Женщина нехотя оторвала помятое тело от простыни, изобразив гримасу боли на счастливом лице, и вновь легла в ее влажные объятия, предварительно дав стечь скопившемуся между грудей коктейлю из пота совместного с юношей труда. Снова ухватившись обеими руками за кушетку – и эта поза была ей не в новинку, лодка Ашота готовилась противостоять новой качке. Юрцу больше не надо было изображать притворство заботы. Теперь он, не опасаясь быть разоблаченным преждевременно, мог показать свое истинное лицо и отобразить на нем все эмоции презрения, обращенные в спину своего противника. Юноша не спеша погрузил ладони в желе ягодиц Нияры и медленно, имитируя глубокий нежный массаж, развел их на максимально возможное расстояние. Его взору предстала омерзительная картина: черное колечко заднего прохода было густо покрыто длинными волосками, а в грязного цвета влагалище стояла белесая жидкость – его сперма, и возможно не только его. Сегодня Юра был не первым мужчиной у жены Ашота и даже не вторым.
– Тетя Нияра, прям до краев заполнил вас живительной водицей, не расплескать бы, черт возьми!
– Юра, не смотри туда или глаза закрой. И не чертыхайся – это нехорошо.
– Хорошо, хорошо, уже не смотрю, – не отводя взгляда, затараторил парень. – Тетя Нияра, а можно спросить?
– Конечно, мой хороший, спрашивай!
– А дядя Ашот брал вас вот в эту, другую дырочку, куда я уже не смотрю, за годы совместной жизни в счастливом браке?
– Юра, что ты такое говоришь, зачем тебе это знать?
Юрка свел назад ягодицы женщины и продолжил убедительным тоном:
– Просто читал в шестом номере журнала "Мир науки" за прошлый год статью, где были опубликованы результаты научного исследования. В нем проводили опрос женщин, больше трех тысяч со всех континентов, об удовольствии, получаемом при анальном сексе. Ну, для меня это было нормальным изучать серьезные научные работы, чтобы разобраться в собственной сексуальной неполноценности. В этом они мне, конечно, не помогли, но в вопросах любви просветили достаточно глубоко.
– Юра, ну какая еще сексуальная неполноценность? Ты – кобель еще тот, прям, вах, как дядя Ашот, – затряслась в смехе женщина, и сперма потекла через край ее влагалища на простыню. – И что там написали?
– Получалось так, что если по любви – то приятно, а если проститутки попадались – то больно. Все зависит от женщины: любит или притворяется из-за денег и других благ. Жена или проститутка, одним словом. Бескорыстная или корыстная связь.
– Я, конечно, за всех женщин со всех континентов говорить не могу. Каждая за свою попу пусть сама отвечает. Но за себя скажу так, если моему мужику приспичит, то лучше я дам сама, чем он это возьмет в другом месте.
– Вы, извините тетя Нияра, но, мне кажется, дядя Ашот не тот человек, который что-то берет в другом месте и вообще берет чужое. Пошутить на эту тему, конечно, может, но не более.
– Как это он может с тобою шутить на такие темы? – возмутилась женщина, пытаясь в пол-оборота бросить укоризненный взгляд на Юрку, но не смогла физически, – не узнаю Ашота.
– Да, ничего страшного – молод душой ваш супруг, на остановке выберет женщину посмазливее и говорит: "Смотри, Юра, какую мы сейчас с тобою попочку повезем! Мы, говорит, размассируем, подготовим ее на наших дорогах, а драть другой будет, – ну, где справедливость, скажи?"
– Что, правда, глазеет на бабьи задницы? Вот я ему задам, как вернусь домой!
– Терпит, долго уже без вас, скучает, вот и шутки такие.
– Вах, ты посмотри, какой герой, терпит он! Мне вот здесь совсем не до шуток!
– Я понимаю. Мне очень жаль, что вам приходится заниматься сексом без любви со всеми подряд, кто заплатил.
– А ради кого я это делаю? Ради собственной семьи!
– Это подвиг, женский подвиг.
– Постой, никто не платит за секс. Государство направляет бойцов, и все.
– Я платил, я ведь не служу еще в армии. Не собственные деньги, конечно, дядя Ашот дал на вас полторы тысячи.
– А, ну, кроме тебя, не солдат не было. Все как один стриженые.
– А со мною лучше, чем с армейцами?
– Конечно, сынок, по любви всегда лучше. Ты ведь нам с Ашотом теперь совсем родным станешь, если рожу – уверена, что точно от тебя!
– Конечно, родите, вон я вас как накачал, аж через край плещется!
– Спасибо, мой родной! Может, еще хочешь?
