- Выходит, нашего полку прибыло. Что ж, приветствую, приветствую! И одобряю. Хирург - это звучит.
Он коротко рассказал, как эвакуировался, как было чуть к немцам не попал у Мариуполя, как где-то под Ростовом встретил своего друга Ракитина и этот Ракитин помог ему устроиться в одном из тыловых госпиталей в Батайске. Потом госпиталь переехал сначала в Краснодар, затем в Самарканд.
Шубов извлек из кармана большой носовой платок, громко высморкался.
- Ну, как тебе наш город после разлуки понравился? - спросил.
- Неуютно стало, - вздохнул Корепанов.
- Это что, - улыбнулся Шубов. - Ты бы посмотрел, как тут было, когда я приехал. Пустынно, голодно, страшно.
Алексей спросил, как в городе с медицинской помощью.
- Плохо, батенька, плохо, - нахмурился Шубов. - Врачей почти нет, а больных много. С перевязочным материалом совсем катастрофа. Медикаменты?.. Лечим, чем бог пошлет. И травками не брезгуем. А койки… - он безнадежно махнул рукой. - Наша больница сохранилась, так она же совсем крошечная. Вторую, где ты работал, восстанавливают, а третью, самую большую, немцы до того довели… Почти все флигели во дворе взорвали, думали и главный корпус, так, говорят, сукин сын оберартц отговорил. "Если, говорит, хотите русским напакостить, оставьте, не трогайте: пускай помаются". Вот и оставили. Проку в ней и раньше мало было - велика Федора, да дура, - а теперь… В общем плохо, батенька. Совсем плохо.
Алексей спросил, кто из врачей уже вернулся. Шубов назвал несколько фамилий.
- Федосеев тоже вернулся, старый молчальник, - сказал. - Он теперь в железнодорожной больнице работает.
Корепанов хорошо помнил Федосеева, высокого худощавого старика. Когда началась война, ему было далеко за пятьдесят. Ушел из города в последнюю минуту, захватив только саквояж с хирургическими инструментами.
Шубов глянул на часы и заторопился.
- Ну, я побежал. Очень рад, что ты вернулся, Алексей Платонович. Очень рад!..
Алексей пошел опять бродить по городу.
Здание фельдшерской школы, где он преподавал до войны, тоже было разрушено. Деревья в саду вырублены. И только одно сохранилось, самое большое, под которым во время выпускных вечеров расставляли длинные столы и развешивали на ветвях гирлянды разноцветных лампочек.
Последний выпускной вечер в сорок первом был уже во время войны, и Алексей пришел в военной форме. И некоторые из выпускников тоже были в военной форме. Алексей тогда еще подумал, что многие из них погибнут. Другие будут изувечены. О себе почему-то он в этот вечер не думал…
Он спустился вниз, в порт. Здесь разрушений было еще больше. Почти все портовые сооружения взорваны. Лишь один причал отремонтирован. На краю помоста, съежившись от холода, сидело два старика с удочками. Алексей постоял возле них, спросил, как улов. Один из стариков только сплюнул в ответ. Другой сказал, что берется "одна густыря", и та - мелкая. И показал небольшую низку рыбы.
Алексей пошел дальше, вдоль набережной. Причалы изуродованы. Настилы сорваны, и только сваи торчат, потемневшие от сырости. На противоположном берегу - камыши, побуревшие, темные. И вода в реке тоже - темная, неприветливая.
Сам не понимая почему, он надеялся увидеть реку совсем другой, и та, что увидел, разочаровала. "Ничего, - успокаивал себя. - Это потому, что день пасмурный. Придет весна - и все изменится: зазеленеют берега, заискрится, засверкает вода на солнце, опять станет весело и приветливо…"
Осенью на реке всегда неприглядно.
Снова заморосило. Напомнил о себе притихший было ветер, и по воде пошла мелкая рябь. Стало холодно. Алексей поднял воротник шинели, глубже натянул фуражку и зашагал в город.
Уже под вечер он почувствовал, что проголодался. Зашел в буфет.
Продавщица, стройная, высокая, миловидная девушка с родинкой на правой щеке, стала расхваливать пирожки с требухой.
