Неделя зимы - Бинчи Мейв 18 стр.


- А нам придется петь песни? Ну, как в ирландских пабах? - осторожно поинтересовался Генри.

- О нет, ни в коем случае, - рассмеялась Чикки. - Конечно, за ужином мы будем подавать вино, но для тех, кого интересует ночная жизнь, существуют местные пабы - там с музыкой все в полном порядке.

- А гости ужинают все вместе?

От Чикки не укрылся подтекст, спрятанный в вопросе.

- У нас соберется одиннадцать или двенадцать человек, и все будут ужинать за одним столом, но я приложу максимум усилий, чтобы совместные ужины не превратились в испытание выносливости для гостей. Перед тем как открыть собственный отель, я много лет работала в пансионе. Обещаю, что мы никого не будем принуждать к веселью насильно, можете мне поверить.

Они поверили - и сразу же забронировали комнату.

Родители Генри очень обрадовались.

- Никола сообщила, что у вас появились кое-какие планы, - сказала мать. - Мы совсем не хотели на вас давить; она сказала, что вы сами подумывали об отпуске.

- Не волнуйся, мама, вы тут ни при чем, - солгал он.

Родители Николы были удивлены.

- В Ирландию? - недоумевали они. - А что не так с Британией? Есть тысячи мест, где вы еще не были.

- Так решил Генри, - на ходу сочинила Никола.

Больше эта тема не поднималась - ее родители действительно слегка побаивались своего зятя.

На самолете они долетели до Дублина, а потом пересели на поезд и двинулись на запад. За окном бежали поля, мокрые от дождя коровы и городки с незнакомыми названиями, написанными на двух языках. Они чувствовали себя так, словно оказались за границей, хотя все вокруг говорили по-английски.

Автобус до Стоунбриджа действительно подъехал к станции, как только прибыл поезд - в точности как и говорила Чикки Старр. Она обещала встретить их на автобусной остановке и отвезти в отель на машине.

- Как мы вас узнаем? - обеспокоенно спросил Генри.

- Я сама узнаю вас, - ответила миссис Старр.

Так и произошло.

Она оказалась миниатюрной женщиной, которая приветственно помахала им рукой, а потом усадила в машину и, развлекая приятной беседой, повезла в Стоун-хаус.

Дом выглядел точно так же, как на фотографии в Интернете. Квадратной формы, он стоял в конце засыпанной гравием подъездной дорожки. Солнце садилось, и окна полыхали в закатных лучах. На одном из подоконников, свернувшись в крошечный черно-белый клубок, сидела симпатичная кошка; из клубка торчали только уши да лапы.

Сразу за домом тяжелые волны в хлопьях белой пены разбивались о темные прибрежные скалы - зрелище было величественное и умиротворяющее одновременно.

Чикки угостила Генри и Николу чаем с лепешками, а потом проводила в приготовленную для них спальню; там оказался небольшой балкончик с видом на океан.

Она не задавала никаких вопросов об их жизни или о причинах, заставивших выбрать именно этот отель. Единственное сделанное ею замечание касалось остальных гостей - некоторые из них уже прибыли и, похоже, все они очень милые люди. Генри с Николой прилегли на кровать и задремали. Сиеста в пять часов пополудни! Этого они себе не позволяли уже много лет.

Если бы не мелодичный перезвон гонга, они бы так и проспали до самого утра. Генри и Никола, не торопясь, спустились вниз познакомиться с другими гостями. Первым их внимание привлек американец по имени Джон: его лицо показалось им очень знакомым, хотя они не сразу поняли, кто он такой. Он сказал, что приехал, подчинившись внезапному порыву, так как опоздал в аэропорту Шэннон на самолет. Рядом с ним за столом сидела бойкая медсестра по имени Винни - она путешествовала с подругой, женщиной постарше, Лилиан. Обе были ирландками и, похоже, не слишком ладили между собой, хотя с остальными гостями вели себя очень приветливо. Еще там была Нелл, молчаливая пожилая дама с пристальным взглядом, державшаяся немного особняком, и молодой швед, имени которого они не расслышали.

