- Вероятно стоило бы перед тобой извиниться, - произнес Хлебников, как если бы рассматривал такую возможность, - а с другой стороны - за что? Никто ведь тебя не принуждал, ты действовал согласно своим понятиям о жизни. Говоришь, спровоцировали?.. - переспросил он, хотя я глухо молчал. - Можно сказать и так, только в жизни перед человеком то и дело открывается несколько дорог, выбор всегда за ним… Да, кстати, мы получили массу удовольствия, наблюдая за твоими повадками взломщика, - предлагая разделить восхищение, он повернулся к Лене и Грабовичам. - Отпечатки пальцев стер, гильзу подобрал! Без куска хлеба, старик, ты не останешься… - взял свой стакан и присоединился к стоявшей тут же компании. - Так что просить прощения у тебя не будем, но кое-что объяснить я чувствую себя обязанным!
Хлебников сделал большой глоток и тоном заправского лектора приступил:
- Видишь ли, мы четверо - заядлые игроки и частенько встречаемся поиграть в свое удовольствие в покер. В отличие от преферанса, в этой игре надо уметь не только быстро соображать, но и мастерски блефовать. Блеф же, как известно, требует отменного чувства партнера и актерского мастерства, вот мы и заспорили о том, есть ли у него пределы. Не помню, как так получилось, но к разговору примешалось мое утверждение, что люди, по своей сути не меняются, какими были в юности, такими жизнь и проживут. Короче, слово за слово, захотели все разом проверить, но так, чтобы результат был очевиден и трактовать его можно было однозначно. Тогда-то Михаил Михайлович и вспомнил о тебе, а мы с Изольдой взялись тебя разыграть. Тем более, что наше с тобой давнее знакомство предоставляло для этого хорошие возможности. Решили: если сможем заставить пойти на преступление человека… - ты уж извини, - робкого и не от мира сего, значит я в своем утверждении прав, а блеф не знает границ. В основу розыгрыша положили твое увлечение астрологией, обратились к специалисту и он помог нам выстроить сценарий, который мы и осуществили…
Постепенно, не без помощи спиртного, я начал возвращаться к жизни. Я уже все понимал и видел картину в деталях, но горечь и боль не отпускали. Если бы в авантюру не была замешана Алена, мне было бы легче.
Хлебников между тем продолжал:
- Лучше всего запудривать людям мозги идеологией, вспомним хотя бы убийства Александра Второго и Столыпина, но и астрология, как оказалось, мало чем ей уступает. Мирно прозябающий человек берет пистолет и идет на мокрое дело! - поднял он палец. - Но тут, справедливости ради, надо отдать должное нашей дорогой Изольде! Лицедейство в жизни - не игра на театре, где зритель заранее согласен быть ошельмованным. Это, друзья мои, высший пилотаж, Шарон Стоун со своим "Основным инстинктом" отдыхает! Ну и я, - правда Стэнли? - в последней сцене я был достаточно убедителен, ты ведь не станешь этого отрицать?..
Я окончательно пришел в себя. В голове прояснилось настолько, что уже мог соображать.
- Налей мне! - протянул стакан Хлебникову и поднялся на ноги. Приложился к коньяку. - Знаешь, что в этой истории меня больше всего удивило? - выдержал паузу. - Ты указал точные время и место рождения, твой гороскоп я узнал!
- Опять ты за свои астрологические примочки, - ухмыльнулся Хлебников, - а чего мне было бояться! - и, обращаясь к Грабовичам, продолжал: - Как видите, в нашем споре я оказался прав, человек не меняется, а всю жизнь ползет по заготовленной судьбой колее…
Но профессор, судя по гримасе, его мнения полностью не разделял.
- Эксперимент не то, чтобы чист, - протянул он, не скрывая сомнения, - при его постановке мы опирались…
Забыв про мое существование, все четверо заспорили. Я слушать их не стал, лабораторным крысам не полагается участвовать в обсуждении поставленных над ними опытов. Пошел, сжимая в кулаке кепку, к двери, как вдруг меня придержала за руку Изольда. Взяв, словно болезного, под локоть, она на правах старой знакомой повела меня через анфиладу комнат к парадному входу. Отперла дверь на крыльцо, спросила тихо:
- Все в порядке?