- Хорошие, свежие, еще теплые.
Алексей попросил положить ему парочку и принялся есть тут же, у стойки, время от времени поглядывая на продавщицу. Родинка на ее щеке почему-то казалась знакомой. Девушка тоже внимательно смотрела на него.
- Вы совсем промокли. Холодно на улице? - сказала участливо.
- Мерзко, - ответил Корепанов.
- Может, водки налить?
- Налейте.
Она вытерла полотенцем граненый стакан, поставила рядом с тарелкой.
- Сто или двести?
- Сто пятьдесят.
Она налила, опять внимательно посмотрела на Алексея и спросила:
- Скажите, вы не Корепанов?
Алексей удивленно посмотрел на нее.
- Корепанов, а что?
- Неужели вы не узнали меня, Алексей Платонович? Да вы же у нас на последнем курсе читали, перед самой войной. Невинская - моя фамилия. У меня по вашему предмету всегда "пятерка" была.
- Невинская? Оля?
- Ну, конечно же, Оля Невинская, - кокетливо улыбнулась она.
- А почему вы здесь?
- Вы хотели сказать, почему не в больнице? Ведь так?
К подобным вопросам она, по-видимому, привыкла и тут же постаралась объяснить:
- Я ведь не одна, Алексей Платонович, мать у меня старушка на руках. А в больнице… Много ли заработаешь в больнице?..
Алексей вылил, молча завернул недоеденные пирожки в газету и, бросив деньги на стойку, ушел.
4
В здравотделе Алексея встретили тепло. Малюгин - высокий, худощавый, чуть сутулый человек - оказался старым знакомым Алексея. В сорок третьем они воевали на одном фронте. В сорок четвертом, весной, Малюгин был ранен и больше месяца лежал в отделении Корепанова. Алексей еще тогда предупредил его, что правая рука работать не будет, и теперь, глядя на усохшую кисть, с горечью отметил, что не ошибся.
- Куда же мне тебя, дорогой ты мой? - спросил Малюгин. - Главным врачом в третью городскую пойдешь? Пятьсот коек. Мы собираемся ее со временем областной сделать.
Алексей поколебался. Главным врачом, да еще областной…
Он вспомнил вчерашний разговор с Шубовым: велика Федора, да дура. Ну и пусть Федора, пусть дура. Зато пятьсот коек. А сейчас койки вон как нужны. "Ну и посмеется Шубов, когда узнает, что дуру Федору за меня сосватали", - подумал.
Малюгин заметил, что Корепанов колеблется, и решил выложить еще один козырь.
- А как у тебя с квартирой?
- Никак, - ответил Корепанов. - Остановился в гостинице, но там предупредили, что больше десяти дней держать не могут.
- Вот видишь, а главному врачу квартира при больнице положена.
Алексей сказал, что хотел бы серьезно заняться хирургией.
- Кто же тебе мешает? - удивленно пожал плечами Малюгин. - По совместительству сможешь и хирургическим отделением заведовать. Там, правда, еще такого нет. Но отстроишь и сможешь работать… Соглашайся. Завтра твою кандидатуру в обкоме провернем, потом в министерство поедешь - и за дело. Договорились?
Не дожидаясь ответа, заведующий стал звонить кому-то в обком, заверяя, что подобрал для третьей больницы настоящего человека: фронтовик, майор, коммунист. Лучшего и желать нельзя.
Наконец он положил трубку.
- Завтра с утра - в обком. Зайдешь в инструкторский отдел, к Мильченко. Олесь Петрович Мильченко. Запиши.
- Записывать не надо, уже запомнил, - сказал Алексей и спросил: - А кто сейчас этой больницей заведует?
- Есть такой Коваль Ульян Денисович, милый старик, но как администратор - не подходит.
- Я на живое место не пойду, - решительно заявил Корепанов.
- Да какое же это живое место! - даже брови сдвинул в досаде Малюгин. - Мы этого Коваля еле уговорили, чтобы хоть временно печать взял. Больше некому. Да он тебе сто раз спасибо скажет!
- Неужели до сих пор подобрать не смогли?
