- Все уже спят, - прошептала она ему. - А может, такие воспитанные, что притворяются, будто спят. Мама легла полчаса назад, а Селия читает у себя.
- A il pezzo novanta.
Бен присел на край кровати Розали, наблюдая, как она пытается понять итальянскую фразу. Он прекрасно знал, что в детстве она слышала только сицилийский диалект, она никогда не писала и не читала на языке, и поэтому ей было трудно понять те фразы, которые редко употреблялись в обычной жизни.
- Говори по-английски, Бен.
- Милочка, конечно! - Он начал сильно жестикулировать, как это делает итальянский продавец-разносчик. - Il pezzo novanta. Как это называется по-английски? Ну, эта большая шишка!
Розали поморщилась.
- Совсем не смешно…
- Вот как, бейби! А мне смешно видеть такую una bella ragazze, как ты, которая не знает родного языка!
Розали села в кресло за своим письменным столом.
- Если ты имеешь в виду моего отца, то его здесь нет. Он занят.
- Чудесные занятия!
- А почему ты в ресторан не явился?
Бен на секунду сжал губы, потом натянуто улыбнулся.
- На углу началась заваруха. Была полиция, и образовалась такая пробка, что через нее не было возможности пробраться. А когда я пришел, тебя там уже не было.
Розали покачала головой.
- Неправда. Потасовка началась спустя час после того, как мы должны были встретиться.
Бен опять начал жестикулировать, он пожимал плечами, вскидывал руки. Поднял брови и опустил углы рта.
- Прости меня.
Розали кивнула головой.
- Зачем ты пришел сюда?
- За тобой, домой забрать.
- Здесь тоже мой дом, и здесь мне всегда рады.
- Чего я не могу сказать, ко мне здесь относятся иначе, - заявил Бен, поднимаясь на ноги. Он резко развязал галстук и расстегнул рубашку. Здесь всегда было слишком душно.
- Тебе здесь тоже рады, но на ночь тебе оставаться нельзя.
- Прекрасно.
Бен снял пиджак и повесил его на другое кресло. Он зажег сигарету и начал убирать пачку, а потом предложил закурить Розали. И вдруг он вспомнил, что курит Типпи, а не Розали. Он убрал сигареты в карман.
- Это я, Розали, - сказал ему она. - Хватит, Бен.
- Хорошо.
Он сделал глубокую затяжку и открыл окно. Бен смотрел на просторы Пятой авеню. Даже в это время на ней машины, автобусы и такси образовали очередную пробку.
- В этом доме тебе не по себе, верно? - спросила она его.
- Да.
- Почему?
- Мне всегда кажется, что через улицу кто-то сидит у окна и снимает всех, кто сюда заходит и выходит.
- Вполне возможно.
- Меня это нервирует.
- Но дело не в этом, - сказала Розали.
- А в чем?
- Ты нервничаешь из-за…
Она остановилась и на секунду задумалась.
- Ты волнуешься из-за того, что не знаешь, кто же ты такой на самом деле? - закончила Розали. - Мне кажется, что ты сам себе больше не нравишься.
- А ты? - начал огрызаться Бен. - Зато ты в восторге от того, кто ты такая.
- Нет.
- Так в чем дело?
- Я принимаю себя такой, какая есть на самом деле, - сказала Розали. - Я отдаю себе отчет в том, кто мой отец. Ты же стараешься забыть, кто ты есть на самом деле, забыть свое происхождение.
Бен начал было что-то говорить, но потом передумал. Он в последнее время заметил, что Розали перестала болтать, словно трещотка, как она это делала раньше. Просто забыла про телевизор. Читала запоем. А в результате появилась новая, неприятная черта характера: стала говорить достаточно умные вещи. Ему было легко справляться с ней тогда, когда ее мысли перескакивали с одного на другое. Ему это напоминало изображение и информацию на телеэкране. Но с недавних пор она, казалось, научилась или вспомнила, что мысли и их выражение должны быть последовательны. Ему это не нравилось, если не сказать больше.
- Ты ничего не хочешь сказать? - спросила она его.
- Я просто думаю о том, какое ты имеешь право говорить со мной так?
- Бен, не притворяйся и не злобничай! - Розали тихонько засмеялась. - Мне кажется, что тебе настолько на меня наплевать, что и злиться ты не должен. Но меня ты еще интересуешь, потому что, если я замечу у моих детей черты твоего характера, нужно будет немедленно принимать меры.
Бен покачал головой:
- Что ты несешь! Они и мои дети тоже.
- Я не могу позволить, чтобы, когда они вырастут, они возненавидели тебя.
- Прекрати болтать глупости из женских журналов.
- Я никого не цитирую.
