…Похоже, этот русский вчера был настроен очень серьезно; Хорхе недооценил его, и теперь ему предстояло выиграть сражение в одиночку, и сражение это должно быть словесным – "вышибала" Рональдо в этой дуэли был бесполезен. В счастливом для себя исходе Хорхе уже начал сомневаться, вспомнив фразу (кто ж ему это сказал?): " Русские, если хотят чего-то добиться, всегда доводят начатое до конца! "
Матросы с "Туркмении" обступили Хорхе. Никто из них английского толком не знал, но по полусотне самых распространенных слов мог вспомнить каждый. Боцман Тарасов кое-как мог объясняться даже на испанском – в Мексику он ходил уже в пятый раз.
Тарасов начал с самого простого, справедливо рассудив, что самое простое чаще всего является и самым важным.
– Скажи, мужчина, – спросил он, поигрывая кортиком, – ты сам любил когда-нибудь?
И, не дожидаясь ответа, ткнул пальцем в Колю Хотько.
– Вот этот русский мужчина любит вашу мексиканскую девушку. Его зовут Николай, Nicolás по-вашему. Ее зовут Кармела… Она согласна!..Это неизбежно, отец! Ты зря сопротивляешься, отпусти ее, вдвоем они будут счастливы!
Хорхе молчал.
Боцман закончил и чуть отступил, мысленно подавая команду "фас!"
И команда "переговорщиков", будто сорвавшись с цепи, наперебой принялась втолковывать Хорхе, что расстаться с Кармелой так или иначе придется. Любовь неизбежна, как смена времен года, и вечна, как небо и море. Хорхе вяло отбивался, но с каждой минутой всё больше и больше верил этим настойчивым советским морякам – с Кармелой ему суждено расстаться. Он даже не стал возражать и только махнул рукой, когда Тарасов заявил, что Николай и Кармела должны съездить к ее родителям в поселок на побережье.
Коля разыскал такси, и они помчались вдоль залива в Теокуилько. Кармела, устроившись поудобнее на заднем сиденье рядом с ним, слегка прижалась к нему, а у того замирало сердце от каждого ее движения – Николай всё еще не мог избавиться от мысли, что это сама Певица сидит рядом с ним в машине и шепчет ему на ухо что-то непонятное…
Когда такси подъехало к дому, ей стало не по себе… Она так давно здесь не была и сейчас приехала только затем, чтобы уехать снова и теперь уже навсегда…
Она чувствовала, что не вернется в Теокуилько больше никогда.
Коля заплатил таксисту за дорогу в оба конца и за стоянку, жестами объяснив, что они задержатся здесь ненадолго и вскоре поедут обратно. То, что Николай нанял такси в оба конца, для Кармелы было лишним подтверждением его слов – человек он не бедный…
…Пако едва не сел мимо стула, увидев европейца.
– Gringo … – обреченно прошептал он, бросив себе под ноги la red para cazar langostinos [45] .
– No, no , – лицо Кармелы светилось счастьем. – Ruso,Moscú! [46]
Пако удивленно посмотрел на Николая. Россия, СССР – огромная, далекая, богатая и холодная страна, о которой он не слышал ничего плохого. А одно то, что ее руководитель, который назывался не президентом, а как-то иначе, собирается показать Америке les ensenaré lo que es bueno (Серхио сказал, что у русских в таких случаях говорят "показать кузькину мать"), наполняло его сердце каким-то благоговейным трепетом. К тому же Россия дружит с Кастро, а уж тот умеет разговаривать с заносчивыми гринго!
Моряки торгового флота также не вызывали у него никаких отрицательных эмоций. Он повидал их в Коацакоалькосе, когда сам пытался устроиться на химический завод. Ладные, подтянутые, непьющие, дисциплинированные и… наверняка обеспеченные! Давно это было… Думал ли он тогда, что его дочь приедет к нему за благословением с одним из них?!
Раздумывал отец недолго. Он только посмотрел на жену, а та, как всегда, ответила ему тихим взглядом: "Я приму любое твое решение – как ты решишь, так и будет". И родительское благословение было получено.
Пако жестами показал Николаю, чтобы тот оставил их с дочерью наедине. Хотько вышел и принялся играть с близнецами в футбол настоящим кожаным мячом – предметом зависти соседских мальчишек. (Это был один из многочисленных подарков, которыми Кармела щедро одаривала семью.) Он очень нервничал, но старался не подавать виду.
Тересия обняла дочь и заплакала, но глаза Кармелы оставались сухими. Она улыбалась и гладила мать по голове, стараясь утешить.