Пальчики с перламутровым маникюром начали теребить пуговички кофточки. Я смотрел на нее и вдруг понял, что губы мои глупейшим образом расползаются в улыбке. Поднявшись на цыпочки, Изольда обхватила мою шею рукой и поцеловала. Отстранилась, заглянула в глаза.
- Ты славный парень, Стэнли, мне очень жаль, что все так получилось, но иначе я не могла… - провела по моему лицу теплой ладошкой. - Помнишь, я сказала, что готова разделить с тобой ответственность? Заодно уж, научи меня читать по звездам, мне очень хочется!
Я спустился по ступенькам и, провожаемый ее взглядом, вышел на улицу. Мир утопал в потоках призрачного света, в высоком небе сияла полная луна. Я представил себе, как все могло обернуться и содрогнулся. Я был Хлебникову благодарен. Не знаю почему, но вдруг подумалось: если у меня так здорово получилось и кое-что приятное ждет впереди, то может и со страной все как-нибудь обойдется. Господь милостив, пронесет мимо чашу сию. На душе было легко и радостно. Я шел и дышал полной грудью. Какой из меня судья, и уж точно не палач! Мешавший долгие годы жить, камень прошлого свалился с плеч, каждой клеточкой своего существа я ощущал, что жизнь эту, пусть монотонную и нелепую, люблю и еще долго буду любить. А когда уйду, мои чувства и мысли станут этим волшебным, льющимся с небес сиянием…
Никто никогда не узнает, чему с полотна Леонардо улыбается Мона Лиза, как нет возможности угадать, о чем думает женщина, когда ее губ касается мимолетная улыбка. Елена Сергеевна закрыла книжку и долго сидела в задумчивости. За большими до пола окнами спустился вечер и только вершины сосен начинавшегося за забором леса розовели отсветом угасавшего заката. В уставленной кадками с растениями гостиной горел камин. Высокая лампа рядом с креслом очертила в полутьме круг света. Блики его играли на корпусе напольных, в форме башни часов. Тишину нарушал лишь стук их маятника.
Хлебников и не пытался. Лицо Алены было спокойным и даже несколько печальным. По крайней мере таким оно казалось сидевшему в глубине комнаты на диване Игорю Леонидовичу. Все то время пока Елена Сергеевна дочитывала роман, он не спускал с нее взгляда. Пожалуй, она смотрится, как потерявшая недавно мужа вдова, усмехнулся собственной мысли Хлебников и тут же поправился: любимого мужа! И тотчас криво ухмыльнулся, благо в скрывавшей гостиную темноте видеть его Алена не могла. А и могла бы, беда не велика! Много всякого было в их общем прошлом, правда иногда ему казалось, что прошлое это не такое уж у них и общее. За все эти долгие годы, думал Хлебников, Алена мало изменилась, разве что в манере причесываться и в чертах лица появилась свойственная гречанкам строгость. По крайней мере, такими их изображают на вазах, а там кто знает. Сам-то он, и Хлебников отдавал себе в том отчет, порядком поистаскался.
Никогда раньше с таким нетерпением не ждал Игорь Леонидович услышать от жены, что думает она о новой вещи, но рукопись романа читать ей не дал, дождался его выхода из печати. Типографский набор, как известно, облагораживает текст одним уж тем, что ничего в нем изменить нельзя. Что ж до отношения Алены к его творчеству, темы этой, пытаясь сохранить видимость мира в семье, они старательно избегали. В то же время оба знали, что "Асцендент Картавина" выпадает из череды написанного, принесшего Хлебникову, и об этом не стоит забывать, положение в обществе и известность. Да и сама идея романа в определенной мере принадлежала Алене, что лишь подхлестывало интерес Игоря Леонидовича к ее мнению.
Между тем, Елена Сергеевна продолжала молчать. Разглядывая носок лакированной туфельки, покачала в задумчивости ногой. Вытянув из пачки сигарету, закурила. Конус света лампы наполнился белесым дымом. Посмотрела долгим взглядом в подкрашенную пламенем камина полутьму.
