В деревянной части стены имелось большое количество узких пазов, образующих полки, в которых была размещена, как представлялось, неисчислимая коллекция превосходных цветных открыток, купленных в европейских музеях. Репродукции картин и скульптур были закатаны в тонкий пластик. Эдис потерла рукой одну такую репродукцию, изображавшую благородного идальго эпохи Ренессанса в профиль, его чудовищно крючковатый нос делал ее больше похожей на карикатуру. Пластиковое покрытие позволяло мыть открытки. Эдис подняла репродукцию и повернулась к Кимберли:
- У него действительно был такой нос?
- У Федерико, герцога Монтефельтро? - Кимберли взял репродукцию из ее рук и поднес к свету.
Благородный идальго смотрел влево, он был одет в красную тунику и простую красную шапку, нахлобученную на коротко подстриженные, кудрявые черные волосы.
- За ним, должно быть, изображен город Урбино. Делла Франческа обычно всегда обращал внимание на такого рода вещи.
- А этот нос…
- Это его нос. Этот Федерико был отличным парнем. Поддерживал дюжины поэтов, скульпторов, писателей, художников. А у тебя в платежной ведомости только один несчастный скульптор. Я купил эту репродукцию в галерее Национале делла Марче. Когда-то это был дворец Федерико, его построили в середине пятнадцатого века. Великий человек.
- Это все ты собрал?
Кимберли покачал головой.
- Масса людей годами делала свой вклад. Понимаешь, эта квартира никогда не пустовала. Она слишком хороша и недорога, чтобы тот, кто способен оценить подобное, упустил ее. Поэтому она всегда была в руках таких чудаков, как я.
Он снова захохотал. Потом начал менять место для репродукции герцога Монтефельтро, и это привело к тому, что пришлось поменять местами все остальные репродукции, пока, в конце концов, он не пристроил герцога у стены, ближе к окну.
- Вот здесь, - сказал он.
- Так лучше, - заметила Эдис и обняла его за талию. - Определенно лучше.
- Ты даже можешь понять разницу, - сказал он, продолжая смеяться, - я никогда не мог.
Кимберли повернулся к ней и снял с нее жакет. Она сняла с него пиджак и аккуратно повесила оба на спинку кресла. Потом она расстегнула юбку, вынырнула из нее и повесила на подлокотник.
- Я могу оставаться до половины шестого, - сказала она. - Или до пяти, если ты хочешь отвезти меня в местный магазин, чтобы купить местную одежду.
- Или раньше, если придет кто-нибудь из моих соседей по квартире и найдет дверь на цепочке.
- А разве он не может, как джентльмен, взять и уйти?
- Джентльмен? - Он снял брюки и аккуратно повесил их на другой подлокотник. - Один из них - художник, а другой снимает фильмы на шестнадцатимиллиметровую пленку. Лучшее, на что мы можем рассчитывать, так это что ни один из них, открыв дверь, не примется рисовать или снимать нас.
- Очень неортодоксальное поведение, - сказала Эдис, расстегивая свою бледно-желтую блузку и выглядывая место, куда бы можно было ее повесить.
- Они дадут нам несколько минут, чтобы мы оделись, а потом вернутся и начнут барабанить в дверь. Дай сюда.
Кимберли взял у нее блузку и очень аккуратно положил на кресло. Потом он присел перед ней на корточки и снял с нее туфли и чулки. И начал целовать ее бедра.
- Значит, у нас всего лишь около часа.
Кимберли поднял голову.
- Что?
- У нас нет другого варианта, и значит, - сказала она, снимая пояс с подвязками, - я должна поблизости снять маленькую квартиру.
Глава сорок пятая
"Дорогой Билли Бинбэг" - так начиналось письмо.
Типпи обратила внимание, что автор писал почти без наклона и обязательно ставил точки над "i". Бумага была плотной, с кремовым оттенком. Она провела пальцами по напечатанному адресу и убедилась, что буквы выпуклые. Потом она посмотрела на свет, чтобы убедиться, есть ли на бумаге водяные знаки. Она поняла, что держит в руках дорогую почтовую бумагу, изготовленную на заказ.
