– И нехорошо поступил. Глупо и нечестно. Я, может, и глупость делаю, но честно верю, что так лучше для всех, чем никак. Лучше и для нас, и для вас. Что критику наводить, не дураки все это придумали. У вашей страны умные и ответственные люди в руководстве сидят и для всех хорошо делают.
– Зачем ты льстишь? Ничего умного я лично не наблюдаю. Мне также противно стрелять по приказу в невинных, как и спать с их женами без любви. Я просто живу этот год по уставу, и у меня нет выбора. Добровольно на такую гадость не пойдет ни один нормальный человек.
– Да ты просто не знаешь еще жизнь, трудную жизнь – не такую, как здесь. Попробуй в пустыне так порассуждать о высокой морали, а не о воде насущной. У нашего народа есть пословица, слоган по-вашему: "Будь там, где жизнь". Если сейчас жизнь здесь – надо быть здесь, завтра в Белоруссии например, надо ехать туда. Не дай бог, Антарктида зацветет – и туда поплывем. Мы будем кочевать от оазиса жизни к оазису, чтобы сохранить свой народ, не погибнуть, а заполнить планету цветами вечной весны. Мы мудрее, красивее, добрее. Нас не надо бояться, нас надо любить.
– А чтобы вам не цвести у себя дома, в чем проблема, никак не пойму? Почему свою страну не хотите превратить в сад мудрых тюльпанчиков?
– Знаешь, Алексей, – девушка, сощурившись, прочла его имя на полотенце, – зачем изобретать велосипед – у вас ведь так говорят? Я живу сейчас, как и ты, а не вчера и, тем более, не завтра. Я не отвечаю, почему в моем государстве такая разруха, но и ты не в ответе за имперские амбиции и зло порабощения, на костях которого расцвела твоя страна. Дети за отцов не в ответе. Мы на равных. Мы – одно поколение. Поколение вынужденных прагматиков. И я сяду на твой велосипед сегодня за деньги, а не завтра – за годы на свой собственный.
– Но тогда у твоих детей не будет собственного велосипеда.
– Не беда. У них будет твой.
Девушка, не глядя на собеседника, сняла с себя простыню и аккуратно положила ее в изголовье кушетки.
– Послушай, будь человеком, давай закончим уже философию. Мне это все, на самом деле, очень непросто дается. Ты у меня первый, а я уже никакая от оскорблений и без насилия над телом. Я видела, как тут берут других девчонок ваши хлопцы. Совсем не берегут. Как волки набрасываются, разве что ни сразу, а по очереди – люди все же. Очередь, вообще, человеческое изобретение.
Глядя на Наргизу, Алексей вдруг понял, что она сильно похожа на Дашу в самом начале беременности. Та же неразвитая грудь с детскими сосками, торчащими в разные стороны, некрупные бедра, гладко выбритый пах, переходящий в небольшой впалый животик, чуть сутулая спина, но главное это глаза – чистые, грустные и послушные.
– Ну, извини, раз так вышло. Я не со зла. Женщина залетает почти в ста процентах случаев от первого мужчины уже через двадцать минут. Сперма остальных насильников после этого интервала просто конкурирует между собой и не дает приплода. Поэтому хотел просто лучше узнать, насколько это возможно в этом притоне, мать своего ребенка.
Девушка подняла глаза, и в ее взгляде проблеснула какая-то надежда, понятная только ей самой. Она несмело взяла руку молодого мужчины, не спеша провела его ладонью по своей щеке, шее, груди, затем поднесла к губам и, нежно поцеловав, увлекла Алексея на кушетку, широко разводя бедра перед отцом их первого с Гаджи ребенка.
