- Я мог думать о чем угодно, только не о том, что встречу вас. И вдруг появляется Алексей Платонович и кричит: "Стельмах!" С ума сойти можно. А где Анна Сергеевна?
- Ее нет… - тихо произнес Корепанов.
Яша несколько секунд молча смотрел на Алексея, потом ударил себя кулаком по колену. Смуглое подвижное лицо его исказилось.
- Такого человека!.. Как же вы не уберегли ее, Алексей Платонович?
- Не надо об этом, Яша.
Стельмах понимающе посмотрел на него, помолчал немного и сказал тихо:
- Давайте выпьем еще по одной, Алексей Платонович.
Они выпили.
Алексей внимательно присматривался к Стельмаху. "Почему он кажется мне каким-то другим? А может быть, это из-за волос. В госпитале он был острижен, а сейчас вон какой чубище - черный, с чуть заметной синевой, слегка вьющийся. А может, этот рубец - через правый висок от глаза к уху? Раньше его не было".
Алексей спросил, откуда шрам на виске.
- Это - уже под Берлином, - ответил Стельмах. - Мне везет, как утопленнику. Хотел посмотреть Берлин - не довелось. Хотел с Гитлером поговорить - опять не удалось: отравился собака.
Подошел официант. Директор просит Стельмаха вернуться на эстраду. Надо играть.
- Скажи ему, пускай он сегодня сам играет, - зло ответил Яша.
- Почему ты здесь? - поинтересовался Корепанов. - Я помню, ты мечтал вернуться в Одессу.
- Долго рассказывать…
- Но все-таки?
- В Одессу мне никак нельзя.
- Почему нельзя? - удивился Корепанов.
- Там у меня очень много родни и очень много знакомых.
- Разве это плохо?
- Когда ты не хочешь, чтобы тебя видели вот на такой эстраде, с баяном, - плохо…
Алексей налил еще вина.
- Пей.
Стельмах проглотил слюну, потом решительно отодвинул бокал.
- Нет, не буду.
Когда люди не хотят почему-либо пить, они говорят "не хочу".
Стельмах сказал "не буду"…
- Неужели ты не мог найти себе другую работу, Яша? Ты ведь говорил, помню, что слесарь хороший и электрик тоже.
- И механик, между прочим, - добавил Стельмах. - Последние полгода на войне я танки ремонтировал. И за это меня опять к ордену представили.
- Так в чем же дело, Яша? - недоумевал Корепанов.
- Вы, наверное, думаете, что мне очень нравится сидеть здесь, смотреть на рожи этих торгашей и по их заказу играть "купите бублички"? - спросил Стельмах. - Как бы не так. - Он замолчал, ожидая очередного вопроса, но Алексей тоже молчал. - Вот вы говорите, что у меня много специальностей. Правильно. Я и слесарь-механик и электрик. А если раздобуду инструменты, смогу и часы ремонтировать.
- Так в чем же дело? - в который раз повторил свой вопрос Корепанов.
Стельмаху, видимо, нелегко было говорить. Он хмурил брови, тер лоб, смущенно поправлял гимнастерку и опять тер лоб. Наконец решился:
- Вам я скажу, Алексей Платонович. - Он наклонился вперед и продолжал, чуть понизив голос - Понимаете, Алексей Платонович, мне нельзя по вечерам оставаться самому. Такое в голову лезет… Это - после контузии. И потом… Я стал пить. Я иногда так набираюсь, до потери сознания. И самое главное - я ничего не могу поделать с этим. - Он опять помолчал немного. - Вы думаете, я не пробовал работать? Пробовал. И электриком, и слесарем, и комендантом в общежитии. Мне платили хорошо. Но что, если получки хватает всего на два-три вечера? А тут… - Он вынул из кармана скомканные бумажки и показал Алексею. - Кроме того, здесь еще и подносят иногда…
- Видел, - сказал Корепанов.
Опять подошел официант и передал распоряжение директора идти на эстраду.