"Дорогой Билли Бинбэг, - начиналось письмо, - может ли быть так, чтобы радиоволны различных программ, но только не вашей, это я хочу сразу подчеркнуть, приносили вред здоровью? Я прекрасно знаю, что ведущие на радио работают под определенной защитой, дабы избежать излишнего контакта с электромагнитными излучениями.
Я понимаю, что все, что я пишу, похоже на письмо сумасшедшего, но все дело в том, что мой сосед слушает одну программу так же часто, как я слушаю вашу. Я пробовал протестовать, но без толку. Однако должен сказать, что в последнее время у меня иногда начинают болеть нижние конечности. Кроме того, моя урина стала красноватого оттенка и заметно уменьшилась половая потенция.
Я понимаю, что все это похоже на письмо от чокнутого, но…"
Типпи открыла выдвижной ящик шкафа, где хранились разные файлы, и положила письмо в папку с надписью "Чокнутые".
В этот момент дверь ее офиса резко отворилась - прибыл босс.
Было бы нечестно по отношению к Билли Бинбэгу или к тому, кем он себя мнил, характеризовать его прибытие простым глаголом "пришел". Типпи как-то пыталась найти нужные слова, дабы точно описать факт его прибытия. Ей всегда казалось, что он торжественно сходит с какого-то межгалактического летающего объекта! Его появление всегда становилось событием, каждый его приход потрясал.
- Кто такой Бакстер Барфбег? - прохрипел босс.
Типпи взглянула на него. Он выглядел, как обычно, - маленький, толстенький и потный. Его крохотные голубые глазки были расположены очень близко друг к другу, сальное бледное лицо совершенно было лишено растительности. Его губы - рот порочного купидона - были похожи на двух червяков, которые всегда мокры после занятий любовью.
- Я не знаю, - ответила Типпи, чувствуя себя лишним свидетелем состязаний менестрелей. - Кто такой Бакстер Барфбег?
- Разве не ты занимаешься почтой моих почитателей? - поинтересовался Билли Бинбэг.
- Вы же знаете, что я.
- Этот Бакстер Барфбег избегает проверки. Он, наверное, доставляет мне свои письма почтовой каретой. У него личная служба доставки, его посыльные вылавливают меня и передают послания. Ну-ка, посмотри!
Он сделал шикарный жест, как будто рассыпал мелкие деньги перед бедняками, и бросил гигиенической пакет с эмблемой Американских авиалиний на середину стола Типпи. Пакет шлепнулся на стол с противным звуком.
- Ouvrez, s’il vous plait, - скомандовал Бинбэг.
Типпи с отвращением дотронулась до свертка.
- Может, не стоит?
- А почему нет? Ты что, усмотрела в моем поведении какие-то намеки по поводу содержимого этого пакета? Может, учуяла миазмы?
Типпи открыла пакет и увидела дерьмо. Она сморщила нос и быстро закрыла пакет.
- Спасибо, мне только этого не хватало.
- На прошлой неделе я получил пакет "Юнайтед эйрлайнс", где лежали сердце и легкие цыпленка или, может, потроха индейки. Все равно гадость какая-то!
Бинбэг достал карточку из кармана своего пламенно-оранжевого жилета и бросил ее на стол Типпи.
- Читай.
Типпи взяла карточку.
"Я люблю всех, Билли Бинбэг", - было написано детским почерком синими чернилами.
"Я люблю любовь, люблю все вещи и существа, которые создал Бог и человек".
Далее стояла подпись: "Бакстер Барфбег" - красными чернилами.
- Понимаю, - сказала Типпи.
- А я нет! - Бинбэг подошел к столу. Он шагал так грузно, что стеклянные стены ее конторки начали звенеть. - Я не понимаю, за что я тебе плачу, если этот ублюдок Барфбег может присылать мне свои подарочки с выражением любви, когда только ему приспичит?