- Это все дешевка, которой они накачивают вас, эти идиотские бабские издания, в результате тебе все не так, все плохо. И сразу надо бежать в магазин и покупать себе новую тряпку, или губную помаду, или что-то еще из того, что они рекламируют.
Бен подумал, что Розали обиделась, но не очень. Ничего более циничного никогда она не слыхала.
- Ты что, ни во что не веришь? - спросила она его.
- Только не в такое дерьмо.
- Сегодня на площади были люди, которых избивали за их убеждения. Я не знаю, правильно ли то, во что они верят, но у них есть вера, а у тебя ее нет.
Бен сделал длинную затяжку, чтобы успокоиться, и начал искать пепельницу. Ее не было, и он стряхнул пепел в металлическую корзину для мусора рядом с письменным столом. Он отвернулся от Розали и продолжил наблюдать за пробкой на улице.
- Бен?
- Что?
- Ты что молчишь?
Не отводя взгляда от окна, он сказал:
- Роза, это не диалог из "Ридерз дайджест". Ты говоришь с живым человеком, у которого, не исключено, - неприятности, а не с болваном, о котором они повествуют в журналах! Ты сказала, что я себе не нравлюсь. Это моя забота. Ты сказала, что мне не нравится мое прошлое. Но мы одних корней. И если уж говорить об этом, то говорить вместе. Но ради Христа, оставь меня в покое с этими увещеваниями вроде - "Помоги себе сам!"
- Бен!
- Извини.
Он услышал, как за его спиной Розали заерзала на кресле. Он надеялся, что она больше не выдержит этот слегка философский оттенок разговора.
- Ты думаешь, было легко, - начала Розали, - мне и Селии учиться в школе? Понимать, что исподтишка все девчонки смеются над нами? В лицо они все выглядели приторно-сладкими, потому что папа мог купить и продать их семьи со всеми потрохами. А за нашей спиной они были вредными, жестокими и противными. Но мы не возненавидели свое прошлое.
- Большая разница, когда над тобой издеваются парни или девчонки. - Бен снова сел на край постели. - От хорошей итальянской девушки ждут только одного, чтобы она вышла замуж и рожала детей. Ты это и сделала. С тобой все в порядке, я говорю правду. - Он вздохнул и бросил сигарету в мусорную корзинку. - Но для итальянского парня все по-другому, - продолжал он. - Во-первых, он должен стать таким же мужчиной, каким был его отец. В моем случае это было несложно. Он должен превзойти своего отца. Это тоже было несложно. Хорошо. Что же дальше? Все подвергается анализу и проверке. Он учился в хорошей школе? У него приличная работа? Сможет ли он вернуть те огромные деньги, которые пошли на него? Выплатит ли он все долги с точностью до последнего цента? Успеет ли сделать это при жизни? Довольное ли у него выражение лица, когда он это делает? Правильно ли он одевается, двигается? Хорошо ли он говорит? Может ли появляться в обществе? Вообще-то он динамичный. Как переносит выпивку? Может ли он выразить свои мысли? Никакого акцента? Правильная ли грамматика? Может ли он рассказывать шутки и анекдоты? Как он относится к жене и детям? К родителям? К родственникам со стороны жены? К дядям, тетям, кузинам и кузенам? Уважительно ли он относится к посторонним? Знает ли он, как важно выполнять правила поведения в обществе? Правильно ли он оценивает ситуацию и какие делает выводы? Может ли он принимать правильные решения? Все нужно решать, и ты поднимаешься или падаешь в чьих-то глазах при каждом таком решении. Совсем не важно, что вчера ты был героем. Сегодня можешь стать бродягой. Роза, невозможно жить по таким мерзким порядкам.
- Что за слова и выражения?
Бен начал хохотать. Он на мгновение подумал, что не сможет справиться с этим жутким хохотом.
- Прекрасная Роза! - сказал он, слегка задыхаясь. - Ты задала мне хороший вопрос, и я, как кретин, вывернулся наизнанку и постарался тебе на него ответить. Но тебе не интересны правильные и честные ответы. Тебе нужно, чтобы с тобой разговаривали на приличном языке, правда? Правда?
- Мне не нравится, когда в доме моих родителей разговаривают на уличном языке.
Бен встал.
- Прекрасно, тогда я ухожу!
Розали тоже поднялась.
- Я тебя не выгоняю, Бен. Но мне не нравится, когда ты так выражаешься.
- Хорошо.
Они посмотрели друг на друга.
- Мне жаль, что тебе кажется, что у тебя такая ужасная жизнь, - сказала Розали. - Тебе бы стоило сравнить свою жизнь с жизнью бродяг, с теми, у чьих отцов совсем не было денег. Их родителям было наплевать, чем занимаются сыновья, лишь бы они приносили в дом хотя бы пару монет.
- Ты говоришь о тех детях, которые подрастают и начинают работать на твоего отца?