- Скажи ему, чтобы он шел к чертовой матери! - уже с раздражением произнес Стельмах и взялся было за стакан, но тут же убрал руку.
Официант ушел. Вместо него опять появился бритоголовый. Он очень извиняется перед товарищем офицером, но нельзя лишать людей музыки. Люди хотят музыку.
Стельмах со злостью рванулся к нему.
- Сиди, Яша, - удержал его Корепанов и повернулся к бритоголовому. - Это мой фронтовой товарищ, - произнес тихо, но внушительно. - Однополчанин. И нам нужно поговорить.
- Фронтовой товарищ? Это я понимаю, - пьяно закивал толстяк. - Я тоже - фронтовой товарищ и тоже однополчанин. Ну, конечно, раз нужно поговорить… Т-шшш!.. Я ухожу.
И он ушел, ретируясь задом, прижав руки к груди и низко кланяясь.
- Послушай, Яша, - сказал Алексей, когда бритоголовый отошел. - Я сейчас назначен главным врачом крупной больницы. Нам нужен электрик. И слесарь-механик нам тоже нужен. Короче, нам нужен такой человек, как ты. Я тебе оставлю адрес, если надумаешь…
Он полез в карман за блокнотом и уже собирался было писать, но Стельмах положил свою ладонь на его руку.
- Одну минуточку, Алексей Платонович: мне надо поговорить с хозяином… Между прочим, порядочная сволочь.
Он ушел в соседнюю комнату и вскоре вернулся в шапке-ушанке и короткой солдатской шинели, затягивая на ходу ремень. Потом захватил баян и подошел к Алексею.
- Когда поезд?
Алексей посмотрел на часы.
- Через полтора часа.
- Этого хватит, чтобы собраться.
- Очень хорошо, - сказал Корепанов. - Вдвоем в пути - всегда веселее.
2
Когда Алексей вернулся из Киева, города было не узнать. Его припорошило снегом, и потому все - и дома, и деревья, и скверики - все, все выглядело как-то по-иному - чище, торжественней. Даже развалины и те не бросались в глаза.
Алексей устроил Стельмаха в гостинице и, заскочив в здравотдел, направился в больницу.
Ульян Денисович представил ему завхоза, коренастого человека в добротном чуть повыше колен полушубке и смушковой шапке. Голова его и формой своей, и кирпично-красным цветом лица напоминала большую луковицу. Вот почему Алексей не смог удержаться от улыбки, когда завхоз протянул ему свою короткую с толстыми пальцами руку и отрекомендовался смешным, срывающимся на фальцет голосом:
- Цыбуля.
- Тот самый знаменитый Гервасий Саввич? - спросил Коваля Корепанов.
- Тот самый, - подтвердил Ульян Денисович.
Цыбуля посмотрел на Корепанова, откашлялся и спросил, обращаясь не то к новому начальнику, не то к Ульяну Денисовичу:
- Значит, опять собрание собирать будем, чи как?
Алексей сказал, что хочет сначала посмотреть больницу. Ульян Денисович глянул на часы, замялся: у него сейчас прием в поликлинике, так что…
- А мне все Гервасий Саввич покажет, - сказал Корепанов. - Меня прежде всего хозяйство интересует. А ведь по хозяйству он главный? Не так ли?
- Именно так! - сказал Ульян Денисович.
Цыбуля удовлетворенно потер свой гладко выбритый подбородок и расплылся в довольной улыбке.
Больница была велика. Ее корпуса занимали целый квартал. Говорили, что у немцев тут размещалось более двух тысяч раненых, а сейчас работает всего три отделения общей сложностью на сто коек - инфекционное, куда госпитализировали преимущественно тифозных, туберкулезное, где больше умирали, чем выздоравливали, и небольшое кожно-венерическое.
Несколько зданий, расположенных в глубине двора, были взорваны и превращены в груды щебня. Северный двухэтажный флигель стоял полуразрушенный. Остались только стены, лестницы да балки от потолочных перекрытий - ни крыши, ни оконных переплетов, ни полов…
Они пошли смотреть отделения.