Глава 8
Стоя на крыльце Дворца, Юрка достал из кармана брюк смятую пачку "Кэмел", уже вторую из блока – подарок матери ко дню рождения, – и не спеша затянулся. Солнце жарило, насквозь прошибая жидкие тучки майского неба. Лицо парня светилось счастьем, он широко улыбался, радуясь самому лучшему дню в своей жизни. Сутулая спина волшебным образом выпрямилась, а плечи расправились. Дело было сделано. Теперь, вдыхая полной грудью плотный дым настоящего мужского табака, зажмурив глаза, можно было открутить назад все кадры встречи и медленно, очень медленно прожить свою роль заново, наслаждаясь каждым словом и движением. Он пытался сравнить или хотя бы приблизить по яркости ощущений чувства, которые переполняли его теперь, с теми, что посещали его ранее, и как не силился – не мог. И вдруг, чуть приоткрыв глаза и увидев сквозь щель ресниц полоску голубого неба, его в буквальном смысле осенило: "Ну, конечно! Это ощущение легкости сродни облегчению. Когда долго и сильно крутит и распирает живот наутро после трех литров пива, залузганных несколькими пачками семечек, сухариков и вонючей сушеной рыбки, и нет возможности сходить в туалет, потому что там плещется мамка в совмещенной ванной, втирая в жирок кожи и волосы какую-то дрянь, или отец, первым засевший на толчок, не слезет с него, пока не выкурит две сигаретки подряд, листая журнал "Яхты" и "Элитная недвижимость", нарочито громко поругивая: "Во, бля, живут же гады". Точно, это оно самое: когда наконец роднишься задом с унитазом и со всей дури брызжешь в него содержимым измученного кишечника, обретая легкость во всем теле и возможность снова мечтать, жрать и любить жизнь. Юрка всегда чувствовал на себе взгляды других – снисходительные, брезгливые или безразличные, тех, кто считал себя лучше него исключительно в силу несправедливого и необъяснимого везения, и это сильно злило. И вот теперь все изменилось, он стал им ровней и даже выше, потому что сила его успеха имела в своей основе творчество, а не простое везение. Это было нравственное облегчение. Было непросто войти в образ козленка и не разгоготаться, когда жена Ашота вперла в него напряженный озлобленный взгляд.
– Господи, уже и детей ко мне направляют.
– Нияра Световна, я уже совершеннолетний, – краснея от смущения и запинаясь, произнес Юрка. – Меня Ашот Назарович попросили помочь вам.
– Ашот? Он что, совсем рехнулся, сволочь такая?
Юрка присел на край кушетки и, глядя на еще влажный кафель, виновато пробормотал:
– Ну, зачем вы так? Мне и так тяжело, тяжело и Ашоту Назаровичу с детьми без вас. Я его лучший ученик.
– Что, что с моими детьми, они болеют? – Женщина резко повернулась к парню и злость во взгляде уступила место испугу, простыня сползла с крупной груди.
Юрка деликатно отвернулся, пока Нияра не прикрылась, а после продолжил:
– Ну что вы, с детишками все хорошо! Сам вчера видел их, когда пил чай у вас дома. Умные и красивые у вас дети. Просто ваш муж сильно нервничает и даже просит полсмены меня водить автобус, говорит, что это бесплодное русское быдло совсем вас измучило. Все больные, пьют, курят и не могут сделать хорошо свою работу, природа воздерживается и не дает вам ребенка от этой падали.
– Ну, Ашот мастер болтать и браниться – узнаю его слова. – Голос женщины смягчился и глаза увлажнились.
– Ваш муж любит побраниться, и мне тоже частенько перепадает от него. Но все его замечания всегда по делу и не обидны. Он мне, как отец. Иногда даже сынком называет. А я не пью, не курю, в детстве даже спортом занимался. Лыжами. Годок поработаю, денег подкоплю и в институт поступать буду, а то родителям трудно меня содержать. Для хорошего образования деньги нужны, одного ума нынче недостаточно.
– Это верно, – Нияра обняла парня за плечи и прижала к себе, как ребенка. – Знал бы он, как мне тяжело, как я каждый день страдаю ради семьи!
– Я все понимаю, тетя Нияра, не браните его – он тоже страдает. Я-то знаю это точно.
– Да, сынок, нам всем теперь непросто стало жить. Черная полоса прямо какая-то. Как будто все играем в чью-то злую игру. Просто сама себе не верю, что это со мною происходит.
