, а как Вас зовут? - смущенно улыбаясь, поинтересовался он. - А то мы даже не познакомились толком.
- Маша...
- (Мария! - с замиранием сердца понял Тронев. - Аве Мария!.. Мария Магдалина... Мария Иосиева... Мария Иаковлева... Одни Марии!.. Матерь Божья!)
Маша... - медленно вслух повторил он. - А меня Боря. Да... Так вот, Маша... - он остановился, не зная, с чего же начать.
Со вчерашнего дня, с того самого момента, как он встретил ее в метро, он только о ней и думал и однако к нынешнему разговору так и не подготовился.
- Да... Вот что, Маша! - наконец решился Тронев. - Я Вам покажу сейчас одну картину... Я ее нарисовал неделю назад... Вы только не пугайтесь! - он подошел к стоявшей у стены картине и чуть подвинул ее. - Готовы? - силясь улыбнуться, поинтересовался он у удивленно глядевшей на него девушке.
- Да... - неуверенно пожала плечами та, очевидно, не понимая, к чему все эти приготовления и тайны. Что там за картина прямо такая?!
Тронев задержал на секунду дыхание и одним резким движением сдернул с холста покрывало. Девушка в недоумении перевела взгляд на стоящее теперь прямо перед ней открытое полотно. Тронев жадно следил за выражением ее лица.
Маша некоторое время молча смотрела на холст, потом глаза ее расширились, она вздрогнула и подалась вся вперед.
- Но это же я! - в изумлении произнесла она и перевела взгляд на художника. Тот молчал. - Да, я... - растерянно повторила девушка, снова посмотрев на картину. - Но как?.. Откуда Вы?.. - лицо ее порозовело, постепенно она начала осознавать и сам сюжет стоявшего перед ней произведения. - Что это значит? - смущенно пробормотала она, не решаясь поднять глаза. - Как Вы смели!.. Подождите, а это кто? - она вдруг побледнела, рот ее полуоткрылся. Она потрясенно взглянула на Тронева, затем опять на картину. - Что это за... мужчина... там на кресте? Это?..
- Христос, - спокойно подтвердил Тронев. - Это Христос.
* * *
- И что ты теперь собираешься делать? - Маша взяла чашку и осторожно, боясь обжечься, сделала из нее маленький глоточек. К этому моменту они с Троневым были уже на "ты".
- Не знаю, - со вздохом честно признался Тронев, то и дело украдкой поглядывая на девушку.
- Послушай, что ты на меня так смотришь?! - наконец не выдержала та.
- "Что"!.. - невесело усмехнулся художник, разглядывая Машу теперь уже совершенно откровенно.
За этот час он изучил ее лицо досконально, в мельчайших подробностях, казалось бы, уже наизусть! вдоль и поперек!.. и, тем не менее, все смотрел и смотрел. И каждый раз удивлялся, словно заново. Это действительно была она. Она! Та девушка с картины. С его картины! Которую он сам нарисовал, каким-то совершенно непостижимым образом. Не подозревая даже на тот момент, что героиня существует в реальности. И вот она разговаривает сейчас с ним, сидит у него на кухне, в его квартире, живая, зримая, реальная! во плоти!.. сидит и пьет чай. Невероятно!! Да, и зовут ее к тому же Мария, Маша. Невероятно!!!
- Скажи, а он жив еще? - взволнованно обратилась вдруг к нему девушка.
- Кто? - не понял Тронев.
- Ну, ОН! На картине...
- Хм!.. - выразительно хмыкнул художник и невольно усмехнулся. - Судя по некоторым физиологическим подробностям...
- Ах, да! - сообразила и сама девушка и опять покраснела. - Я просто не подумала, что... - она окончательно смутилась.
- Ладно, ладно! - успокоил ее Тронев. - Все понятно. Не переживай.
- Как ты мог вообще такое нарисовать?! - внезапно с горечью воскликнула Маша, глядя на художника с каким-то суеверным ужасом. - Это же святотатство! Кощунство!!
- Да, но видишь ли, Маша.., - Тронев сложил на груди руки и задумчиво почесал себе переносицу. - Не так тут все просто. Мне как раз кажется, что, напротив, картина несет в себе глубокий смысл... Очень глубокий...
Он взглянул на полотно.
Девушка, совсем юная, с распущенными волосами... (Тронев снова невольно покосился на Машу. С ума сойти!)... с распущенными волосами, в одной рубашке стоит на коленях. Глаза ее полны слез; взгляд, светлый, тихий и печальный устремлен куда-то вверх. Ввысь! Кажется, что она молится. Но она не молится. Она... Она делает минет у висящего на кресте человека! У Христа.
- Видишь ли, Маша!.. - Тронев остановился, мучительно подбирая слова. - Это не кощунство. И не святотатство. Наоборот! Не все тут так просто! Мне как раз кажется... - он опустил глаза и потер ладонью лоб. - Вечная тема женственности, тема женской любви, жертвенности и милосердия! - наконец, со страстью воскликнул Тронев. - Тема Женщины и Мужчины. Женщины, заботящейся о мужчине, жалеющей его, скорбящей о мужчине. И пытающейся хоть как-то облегчить его страдания. Пытающейся сделать для него хоть что-нибудь! То единственное, что она может в этой ситуации для него сделать. Что вообще может сделать для мужчины женщина.
Он еще раз посмотрел на картину.
Да! Искренность, чистота, трогательность поступка юной героини ощущается очень ясно. Она не думает, хорошо это или плохо, грех это или не грех. Она просто хочет помочь Христу, и все. Это ее естественный порыв. И это чувствуется.
Здесь вообще нет ни греха, ни грязи, ни порока! Только любовь! Любовь и милосердие. В этой ситуации, перед лицом смерти нет уже и быть не может никакого греха. Пред лицом смерти все это бесследно исчезает, растворяется, становится неважным, несущественным. Все становится несущественным! Остается только любовь! Чистая, пламенная, искренняя, всепрощающая любовь. Любовь Женщины к Мужчине.
Женщины, жертвующей для него всем: стыдом, приличиями, жертвующей собой! И пытающейся ему помочь. Хотя бы так, как она может. Чисто по-женски.
Невероятно, но автору удалось все это передать. Всю эту сложнейшую гамму чувств и переживаний. Всю эту трагедию, драму...