- Подбирали, - с досадой произнес Малюгин. - Покрутится человек месяц, другой, третий и уйдет. Время знаешь теперь какое? Чтоб такую больницу поднять, крепкого человека надо. Был у нас один на примете, Бритван - главный врач Миропольевской больницы. Настоящий хозяин, крепкий, даже чересчур. Да вот не вышло у нас с ним…
- Отказался? - спросил Корепанов.
- Нет. Ему такая работа по плечу. Там не договорились, - указал Малюгин куда-то вверх пальцем.
Алексей сказал, что окончательный ответ даст завтра: ему надо предварительно поговорить с Ковалем. Он позвонил в больницу, узнал адрес главного врача. А вечером пошел к нему в гости.
Небо все еще было затянуто низкими облаками. Лишь на западе виднелась багровая полоса заката.
Алексей решил глянуть на больницу хотя бы издали. Тем более что это почти по дороге: один лишь квартал в сторону.
Большое четырехэтажное здание угрюмо возвышалось за железной красной от ржавчины оградой. Пустые окна верхнего этажа светились багровым светом.
"Багровые просветы окон"… Что-то было в этом знакомое. "Где-то я видел такое", - думал Корепанов. И вспомнил.
Смоленск. Ночь. После бомбежки горел вокзал. Машина с врачами, сестрами и санитарками остановилась неподалеку от театра. За несколько минут до этого здесь упала тяжелая бомба. Огромная воронка перегородила улицу. Напротив - многоэтажный дом. И тоже - с пустыми окнами. И окна эти тоже светились багровым светом. Багровый свет в пустых оконных проемах. Неважно, откуда он, этот свет, - от пожара, как тогда, или вечернего заката, как сейчас, - все равно есть в нем что-то зловещее.
И Алексею стало не по себе.
Ничего, на фронте и не такие коробки осваивать приходилось.
Он перешел на противоположную сторону, глянул еще раз на угрюмое здание и пошел дальше, уже не оглядываясь.
У Коваля было смуглое лицо с тонкими чертами и на редкость черные брови, которые никак не вязались с ярко-серебристой шевелюрой. Серые глаза из-за роговых очков смотрели внимательно и чуть насмешливо. Алексей подумал, что такие глаза должны быть у людей, много видевших в жизни, хорошо знающих цену и крупному и мелочам.
На кровати у стены лежала уже пожилая, но с моложавым лицом женщина. Приподнявшись на локте, она внимательно смотрела на Алексея.
- Меня прочат в главные врачи вашей больницы, - почему-то смущаясь произнес Корепанов поздоровавшись. - Так вот я пришел, чтобы посоветоваться с вами.
Коваль поправил меховой жилет, надетый поверх гимнастерки, потрогал очки и, указав на женщину, сказал с подчеркнутой официальностью:
- Дарья Ильинична. Жена.
- Простите, - еще больше смутился Алексей. - Я забыл назваться. Корепанов. Алексей Платонович.
- Садитесь, пожалуйста, - пригласила женщина и, обернувшись к мужу, попросила: - Ульян Денисович, дай стул, пожалуйста.
Алексей поблагодарил, сказал, что зашел всего лишь на минуту. Но, уступая настойчивым просьбам хозяев, снял шинель и остался уже на весь вечер.
До войны Коваль работал в небольшом городке под Ленинградом. Но о том, чтобы вернуться туда, и речи быть не могло, потому что жена серьезно заболела на фронте - тяжелый ревматизм приковал ее к постели. Когда закончилась война, им все равно было, куда ехать, лишь бы на юг. И они приехали сюда. Тут жила золовка, и она уступила им маленькую комнату…
Дарья Ильинична села на постели и, прикрыв ноги одеялом, стала командовать: "Убери книги со стола!.. Он себе совсем испортит глаза - столько читать при таком освещении…" "Ульян Денисович, перенеси, пожалуйста, лампу на шкаф…" "Ульян Денисович, разожги, пожалуйста, примус… Примус уже горит?.. Вот и хорошо. Теперь раскупорь, пожалуйста, банку с консервами. Нам отоварили мясные талоны в этом месяце свиной тушенкой… Вам за войну не надоела еще свиная тушенка, Алексей Платонович?" "Вы знаете, Алексей Платонович, когда нас демобилизовали, нам выдали по шесть килограммов сахара. Целое богатство. Но я успела приготовить варенье уже только из айвы. Вы любите варенье из айвы?"