– Конечно, игра, не переживайте! Я раньше много играл в страшные компьютерные игры, но все без исключения они имели конец. Придет и ваш гейм овер – подождите!
– А ты и правда умен. С тобою хоть поговорить нормально можно, а то ко мне приходят второй месяц лишь Иваны-дураки. Только мычат, пыхтят и потеют, как животные. Ой, извини, а тебя как зовут?
– Юрием величают.
– Вах, какое красивое и мужественное имя! Это тебя в честь дедушки назвали?
– Да, нет, все проще, Нияра Световна, – смущенно улыбнулся Юрка, – в честь первого космонавта Юрия Алексеевича Гагарина.
– О, какие у тебя хорошие родители, как верят в тебя! Хотят, чтобы и ты на Луну полетел! В своих детей обязательно надо верить и поддерживать их во всем, – с мягким назиданием в голосе закончила женщина.
– Спасибо, тетя Нияра, с вами так тепло и хорошо, в ваших словах столько добра и мудрости, что мне право неловко даже думать об обещании, которое я дал дяде Ашоту. Боюсь, что у меня ничего не получится.
– Ну, что ты сынок, должно получиться. Я и сама не против иметь ребенка от такого воспитанного и умного мальчика.
– Спасибо вам и дяде Ашоту за доверие. Но у меня еще есть личная проблема, травма, так сказать. Я пару лет назад пробовал это с одноклассницей, так, ради интереса, не по любви, конечно. И у меня ничего не вышло. Это ее сильно развеселило, и она разболтала всей школе о моей неудаче. На переменках смеялись и дразнились "половой слабак". Было неприятно, это даже одно время мешало учиться.
– Ну, что ты сынок, в любом деле практика нужна. С первого раза и автобус хорошо не поведешь, да что там автобус, даже козу не подоишь, как надо!
– С вами не поспоришь, но если уж с девчонкой-дуркой не смог, то теперь и вовсе боюсь опозориться. Не оправдать, так сказать, доверие.
– Вах, вах, Юрочка, я ведь не дурка-неумелка, со мною все получится. Уж за двенадцать лет жизни с мужем умею настроить мужчину, есть свои приемы. Я, не подумай чего, не развратна, как русские девки. Просто когда долго живешь с водителем кое-чему приходиться обучиться, кое-что и освоить. Понимаешь, они ведь целый день на своем хозяйстве сидят, на что оно потом пригодно? Все помятое, взглянуть страшно! – Закончив мысль, Нияра взяла вторую простыню и, укрыв ей свою голову над промежностью юноши, принялась за работу, которую кое-как освоила в супружестве с водителем.
Со стороны могло показаться, что женщина, стоя на коленях, ингалируется над чайником, но Юрка прекрасно ощущал самой чувствительной частью своего жиденького тела прикосновение драгоценного металла зубов Ашотовой супруги. Он, конечно, наврал ей про первую и единственную неудачу в своей половой жизни.
Первый опыт был подарком бати и дяди Андрея на его шестнадцатилетие. Мужчины взяли парня с собой в сауну, чтобы якобы отметить день рождения в чисто мужской компании. Юрка, ничего не подозревая, разделся и зашел с ними в парную. Вдруг, минут через пять, когда жар начал расползаться по всему телу и стало трудно дышать, дверь парной приоткрылась и на пороге возникла голая блондинка.
– Вот, Юрий, это наш с батей подарок тебе на шестнадцатилетие. – Дядя Андрей взял девушку за руку и втянул в тесную парную. Отец тоже встал и взял ее за другую руку.
– Сынок, – продолжил отец, – пора тебе становиться мужчиной, Гайдар в твои годы полком командовал и трахал белогвардейцев. Эту девочку зовут Света, она проститутка и пришла поздравить тебя, а в качестве подарка позволит себя отодрать по полной программе, куда захочешь. За все наперед уплочено. – С этими словами руки вокруг юноши замкнулись, и хоровод затянул разноголосно: "Хеппи безде ту ю".
