Типпи наблюдала за каплей крови, которая стекала по нежной коже правого бедра. Она слизнула ее. Совсем безвкусная. Она встала с кровати и налила в бокал водки. Медленно отхлебывала ее, потом выпила залпом.
Она окунула кончик пальца в водку, а потом прикоснулась им к ранке от укуса. По его реакции было ясно, что он почувствовал жгучую боль. Но он лежал абсолютно безмолвно, его дыхание стало хриплым от желания и ожидания.
Хорошо, подумала Типпи. Если повезет, то мне не придется возвращать его жене до воскресного вечера.
Если, конечно, к тому времени он захочет уйти.
Глава шестнадцатая
Шон осторожно и бесшумно прошел через вестибюль особняка, через дверь внизу, даже не щелкнув замком, на цыпочках поднялся по ступенькам на второй этаж и очень осторожно открыл входную дверь в свою квартиру. Снял легкие кожаные туфли.
Типпи и Бен слушали радио в его спальне. Звук был приглушен, но, поскольку играл рок-н-ролл, он заглушал шум, который создавал Шон, разгуливая по квартире в носках.
Шон открыл шкаф в коридоре, снял с вешалки свой двубортный, узкий, приталенный пиджак, потом, подумав, аккуратно повесил его назад и надел яркий спортивный костюм. Примерил пару кожаных вечерних туфель, оглядел себя в зеркале и так же тихо вышел из квартиры, как и вошел в нее.
Он задержался на пороге, прислушиваясь к звукам радио в спальне. До него доносились ясный голос Типпи и голос Бена, более низкий и хриплый. Боже, подумал Шон, только не говорите мне, что они там просто лежат и разговаривают.
Через полчаса он встретился с Оги в маленьком, затхлом, старом баре на Первой авеню в районе Пятидесятых улиц, чье название еще год назад было не знакомо никому, кроме таких, как Оги, которые посещали его годами. Теперь каждый, кто читал раздел "Люди говорят о…" в журнале "Вог" или репортажи Евгении Шеппард, знал, что эта маленькая вонючая дыра была местом, где собирались одинокие гомосексуалисты.
- Мы одинокие геи? - спросил он Оги, когда они устроились в полутемном баре.
Оги скрестил свои длинные ноги и внимательно изучал, как его лодыжки изгибались в неясном свете. Этим мартовским вечером свет с улицы уже почти не проникал. Сгустились сумерки. Неясный свет от свечки на столе отбрасывал желтые блики на коричневые щеки Оги. Он быстро несколько раз мигнул.
- Могу сказать, что мы гомосексуалисты, - отозвался Оги, не заботясь о том, слышно ли его, - но мы не одиночки.
У Оги был тяжелый день, об этом говорило и то, как он, обычно внимательно следивший за дикцией и грамматикой, сейчас говорил косноязычно, как и прочие посетители. Огосто дель Годео было имя, весьма уважаемое в журналах, в разделах моды, на Седьмой авеню и в самых дорогих магазинах. Для молодого негра, который родился тридцать лет назад на Сто тридцать седьмой улице возле Ленокс-авеню под именем Огост Тигпен (его мать любила называть детей по названиям месяцев: у Оги были сестры, которых звали Эйприл и Джун, и брат по имени Мач), Огосто дель Годео чудесно преуспевал.
Оги достиг всего лишь благодаря своим талантам и усилиям. В отличие от Шона, которому он много помогал, у Оги не было никого, кто мог бы помочь ему. В отличие от Шона, который был бисексуален, Оги был гомосексуален, кроме того, он старался скрывать свои наклонности, а потому не мог извлечь из этого никакой для себя выгоды в бизнесе.
- Ты в депрессии, малыш, - заметил он Шону.
- Дела.
- Да, - протянул Оги, - который год "Мод Моудс", любимый?
- Что?
- Я спрашиваю, компании год или два?
Лоб Шона под рыжими локонами эльфа нахмурился.
- Первый год уже прошел, идет второй.
Оги кивнул. Он хотел что-то сказать, потом передумал и опять кивнул.