- Да, ты меня удивил!..
Приблизившись к низкому стеклянному столику, Хлебников взялся за бутылку.
- Ты это уже говорила. Когда учила меня жить. В зоопарке… Коньяк, виски? Хочешь с содовой?..
- Нет, не сейчас! - Елена Сергеевна поводила концом сигареты по краю массивной хрустальной пепельницы. - Не удивительно, что роман с первых дней стал бестселлером…
Хлебников наполнил стакан на половину и отодвинулся в глубину дивана.
- Это мы тоже обсуждали… - сделал маленький глоточек и откинулся на подушки. - Снискать популярность у неприхотливой публики несложно, существует проверенный рецепт: динамичный сюжет, стилизация по времени, горсть-другая эротики. Мысли не за что зацепиться, а значит пипл будет хавать с удовольствием. Я же, если ты заметила, пошел другим путем. Людям нравится, когда герой похож на них хотя бы той же неустроенностью, ну и страх перед прошлым, которое легко может стать будущим, тоже подогревает интерес…
Елена Сергеевна молчала, как если бы взвешивала в уме его слова. А может быть, свои.
- Ошибаешься! Успех романа в другом, в той искренности, с которой он написан. Это всегда чувствуется. Ты хотел пожить жизнью Стэнли, ощутить ее вкус, тебе это в полной мере удалось. Ты хороший писатель, Батон, на месте Изольды я бы тоже увлеклась Картавиным…
Сказано это было с улыбкой, показавшейся Хлебникову неуместной. Да и "Батон" резануло слух, никогда жена его так не называла. Или почти никогда, если не вспоминать тот зимний день гнилой туманной оттепели.
- Меня немного испугал поворот сюжета в криминал, - продолжала Алена, - боялась, ты, как обычно, зальешь сцену кровью, но, слава богу, обошлось. Честь тебе и хвала, хоть на этот раз удержался. И написано неплохо, кое-где даже с юмором.
Похвала, пусть и высказанная в специфичной форме, была Игорю Леонидовичу приятна. Он как-то даже расслабился. Художника может обидеть каждый, поймут и оценят немногие.
Как если бы желая усилить хвалебное мнение жены, заметил:
- Я знаю, какую литературу ты любишь, мне было легко писать так, чтобы тебе понравилось. Хотя, по большому счету рисковал, людям привили клиповое мышление мартышек, оно шинкует мысли, как капусту. Описанием будничной жизни их трудно удержать…
- Возможно, ты прав… - согласилась с мужем Елена Сергеевна, однако не составляло труда заметить, что думала она о чем-то своем.
Хлебникову хотелось, чтобы Алена еще что-то сказала, но продолжения не последовало. На фоне темного стекла листья расставленных в кадках растений казались экзотическими животными. В наступившей тишине, будто всплыл на поверхность, стал слышнее ход напольных часов. Ворча пружиной, они пробили десять. Елена Сергеевна потыкала концом сигареты в дно пепельницы и, поднявшись из кресла, подошла к камину. Взяла с мраморной полки мобильник и набрала по памяти номер. До слуха Игоря Леонидовича донеслись длинные гудки. Не дожидаясь ответа, убрала трубку в карман широкой юбки. Бросила быстрый взгляд на мужа и, словно стараясь его упредить, заметила:
- Увлекательное, должно быть, занятие жить жизнью другого человека! Особенно Картавина. Мне кажется, ты получал от этого удовольствие. Я буквально видела продавщицу Клаву с тобой в постели… - Елена Сергеевна вернулась в круг света, но не села, а как бы отгородилась от мужа креслом. - А на примере Стэнли ты взялся доказать, что все люди одним миром мазаны, я права? Любой даже самый смиренный и безобидный человек готов в случае чего пойти на крайность, так ведь? Что ж, ты все умело обставил и, при желании…
Игорь Леонидович перебил.
- Обрати внимание, дорогая, это говоришь ты, не я!