После того как Юрка обрел и несколько раз подряд закрепил свой первый мужской опыт, все сидели за столом и лакали дорогое холодное пиво. Мужики весело расспрашивали Светку о подвигах последователя Гайдара. Та, изображая поддельный ужас на лице, жалобно лепетала:
– Да что, вы сами не видите, всю задрал, утромбовал, внутри все огнем горит. Юрка ваш просто молоток, так отмолотил меня, что теперь пару дней не смогу работать. Требую компенсации временной нетрудоспособности!
Все дружно хохотали, и мужчины по очереди сходили с Юркой в парную, а Светка уже не парилась.
Нияра прервала воспоминания юноши, вынырнув из-под простыни.
– Уф, совсем задохнулась. – Женщина с красным потным лицом тяжело дышала. – У тебя уже все в норме, или хочешь еще, понравилось?
– Хочу, очень понравилось! А можно еще?
Жена Ашота улыбнулась, победоносно взглянула на юношу и вновь нырнула под простыню. Все же для женщины очень важно нравиться мужчинам, и особенно тем, кто значительно моложе ее.
"А неплохо тянет, – подумал Юрец, – не хуже Наталки-давалки". Наталка образовалась в его жизни вскоре после крещения проституткой. Она училась в соседней школе на три класса младше и уже входила в компанию его новых друзей. Щуплая малолетка, не таясь, курила на переменках и, как потом выяснилось при более тесном знакомстве, любила пропустить бутылочку некрепкого пивка со вкусом лайма. В этом возрасте некоторые девочки думают о мальчиках постарше и, встречаясь с ними, парят на крыльях "взрослой" любви, подхваченные ветерком сексуальных грез невзрослых мужчин. Пять-шесть парней, среди которых был и Юрка, скидывались на Наталкин бутылек и почти каждый вечер пускали девчонку по кругу, а если после обильной пивной отрыжки хотелось любви еще, то и по второму-третьему до самой полуночи. Парни знали, что по любви любовь всегда дешевле, чем за деньги, и никогда не дороже бутылки пива в складчину. После оргии все расползались по домам, и здоровый ночной сон к утру восстанавливал пресыщенные пороком тела.
Разомлев от хитростей семейной жизни Нияры, Юрка чуть было не вышел из роли, и его руки инстинктивно, привычным движением обхватили голову женщины, чтобы одним резким движением насадить ее до самого паха и насладиться звуками рвотных позывов, но он вовремя собрал волю в кулак и ласково погладил накрахмаленную материю, чем немедленно вызвал ответную реакцию в виде учащенных причмокиваний под простынею. Дело шло к разрядке.
– Тетя Нияра, достаточно! – наиграно взмолился парень. – Мне уже тяжело противопоставлять свою волю вашей заботе, боюсь сделать вам неприятно во рту.
– Сынок, хороший ты мой! – Женщина распрямилась, и упавшие на пол ткани обнажили перед Юркой всю ее красу. – Иди, ложись на меня!
От увиденного напряжение спало почти до критических значений. Лицо женщины излучало приветливую улыбку, но ее многослойное тело – лишь отвращение. Она была похожа на мягкую игрушку – матрешку с широкой шеей, огромной грудью, раздутым животом и массивной попой как сзади, так казалось и спереди. Широко разведя изъеденные целлюлитом бедра, жена Ашота легла на кушетку, открыв взору юноши синюшно-коричневую промежность, покрытую густым лесом жестких волос с обильной проседью по центру, и протянула в его сторону свои пухлые бритые ручки:
– Ну, иди, мой мальчик, иди – уже можно!
Ком тошноты застрял в горле. Подобные ощущения Юрка испытывал и раньше, но только после распития паленой водки с не менее паленым вином в одном стакане. У него впервые появилось сострадание к водителю-наставнику: "Бедный Ашот, как он может вообще ее трахать?" Но ненависть в любом человеке всегда сильнее сострадания.
– Еще стесняюсь немного, вы, пожалуйста, вставьте его сами в себя, – и Юрка, смущаясь, показал взглядом, что и куда надо вставить.