Еда оказалась потрясающей, рекомендации, касающиеся прогулок - самыми подробными. Никто не собирался играть на скрипке или аккордеоне или распевать ирландские песни. После того как племянница миссис Старр Орла убрала со стола, гости стали расходиться по своим комнатам, не вдаваясь в долгие разговоры и прощания на ночь. Поднявшись в спальню, Генри и Никола готовы были поздравить себя с удачным выбором - однако из осторожности воздержались. В последние несколько лет удача столько раз ускользала от них.

Боясь спугнуть ее, они обменялись от силы парой реплик, а потом легли и сразу же глубоко заснули, и грохот волн, разбивающихся о скалы, их ничуть не тревожил, а наоборот, убаюкивал.

На следующее утро задул штормовой ветер, стремительно разгоняя на небе облака; проснувшись, Генри с Николой подумали, что чего-чего, а свежего воздуха у них будет хоть отбавляй. Отношения с остальными гостями у них установились приязненные, но не слишком тесные, чтобы опасаться неуместных вопросов. Когда на следующий вечер пропали Винни и Лилиан, Генри хотел присоединиться к поисковой партии на случай, если женщинам понадобится медицинская помощь, но миссис Старр попросила их с Николой остаться дома - вдруг те самостоятельно вернутся назад. Местный доктор Дэй Морган уже предупрежден и дожидается у себя в кабинете.

- Дэй Морган? Имя не очень-то ирландское, - заметил Генри.

- Нет, он приехал из Уэльса. Временно заменить местного доктора Барри, когда тот заболел. Это было тридцать лет назад. Бедняжка доктор Барри умер, и Дэй решил остаться. Вот так просто.

- А почему он так решил? - спросила Никола.

- Потому что все здесь его полюбили. И любят до сих пор. Дэй и Энни прекрасно прижились. У них родилась дочка Бетан, которой у нас очень нравится. Кстати, она тоже выучилась на врача, можете себе представить?

На следующий день Дэй Морган заглянул в Стоун-хаус, чтобы удостовериться, что несколько часов, проведенных в пещере, не сказались на здоровье Винни и Лилиан. Чикки угостила его кофе за большим кухонным столом и оставила наедине с Генри и Николой, которые в то утро спустились к завтраку последними.

Доктор оказался крупным широкоплечим мужчиной за шестьдесят с приветливой ободряющей улыбкой.

- Чикки сказала, мы с вами коллеги, - заметил он.

Супруги сразу же насторожились. Меньше всего им хотелось сейчас рассказывать о том, чем они занимались раньше или как поднимались по служебной лестнице. Но и грубить этому симпатичному мужчине не хотелось тоже.

- Это правда, - ответила Никола.

- Расплата за грехи, - пошутил Генри.

- Ну, бывают профессии и похуже, - усмехнулся Дэй Морган.

Они вежливо улыбнулись в ответ.

- Я буду скучать по здешним местам, - внезапно сказал он.

- Вы уезжаете? - Вот так сюрприз… Чикки ничего об этом не говорила.

- Да. Решил на этой неделе. Моя жена Энни больна. Диагноз уже подтвержден. Она хочет вернуться назад, в Суонси. Там живут ее сестры и мать - старушка скачет, как блоха, хотя ей далеко за восемьдесят.

- Мне очень жаль, - сказала Никола.

- Все действительно так плохо? - спросил Генри.

- Ей осталось несколько месяцев. Мы проконсультировались с несколькими специалистами, к сожалению, ошибки быть не может.

- И как она к этому отнеслась?

- О, Энни - настоящий бриллиант. Она прекрасно держится. Никаких слез, никаких трагедий - она просто хотела бы провести это время с семьей.

- А потом? - спросил Генри.

- Я знаю, что не смогу вернуться сюда. Стоунбридж стал нашим домом. Без нее здесь все будет не так.

- Вас тут любят. И как человека, и как врача, - сказала Никола.

- И я люблю это место, но один здесь жить не смогу.

- Когда же вы уезжаете?