Ульян Денисович прихлебывал чай и рассказывал.
- Кое-как отремонтировали три флигеля. У нас не завхоз, а золото. Гервасий Саввич. Даже не представляю себе, что бы мы делали без него… Так вот, отремонтировали три флигеля. Там сейчас лежат больные. Но что дальше делать, не представляю себе. Ничего нет. Ни гвоздей, ни досок, ни стекла. Я обращался куда хотите, даже в исполком. Но там, чтобы добиться чего-нибудь, надо стучать кулаком по столу. А я кулаком по столу не умею. Да что я!.. Тут посильнее были и то ничего не добились. Трудно. Настоящего администратора нелегко найти. Вот недавно приезжал сюда один, некто Бритван. Его тоже главным врачом нашей больницы сватали. Этот, пожалуй, справился бы. О нем как о хозяине чудеса рассказывают. А вот поди же ты… - Ульян Денисович развел руками. - Ходили они тут с Малюгиным, смотрели, полдня ходили. И жена этого Бритвана с ними. Интересная. Жгучая брюнетка. Глаза… Настоящая Кармен.
- Нет, вы только послушайте! - засмеялась Дарья Ильинична. - "Жгучая брюнетка. Настоящая Кармен". И я должна это слушать!..
- Ты же знаешь, что я всегда был неравнодушен к интересным женщинам, - рассмеялся Коваль. - Я старый эстет, и тут уже ничего не поделаешь. - Он опять повернулся к Алексею и продолжал рассказывать: - Когда этот Бритван приехал, я обрадовался несказанно. Вот, думаю, настоящий хозяин прибыл. Возьмется за дело. Отстроит больницу, и у меня будет, наконец, отделение. Это просто пытка, когда понимаешь, что больного надо положить на койку, а положить некуда.
- Ну и что же они, этот Бритван со своей красавицей-женой?
- Ходили, смотрели, приценивались. Потом уехали. А теперь вот вас присылают.
- А кто он по специальности - Бритван? - спросил Корепанов.
- Хирург. И, говорят, хороший хирург.
Они еще долго беседовали. Алексею все нравилось тут. И то, что Ульян Денисович называл свою жену по имени-отчеству и она его - тоже. И то, что у Коваля много книг. И живой, иногда очень тонкий юмор Коваля. И какая-то слепая уверенность Дарьи Ильиничны в том, что она обязательно выздоровеет и опять сможет работать педиатром, как до войны. Разве это дело, чтобы врач сидел на пенсии? Ульян Денисович говорит, что врачи вообще не должны, не имеют права переходить на пенсию. Даже старики. Они должны умирать на посту. И лучше всего, чтобы это случилось во время обхода. "Что-то мне плохо, девушка, дайте стул". Перепуганная санитарка приносит стул, врач садится и… умирает.
Да, Алексею все нравилось тут. Не нравилось только, что комната маленькая, стена сырая, что окна заложены фанерой, что в доме нет электричества и топить приходится чаще всего камышом, за которым Ульян Денисович ходит на базар почти за три километра.
- Почему вы не заняли квартиру главного врача? - спросил Алексей. - Мне сказали, что при больнице есть квартира.
- Я никогда не считал себя главным врачом, - усмехнулся Ульян Денисович. - Я просто лорд-хранитель печати… Надо же кому-то подписывать чеки и справки? Вот я и подписываю.
Было уже около полуночи, когда Алексей стал прощаться. Он просил Ульяна Денисовича похозяйничать еще несколько дней, пока назначение не будет утверждено в министерстве. Тот согласился.
Алексей ушел с таким ощущением, как будто он давно знает этих людей и лишь недавно расстался с ними на короткий срок.
Глава вторая
1
Инструктор обкома Мильченко, среднего роста, крепко сбитый человек, встретил Алексея приветливо, энергично тряхнул руку и, сразу же переходя на "ты", положил на стол два листа бумаги и анкету.