Он обратил внимание, что глаза Розали вдруг засверкали и стали влажными.
- Да, - сказала она, - они работают на моего отца, но и на твоего отца тоже!
- Ты говорила о тех детях, которые находятся на дне? В самом низу пирамиды? Те, которые работают так, как в жизни не трудились и не хотят трудиться ни мой, ни твой отец?
- Оставь в покое моего отца!
Розали так резко выговорила эти слова, что Бен даже моргнул.
Он уставился в ее влажные глаза с огромными черными зрачками. У нее были прелестные карие глаза.
- Я коснулся больного места, да?
Ее рука взлетела так стремительно, что он сначала почувствовал удар, а только потом увидел движение. Она ударила его резко, но не сильно, поэтому ему было не особенно больно. Бен отступил назад, чтобы она не могла дотянуться до него.
- Ты что, считаешь, что слишком хорош для всех нас? - спросила Розали. Ее грудь вздымалась и опускалась. Ей было трудно дышать от возмущения. - Ты не смеешь находиться в доме моего отца и говорить о нем гадости!
- Слишком хорош для тебя? Правда? - спросил Бен, беря пиджак.
- Все прекрасно понимают, что Бен Фискетти считает, что он слишком хорош для семейства. Все знают, что он женился на девушке ниже себя. Знаменитый герой футбола! Студент-отличник, закончивший учебное заведение. Умница! Не может быть, что его родственники - грязные выходцы из Сицилии, но говорят с таким забавным акцентом!
Бен застегнул рубашку и надел галстук. Он надел пиджак и застегнул его на все пуговицы. Он делал это предельно аккуратно, надеясь таким образом разозлить Розали. Потом он вдруг сказал:
- Я заметил, что кто-то заглядывает в мой большой словарь дома. Миссис Трафиканти не умеет читать, а дети только учатся. Это ты проверяла слова?
- Что, если это так?
- Посмотри еще одно слово "deracinate".
- Я не желаю играть в твои игры, Бен.
Он подошел к двери.
- Это слово имеет два значения - "вырвать с корнями". Ты учила латынь и поэтому можешь это понять.
- И второе значение?
- "Стереть с лица земли".
В комнате воцарилась тишина. Она длилась настолько долго, что Бену стало не по себе. Он не понимал, зачем он это сказал. Просто ему в голову пришло это слово, и он начал говорить, понимая, что ему не следует делать этого. Розали прекрасно его поняла. Он знал, что теперь она сможет со всем справиться, даже лучше него. Но это слово выдало его тайный испуг, а ей не следовало знать об этом.
Глядя на нее, он размышлял, откуда у нее взялись силы, чтобы со всем справиться. Случившееся подтверждало его мысль, что с девицами справляться гораздо легче. И вообще женщинам жилось гораздо проще, у них были эти занудные истины из журналов, и они поэтому лучше разбираются в людях. Бен знал, что женщины существуют в нереальном мире. Они ничего не понимают в том, что происходит в мире настоящем, их это и не интересует. Может, в этом что-то есть?
Наконец Розали отвернулась от него. Она снова села в кресло. Потом сказала ровным голосом:
- Если ты вырываешь свои корни, то просто прекращаешь существование. Разве не так?
- Я сказал совсем не то.
- Я знаю, - тихо произнесла Розали, - это я так говорю.
Бен вышел из комнаты и закрыл за собой дверь.
Глава пятьдесят седьмая
Чуть раньше одиннадцати Палмер закончил свои занятия у себя в кабинете. Несколько минут назад он попрощался со старшими детьми. Миссис Кейдж, которая обычно ночевала у них, ушла, перемыв посуду после ужина. Она поехала на уик-энд в Коннектикут к друзьям. Эдис была в своей комнате. Дом готовился ко сну.
Палмер переписал все чеки физических лиц, которые прошли через его счет в ЮБТК. Миссис Зермат передавала ему все данные на дискете, а он проверял. Все сошлось. Как обычно, большинство чеков были выписаны для получения наличности. Эдис, как правило, оплачивала чеками все домашние расходы. Хотя Палмер мог открыть сколько угодно счетов, он еще давно решил облегчить жизнь себе и банку. У них с Эдис был один общий счет, с которого они при надобности снимали деньги.
Он прошел по третьему этажу в комнату Эдис. Она включила маленький черно-белый телевизор, единственный телевизор в их доме. Дети все время жаловались на отсутствие цвета, и вечером, полностью захватив его, рассуждали о том, насколько лучше выглядела бы та или иная сцена в цвете, вот если бы еще и сам телевизор был больше, не таким крохотным чудовищем. Телевизор был единственной данью семьи Палмера современным средствам массовой информации.