- Перед Рождеством, - просто ответил он.

Генри с Николой говорили о докторе, сидя в пабе на холме, в двери которого время от времени заглядывали овцы со смешными черными мордами. Как странно, что доктор с женой забрались так далеко от дома, пустили здесь корни, прожили много лет, а сейчас решили вернуться назад.

Они говорили о нем, пока шли по длинному пустому пляжу, где не было никого, кроме них. Почему доктор Дэй решил остаться в этом маленьком, уединенном городке, не зная ни своих будущих пациентов, ни их семей?

Они говорили о нем вечером в своей спальне под шум волн, разбивающихся об утесы.

- Ты понимаешь, что на самом деле мы говорим не о докторе? - спросил жену Генри.

- Да, мы говорим о себе, а не о нем. Смогли бы мы обрести мир в местечке, подобном этому, как сделал он?

- Да, ему это удалось, но удастся ли нам?

- Я думаю, что должно найтись место, где мы могли бы прижиться, делать что-то, а не пытаться вписаться в систему. - В глазах Николы светилась надежда.

Генри наклонился и взял лицо жены в ладони.

- Я очень тебя люблю, Никола. Хелен была права. Я очень счастливый человек и у меня счастливая жизнь - все потому, что ты со мной.

С каждым днем они все больше ждали очередной беседы с Дэем Морганом. Ему, похоже, тоже нравилось их общество. Они не заговаривали с ним о болезни жены, понимая, что любые утешения в данном случае прозвучат фальшиво. Супруги стали общаться более откровенно, не так настороженно, как при первой встрече. Со временем они поделились с ним своими надеждами найти какое-то место, где смогли бы приносить людям пользу - как это делал он.

- О, я много всего упустил, - вздохнул доктор Морган. - Если бы можно было повернуть время вспять, я многое изменил бы.

- Что, например? - Вопрос Генри не был продиктован любопытством: он искренне хотел знать.

- Нашел бы управу на одного бугая из коттеджей за городом. Меня дважды вызывали туда: он говорил, что у Бриджит, его жены, какие-то головокружения. Один раз она упала с лестницы, второй - из машины. У нее были ушибы и переломы. Мне показалось, что он ее избивает. Он мне не нравился, но что я мог поделать? Жена клялась, что упала. На третий раз мои опасения подтвердились, но было слишком поздно. Она умерла.

- Боже мой… - выдохнула Никола.

- Да уж. Где был этот самый Бог, когда ублюдок набросился на нее в третий раз? Я не заявил в полицию, потому что у меня не было никаких доказательств, - только моя интуиция. Я не стал на нее полагаться и вот результат - Бриджит больше нет.

- Но потом вы дали делу ход? - в глазах у Николы стояли слезы.

- Я попытался, но семья Бриджит была против. Ее собственные братья и сестры сказали, что не допустят, чтобы имя покойной было опорочено. Пускай покоится в мире, как возлюбленная жена и счастливая мать, иначе получится, что ее жизнь не имела смысла. Я не мог этого понять. До сих пор не понимаю. Однако если вернуть все назад, я не стал бы молчать еще в первый раз.

- А что случилось с ним? С ее мужем?

- Он остался здесь и жил дальше. Пролил немного крокодиловых слез, пару раз вспомнил о своей "бедняжке Бриджит". А потом женился на другой, только она оказалась совсем не такой покладистой, и стоило ему раз поднять на нее руку, тут же заявила в полицию. Его судили за избиение. Он отсидел полгода и с позором уехал из Стоунбриджа. Семья Бриджит списала все на его скорбь по покойной жене. Такой вот результат. - Лицо у доктора стало мрачным.

- Вы часто вспоминаете о том случае? - спросила Никола.

- Раньше вспоминал чаще. Каждый день, проходя мимо кладбища, где похоронена Бриджит. Каждый, глядя на их дом, я видел ее словно наяву - как она клялась мне, что упала с лестницы. Но потом Энни сказала, что эти воспоминания мешают мне жить дальше, что я не смогу помогать другим людям, если их не преодолею. Так что я сделал над собой усилие и в каком-то смысле смог избавиться от них.