В инфекционном и туберкулезном было чисто и тихо.
В кожно-венерическом тоже было чисто, но шумно. Группа парней сидела в коридоре у столика и "резалась в козла".
- Почему так громко? - спросил Корепанов.
- Греемся, - ответил крепкий чернобровый парень в распахнутом - поверх гимнастерки - больничном халате и ухарски сбитой набекрень шапке-ушанке.
Он покосился на Корепанова озорными глазами, потом отвернулся, как ни в чем не бывало выбрал нужную кость и громко стукнул ею по столу.
Гервасий Саввич кивнул на него и сказал:
- Это Никишин. Бузотер.
Никишин сверкнул в его сторону глазами, подождал, пока все поставили кости, потом опять изо всей силы ударил своей по столу.
- А может быть, вы все же прекратите? - спросил Корепанов.
- А вы кто такой будете? - вызывающе посмотрел на него Никишин. - Новый начальник?
- Да, - спокойно ответил Корепанов. - Главный врач.
- Встать! - вдруг, скомандовал Никишин, обращаясь к игрокам, и сам первый вскочил. Принялся оправлять халат. Остальные тоже встали. Особенно резко поднялся тот, что сидел рядом, - плоскогрудый, с франтоватыми усиками на остром лице.
- Вот вас мне и нужно, - сказал Никишин, обращаясь к Алексею, и шагнул ближе. - Имею жалобу.
- Что ж, выкладывайте!.. - улыбнулся Корепанов. Этот парень ему понравился: было в нем что-то лихое, бесшабашное, фронтовое. Над левым карманом гимнастерки красовались три медали. Одна - "За партизанскую славу".
- В палате холодно, товарищ начальник, - громко заявил Никишин.
- Почему холодно? - обернулся Корепанов к завхозу.
Цыбуля крутнул головой и улыбнулся.
- Угля отпускаем по норме, - сказал он. - Десять кило на печку. Так разве ж это уголь? Только и того, что называется уголь. Девки его в печь, а он сквозь колосники - в поддувало.
- Дров надо больше, - сказал Корепанов.
- С дровами и так не дотянем до весны.
- Вы слышите? - повернулся Алексей к парню, который все еще стоял навытяжку. - Уголь плохой, дров мало. Потому и холодно.
- Тогда прикажите мне второе одеяло выдать. Оно у меня хуже других… Дембицкий! Мое одеяло!
Парень с усиками кошкой метнулся в палату и сразу же выскочил оттуда с одеялом в руках, демонстративно развернул его перед Корепановым.
- Разве это одеяло? - спросил Никишин. - Решето!
- Ох, Никишин!.. Ну и Никишин, - крутил головой Цыбуля.
- Распорядитесь выдать ему второе одеяло, - сказал Корепанов завхозу.
- Есть выдать второе одеяло! - с нарочитой подтянутостью ответил Гервасий Саввич, продолжая улыбаться.
- Все? - спросил Алексей Никишина.
- Нет, не все. Мне харчей не хватает.
Алексей сказал, что тут ничего не поделаешь, потому что "харчи" выдаются по норме.
- А мне в партизанском отряде всегда двойную порцию давали, потому что ростом я видите какой! И комплекция - тоже.
И он еще больше подтянулся, выпятив свою широкую грудь.
- Да, комплекция у вас гвардейская, - согласился Корепанов и, обращаясь к Цыбуле, сказал: - Надо добавить, Гервасий Саввич.
Никишин посмотрел на завхоза и едва заметно подморгнул ему.
- Ох и Никишин! Ну и Никишин, - снова покрутил головой Цыбуля, а когда они вышли из отделения, сказал: - Подвели ж вы меня, ох и подвели. Он же - Никишин этот - еще вчера об заклад со мной бился, что вы ему второе одеяло дадите и харчей добавите… Сукин сын, две пачки махорки пропало. От бандеровец!..
- Какой махорки?
- Да той самой, шо я ему проиграл.
- Что же вы меня не предупредили? - улыбнулся Корепанов.