Его слова возымели эффект, и кавказскую женщину бросило в жар стыда. Одно дело трогать это под простыней или в полной темноте, как с мужем, когда никто ничего не видит, и совсем другое – впихнуть штуку этого мальчика на глазах у всех, как актриса, шлюха в фильме, который однажды принес Ашот. Нияра тогда долго ругалась, называя его маньяком развратным, говоря, что в ее гнезде не место извращениям, что здесь дом его детей, а не публичный дом, и надо думать головой, а не другим местом, какие фильмы можно смотреть, а какие нет. Она была твердо убеждена, что женщина рождена рожать детей, и неизбежное удовольствие, которое получает муж при сексе, является просто небольшим подарочком за его отцовский труд, для нее же самой секс – это чисто техническая сторона зачатия, и наслаждаться этим процессом так же безнравственно, как и мастурбацией. Только большая дружная семья – высшая радость, огромное наслаждение и истинный смысл порядочной женщины. Юрка закрыл глаза и, как слепой котенок, стал тыкаться в волосатую миску Нияры, нарочно промахиваясь мимо раскрытого отверстия главным образом в клитор женщины, чем еще больше смутил ее.
– Тетя Нияра, помогите уже – никак не входит что-то.
Так и не сбросив с лица краску, жена Ашота взяла разогретый фантазиями орган юноши и на ощупь, тоже с закрытыми глазами, стала аккуратно погружать его в себя, подобно тому как она несколько раз в жизни, уже живя в Московском регионе, вводила тампон при женских днях и всегда боялась сделать что-то не так. Страх был вполне объясним: если она сама не сможет достать затычку, то придется идти в консультацию к врачу. А их участок обслуживал мужчина гинеколог, и явиться к нему в месячные, да еще и с такой провинциальной проблемой было бы несмываемым позором для всей семьи. Юрка открыл глаза. Женщина, закрыв ладонями лицо, локтями придерживала раскачивающиеся под напором юноши груди. Ощущая всем телом потную жировую прослойку между собой и кушеткой, парень вспомнил, как в седьмом классе они отняли на речке у каких-то девчонок матрас и потом плавали на нем поочередно, лежа на животе и подгребая руками, как тюлени. Матрас раскачивал взрослеющих ребят, солнце ласкало, и удовольствие от обладания чужим имуществом придавало серому миру новые яркие краски. Потом, наплескавшись вдоволь, парни выпустили воздух и потопили дутую резину на глазах девчонок и других отдыхающих. Было приятно, использовав чужое, причинить страдание, пусть и не физическое, но вполне реальное, то, что делает одних несчастными, а других счастливыми, и иначе не бывает – так устроен мир. Юра был убежденным сторонником собственных теорий мироздания и законов мироустройства. Он вообще любил рассуждать, но ему не нравилось делиться своими мыслями. Пробовал пару раз, но неудачно, никто к нему не прислушался даже за пивом. И вот теперь Юрка, не жалея собственных сил, раскачивал чужую надувную лодку – жену Ашота. Никакая брезгливость не могла остановить мстителя, он зашел в тыл своего врага хитростью и разрушал его сопротивление изнутри. Женщина уже не закрывалась, а отрешенно смотрела в потолок, удерживаясь за кушетку. Она была привычно безучастна к происходящему и просто ждала окончания процесса, как ждут приземления самолета пассажиры не в силах повлиять ни на что, но и не теряя надежды на лучшее. Если бы не желание унизить, растоптать, то трудно было бы достичь апогея физической близости в безразмерном колодце любви Нияры Световны. Определенно контакт с женой Ашота не приносил телесного удовольствия, только нравственное. Но выход нашелся и физическому благодаря исключительной моральной поддержке нравственного.
– Юрочка, ну, может, хватит, вроде уже два раза было у тебя?
– Было, тетя Нияра, было, но бог троицу любит. Надо бы еще разок сделать.
– Ну, передохни хоть, а то совсем взмок, стараешься так сильно для нас с Ашотом.
– Конечно! Вы мне не чужие. Перевернитесь, пожалуйста, на животик, массаж сделаю, да заодно и пристроюсь по-другому.