В ответ на его слова супруги кивнули, выражая истинное понимание и сочувствие, и доктору казалось, что они сами переживают нечто подобное.

Он осторожно добавил:

- Энни сказала, что я слишком много на себя беру. Считаю любые проблемы своими проблемами, любые события - результатом своего вмешательства. Или невмешательства. А ведь есть масса прочих обстоятельств: тот бугай, например, всю жизнь был жестоким ублюдком, скорым на расправу, но его жена все это терпела. Я что, ангел мщения, которому дано право судить? И я согласился с ней.

- Вы простили себя? - спросил Генри.

- Дело в том, что тогда случилось еще кое-что. Как-то раз я был у себя в кабинете, и тут ко мне доставили одного из ребятишек О’Хара. Мать сказала, что у него разболелся живот и началась рвота. Потом он стал сонливым, поднялась температура. Я сразу заподозрил менингит и позвонил в госпиталь. Они сказали, надо как можно быстрее привезти ребенка к ним. У нас не было времени дожидаться "скорой"; я спешно посадил мать с ребенком к себе в машину и помчался в город. Я гнал изо всех сил - в госпитале нас уже ждали. Ребенку сделали анализы, сразу же начали вводить антибиотики, и нам удалось его спасти. Сейчас это здоровенный парень и, кстати, не дурак выпить. Но очень славный. Он обожает своего младшего брата Шэя. Отлично заботится о нем. Каждый раз, когда я прохожу мимо, он говорит: "Вот идет человек, который спас мне жизнь", - а я прошу его назвать хоть одну причину, по которой это должно меня радовать. Но я знаю, что действительно его спас, и это все меняет.

- Я уверена, что этот случай не единственный, - сказала Никола.

- Может и нет, но то было искупление, в котором я так нуждался.

В тот вечер, сидя у себя в спальне в ожидании гонга к ужину, Генри и Никола вспоминали слова доктора Дэя.

- Искупление… Возможно, это именно то, чего ищем и мы с тобой, - сказала она.

- Что же, попросим его у Санта-Клауса.

В его словах не было цинизма. Генри искренне улыбнулся и взял жену за руку.

К ужину они спустились первыми.

Чикки и ее племянница Орла готовили для гостей поднос с напитками. Они говорили о чем-то серьезном.

- Но что они могут сделать, Чикки? Приковать его цепью к кровати?

- Нет, но они не должны позволять ему разгуливать по ночам.

- И как его остановить? Он все равно сбежит…

Заметив Генри и Николу, они сразу замолчали. Чикки строго придерживалась профессиональной этики: домашние вопросы никогда не обсуждались при гостях. Жизнь в отеле текла спокойно и плавно, но за этим стояли труд и тщательная подготовка. Чикки с Орлой поинтересовались, как супруги провели день. Они вынули с полки справочник по диким птицам, чтобы отыскать в нем гуся, попавшегося Генри с Николой во время прогулки по заболоченным лугам у озера. У гуся были розовые лапки и большой оранжевый клюв.

- Думаю, это серый гусь, - сказала Чикки, перелистывая страницы Птиц Ирландии. - Смотрите, такой?

- Да, - кивнули супруги.

- Они прилетают к нам из Исландии. Только представьте!

- Как здорово было бы знать о птицах столько, сколько знаете вы. - Никола немного завидовала Чикки и ее такому искреннему восхищению.

- О, я всего лишь любитель. Мы-то надеялись пригласить сюда настоящего знатока. Поблизости живет один парень, Шэй О’Хара; он каждую птицу, пролетающую по небу, знает до последнего перышка. Правда, у нас ничего не вышло.

- А ведь ему это могло бы пойти на пользу. - Орла печально покачала головой.

Чикки поняла, что должна дать гостям какое-то объяснение.

- Видите ли, Шэй в последнее время сам не свой. У него депрессия. Никто не может до него достучаться. Остается надеяться, что это пройдет само собой.