- Может, это не он?
- Я уже думал об этом. Если это женщина и у нее случится выкидыш, я, вероятно, получу все, что осталось от ребенка, в двух пакетах.
Он полез в карман своего пиджака в огромную клетку и швырнул Типпи сложенный лист бумаги. Листочек ударил ее по губам и упал на стол.
- Проверьте, чтобы оператор приготовил эти диски для сегодняшнего шоу, - сказал ей Бинбэг и вышел из комнаты.
Губы Типпи зачесались там, где их коснулся лист бумаги. Она взяла правой рукой лист и начала его просматривать. На нем были напечатаны десять названий пластинок примерно шести разных групп. Ни одну из групп она не вспомнила, но все они были фаворитами Билли Бинбэга. Он настолько часто выпускал их в эфир, что Типпи была уверена - компании, выпускающие диски, платили ему щедро. Она даже не поленилась проверить названия компаний, разузнала, кому они принадлежат.
Типпи опять почувствовала, как у нее чешется губа. Она взяла трубку и позвонила секретарю Бинбэга.
- Сам уже пришел? - спросила она.
Билли Бинбэг был настолько своеобразным, что все местоимения мужского рода в отношении его отпадали и заменялись такими определениями, как "Сам", "Билли-бейби", "Сказочный Боб" или "Эль Бино". Когда Билли Бинбэг вел себя нескромно, его называли громадина-орясина, Билли-бой, сильные ветры, Бейби-куколка. Он сам достаточно свободно пользовался этими титулами, но иногда невольно или нарочно все смешивал в одну потрясающую величальную. Как-то Типпи слышала, как он в эфире назвал себя "Бин-Тин - трахалка", но большинство из его подчиненных называли его "Сам".
- Сам только что явился, - ответила секретарша. - Ворвался как бешеный. Что, опять прислали мешок дерьма?
- Он только что был у меня и разрешил покопаться в этом пакете. Он сейчас здесь?
- Momentito, соединяю тебя с самим Эль Бинеринорачо!
Послышался щелчок, гудок и еще два щелчка.
- Ну? - это был голос самого Бинбэга.
- Проверяю, - ответила ему Типпи. - Сегодня три раза прозвучит Стейси Нова и Джойнт Венчерс, верно?
- И что?
- А Флеш Калорд Бэндэйд будет звучать сегодня два раза?
- Да.
- И вы хотите, чтобы старый диск Литтл Греббера и Систер-лаверс звучал вместе с его последней пластинкой?
- Да.
- Ну что ж, раз вы сами так решили. - Типпи беспомощно пожала плечами. - Я просто хотела сказать, что эти диски звучали на прошлой неделе и неделю назад. И еще…
- Так что?
У Типпи закружилась голова, и она слегка отвлеклась от темы.
- Я хочу сказать, что… существует… ну, это… и другие. - Ей уже не хотелось ничего говорить. Она снова взглянула на третий номер в списке: "Кантри бой" в исполнении Биг Биг Лиз и Клит-Клэтс.
- Еще что? - спросил ее Билли Бинбэг.
- Я просто подумала… - Типпи опять умолкла. Она услышала, как босс бросил трубку.
Типпи медленно встала и поплелась в архив записей. Она взяла с собой список. Типпи так странно чувствовала себя, ей казалось, что она парила в воздухе, как будто ее тело ничего не весило. По пути в архив ей казалось, что стены коридора слегка сжимаются. Они наплывали на нее, но в холле стали широкими, как огромная авеню. Типпи так сильно сжала зубы, что они заскрипели. Она распахнула дверь архива.
- Бинбэг требует записи для сегодняшней передачи, - сказала она, подавая список служителю. Пока он читал, Типпи рассматривала гнойнички под его левым глазом. - Они у вас есть?
- Конечно, - ответил он.
- Я хочу послушать номер три.
- Конечно.
Он быстро перебрал кипу пластинок, потом нашел диск и поставил его на проигрыватель. Он включил усилитель и приготовил головку так же профессионально, как это делали настоящие виртуозы звукозаписи, за которыми он постоянно наблюдал. Пластинка стала вращаться.
