Нарги. Социальная утопия - Петров Иван Игнатьевич 7 стр.


Комнатка Даши казалась заполненной вечным летом. И потолок и обои были разрисованы полевыми цветами, в букете преобладали ромашки. Да и сама девочка была проста, как ромашка, в своей неподдельной красоте, а взгляд ее наполнял помещение теплом июньского солнца. В этой теплой атмосфере смущение Алексея быстро растворилось, и ему захотелось сделать непременно что-то очень хорошее и значительное для Даши. Алексей понял почему: два часа в этой комнате возвратили его на время в атмосферу защищенного детства. Ему вспомнилась лесная полянка, вся в луговых цветах, на которой он, мальчишка лет девяти, играет с отцом в бадминтон, а мама стоит рядом и ведет счет. Все счастливы, и родители искренне радуются его успехам. И эта радость, сливаясь с густым ароматом цветов, плотно оседает в сознании ребенка и теперь, сидя совсем рядом с Дашей, он вдруг ощущает тот самый знакомый с детства запах, который невозможно спутать ни с каким другим. И немного смущенный взгляд девочки голубыми осколками неба окончательно ослепляет его разум. Даша сразу становится для него очень близким человеком. Она говорит немного, но ее улыбка и глаза светятся счастьем от гордости за Алексея. Так гордиться им могли бы только родители.

В конце занятий, Даша спросила:

– А у тебя есть страничка ВКонтакте?

– Нет, а зачем?

– Ну, так принято, у всех есть, и у меня тоже. Очень удобно. Сразу виден круг интересов человека, с кем он дружит, с кем встречается. Это своего рода ориентиры для других в гамме их отношений с тобою.

– То есть?

– Ну, если ты, например, встречаешься с девушкой и отобразил это на своей странице, то с ней больше никто встречаться не будет. Это что-то вроде кодекса чести. Я считаю, что это вклад в нравственность современного общества.

– Что же тут нравственного, если тебе нравится человек и ты ему не можешь об этом сказать только потому, что он нравится еще кому-то? Мне кажется, что молчание в этой ситуации является проявлением лжи, а ложь всегда более безнравственна, чем любые откровения.

Даша залилась задорным смехом.

– По твоей логике безнравственно все: и ложь, и правда, и молчание не всегда золото. Короче, грешен мир, как не крути.

– Как не крути.

Даша встала из-за стола, прошлась по комнате, опустилась на край дивана и, обхватив себя обеими руками, не поднимая глаз, тихо спросила:

– Тогда скажи по правде: я тебе хотя бы немного нравлюсь?

– Ну конечно. Я вижу в тебе способную ученицу, и мне нравится заниматься с тобою, – глядя в сторону, начал развивать тему Алексей. – Вообще, надо любить свою работу, а ты часть моего дела, у нас схожие цели – научить и научиться. Как врач сотрудничает с пациентом, чтобы победить болезнь, так и мы вместе добьем эту гребаную математику, даже если это ей не нравится. Вместе – мы сила.

– А как женщина я тебе нравлюсь?

– Как человек?

– Ага. Не как часть твоего дела, а как человек. Но не снежный человек, а человек-женщина.

– Чтобы понять нравится тебе человек или нет, надо его хорошо узнать. Посмотреть, как он проявит себя в решении различных задач, и т. д. и т. п. Но в нашей ситуации ты мне нравишься априори уже потому, что даешь мне возможность давать тебе знания, ты понимаешь то, что я тебе говорю. А это большое счастье и радость, когда тебя понимают. Любой человек, и человек-женщина в том числе, который дарит тебе радость понимания, не может не нравиться. Даша, ты мне нравишься. Однозначно нравишься.

– Спасибо, Леша. Ты очень добрый мальчик. Думаю, тебя ждет блестящая карьера политика или дипломата.

– Нет, я не гуманитарий. Программирование – цель моей карьеры.

– Леша, быть политиком – это чувствовать одно, а говорить только то, что надо. То есть лгать. Ты вроде против лжи? Осознание, нравится тебе человек или нет, относится к категории чувств, это интуитивно, из подсознания, как любовь или симпатия. Это не имеет объяснения. Это чувства. Они или есть, или их нет.