- Депрессия у молодых - это очень серьезно, - сказал Генри.

- Да-да, я знаю, и доктор Дэй тоже в курсе, но Шэй не хочет принимать лекарства или посещать психотерапевта. Он вообще никого не слушает, - вздохнула Чикки.

В кухне начали собираться остальные гости и беседа прервалась.

Никола сидела рядом с импозантным американцем, который по-прежнему называл себя Джоном; оказалось, он завел себе нового друга, местного чудака по имени Фрэнк Хэнратти. На своем ярко-розовом фургоне тот свозил Джона в горы, где жил один кинорежиссер, удалившийся от дел много лет назад. Им оказался очень симпатичный и приветливый джентльмен, угостивший их крапивной похлебкой.

- Он вас узнал? - неосторожно поинтересовалась Никола.

До сих пор за столом ни разу вслух не говорили о том, что Джон на самом деле киноактер - большая знаменитость.

Джон воспринял ее вопрос спокойно.

- Да, он был очень любезен. Сказал, что знает мои работы. Удивительный старик. Он держит кур, разводит пчел. И у него есть коза. А в доме полно книг; по-моему, это самый счастливый человек из всех, кого мне довелось знать.

- Потрясающе! - задумчиво отозвалась Никола. - Как, наверное, хорошо быть счастливым.

Джон бросил на нее острый взгляд, но ничего не сказал.

Перед тем как лечь в постель, супруги вышли на улицу подышать воздухом. Орла уже садилась на свой велосипед, чтобы ехать домой.

- Вам здесь не надоедает? - спросил ее Генри.

- Нет, я ужасно скучала по Стоунбриджу, когда жила в Дублине. Некоторым наши виды кажутся печальными. А мне - нет.

- Как насчет того юного любителя птиц, о котором вы говорили? Ему они тоже кажутся грустными?

- Шэю все кажется грустным, - ответила Орла и покатила домой.

В три часа утра Генри и Никола проснулись от птичьего крика. Однако было еще слишком рано для обычного рассветного хора или утренней переклички чаек. Может, какая-то больная птица попала к ним на балкон?

Они встали и подошли к окну.

На фоне залитого луной океана четко выделялся силуэт подростка в свитере, который стоял, обхватив себя руками за плечи, с запрокинутой головой, и громко рыдал.

Скорее всего, это и был Шэй. Шэй, которому все кажется грустным.

Не сговариваясь, они схватили свои куртки, сунули ноги в ботинки и вышли на лестницу. За дверью их встретил холодный ночной воздух.

Глаза юноши были крепко закрыты, лицо скривилось. Он рыдал, приговаривая что-то, но они не могли разобрать ни слова. Он весь дрожал, худенькие плечи поникли от отчаяния. Шэй стоял в опасной близости от края утеса.

Они осторожно двинулись в его сторону, разговаривая между собой, чтобы их появление не стало для него неожиданностью.

Юноша открыл глаза и увидел их.

- Вы все равно меня не отговорите, - сказал он.

- Знаю, - согласился Генри.

- Правда?

- Ну конечно. Я и не собираюсь тебя отговаривать. Если ты не сделаешь этого сейчас, то сделаешь завтра или на следующей неделе. Я это знаю.

- Тогда зачем вы пытаетесь меня остановить?

- Остановить? Мы об этом даже не думали. Правда, Никола?

- Само собой, нет. Каждый человек имеет право делать то, что хочет.

- А что вы тогда тут делаете?

Его широко распахнутые глаза были полны ужаса, по телу пробегала дрожь.

- Хотели спросить тебя про серого гуся. Мы видели его сегодня. В книге написано, они прилетают из Исландии.

- Нет ничего удивительного в том, чтобы увидеть серого гуся. Их тут полным-полно. Вот если вам повезет наткнуться на снежных гусей, это будет событие, - сказал Шэй.

- Снежных? Они тоже прилетают из Исландии? - Никола медленно обходила подростка сбоку, стараясь беззаботно глядеть вдаль, будто надеясь рассмотреть в свете луны снежного гуся.

Назад Дальше