– Да, очень хочу! Но только так, как можно лишь дяде Ашоту. То есть в другое место, в то, что только по любви.
– Юра, что ты придумал себе, зачем туда, когда можно сюда? Туда больно будет даже с тобой и Ашотом, любимыми и близкими мне людьми.
– Тетя Нияра, я очень аккуратно. Поймите, для меня это очень важно. Секс по любви, а не только из чувства долга. Долг перед Ашотом я уже исполнил, и, дай бог, породнимся скоро. Но для меня, человека, которому только исполнилось восемнадцать, важно верить в любовь, как в неземное чудо, которое имеет вполне реальные земные доказательства.
– Вах, Юра, какой же ты еще романтик! Ты считаешь, что если я даю туда Ашоту и тебе, то это и есть доказательство моей любви к вам, – так, да?
– Я считаю, что только это и отличает сейчас нас с Ашотом от других, которые берут вашу любовь за государственный счет. Для меня важно быть любимым, поверить в себя как в мужчину. Важно понимать, что ребенок, которого вы родите от меня, будет рожден именно в любви, а не по расчету, не за квартиру и другие блага. Да, для меня это важно знать, очень важно!
– Юрочка, какие блага? Ты хочешь, чтобы твой ребенок со своими братьями продолжал жить на съемной однушке в Апрелевке? Это нормально? Я здесь отдаюсь не за квартиру, а за нормальную жизнь для своих детей!
– Да, я все понимаю. Конечно, не хочу, чтобы мой парень со своими братьями жил в клоповнике за МКАДом.
– Ну, допустим, ни в каком не клоповнике. У нас чистенько, и ковер не только на полу, но и на стене есть. И дети не донашивают чужую одежду, и мясо едим не меньше трех раз в неделю, а не только в субботу, как многие. С ребенком твоим и в Апрелевке все хорошо будет. В наших семьях чужих детей нет. Мы не русские, которые к своим хуже чужих относятся. Оставляют их в домах ребенка, и другие по всему миру их берут в свои семьи. Мы не свиньи, поверь. Просто, если ваше немощное государство за наш счет пытается решить собственные проблемы с особым цинизмом, то мы не при чем – мы люди нормальные.
– Нияра, согласен с вами, я не патриот. Для меня сейчас родина – это моя семья и друзья. Вы мне не чужая – близкая и любимая. Часть моей родины.
С этими словами Юра вновь развел потные ягодицы женщины и вдавил волосатое колечко указательным пальцем, как кнопку лифта, и, подобно лифту, сложный человеческий организм начал движение. Женщина с невнятным бормотанием приподняла таз и впустила в себя Юркин палец.
– Только аккуратно, сынок, не спеши – дай привыкнуть.
– Конечно, любимая, я потихоньку.
– Накинь простынку сверху, а то нас обольют холодной водой, – сдавленным шепотом прошипела Нияра, – тут не дома, так нельзя.
Юрка прикрыл ягодицы и, разместившись строго между ними, начал погружение. Пальцы Нияры добела сдавили край кушетки, и женщина, приглушая боль, жалобно застонала:
– Ой, больно, вынь, пожалуйста!
"Надо же, как вцепилась, – подумал парень, – прям, как Ашот в руль. Точно говорят, муж и жена – одна сатана". Вместо жалости Юрка с силой развел в стороны желеобразную массу Нияры и проник в нее на всю возможную для него глубину. Боль парализовала женщину, сломила сопротивление и дала Юрцу возможность реализовать в полной мере весь опыт регулярных сношений с подростком Наталкой. Долбя эту дающую за деньги женщину, Юрка думал, как все же мудра политика его государства в этом вопросе. В самом деле, за небольшую по нынешнем меркам плату, можно получить огромное моральное удовлетворение, не говоря уж о физическом. Парень, как и любой в его возрасте, остро ощущал несправедливость. Его всегда возмущали цены в супермаркетах, где в два-три раза дороже предлагались те же самые продукты, в той же самой упаковке, что и в универсаме "Ивушка". На фиг, по большому счету, переплачивать сутенеру раз в пять, чем государству, за тот же секс, за те же дырки. За удовольствие унизить и оттрахать надо платить, как за любую человеческую слабость, это и понятно. С этим не поспоришь. Но лучше отдать меньше, чем больше. Государство, конечно, в этом смысле тот же сутенер, но свой, всем родной, добрый и совестливый. Или, например, взять штрафы за превышение скорости. Прокатился с ветерком – получил удовольствие, будь любезен расплатись – пополни казну. Все верно, все по-людски. Все просто супер.
– Юра, тебе еще долго? – уже без боли в голосе спросила женщина?