– Я понимаю…

– Еще скажи: "Мне очень жаль!"

– Ну, зачем ты так?

– А как не так? Прикинь, у меня на страничке ВКонтакте, там, где графа об отношениях, длинный и долгий прочерк, прочерк, ты не поверишь, в несколько лет! Я редкий вид, белая ворона. Надо мной посмеиваются, мне нечего рассказать подругам, да и подруг хороших, счастливых нет, разве что подруги по несчастью.

– В чем несчастье-то, Даша?

– Да в том, Леша, что нравлюсь я многим, а мне – никто. А кого любила, тот предал. Любил, но струсил, мамулю свою послушал. Та грязью меня поливала, а он был у меня первым и единственным до сих пор. Три года уже одна.

– А вместе вы сколько лет были?

– Лет? Нисколько. Месяц всего.

– Ясно.

– Дело не в том, сколько вместе, а в том, что после предательства боишься полюбить. Это страх. Я теперь смогу полюбить только сильного мужчину, который не предаст. Только как наперед узнать, силен он или слаб душой? Слепа любовь, слепая сука.

– Я не предаю. Люби меня. Не бойся.

– Сильно сказал.

– Как думаю, так и говорю. Я не политик.

– Ты мне симпатичен, и вижу, что я тебе тоже нравлюсь. Виват чувствам! Они есть. Но для любви еще чего-то не хватает. Я не влюблена пока.

– Сильного поступка не хватает. Мужского поступка. У тебя дверь закрывается на ключ?

– Зачем? – рассмеялась Даша. – Ты хочешь поцеловать меня и боишься, что войдет папа? Не бойся, мой мальчик, папа не войдет, пока не кончится футбол, и у тебя будет еще минимум минут пятнадцать, чтобы собраться духом.

– Я хочу другого, – спокойно и с достоинством произнес Алексей.

– Лешенька, ты что? Мне сейчас нельзя. Середина цикла – сразу залечу. – На лице девушки появилось искреннее удивление, и от этой непосредственности она стала окончательно желанной и любимой.

– Даша, а сила в том и состоит, чтобы это делать, когда нельзя, и отвечать за сделанное всю жизнь.

Немигающим взглядом Алексей зацепился за чуть расширенные зрачки девушки и еще неокрепшими руками легонько подтолкнул ее к себе. Даша сомкнула веки и, вспомнив свой давний полудетский опыт, максимально расслабилась, полностью и навсегда отдав себя во власть своего нового мужчины.

Дорога домой казалась целой вечностью, мысли тяготили, тяжелым казался и портфель, в котором конверт с тысячной купюрой был равносилен увесистому кирпичу. "И зачем я взял деньги за урок, надо было сказать, что полюбил вашу дочь и денег не возьму". Нечестно вышло, что теперь Даша подумает обо мне? Надо отдать их ей в следующий раз, пусть тратит на свое усмотрение. Невероятная история, думал Алексей, но я поступил, как мужчина. Отец бы на моем месте и в моем возрасте поступил бы так же. Мужчину характеризуют мужские поступки, отец всегда так говорил. Даша, конечно, само совершенство, и прожить с ней всю жизнь – огромное счастье. Но вот только любит ли она меня? Полюбит, куда ей деваться – она теперь будет ждать от меня ребенка, а как можно ждать ребенка от нелюбимого человека? А если все же не полюбит, что тогда? Будет жить со мной ради ребенка, без любви? Ужас какой… Тогда она будет несчастна всю жизнь. Черт, я своим мужским поступком вообще не оставил ей выбора. Я был нечестен с ней, я воспользовался ее незащищенностью, уязвимостью, слепостью, наконец. Да, на моем месте мог оказаться каждый, любой негодяй мог создать ей в ее положении иллюзию любви. Человек был на грани отчаяния, но я не подтолкнул ее в пропасть, а сделал еще хуже – воспользовался ее беспомощным состоянием. Она теперь все это осознает и возненавидит меня. С другой стороны, взгляд ее выражал симпатию, хотя и от симпатии до ненависти путь не длиннее, чем от любви до ненависти. Де-юре ничего не произошло: она не младше шестнадцати и насилия не было. Де-факто, если я себя не обманываю, ей было хорошо со мной, а что касается рождения теперь, после случившегося, ребенка, то на семью я денег заработаю репетиторской работой. Придется работать много, чтобы и маме с сестрой моя семья не доставляла материальных проблем. Ну, так что, можно немного повысить тариф.