– Большой город забрал тебя у нас, – шептала Тересия, проводя своими шершавыми ладонями по ее щекам. – Езжай… на этой машине и… будь счастлива!..Одна машина уже увезла тебя однажды, и ты справилась, девочка моя. Правда, ты так редко навещала нас… А сейчас? Еще одна машина увозит тебя… Ты справишься! Но я боюсь больше не увидеть тебя… Пресвятая Дева, но ведь это не так? Наша Кармела еще вернется к нам? Но я боюсь, это будет не скоро…
Настал черед Пако. Он притянул дочь к себе, обнял и, уткнувшись носом в ее волосы, вдохнул их запах.
– Ты вытащила счастливый билет, дочка, – начал он.
Кармела не выдержала и все-таки расплакалась, положив голову отцу на плечо.
– Я… я буду писать вам каждую неделю и высылать деньги! А через год мы обязательно приедем к вам! Я вас так люблю!
Пако отстранил ее от себя и отвернулся – видеть его слезы дочери не следовало. Кармелу тут же окружили Энрике, Эрнесто, Марта и Асусена – теперь пришло их время.
– Всё будет хорошо! – Глаза Кармелы светились счастьем, и это состояние невольно передалось и семье – глаза всех шестерых были влажны, но сказать, что они были грустны, я бы не решился!
Глава 4 Следующий день
Сдавшись под напором советских моряков, Хорхе напоминал корабль, получивший пробоину чуть выше ватерлинии и движущийся очень осторожно, чтобы не начерпать полный трюм воды и не пойти ко дну. Он смирился с мыслью о неизбежности предстоящей разлуки с Кармелой, но не мог смириться с мыслью о своем сиротстве. Ему действительно казалось, что он вот-вот потеряет родного человека и останется один на всем белом свете. О Ларе он при этом как-то не вспоминал, она казалась ему неотъемлемой частью его самого. Впрочем, Лаура скоро станет такой же сиротой, как и он сам…
Та часть их душ, которую занимала Кармела, очень скоро превратится в зияющую рану, сквозную дыру, в которую будут уходить их жизненные силы. Справиться с этой бедой, залатать душевные раны они могли только вместе, и Лаура прекрасно это понимала. Ведь сказать, что Хорхе за последний год "привязался" к своей певице – значило ничего не сказать! Он просто жил ею изо дня в день.
– Послушай, caro mio [47] , – она подошла к Хорхе сзади и положила руки ему на плечи, – а не взять ли нам малыша?
Хорхе повернулся к ней лицом. В его глазах стояли страдание и боль. Вряд ли он понял, что сказала ему жена.
– Ведь наша дочь уезжает и, похоже, навсегда… – Лаура коснулась пальцами щеки мужа.
Хорхе вздрогнул. Давно он не смотрел на супругу с таким смешанным чувством – любви и признательности!
– Наша дочь!.. Ну да, конечно… Конечно! – Видно было, что каждое слово дается Хорхе с трудом, но в то же время с каждым произнесенным словом ему становится всё легче и легче. – Она же наша дочь, наша приемная дочь! Ей ведь неплохо жилось у нас, правда? Она не нуждалась ни в чем. Но… ведь она же будет нам часто писать? Нет, звонить! А ребенка… наверное, стоит попробовать… удочерить.
Представьте себе, он хотел только девочку!
Теперь всё встало на свои места. Хорхе выяснил подробности и тонкости процесса заключения брака с иностранцем, а затем с отцовской энергией принялся собирать документы – ведь отныне это была его дочь, и он считал себя ее отцом, пусть и приемным, но безо всяких скидок!
Николай выслал из Советского Союза все необходимые бумаги, а Хорхе пришлось прилично потратиться и побегать – ситуация была весьма неоднозначная. Своим отношением к законам Мексика и СССР были чем-то похожи – и там, и здесь существовали различного рода "лазейки", через которые и предстояло пробраться Хорхе.
Но он пошел напролом.
Ведь, как известно, что нельзя сделать за деньги, то можно сделать за большие деньги – универсальная фраза для любой страны.
Ну, почти для любой.
С приближением даты отъезда сон Кармелы стал беспокойным, а днем она ходила задумчивая и серьезная. Лишь выходя на сцену, она всё так же перевоплощалась в Певицу и выкладывалась до последнего, будто это был ее прощальный концерт!
И наконец такой день настал.
Хорхе подготовился к этому событию заблаговременно: слухи часто оказываются самой лучшей формой рекламы. Ведь что ни говори, а хозяин "Лауры" был прежде всего предпринимателем – и уж он то позаботился о том, чтобы весь Веракрус узнал о последнем концерте "Звезды побережья". Называя его иногда безответственным vago – лодырем, Лаура была не права – он никогда бы не смог жить как holgazán! [48]
Машины, дорогие и не очень, забили не только всю площадь перед рестораном, но и пустырь неподалеку. Внутрь заведения набилось столько публики, что столики пришлось вынести, а стулья расставить рядами, как в зрительном зале, принеся недостающие с открытой веранды.