Словно ненароком отойдя к окну, Елена Сергеевна отодвинула в сторону легкую занавеску и обвела темный двор взглядом. Продолжала тем же тоном, как если бы слова ее следовали непосредственно после невидимой запятой:
… - при желании, в это можно поверить! Тем самым ты оправдываешь себя, мол, не я такой, жизнь такая. Впрочем твой Хлебников в романе так прямо и заявляет…
Игорь Леонидович слушал жену со снисходительной улыбочкой.
- А разве это не правда? Мой книжный Хлебников, да и я сам, мы служим людям, в том смысле, что удовлетворяем их потребность…
- В таком случае, чем вы лучше проституток!
- А я этого и не утверждаю! Не моя в том вина, что человеку хочется валяться в грязи и почитывать сальненькое, не я его создал… - Игорь Леонидович помедлил. - Знаешь, у меня такое чувство, что ты нервничаешь!
Елена Сергеевна непонимающе передернула плечами и вернулась к креслу. Вытряхнула из пачки новую сигарету.
- Мне важно, - продолжал развивать мысль Хлебников, - что книжка тебе понравилась, это главное. Помнишь, когда сидели в кафушке я заметил, что хочу романом тебе кое-что сказать?.. Так вот, я написал его для тебя! Иногда у меня возникает чувство, что ты не то, чтобы жалеешь… - умолк, подыскивая слова, - ты пытаешься представить себе, как сложилась бы твоя жизнь, выбери ты не меня, а Картавина. Ничего не говори, подтверждения не требуется! В этом, кстати, нет ничего зазорного, мы все не прочь помечтать о несбывшемся. Вот я и решил тебе помочь, нарисовать портрет Стэнли, каким он стал, и рассказать про его жизнь, которую тебе пришлось бы с ним делить. А она, дорогая моя, убога…
Обнаружив, что все еще сжимает в руке стакан, Хлебников приложился к коньяку. Как человек творческий, привыкший разнообразить текст отступлениями, позволил себе отвлечься и на этот раз.
- Задумывалась ли ты когда-нибудь о происхождении слова искусство? А ведь это имеет прямое отношение к тому, о чем мы с тобой говорим! Его корень: "искус" означает соблазн прожить наряду со своей жизнью еще и чужую. Возьми художников, не говоря уже о писательской братии, а тем более актерах…
Игорь Леонидович осекся и уставился с удивлением на жену. Вытянув шею, Алена к чему-то прислушивалась. В следующее мгновение метнулась к двери и скрылась в коридоре. Видеть не могла, но знала, что в другом его конце ее ждут. Пробежала легким шагом по ковровой дорожке и, спустившись по лесенке, припала к груди мужчины.
Он обнял ее, прошептал на ухо:
- Все, как договаривались?
Ответила эхом:
- Да, поспеши!
И, достав что-то из глубины полки, сунула незнакомцу в руку.
Через несколько секунд она уже входила в гостиную. Не дожидаясь вопроса, бросила:
- Почудилось! Так о чем ты говорил?..
- Экая ты у меня стала пугливая! - довольно ухмыльнулся Хлебников.
За время отсутствия жены он успел опустошить стакан и снова его наполнить. Не то, чтобы боялся пить при Алене, ее упреки были в прошлом, а как-то так, без особых причин. То ли возымела действие похвала, то ли коньяк, только Игорь Леонидович благодушествовал.
- Обыватель любит обвинять творческих людей в разврате, а того не понимает, что нам как воздух необходимо разнообразие ощущений. Искус прожить другую жизнь это неиссякаемый источник новых красок и чувств, он дарит нас…
Хлебников умолк. Тема соблазна в искусстве требовала обстоятельного рассмотрения, но его внимание привлекла резная дверь. Она начала открываться. Медленно и бесшумно, как в фильмах ужасов. Слишком медленно и слишком бесшумно, чтобы это было правдой. Не в состоянии отвести от нее взгляд, Игорь Леонидович чувствовал как по спине бегут мурашки, а ладони становятся влажными.