Песня началась сразу же тяжелым стуком ударных. Типпи она показалась похожей на музыку, под которую раздеваются стриптизеры.
"Деревенский парень из Голландии", - начал низкий густой хрипловатый голос. Некоторое время Типпи думала, что это голос мужчины, но потом решила, что Биг Лиз должна быть женщиной, просто у нее сильная простуда.
Деревенский парень из Голландии
Как-то приехал в город.
Он увидел, как что-то текло из дырки
И начал орать: - Эй-эй-эй! -
Он сунул туда свой палец
И засунул его очень глубоко.
Он все его засовывал и засовывал, пока ему не стало больно.
Он засунул его в плотину и пел все время…
Считай… мальчик, который спрыгнул с дерева.
Пой…
Считай… мальчик, который спрыгнул с дерева.
Пой…
Считай… считай… деревенский парень.
Эй, деревенский парень, расскажи мне, на что это все похоже.
Эй, деревенский парень, чей палец засунут в плотину.
Пой…
Считай… мальчик, который спрыгнул с дерева.
Пой…
Типпи закрыла за собой дверь и пошла обратно по коридору. Теперь он не качался у нее под ногами, но на выложенном плитками полу были какие-то трещины и странные волны. Под ней все колебалось. Ее губа продолжала чесаться там, куда ударил Билли Бинбэг.
Она, словно слепая, врезалась в дверь своего офиса, и та открылась под нажимом ее груди. Она присела на кончик стола и уставилась в пол, крутящийся под ногами, потом она села в кресло и вскрыла следующее письмо.
"Дорогой Билли Бинбэг, - начиналось письмо, написанное корявым почерком. - Я тебя люблю, радость ты моя! Я тебя обожаю, дорогой мой, ты принадлежишь мне. Я молюсь о тебе день и ночь в своей келье, и я…"
Чернила расплылись огромной кляксой. Все вокруг потемнело. Она услышала лишь небольшой шум, когда ее подбородок коснулся стола, ударившись о поверхность. Послышался шум какой-то струи, как будто лилась кровь из мертвого сердца цыпленка или какой-то другой птицы. А потом наступила тишина и темнота.
Глава сорок шестая
На Пятой авеню за огромными окнами офиса Палмера постепенно темнело. Палмер стоял, наблюдая, как текут потоки машин, как они сливаются воедино и рывками двигаются вперед, собираются вместе и застывают без движения, а гудки и сигналы разрывают на куски мир и тишину вечера.
Он медленно вернулся к столу. Комната была длинной. Он как-то решил, что не станет целый день сидеть за столом, а будет прохаживаться по кабинету и тогда ему, может, удастся с девяти до пяти часов прошагать примерно десять миль.
Он взглянул на кипу бумаг в стопке "исходящие". Это результаты послеобеденного труда. Бумаги заберут через несколько минут, как уже произошло в обеденное время с теми, что он просмотрел утром.
Его корзинка для "входящих" была пуста, что выглядело странно.
В этот момент мисс Зермат вошла в кабинет. Она всегда входила сюда по своей методе - задом. Она не могла сделать иначе - ее руки были всегда полны кипами бумаг, которыми предстояло заниматься ему. Кстати, нужно связаться с этим Спитцером, автором запомнившихся ему теоретических выкладок насчет вышивки бисером.
- Сейчас уже шестой час, мисс Зермат.
Он с ужасом увидел, что она принесла огромное количество новых бумаг, которыми ему предстоит заняться.
- Надеюсь, ничего срочного?
- Самые обычные бумаги, мистер Палмер.
Она все вывалила в корзинку "входящие". Потом забрала "исходящие" и вышла из комнаты. Казалось, она не обратила внимания на реакцию Палмера.