Так противоречивые соображения о теперь неминуемой женитьбе довели Алексея до дома, и родной подъезд, со следами старой мрачной краски на стенах, встретил его характерным запахом обосновавшегося в нем кошачьего семейства. Алексей в несколько прыжков взбежал на второй этаж, и черная кошка, подняв хвост, устремилась к нему, заискивающе глядя в глаза и дружелюбно мяукая, – она, конечно, не была голодна, но, живя в подъезде, считала необходимым здороваться с соседями. Странно, подумал Алексей, не все соседи знают друг друга в лицо и здороваться принято только при встрече в подъезде, – чуть сто метров в сторону от дома – и уже вроде и не знакомы. С кошкой другое дело: и на улице встретишь ее и улыбнешься, как близкой знакомой. Дверь в квартиру оказалась незапертой. Едва уловимый незнакомый запах ударил в нос, и в глаза бросился длинный кожаный плащ в аромате дорогого парфюма и табака. Но веселый смех Настюшки с кухни развеял тревогу. Мама с неестественной улыбкой на лице вышла ему навстречу.

– Привет, сыночек! Ты как раз к ужину! А у нас гости, коллега подвез меня до дома. Мой руки, и за стол!

Алексей в растерянности прошел на кухню. Сестренка, в обнимку с незнакомым плюшевым медвежонком, сидела на коленях незнакомого мужчины и от всей души хохотала, как будто тот ее щекотал.

– Лешка, привет, смотри, какого пузача мне мамин дядя подарил! – Спрыгнув на пол, Настя вместе с игрушкой бросилась в объятия брата.

Молодой мужчина искренне рассмеялся одними глазами через тонкие стекла очков в изящной оправе и, поднявшись во весь рост, твердо протянул руку Алексею:

– Денис.

На ощупь рука мужчины оказалась мягкой, а рукопожатие несильным, и это успокоило Алексея. Однако пиджак незнакомца висел на спинке стула как-то совсем по-хозяйски. Ему было лет тридцать или около того. Шапка густых седых волос, аккуратно уложенная в модную стрижку, не старила его. Бордовая рубашка, с расстегнутым до второй пуговицы воротом, обнажала гладкую, с бронзовым отливом грудь. Голос не вызывал отторжения, а холеное лицо скорее выглядело уставшим, а не подчеркнуто высокомерным, что не только не гармонировало со стилем его одежды, но и шло вразрез с внутренними ожиданиями Алексея.

– Ну, мне пора, – стал собираться гость, – мне еще дома ужинать и детям сказку перед сном читать.

– А сколько у тебя детей, дядя – сто или миллион? – сыграв недоумение на лице, спросила Настя. – Посиди еще с нами, поешь твой тортик.

– В другой раз, если пригласишь, непременно поем еще раз с вами вкусный тортик, а сейчас мне надо к своим девочкам ехать, у них без меня аппетит и сон пропадают.

– А сколько им лет, думаете, их в садике голодом морят? – не отставала Настя

– Им, Настюша, пять и пять лет – они близняшки: Лиза и Маша. В садике, думаю, они не голодают, но ужинать предпочитают в моей компании.

– Бедные голодные дети! Что же вы сидите? Езжайте к ним скорее! И в следующий раз приезжайте только с девочками. Мы играть будем. У меня кукол миллион!

– Денис Витальевич, спасибо, что подбросили. Будет возможность, непременно заезжайте.

– Непременно заеду, и непременно с тортиком, Надежда Сергеевна.

– Непременно с девочками! – не унималась Настя.

Мужчина, прощаясь в дверях, поймал все еще встревоженный взгляд юноши и, улыбнувшись ему, произнес:

– Тортики – моя слабость с детства, и "наполеон" занимает в ней самое слабое место. Настоятельно рекомендую в качестве гастрономического излишества.