– Понравилось?
– Да, да, очень. Хватит меня уже геморроить!
– Хорошо, зайка, сейчас дотрахаю, и хватит на сегодня. Встань раком, еще пару минут и отпущу.
Жена Ашота поспешно подкорректировала позу, но была при этом неловка и простыня упала на пол. Решение наблюдавших за половым актом не заставило себя долго ждать – не прошло и минуты, как струи возмездия градом обрушились на монумент грехопадения. Но Юрий не растерялся, не струсил, не стушевался в оранжевых нитях теплого душа, а, напротив, проявил при этом настоящий характер и в ответ только удвоил и углубил мужские движения. Женщина орала, дергалась, дрожала, пыталась вытолкнуть парня из себя, тужась в его сторону, но напрасно: тот вцепился в ее зад своими тонкими пальцами хваткой бультерьера и фанатично доводил до конца начатое дело. Через десять секунд все было кончено: волна презрения к Ашоту и собственного самолюбия обрушились на выступ Нияры и горячей струей ненависти проникла в чрево порочной любви, этой сломленной устоями нового общества женщины. То ли холод наконец продрал юношу, то ли женская тяга к теплу ослабила ее контроль над пороком, но подобно тому как вылетает пробка из бутылки шампанского, так же следом за Юркой полетела выбиваемая газами кишечника мощная струя его содержимого, заполняя мелкими грязными брызгами и характерным запахом небольшую стеклянную конуру наложницы. Оказавшись рядом с юношей в душе, осознав весь стыд содеянного, Нияра разрыдалась.
– О, господи, что же это такое! – женщину продолжал бить озноб, но скорее от страха, чем от холода. – Милый, как же так вышло?
Наслаждаясь полным и необратимым унижением женщины, Юрка стоял с закрытыми глазами и полностью отдавал уставшее тело ласковой заботе тепой воды. Нияра, стыдливо прикрыв лицо, уткнулась в грудь юноши. Между тем волонтеры начали уборку. Смывая со стекла стен коричневые пятна, меняя перепачканное белье, орошая, припасенным на этот случай дезодорантом "Весенние цветы" испорченный воздух; они делали свою работу четко, без эмоций, профессионально решая проблемы, без позволения внедряясь в чужую личную жизнь и в рамках своих должностных обязанностей наводя в ней порядок, согласно чужим клише о достойном, прекрасном и светлом.
– Юра, не надо было туда ко мне лезть. Теперь, черт знает, что будут думать про нас. Стыдно-то как! – Женщина искала защиты и успокоения в словах юноши.
– Да ладно, не парься, они привычны к таким делам. Уверен, ты не первая шлюха, которая обосралась тут.
Женщина отшатнулась на полшага, ладони сползли с удивленного лица, и ее непонимающий взгляд наткнулся на самодовольное, окрыленное успехом лицо Юрца. Роль была сыграна. Актер смывал грим.
– Юра, почему ты такой жестокий, зачем унижаешь меня?
– Жестокий твой водила Ашот, который пристроил тебя в эту ебальню. Он просто самодур и дурь свою всем навязывает. – Юрка взял из рук волонтера оранжевое полотенце, обмотал его вокруг пояса и продолжил: – Я не унижаю, а пользуюсь тобою за собственные деньги, которые заработал в нелегком труде рука об руку с твоим придурком. Цена этих денег уж больно велика, чтобы тратить их проще.
Женщина вновь закрыла лицо и закачала головой, видно до конца не веря, что это все происходит с ней, или не желая принять происходящее за реальность.
– Да, сладкая, завтра я или кто еще из сослуживцев Ашота навестит тебя. Его все уважают, все хотят помочь – коллектив у нас дружный. Поэтому просьба: убери там волосы, а то сегодня чуть не блеванул тебе в зад.
– Нияра Световна, – учтиво встрял в разговор волонтер, – если желаете обрить промежность, то заполните заявочку, что в тумбочке, и завтра утром еще до прихода гостей вас обслужит парикмахер.
Неспешно плывя в кленовом сиропе воспоминаний, Юра и не заметил, как огонек подкрался по бикфордову шнуру сигареты к кончикам пальцев и исподтишка ужалил его.
– Твою мать! – Парень инстинктивно отбросил окурок и плотно придавил его каблуком к сверкающему на солнце мрамору ступеньки.
Раздавленная, потушенная, использованная сигарета беспомощно валялась в остатках собственного пепла и всем своим жалким видом напомнила юноше жену Ашота. Он бережно поднял ее и, как последний штрих к портрету, точно метнул в блестящее горло урны.