Он снова уселся за стол, хотя и не собирался заниматься новыми поступлениями. Это на завтра. Он хочет пойти домой, поужинать, поговорить с Эдис и детьми, провести спокойный вечер, почитать книгу, рано лечь спать и хорошо выспаться. Его жутко расстроил тот факт, что бисер, которым он должен был назавтра вышивать красивым узором, уже принесен и теперь его придется метать. Но пусть вылежится. Бисера становилось слишком много, стол был завален. Никому нет дела до того, что он устал, что ему надоело работать.
Палмер продолжал сидеть и смотреть на корзинку "входящие". Он взял всю пачку бумаг и красным фломастером прочертил продольную линию. Крохотная красная точка отпечаталась на краю каждой страницы. Потом Палмер вышел из кабинета, быстро прошел вдоль почти пустого коридора. Он разделил все бумаги на пять неравных кучек и оставил каждую из них в разных офисах в корзинах "входящие".
Он вернулся к себе в кабинет, никто не заметил его выходки. Постоял в дверях. Он ждал, чтобы кто-то окликнул его. Чтобы кто-то увидел, как он нагло нарушил выработанную годами систему.
Через двадцать четыре часа Палмер убедится, что некоторые из этих бумаг уже побывали в работе и работа с ними проведена так же хорошо, как он это смог бы сделать сам. А мог быть и другой вариант: бумаги снова окажутся на его столе, он поймет это по незаметной красной метке. Впрочем, вернутся лишь немногие из них. Он разбросал бумаги по разным офисам без всякой логики, в этом был ряд положительных моментов.
Он увидел, что уронил одну из бумаг, наклонился, поднял ее с пола. Это был плотный пакет сероватого цвета, содержавший приглашение на ужин, который давал какой-то банк в честь своего президента, уходящего в отставку. Чистой воды формальность. Почему вдруг какой-то банк пожелал пригласить Палмера к себе на прием? Может, они боялись его и ЮБТК?
Он вернулся к своему столу и собрался было бросить приглашение в мусорную корзину, но заметил, что на нем было написано - "Пожалуйста, дайте ответ". Он сел за стол и уставился на приглашение.
Джинни Клэри, возможно, будет там, потому что это по ее профилю. Он поправил себя, не "возможно", а обязательно, она непременно будет на этом обеде.
Он открыл записную книжку и обнаружил, что в этот день свободен.
Глава сорок седьмая
"Тандерберд" Гарри Клэмена стоял у тротуара перед зданием, где находился офис радиостанции. Для этого времени года сегодня было прохладно, но по лбу и щекам Гарри катились капельки пота. Несколько более крупных капель собрались у него в ямочке подбородка, похожей на впадину. Он промокнул лицо носовым платком. Но не переставал следить за прохожими.
Частный детектив первым заметил Гарри.
Открыв дверцу "тандерберда", сел рядом с ним.
- Я вовремя прибыл, - пробормотал он.
Гарри с опаской посмотрел на детектива. Ему порекомендовали этого человека в качестве хорошего и неболтливого специалиста. Рекомендовали весьма высокопоставленные люди. Они сказали, что он может справиться с любой работой. "Он выглядит вполне компетентно", - решил Гарри. Небольшого роста, но весьма крепкий. Он мог бы играть в защите: такими длинными, как у обезьяны, руками легко блокировать любой удар. Плоское лицо похоже на покрытый синяками кусок бекона. Русые волосы, очень коротко подстриженные, похожи на жесткую щетку. Гарри был уверен, что в прошлом этот бандюга влетел на полной скорости в стальную дверь!
- Итак? - спросил он.
Детектив слабо улыбнулся, почти не раздвигая свои плоские бледные губы.
- Я ущучил эту сучку вместе с итальяшкой, - начал он. - У меня есть все, кроме фотографий, но, если нужно будет, я смогу их достать.
- Когда вы сказали, что "ущучили", - прервал его Гарри, - что вы имели в виду?
Он не спеша промокнул платком лоб.
- Я видел, как они встречались почти каждый день. Я записал на пленку их телефонные разговоры. У меня есть свидетель, которому нужно заплатить. Разве этого мало?