- Ну, говори, говори, - подстегнул его Шон.
- Почему я должен что-то говорить тебе? Пусть все объясняет Фискетти.
- Что он может сказать? - произнес Шон. - У него есть деньги, это да. Он настоящий, серьезный, крутой, ты же знаешь. Но тот, который вкладывает в дело деньги, последним узнает, почему дело плохо пахнет.
- Только не он, дорогуша. Я ведь уже намекал тебе, малыш.
- Что?
Оги вздохнул.
- Что ты знаешь о Тони Фише?
- Кто такой, дьявол его побери, Тони Фиш?
Оги погладил Шона по руке, словно просил прощения.
- Гаэтано Фискетти - это Тони Фиш.
- Тони Фиш? - недоверчиво повторил Шон. - Это просто нелепо.
- Уж поверь моим сведениям, - сказал Оги. - Его бизнес - это деньги. Деньги двумя путями. Улавливаешь?
- Боюсь, что нет. Какими двумя путями?
- У Тони Фиша есть два дела, - объяснил Оги. - Делать деньги и терять деньги.
- Перестань, дорогой, - ответил Шон.
- По сути, Тони Фиш - тот, кто теряет больше всех денег. А если принять во внимание их доходы, дорогой, не так просто потерять столько, сколько теряет Тони.
- О ком ты говоришь? - спросил Шон.
Он посмотрел на него расширившимися глазами, затем его тяжелые веки наполовину прикрылись. Казалось, он потерял всякий интерес к Шону, к бару, ко всему миру, может, даже к жизни.
- Оги, дорогой, ты дремлешь.
Оги издал звук, похожий на храп и на смех.
- "Ты проделал долгий путь из Сент-Луиса, но, малыш, тебе еще предстоит потопать", - пропел он мягким голосом. - Я всегда считал, что ты, английский котик, лучше всех осведомлен.
- Если бы мы знали, о чем вы, янки, болтаете, то да.
Оги пожал своими тонкими костлявыми плечами.
- Не мое дело сообщать тебе информацию, дорогой, Это не в моих правилах. Но могу тебя чуток просветить, чтобы ты не был таким чурбаном.
Он вздохнул и быстро огляделся. В сумерках бар начал заполняться молодыми людьми, все были изящными, исключительно хорошо одетыми, уставшими. Два или три бокала - и появится возбуждение при виде новых лиц, новых возможностей, уставшие посетители снова оживятся. Начинали съезжаться девицы - в одиночку и с юношами, узаконивая это место, обеспечивая дополнительные возможности для знакомств за непринужденной болтовней. К ужину, найдя себе пару, юноши оживлялись.
- Видишь ли, - начал Оги, говоря чуть слышно, так что Шону пришлось наклониться, - у них есть два вида доходов: законный и не совсем законный. Законный доход идет со всех видов деятельности, но лучше всего у них работает бизнес, который не требует больших капиталовложений и особой изобретательности, зато дает высокую прибыль. Сечешь, малыш?
- Лишь слегка, дорогой, - признался Шон. - Ты начал что-то такое плести, прямо как в ужасных статьях "Дневная женская одежда".
- Кстати, тебе было бы полезно почитать их. А то ты совсем дремучий. - Оги заморгал с напускной суровостью. - Больше всего они любят такую легальную деятельность, как вымогательство займов, если это можно назвать легальной деятельностью. А меньше всего любят стабильный средний доход. Для них существует лишь высокодоходное дело, все остальное - проигрыш.
- Им нравится проигрывать? - спросил Шон, чувствуя, как напряглись мышцы на его шее.
- Они любят проигрыши. На этом специализируется Тони Фиш. Он собирает компанию, ну, скажем, под открытие маленького кафе. Или под одну гостиницу английского типа, или ресторан французского типа, или что-нибудь еще в таком же роде. Он открывает дело с легальными накладными расходами и капитальными вложениями на тысячи долларов, рентой, оборудованием, жалованьем, ну и все такое. А потом делает так, что предприятие разоряется.