Глава 9
Виктор заботливо раскуривал сигаретку с ментолом для жены и просматривал новости на Яндексе. Наталья, как обычно, готовила простенький завтрак. Воскресное утро было в самом разгаре, но спешить было некуда. Молодые супруги всегда в выходные до обеда нежились в постели, перемежая удовольствия от еды, секса и интернета на шелковом белье двухметровой кровати. Она напоминала им большое, но, тем не менее, уютное гнездо. Гнездо для двоих.
Аромат хрустящих тостов и свежесваренного кофе заполнил небольшую спальню. Обнаженная женщина с подносом нырнула в бордовые волны простыней.
– ВиктОр, мой победитель! Пора перекусить интернет, наполнить силой бодрящего кофе копье нашего воина!
– Натусь, смотри, что удумали эти глупые нарги! – Виктор привлек жену к экрану ноутбука. – Читай, они зарегистрировали партию с одноименным названием своего профсоюза.
– Ну и че теперь? – жуя тост с тунцом спросила Наташа
– Как что? Профсоюз ассимилированных работников плавно преобразуется в партию. Профсоюз – кузница политических кадров, а партия – уже политическая сила. Жена, выборы в Думу через семь месяцев. Это полный пипец, Тусь.
Партийное движение, как это обычно и бывает перед выборами, набирало силу. Вопреки прогнозам прокремлевских аналитиков, в ПАР вступали не только все поголовно ассимилированные семьи, но и сочувствующие им из числа солдатских матерей и отцов, так как они совсем не хотели притеснений своим пусть даже и неизвестным внукам от этих не участвующих в ассимиляции чужих, жизнь и философию которых в лице собственных соседей, они прекрасно знали и поэтому готовы были лишний раз перестраховаться, чем отдать свой голос не в семью. Все отслужившие срочную службу также не скрывали своих политических предпочтений, но у срочников выбора пока не было. Впрочем, это было делом времени. В любом случае, резервистов всегда значительно больше солдат срочной службы. Более того, снижение госпошлины всего в два раза на порядок увеличило число посетителей дворцов ассимиляции из числа гражданских лиц. В итоге отчисления в казну выросли в разы. Эти средства шли исключительно на строительство новых домов и дворцов ассимиляции в городах-миллионниках. Мужчинами двигал чисто мужской интерес. За небольшие деньги можно было ходить в государственное учреждение, как на службу. В зависимости от физического и материального состояния – от двух до четырех раз в неделю. Интернет пестрел форумами, где ходоки на правое дело делились своими впечатлениями от секса с азиатскими, кавказскими и прочими нерусскими женщинами. Некоторые из женщин, благодаря высокому рейтингу, были расписаны на неделю вперед. Стал развиваться черный рынок очереди, где цена первого дня доходила до восьми-девяти тысяч рублей. Сначала государство пробовало бороться с этим явлением, но только отпугнуло посетителей. А потом смекнуло, что с этого ажиотажа можно извлекать дополнительную прибыль и организовало электронные торги очередями, оставляя себе сорок процентов в виде очерёдного налога. Глава государства приветствовал хождение своих граждан направо и даже особым указом учредил общественное движение "Белая капля". Негласным распоряжением он обязал всех членов правительства регулярно раз в неделю личным примером поднимать нацию на мирную ассимиляцию нерусских народов. Благо кабинет министров представлял собой молодую работоспособную команду карьеристов. Кроме того, общие женщины сближали власть с народом. Сам главнокомандующий, к сожалению, не мог составить компанию своим коллегам в силу чрезвычайной занятости государственными делами, хотя злые языки называли другую причину – половую немощь. Ассимиляционная активность населения мало-помалу росла, но стереотипы бракоустройного общества ломались непросто. Жены без должного понимания относились к социальной активности своих мужей. Чтобы сгладить противоречия в семьях, правительство приняло решение о половых надбавках к пенсиям. Женщины, чьи мужья регулярно ассимилируют приезжих, будут получать по одному проценту к собственной пенсии за каждый год участия супруга в нацпроекте, но не более пятнадцати. Экономические методы убеждения опять оказались выше женского самолюбия.
Мужчинам нравилось новое, пришедшее внезапно в их жизнь хобби, очень многие сменили регулярный прием алкоголя на регулярный секс, что оказалось намного приятнее и при этом не намного дороже хорошей обильной выпивки. Естественно, они поддерживали ПАР, политика которой абсолютно удовлетворяла их спрос на разнообразие половой жизни. Хотелось притока новых молодых и почти нецелованных девушек. Голосуй за ПАР или проиграешь – будешь спать с бэушными, пробованными-перепробованными и, возможно, даже беременными нерусскими телами.