Должно быть прошла вечность, прежде чем в комнату вступил мужчина. В длинном распахнутом плаще, с шевелюрой седеющих волос. Руки в обрамлении белых манжет держал в карманах. Обведя неторопливым взглядом гостиную, незнакомец повернулся к Хлебникову. Тот сделал движение подняться навстречу, но сидел настолько неудобно, что был вынужден вернуться на подушки дивана. Непрошенный гость, тем временем, нащупал на стене выключатель и под потолком тысячью хрустальных подвесок вспыхнула люстра.
- Ну, здравствуй, Батон! Все лохматишь бабушку, играешь в слова?
- Картавин?! - только и смог, что выдохнуть Хлебников.
- Я вижу, ты мне не рад! - нахмурился Стэнли. Подошел ближе, остановился по другую сторону низкого стеклянного стола. - А ведь писатель должен быть счастлив повстречать в жизни своего героя, такое мало кому удается…
- Картавин… - повторил Игорь Леонидович, но уже с другой, не такой напряженной интонацией.
Стэнли взял со стола бутылку и посмотрел на этикетку. Наполнил стоявшие тут же стаканы. Один подал Алене, со вторым в руке прошелся по комнате. От опытного взгляда Хлебникова не ускользнули уверенная манера держаться и хороший, ладно сидящий костюм. Плащ он не снял, как если бы не собирался засиживаться. Вернулся к столу, привычным движением поправил на носу очки.
- Все в точности, как в последней главе романа! Ночь, на дворе осень, луны, правда, нет, но она скоро покажется… - сделал глоток коньяка. - Я прочел, мне понравилось. Особенно тронуло, что ты не забыл тот мой детский стишок.
Глядя на Елену Сергеевну, с улыбкой продекламировал:
Когда ж покину мир сей бренный, мои надежды и мечты
Сойдут к тебе в потоках света, небесной, чистой красоты.
Начавший приходить в себя, Хлебников тоже смотрел на Алену.
- Ты все знала и молчала?..
- Хотели сделать тебе сюрприз! - ответил за нее Картавин, и продолжил с расстановкой, как если бы взвешивал по мере произнесения слова: - Да, предсказывая тебе литературное будущее, я не ошибся… - замолчал, улыбнулся одними губами, - ошибся я в другом! Очень уж мне хотелось в тот вечер произвести на Алену впечатление, и это в полной мере удалось. Вот только эффект не рассчитал. Молод был, плохо знал жизнь. Какой может быть выбор между подающим надежды писателем и юродивым? Так, кажется, ты меня отрекомендовал?.. - усмехнулся, вскинул успокаивающе руку. - Нет, Батон, я не в обиде, правдой ведь не задразнишь!
Сидевший перед ним Хлебников чувствовал себя крайне неудобно. Поспешил спросить:
- Но как тебе удалось нас найти?
- О, это проще простого! Я обычно поганый ящик не смотрю, да и нет на это времени, а тут включил, а там ты с умным видом несешь такую хрень, что уши вянут. И так мне вдруг захотелось прикоснуться к нашей молодости, что я поднял трубку и набрал номер. Справочник Союза писателей распух от твоих телефонов, ты ведь у нас нынче генерал…
Картавин поставил недопитый стакан на каминную доску и вытащил сигареты. Закурил, бросил спичку в огонь. Елена Сергеевна опустилась на диван, на его дальний от мужа край.
К Игорю Леонидовичу начало возвращаться самообладание.
- Как же, как же, помню! Я еще долго потом не мог понять, какого черта ты звонил…
Губы Стэнли сложились в издевательскую улыбочку.
- Нет, Батон, в тот первый раз я говорил с Аленой! Можешь себе представить, она меня сразу узнала и я снова почувствовал себя лопоухим парнишкой, по самые эти уши влюбленным в девочку из своего класса. На следующий день мы вместе пообедали, а потом долго гуляли по бульварам и то разговаривали взахлеб, то молчали, и молчать нам было не в тягость. Наверное потому, что молчали мы об одном и том же. Тогда-то я и понял, что счастья Алене ты дать не смог. Но идея твоего романа появилась у нас несколько позже…
- Что? - подпрыгнул на диване Хлебников. - Идея моего романа?!..