– Спасибо, Денис Витальевич, но слабость нынче не в тренде, – сострил Алексей.

– Друг мой, каждый человек в чем-то и слаб, и пусть сладкое будет единственной слабостью в твоей жизни.

На другой день утром позвонила Даша и попросила встретить ее после школы. Пришлось перенести урок с восьмиклашкой, и ровно в три часа дня Алексей был на месте. Не защищенный домами школьный двор продувался со всех сторон еще холодным весенним ветром. С торца здания оживленно беседовали подростки, там была и Даша. Все курили. Среди прочих выделялся парень с сигарой, в бейсболке, короткой футболке и бриджах. Явно он боролся с холодом, и, приблизившись к ним, Алексей понял почему: вся левая голень подростка была татуирована замысловатым рисунком неясной восточной тематики. Бросив недокуренную сигарету на старый, словно изъеденный коррозией школьный асфальт, Даша быстрым шагом, не забывая при этом покачивать еще хрупкими бедрами, устремилась к Алексею и, обняв его, подставила губки, врезавшись напряженным взглядом в непонимающие глаза юноши, сквозь зубы процедила:

– Немедленно целуй!

Смех чуть не сорвался с уст Алексея, и оттого его губы камнем прикоснулись к Дашиным. Натянув улыбку и обернувшись к одноклассникам в пол-оборота, девушка помахала им рукой и выкрикнула "До завтра!".

– Ну, кажется все прошло на ура! Спасибо тебе огромное! Ты мог бы меня пару раз в неделю встречать из школы?

– Я мог бы тебя и провожать до школы.

– Нет, спасибо, это уже лишнее, и потом, я далеко не каждый день хожу в школу.

– Что, всего два раза в неделю? Даша, мне нетрудно тебя встречать каждый день. Только не прогуливай.

До самого дома Даши шли молча, сплетя пальцы рук. Алексею не хотелось говорить, было очень хорошо и молчать.

– Леша, пойдем ко мне, перекусим – я одна дома до вечера.

До еды так дело и не дошло. Жажда любви поборола чувство голода, и вчерашняя почти животная страсть уступила место вполне человеческим наслаждениям, ибо, как предполагали подростки, люди, в отличие от животных, занимаются сексом не только ради продолжения рода, но главным образом для собственного удовольствия.

Глава 6

Уже близилась середина лета, а беременность Даши странным образом не наступала, хотя виделись они с Алексеем почти каждый день. Денис Витальевич часто подвозил маму до дома, так как ему было все равно по пути, а иногда за чашечкой чая пережидал пробки. В один из воскресных дней все вместе предприняли вылазку в зоопарк и окончательно перезнакомились и сдружились не только с его близняшками, но и с женой Светланой. Алексею как-то сразу в тот день стало тепло и спокойно от мысли, что в его окружении появились такие хорошие и ответственные, как он сам, люди. В кругу похожих на тебя всегда спокойно. Когда мама в конце июля сообщила, что на работе распространяют семейные путевки на август в Мисхор, в бывший санаторий, переделанный в отель для отдыха с детьми, по очень привлекательной горящей цене и Денис предлагает составить компанию его семье и хорошо бы отдохнуть всем вместе, Алексей сразу одобрил это предложение. Но сказал, что сам поехать не может, так как весь месяц перед началом учебного года у него расписан на занятия со школьниками.

– Мам, да ты за меня не волнуйся, да и я тебя с Деном и Светланой хоть на край света отпущу – люди что надо! Не то что в Крым, на Колыму можете с Настюшкой ехать с ними.

– Леша, но Денис без Светланы едет. У нее архитектурный форум в Париже и в рамках его двухнедельный мастер-класс. Она очень ждала этого и просила нас помочь Денису с девочками. Я сказала, что ты спец по воспитанию девочек и уходу за ними, и она может не волноваться, пока ты с нами и мы все вместе.

– Мама, да справитесь вы и без меня, в Сибирь без меня и Светланы не отпущу, конечно, но в Крым к морю и солнцу – без проблем. Будет трудно – звони, брошу оболтусов и прилечу на следующий день.