- Так он же с меня слово взял, чтоб вам, значит, ни гу-гу. Ну и нахалюга!
Алексей сказал, что две пачки махорки - совсем небольшая потеря:
- Какой-то философ - не помню какой - говорил, что лучше всего помещены те деньги, которые мы потеряли, так как непосредственно за них мы приобретаем благоразумие.
- Нет, звиняйте, - сказал Цыбуля. - Оно всегда лучше, когда гроши в кармане, и когда махорка в своем кармане - тоже лучше.
- А кто этот услужливый парень с похабными усиками? - спросил Корепанов.
- Костя Дембицкий. Холуйская душа. Но работает в промкомбинате, и нам через него иногда кой-шо достать удается. Вот горбыля достали. Два кубометра. Как это говорится: с поганой овцы хоть шерсти клок. С Никишиным он - разливай не разольешь. Ну, да Никишин его на побегушках держит… Квартиру вашу сегодня смотреть будем или отложим до завтра?
- Сегодня, - ответил Корепанов.
Они пошли смотреть квартиру. Когда подымались по лестнице, Гервасий Саввич сказал, что квартира в полном порядке, побелена, печи протоплены. Вот стекла протрут - и перебираться можно.
На подоконнике в первой комнате стояла девушка в сером халате с подоткнутым подолом и протирала стекла. Когда Алексей и завхоз вошли, она даже не обернулась на стук двери, продолжала работу. Движения рук ее были быстрые, энергичные. Толстые золотистые косы вздрагивали на спине в такт движениям.
Алексей остановился возле окна, посмотрел на девушку, потом спросил:
- Вы в каком отделении работаете?
- Кожном, - коротко ответила санитарка, но головы не повернула, только стала тереть тряпкой еще ожесточенней.
- Здешняя? - спросил Корепанов.
- Сейчас тут живу.
- До больницы где работали?
- Нигде.
Она соскочила с подоконника и ушла.
- Она из Чернигова, - произнес Гервасий Саввич. - А почему сюда приехала - не говорит. Она вообще ничего о себе не говорит.
Квартира была огромная - четыре комнаты, кухня, два коридора, кладовые… "Да на кой черт мне такая? - думал Корепанов. - Если вот здесь перегородку сделать, а вот эту дверь замуровать, тут поставить плиту - две квартиры выйдет, да еще со всеми удобствами".
Он спросил Гервасия Саввича, сколько времени понадобится для такой переделки. Цыбуля подумал немного, потом сдвинул шапку на лоб и принялся чесать затылок.
- Каменщик у меня есть, - сказал он, - плотник тоже, а вот с электриком… А тут же надо всю проводку переделывать.
Алексей рассказал Цыбуле о Стельмахе и заодно попросил устроить его где-нибудь. Цыбуля обрадовался. Электрик вот как нужен. В служебном корпусе есть небольшая комнатка, полуподвальная, правда, но светлая и сухая. Он опять обошел все комнаты. Что-то прикидывал в уме, теребил мочку уха, потом сказал, что если электрик есть, все работы можно будет закончить за две недели.
- Неделя, - коротко сказал Корепанов.
Гервасий Саввич посмотрел на него с удивлением, хотел было возразить, но вместо этого произнес по-военному, официально:
- Сделаем, товарищ начальник!..
- Вот и хорошо, - ответил Корепанов. - А на завтра, пожалуйста, созовите общее собрание.
Потом, вечером уже, Алексей корил себя за то, что вздумал сразу созывать собрание.
"Зачем собирать людей? - думал он. - Знакомиться с ними? Так это же смешно - знакомиться на собрании. Ставить перед ними какие-то задачи? Так я сам еще очень смутно представляю себе эти задачи. Вот разве сказать несколько слов о себе? Это, пожалуй, разумно. Ведь не они ко мне, а я к ним пришел. Должны они знать, кто к ним пришел? Конечно же, должны".
Общие собрания проводились в просторном кабинете главного врача: больше негде было. Сюда принесли несколько скамеек из поликлиники и десятка два старых, облупленных табуреток.