- Ого! - ахнул Шон. - Ты хочешь сказать, что то же самое происходит с "Мод Моудс"?
- Вот ты и сообразил, малыш. Когда "Мод Моудс" разорится, Тони Фиш понесет легальных потерь около двух тысяч долларов. Он возместит эти потери через полдюжину других, не столь легальных операций, которые он пропустит через "Мод Моудс". Весь доход от других операций пойдет на уплату налогов государству, исключая такие потери легального бизнеса, как "Мод Моудс".
- Иными словами, - заключил Шон, - я - это сплошной убыток для компании наркоманов, которых я даже никогда не видел. - Его шея напряглась, буквально одеревенела.
- Наркоманов?
Шон сделал неопределенный жест.
- Забудь.
Он уставился на свой бокал.
- На что ты обижаешься, малыш? - спросил Оги. - С тобой еще не кончено. У тебя же все есть, любимый, - деньги, фотографии, твое имя, статьи; женщины и мужчины падают на колени всякий раз, когда ты со свистом проносишься мимо. Чего еще ты хочешь, малыш? Ежегодной ренты? Пенсии? Ты самый неблагодарный сукин сын, какого я когда-либо видел, это факт.
Шон вымученно улыбнулся Оги.
- Если подходить с этой точки зрения, то я - битая карта, любимый. А что дальше меня ждет?
- У тебя есть в запасе еще шесть месяцев, прежде чем Тони Фиш затянет петлю на "Мод Моудс". К тому времени мы вдвоем, может, что-нибудь придумаем.
- Например?
Оги притворился, что на минутку задумался. Но когда он заговорил, для Шона было совершенно очевидно, что эта идея родилась не сию минуту.
- У тебя есть имя, малыш, - сказал Оги, - а у меня есть связи. Я думаю, нам просто следует под именем Шона О’Малли организовать совсем другую компанию. Та же реклама, та же верхняя одежда. Но только мы расширим границы. О’Малли пусть продолжает заниматься своими дешевыми образцами, а мы начнем моду дель Годео: вечернее платье, спортивные товары. Понимаешь?
Теперь они говорили очень тихо. Их головы соприкасались, когда они обсуждали детали цен, распространения, посредничества. Оги достал из внутреннего кармана потрепанный конверт и начал что-то царапать на нем. Шону полегчало. Мышцы шеи и рук были все еще напряжены, но они уже не болели от этого напряжения.
Как хорошо иметь такого друга, как Оги, думал он, лишь краем уха улавливая те детали, о которых тот вещал ему. Кроме Типпи, Оги был его единственным другом в этом огромном, лживом городе. Оги готов для него на все, точно так же, как он сам - для Типпи. Интересно, подумал Шон, для кого Типпи готова пойти на что угодно?
Спустя некоторое время Оги почувствовал, что, хотя Шон и не потерял полностью интереса к разговору, он отвлекся от обсуждения деталей. Оги замолчал и отложил конверт в сторону. Он подозвал светловолосого официанта и заказал еще две порции вина.
- Я думал, что ты никогда не закончишь, старик, - признался Шон.
- Финансовые детали нагоняют на тебя скуку, малыш? - спросил Оги.
- Ужасную.
- А вот я никогда не скучаю, когда речь идет о деньгах.
- Я поймал себя на том, что думал о дорогом, любимом мистере Фискетти, - сказал Шон. - Вот уж кому не наскучили деньги. - Он одним глотком допил вино. - Он небось баснословно богат.
- Во всяком случае, богат, это уж точно.
- Богат? Его сын, Бен, вот тот просто богат. Я думал, что отец - настоящий Крез.
Оги нахмурился.
- Начинаешь свою болтовню. - Принесли напитки. Он молчал, пока официант не отошел от стола. - Твой приятель, Тони Фиш, лишь мелкая рыбешка, любимый. Вот тесть Бена, это крупная рыба. Винни Большая Рыба, Винни Биг, - Оги хихикнул.
- Знаешь, я просто не понимаю, о чем ты, любимый. Мне ясно лишь одно: каждый, у кого есть такие деньги, как у мистера Фискетти, высоко летает.