На время отъезда большого семейства Даша переехала к Алексею, и их любовь расцвела, превращая радость встреч в будни пресыщения. Родители Даши понимали, что уже не контролируют ситуацию, а мама Алексея и вовсе была не в теме. Так в любви, понимании и неосведомленности прошло еще два месяца, и в начале учебного года Даша наконец сообщила о своей беременности. Оба спокойно восприняли это известие, так как неизбежность его была предрешена первой их встречей. С неизбежным сживаешься быстро. Договорились максимально дипломатично поставить в известность предков о предстоящем в мае-июне событии.

– Леша, тебе проще, твоя мама вообще не в курсе про меня, а я своим обещала предохраняться. Для отца очень важно мое поступление в академию, он всем друзьям уже прожужжал уши, что я скоро стану студенткой. Его дипкарьера не сложилась – всего год в Буркина-Фасо и бежал с беременной мною мамой, как начали там стрелять и есть всех подряд и друг друга наши братья по разуму, – так говорит отец.

– Даша, ну это нормально. Родители всегда видят продолжение себя в своих детях. А папаша у тебя человек мировой! Он все поймет правильно. Годик можно обождать с поступлением. Конечно, рождение жизни важнее учебы. Учиться никогда не поздно. И вообще, кто был почти съеден – знает цену жизни! – рассмеялся Алексей.

В тот же вечер, уложив сестренку спать, Алексей пригласил маму на кухню посмотреть телек и поговорить.

Третий эпизод "Звездных воин" создавал фон нереальности для беседы. В двенадцатом часу ночи глаза матери отражали только усталость. В семье не принято было вести полуночные разговоры на кухне. Казалось, что они с сыном понимали друг друга и без слов.

– Мама, буду с тобою сейчас очень откровенен. Мне нужна твоя моральная поддержка. Поддержка в уже принятом решении.

– Сынок, что случилось? Какое вдруг решение? – ком волнения застрял в горле матери, и оттого голос ее казался приглушенным, глаза засветились тревогой ожидания.

– Да, все прозаично, мама. Как у всех. К июню будет ребенок. Я полюбил. Надо жениться.

– Что? Жениться в шестнадцать?

– Отцом стану уже в семнадцать.

– А кто она, ей, что, сорок пять – куда она спешит? Куда спешишь ты, и вообще, ты уверен, что это твой ребенок?

– Мама, прекрати! Она не спешит никуда. Даше тоже шестнадцать. Я настоял на ребенке. Это мое решение!

– Окей! – с каждой фразой голос матери обретал уверенность. – Посмотрите, какой решительный у меня сын! Шестнадцатилетнюю девочку сделал матерью, просто потому, что так он решил. А ее ты спросил, ей это нужно? Или она согласилась, чтобы не потерять тебя, чтобы сохранить любовь, сила которой в этом возрасте просто безумна. Ей любовь и понимание нужны в шестнадцать, а вовсе не ребенок!

– Мама, она уже не ребенок – она имеет юридическое право на сексуальную связь! Да, решение мое, но она его приняла.

– Алексей, ты просто самодур! Это неправильное и вредное для вас обоих решение. Это плохо скажется не только на ее здоровье, но и на ее отношениях с родителями. Это событие не даст ей возможность в ближайшие три года начать учиться в институте и ставит под вопрос твое образование. Невозможно хорошо учиться и много работать одновременно, да еще и нянчиться с ребенком.

– Мать! Этот ребенок является доказательством нашей любви, преданности и единения на всю жизнь! И я просил, если помнишь, только моральной поддержки, а не упреков! Смысл упрекать, если ничего нельзя уже изменить?

– Сын, если ваша любовь требует таких весомых доказательств, то это не любовь. Это твоя неуверенность в себе и ее – в тебе. Ребенку до рождения уже уготовлена роль доказательства, груза и цепи, которые будут вас связывать всю жизнь и делать не свободными друг от друга. Любовь – удел свободных. Надо делать аборт. Ради любви, ради свободы, ради ребенка.

Алексей молчал. Мама говорила правду, которую он боялся сформулировать сам. И уже осознание этой боязни делало его трусом.

Назад Дальше