В ожидании, пока все соберутся, Алексей внимательно присматривался к людям. Все они казались ему почему-то настороженными.
Цыбуля регистрировал, делая пометки в длинном списке. Наконец собрались все, кроме дежурных, и Ульян Денисович открыл собрание. Он сказал, что в больницу назначен новый главный врач, и предоставил слово Алексею.
Алексей рассказал коротко о себе, как наметил, потом сообщил, что больницу решено сделать областной, показательной, самой лучшей. Он рассчитывал, что эта весть взбудоражит людей, как-то встряхнет, но женщины приняли ее равнодушно. Это огорчило и встревожило Корепанова. Он закончил и сел, обескураженный, растерянно посмотрел на Ульяна Денисовича. Тот ободряюще улыбнулся, поднялся и спокойно спросил:
- Вопросы есть?
Худенькая девушка со вздернутым носиком вскинула руку - как школьница, с прямой ладошкой - и спросила, когда в общежитии для сестер и санитарок вставят стекла и проведут электричество.
Отвечал Цыбуля. Он сообщил, что стекла нет и скоро не будет, а если удастся раздобыть провода, свет проведут, потому что электрик в больнице уже есть, и указал на Стельмаха. Стельмах поднялся, постоял немного, смущенно теребя поясной ремень, и сел.
Потом другая спросила, нельзя ли раздобыть все же соломы, чтобы набить матрацы для больных, - совсем слежались матрацы, да и подушки тоже.
- Заявки на солому сделаны уже в третий раз, - сказал Ульян Денисович и беспомощно развел руками: - Обещают.
- Улита едет, когда-то будет, - зло бросила пожилая женщина и спросила, вставая, будут ли давать картофель. - В первой больнице уже по второму разу дают, а у нас все обещают, как солому.
Вопросы адресовались Корепанову, но отвечать на них приходилось либо Ковалю, либо Цыбуле. Ульян Денисович уже собирался закрывать собрание, когда поднялась молодая смуглолицая женщина в военной гимнастерке, с черной повязкой на левом глазу, и спросила сухо и неприязненно:
- А на сколько вы пришли к нам в больницу главным, товарищ Корепанов?
- Насовсем, - ответил Алексей. - Если, конечно, ничего не случится…
- А что может случиться?
- Я ведь коммунист. Перевести могут и на другую работу.
Она удовлетворенно кивнула головой и села на место.
Вопрос понравился Корепанову. И то, как держалась эта молодая женщина, тоже понравилось. После собрания он спросил у Коваля, кто она такая.
- Медсестра, Михеева Ирина, секретарь комсомольской организации.
- Ас глазом у нее что?
- На фронте потеряла.
"Комсорг и фронтовичка", - с уважением подумал Корепанов и решил, что обязательно нужно будет при первом же случае поговорить с этой женщиной, по душам поговорить.
Прошла неделя. Ремонт в квартире был закончен. Алексей пригласил Ульяна Денисовича к себе в кабинет и сказал:
- Вы знаете, что у нас остается вакантной должность начмеда, то есть заместителя главного врача по лечебной части, я хотел сказать. Не возьметесь ли вы по совместительству?
Ульян Денисович замялся. Ему не хотелось бы связываться с административной работой: он убежденный лечебник.
- Какой же это администратор - начмед? - рассмеялся Корепанов. - Так, одно только название. А мне бы вы помогли.
Ульян Денисович подумал немного и согласился. Терапевтического отделения пока еще нет. В поликлинике работы не так уж много. Хорошо, он возьмется, но только временно, до открытия отделения.
Алексей поблагодарил.
- Теперь второе предложение, - сказал он. - Нет, приказ: завтра же переезжайте сюда, в больницу.
И он рассказал Ульяну Денисовичу о своих планах. Ведь очень выгодно, когда при больнице живут и хирург и терапевт. В случае чего можно и без дежурных врачей обойтись.
Ульян Денисович не возражал.