- Давай заполняй вот это, - сказал, указывая на анкету. - И автобиографию напиши. Только не развози биографию: коротко и самое главное. Бюро начинается в одиннадцать. Надо поспеть.
Алексею Мильченко понравился. Понравилась его деловитость, простое открытое лицо, обветренное, какое бывает у людей, которые много времени проводят на свежем воздухе. И улыбка понравилась - откровенно добродушная, дружеская. Люди с такой улыбкой всегда располагают к себе. С ними сразу становится спокойно и уверенно. А Корепанов, когда шел сюда, волновался.
Потом, уже на бюро обкома, он тоже волновался. Может быть, потому, что на бюро обкома он был первый раз в жизни, а может, потому, что бюро вел первый секретарь Гордиенко - командир прославленной дивизии, о котором во время войны по всему фронту рассказывали истории, похожие на легенды.
Бюро утвердило Корепанова главным врачом областной больницы, и он в тот же вечер выехал в Киев. В министерстве вопрос тоже решился быстро. Но с оформлением документов задержались, и когда Корепанов вышел из министерства, уже совсем стемнело.
До отхода поезда оставалось три часа. Хотелось есть, и Алексей зашел в небольшой ресторанчик, неподалеку от вокзала. Столики были заняты, лишь у окна, в уголке, - одно свободное место. Алексей занял его. Осмотрелся. Рядом с дверью, куда исчезали официанты с грязной посудой, - небольшая эстрада. Там, на некрашеном табурете, сидел солдат и, глядя поверх людей грустными глазами, играл на баяне. Корепанов даже растерялся от неожиданности: он узнал Стельмаха.
…Госпиталь в Смоленске. Лето сорок четвертого года. Госпитальная комиссия. Иван Севастьянович выслушивает Стельмаха и морщится, потому что за окном на улице все идут, идут, идут военнопленные, стучат деревянными подошвами, мешают слушать.
Госпиталь готовился к передислокации, и надо было срочно решать судьбу раненых: кого на фронт, кого - демобилизовать, кому - отпуск. Стельмаха тогда признали негодным к военной службе. У него было тяжелое повреждение легких, и ведущий хирург опасался, что может наступить осложнение. Но Стельмах не поехал домой, в свою Одессу, а вернулся на фронт. И вот остался жив. Сидит, играет на баяне.
На нем была чистая гимнастерка, полинявшие солдатские брюки и простые кирзовые сапоги.
В другом конце зала, за двумя сдвинутыми вместе столиками, пировала какая-то компания - шесть человек. Они были уже навеселе, много ели, громко разговаривали и до неприличного громко смеялись. Один из них - толстый, бритоголовый - поднялся и пошатываясь направился к эстраде, что-то шепнул Стельмаху, ткнул ему в руку ассигнацию и вернулся на свое место.
Стельмах поправил ремень, вздохнул, сдвинул черные, как смоль, брови и, по-прежнему не глядя на людей, стал наигрывать старую нэпманскую песенку.
"Купите бублики, гоните рублики…" - подпевал бритоголовый.
Он, должно быть, позабыл слова, потому что все время повторял одно и то же: "Купите бублики, гоните рублики…"
Когда Стельмах закончил, бритоголовый налил большой бокал вина и опять направился к эстраде.
- Разбередил ты душу, - бормотал он. - Спасибо, что разбередил душу… Выпей за наше здоровье, солдат…
- Стельмах! - громко позвал Корепанов.
Стельмах вздрогнул. Он увидел Алексея. Быстрым движением сбросил ремень, положил баян на табурет и, отстраняя назойливого толстяка, пошел к столику, за которым сидел Корепанов.
- Алексей Платонович! Товарищ начальник!
Они поздоровались.
Столик к этому времени освободился, официант убрал посуду.
- Садись, Яша, - предложил Алексей и попросил официанта принести ужин на двоих и бутылку вина.
- Быстро! - добавил Стельмах.
Официант метнулся к буфету, тотчас же возвратился с бутылкой и заработал штопором.
Алексей налил бокалы.
- Выпьем за встречу, Яша!
- За такое дело можно и выпить.
Стельмах ел и все время говорил.