- Тони Фиш лишь на две ступеньки выше рядового, - заметил Оги.
- Кого?
- Солдата, того, который в самом низу.
- А этот Винни, как его там, он наверху? - спросил Шон.
Оги покачал головой.
- Ты что, совсем не читаешь газет, малыш? Кроме, конечно, странички "Только для женщин"?
- Это нагоняет тоску.
- Да, Винни Биг наверху, но и он не на самой вершине. - Оги отхлебнул из своего бокала. - Над ним тоже кто-то есть, кто-то над всеми нами.
- Таинственная личность?
Кислая улыбка искривила губы Оги.
- Далеко-далеко, в чаще лесов на Гаити, живут старики. Они умеют творить чудеса. Они насылают проклятия на людей. Превращают людей в зомби. О, это очень плохие негры. - Он опять хихикнул, но на этот раз тише. - Так вот, этот самый хозяин Винни, он тоже живет далеко в лесах. Он тоже умеет творить чудеса, будь уверен.
- Большой босс, да?
Оги сильно выпучил глаза и усилил свой ужасный акцент.
- Господи, да он просто Великий Волшебник.
- Ах, перестань, дорогуша.
Оги спокойно сложил руки и вернулся к своему обычному голосу Огосто дель Годео.
- Не бойся, Оги рядом.
Он похлопал Шона по руке.
Шон протянул руку и ответил Оги быстрым пожатием. На людях ничего больше они себе не позволяли.
Глава семнадцатая
Весь вечер Палмер предавался воспоминаниям о различных событиях семейной жизни. Это правда, что я люблю их, понял он, наблюдая за детьми в их общей комнате на третьем этаже. Это должно быть правдой, иначе все остальное не имеет никакого смысла. Его постоянно терзала эта мысль.
Он должен любить их, повторял он самому себе, иначе все остальное не имеет смысла. Но это было не совсем так.
Палмер посмотрел на Джерри, которая листала шесть последних номеров журнала "Панч", она взяла их в публичной библиотеке на Пятьдесят третьей улице. Он наблюдал, как ее глаза летают по страницам, задерживаются на картинках, скользят дальше. Она могла читать по девятьсот слов в минуту без всякой специальной подготовки, и Палмер упрямо отказывался подвергать ее тестированию, потому что боялся, что результаты будут слишком высокими. Он считал, что то, что желательно для мальчика, девочке не следует уметь.
И тут Палмер понял, что заблуждался относительно своей любви к детям. Это было очевидно. Он не любил своих детей одинаково, это было далеко не так. Он с трудом выносил Вуди, его флегматичное самодовольство. Он чувствовал, что Том был слишком ласковым, чтобы быть искренним, он постоянно был недоволен другими. Но Джерри, с ее остроумием и находчивостью, ее фантастической наблюдательностью, язвительным умом, определенно была его любимицей. Джерри становилась именно такой девушкой, на которой Палмеру надо было бы жениться.
Он нахмурился при мысли о фрейдистском подтексте его чувств и переключился на Вуди, который забился в угол. Его губы шевелились: он выполнял задание, которое должен был закончить еще месяц назад. В июне, если Господь Бог поможет, он, может, закончит среднюю школу. Скорее всего, если верить его репетитору, диплом он получит позже, если пройдет летний курс обучения… благополучно.
Палмер был в ужасе от того, что его сын в свои восемнадцать лет все еще в средней школе. Сам он закончил школу в Уиннетке в шестнадцать, и ему казалось, что и всем его одноклассникам было по шестнадцать. Впрочем, он знал, что сейчас часто заканчивают школу в восемнадцать. Но это все равно было для него дико, особенно после того, как он убедился, что Вуди и Джерри учили в средней школе тому, чему его учили еще в начальной.
Для Джерри это не имеет никакого значения, думал он. Она сама способна узнать столько, сколько ему не удастся узнать никогда.