- Если экран больше, с него вещают больше всякой чуши! - спокойно заявил им Палмер. - А цветной телевизор показывает все ту же помойку, только в цвете.
Пока Палмер смотрел, как Эдис переключает программу, ища "Новости", он понял, что он был более строгим отцом, чем был его собственный папаша. Но хотел надеяться, что делал это более осмысленно и справедливо.
Эдис посмотрела на него, но ничего не сказала.
- Ты идешь спать? - спросил он просто, чтобы разбить тишину.
- Я должна посмотреть "Новости".
- Ясно.
Он присел на край стола и молча ждал, пока прошла половина рекламы о том, как можно занять деньги у банка, одного из конкурентов ЮБТК.
- Вы должны будете выплачивать небольшие суммы денег в течение…
- Прекратите обманывать людей, - обратился Палмер к экрану.
- Ваша реклама делает то же самое, - заметила Эдис.
- Чтобы вы могли купить приличный дом или покрыть расходы семьи, включая…
- Ну да, вы даже не знаете, чем рискуете, - опять вмешался Палмер. - Кроме того, вы сможете платить вашему психоаналитику, или снова получить вашу кредитную карточку, или заняться спекуляциями на рынке…
- И вы делаете то же самое.
- Войска смогли занять выгодную позицию на Лоунсам Ридж, являющемся центральным оплотом вьетконговцев, - сообщил диктор. - Погибли двадцать три американца, убиты и ранены пятьсот семнадцать солдат Вьетконга. Мы видим движение отряда по южному склону под тяжелым огнем ракет и минометов со стороны вьетконговцев.
- Да, они все коммунисты, - объявил Палмер диктору. - Все крестьяне там являются активными членами партии.
- Вудс, ты не можешь перестать спорить с телевизором?
- Мне действует на нервы такая пошлая ложь!
- Несколько позади развернут полевой госпиталь. Это тот же самый склон, который, если вы помните, три месяца назад переходил из рук в руки. Теперь он наш навечно. Тем временем в Вашингтоне…
- Сумасшествие стало королем, а сумасшедшая леди Берд - королева, - опять вылез Палмер.
- Вудс!
- На Манхэттене демонстранты развязали драку, и их разгоняли дубинками у здания женской тюрьмы. Это случилось ранним вечером, когда Эллен Гордон, девятнадцатилетняя…
- Какого черта, что это такое? - спросил Палмер. Он смотрел на лицо Кимберли. Его дали крупным планом. Он стоял почти по стойке "смирно" и держал свой плакат. Палмер слышал страшный шум и крики, сопровождавшие это сообщение. Потом на экране появилось изображение подростков, которые раскачивали полицейскую машину, затем дали короткое интервью с сержантом полиции.
- Это просто местные ребятишки. У них хороший настрой, и они настоящие патриоты.
- Но вы…
- Сержант, - окликнул его другой журналист, которого не было видно на экране.
- Разве не правда, что… - пытался продолжить первый комментатор.
- Сержант, всего несколько слов о…
Потом на экране снова появился Кимберли, но на этот раз уже без своего плаката.
- Расскажите нам, как все началось?
- Была арестована Эллен Гордон, и ее поместили вместе с преступными элементами в женской тюрьме, и они…
- Вы не можете говорить немного гром..?
- Ее изнасиловали…
Комментатор телевидения немного нахмурился, потом посмотрел прямо на Палмера и сказал:
- В Фарго, Северная Дакота, сегодня во второй раз родилось еще пять близнецов…
- В чем там дело? - спросил Палмер.
Она не сразу смогла ему ответить.
Палмер продолжил:
- Я хочу сказать, что их работа комментировать происшедшее, а я с трудом могу разобраться кто, почему и где. А ты?
- Нет.
- Что?
- Нет.
- Что-то случилось? - спросил он, пристально глядя на нее.
- Нет.
- Точно?
Она кивнула и начала подниматься. Палмер выключил телевизор.
- Если тебя все это так расстраивает, не стоит смотреть "Новости", - заметил Палмер.
Эдис повернулась к нему. Она уже переоделась ко сну, на ней была ночная рубашка и скромный халат, с тоненькой рюшкой у горла. Палмер пытался понять по выражению ее лица, что случилось.
- У тебя действительно все в порядке?
Она кивнула и вместо того, чтобы выйти из комнаты, снова села в кресло. Казалось, что у нее не было сил двигаться. Она тяжело дышал. Он нахмурился и снова спросил:
- Ты в этом уверена?
- Да.
- Мне кажется, что с тобой что-то происходит. Ну хорошо, я пришел сюда для того… - Он сделал паузу. - Мне попался чек на две с половиной тысячи долларов для этой, как ее там, "Операции Спасение". Это что, благотворительность?
Он ждал ее ответа.
- Или что-то еще?