Он нахмурился и перестал наблюдать за детьми. Он заглянул в газету, которая лежала на его коленях, потом отвел взгляд и от нее. Сегодня он весь день не в себе, и этот странный сон не помог ему. Скорее бы миссис Кейдж объявила обед.
Палмер понимал, что любить Джерри очень просто. Он также знал, что Вуди и Том не виноваты, что не похожи на сестру, он к ним несправедлив. Правда, его не особенно беспокоило это. Родители всегда пристрастны, думал он сейчас. Его родители тоже были такими, во всяком случае отец. Что касается справедливости, то его сыновьям не придется жаловаться. Они унаследуют достаточно денег и связей, так что смогут спокойно быть тупицами.
Но Джерри заслуживает большего. Или, думал он, может быть, неправильно заставлять девушку нести груз его собственной неудачной женитьбы?
Удивительно, как быстро ему стало ясно, что брак неудачен. Сверстники Вуди заключают браки после шести недель знакомства, а через год от них не остается и следа. Поразительно! Как выразилась бы Джерри. А сверстники Палмера по пятнадцать - двадцать лет живут, прежде чем убеждаются, что брак неудачен. Возможно, когда дети Вуди достигнут возраста, подходящего для женитьбы, все вернется на круги своя. А может, дети Вуди никогда не достигнут этого возраста. Возможно, тогда третья планета солнца превратится в огненный шар, наполнив солнечную систему радиацией, исходящей от той планеты, что когда-то называлась Землей.
Палмер поднялся на ноги, испытывая при этом боль.
Лишь Джерри подняла глаза.
- Собираешься одеваться? - спросила она.
- Куда?
- Ты же говорил, что у тебя сегодня какой-то прием, с какими-то дипломатами?
Палмер застонал.
- Давай забудем об этом.
- Хорошо. С тобой что-то неладно сегодня.
- Что неладно?
- Настроение. Задумчивый какой-то. Тебя что-то гложет.
Палмер повернулся, чтобы уйти, потом остановился.
- Если кто-то наделен даром наблюдения, - сказал он, - тому необходимо практиковаться и в сдержанности.
- Поняла, - ответила Джерри. - И все же, в чем дело?
- Вырастешь - узнаешь.
- А. - Она отложила в сторону журналы и встала.
Палмер отметил, что ее фигура в четырнадцать лет больше походила на его собственную, нежели на фигуру Эдис. Он надеялся, что она пополнеет, когда перейдет в старшие классы.
- Для меня это чушь какая-то, - продолжала Джерри.
- Когда последний раз я сек тебя розгами?
- Еще ни разу.
- Все бывает в первый раз, - сказал Палмер. Он бросил на нее притворно гневный взгляд и вышел из комнаты. Бывали минуты, когда даже от Джерри он уставал.
Глава восемнадцатая
Гарри Клэмен вышел в вечернюю прохладу Бликер-стрит. От расположенных невдалеке итальянских магазинчиков и булочных распространялись аппетитные запахи. Матери с малышами в колясочках останавливались и сплетничали возле лавки "Женщина Помпеи". Девушки с высокими прическами кокетничали с юношами в узких брюках. Дежурный полицейский Риордан остановился около машины Гарри, посмотрел сначала на машину, потом на Гарри, потом на свои наручные часы.
- Прошу прощения, офицер, - произнес Гарри. - Я просрочил время?
Риордан молча указал ему на знак - "ПАРКОВКА ЗАПРЕЩЕНА В ЛЮБОЕ ВРЕМЯ".
- Бог мой! - протянул Гарри, широко раскрыв глаза.
Риордан пристально смотрел на него некоторое время, потом повернулся и ушел прочь.
- Чертов полицейский, - сказал Гарри, достаточно тихо, чтобы Риордан его не услышал, и достаточно громко для того, чтобы хоть что-то было сказано.
Довольный этим детским розыгрышем, Гарри беззвучно хихикал, открывая дверь машины со стороны мостовой. Улыбка сначала застыла на его губах, потом увяла. Кто-то небрежно нацарапал оранжевым мелком: "Винни Биг сосет член". Пот выступил на лбу Гарри.