При входе бармен Хосе собирал деньги: сегодня это был самый настоящий, сольный концерт певицы! Впервые в жизни Кармеле предстояло выступать не перед жующими полупьяными посетителями, а перед почтеннейшей публикой, собравшейся в зале лишь ради нее – для того, чтобы услышать ее песни!
Кармела вышла навстречу к зрителям и напряженно замерла… На нее и только на нее с восхищением смотрели сотни глаз! Но, начав выступление, тут же забыла, что она на сцене, растворяясь в каждой песне настолько, что песня казалась ей ее судьбой, и, допевая последнюю строку, она чувствовала, как жизнь ее кончается…
Но только для того, чтобы с новой песней начаться вновь.
Ее награждали такими бурными аплодисментами, каких, наверное, не слышали многие концертные площадки с мировой известностью. Притом, что некоторые "достопочтенные сеньоры" аплодировали, похоже, впервые в жизни, и им этот процесс жутко нравился!
Певица выступала два часа без перерыва, задействовав все сценические наряды, пошитые для нее. Пропитанные потом и звуками ее голоса, костюмы и платья сваливались в одну кучу – теперь они были не нужны. Для каждой новой песни из гардероба извлекался другой наряд: ей хотелось показать всё, на что она была способна, – всё, что смогла перенять, впитать в себя, прилежно учась у Певицы. Певицы, которая и не подозревала о ее существовании, но у которой не было ученицы преданней, послушней и старательней!
Но последнюю песню она спела на испанском, облачившись в свое черное платье и освободив ноги от туфель…
Хорхе вел видеозапись – он давно уже мог позволить себе полупрофессиональную видеокамеру.
Отныне его "Певица" будет с ним всегда; записи оригинала стали не нужны!
…Многие взяли с собой фотоаппараты. Их вспышки перемежались с криками. Поклонники были в восторге и отчаянии одновременно.
– Кармела, мы любим тебя! Не уезжай надолго!!! Мы не можем жить без тебя, мы хотим видеть тебя всегда!!!
Но фотоаппараты были не у всех. Видеокамера – только у Хорхе. И отныне убитым горем поклонникам певицы ничего не оставалось, как приобретать в складчину видеокассеты с записями концертов Певицы и музыкальные журналы с ее фото…
Глава 5 Таинственная страна
На утро Кармела собирала вещи, убеждая себя в том, что "всё будет хорошо!", и, тем не менее, безотчетно волнуясь. Ее немногочисленные блузки и юбки уже лежали на кровати аккуратной стопкой. Лаура не находила себе места. Пытаясь реализовать нерастраченную материнскую нежность и заботу, она буквально сводила с ума Софию, выдавая ей в минуту по десять противоречивых распоряжений…
Хорхе лично купил Кармеле большой чемодан с колесиками; его можно было катить за собой, держа за специальную ручку. Она вспомнила, как весь первый день в Веракрусе всюду таскала в руках свой старенький фибровый чемоданчик, и теперь с удивленной улыбкой рассматривала вместительный подарок – все ее вещи не заполнили и половины чемодана. "Я сама могу в нем спрятаться", – подумала девушка, и ей почему-то стало спокойнее.
Хорхе не мог перед расставанием наглядеться на свою певицу – за несколько дней она вдруг как-то повзрослела, остепенилась, превратившись из юной красавицы в… почти что женщину, и эта зрелая серьезность придавала ей дополнительный шарм и привлекательность.
"Пожалуй, – подумалось Хорхе, – она не сплоховала бы, доведись ей представлять Мексику на конкурсе "Мисс Мира"".
С поваром Луисом, барменом Хосе, официантками, уборщицей, посудомойкой и охранником Кармела простилась в зале ресторана, где ее прежняя жизнь простой крестьянской девушки сменилась осуществленной сказкой. Посудомойщица Габриэла плакала, понимая, что хоть прошлое у нее с Кармелой было общее – полуголодное детство и тяжелая бесперспективная работа, но будущее – будет разным. Навсегда.
С настенных фотографий на Кармелу смотрели она сама и Певица, словно прощаясь со "Звездой побережья". Девушка часто захлопала ресницами и, стараясь не расплакаться, поспешила к машине Хорхе.
Лаура проводила Кармелу до междугородного автовокзала. Она тоже едва удерживалась от слез. "Рано или поздно это должно было случиться, – пыталась утешить себя хозяйка ресторана. – Если не этот русский Nicolás , так кто-нибудь другой увез бы Кармелу. Быть может, оно и к лучшему: у девушки должна быть своя семья… А доходы… Да на кой ляд нужны эти деньги, если у нас нет детей?! Sobre la mortaja bolsillos no existen" [49] .
Хорхе внешне выглядел бодро, а вот что творилось у него в душе – одному Богу было известно; но он твердо решил проводить Кармелу до аэропорта, прямо до стойки регистрации. Правда, ехать в Мехико на своем "Форде" не рискнул, справедливо рассудив, что на его капризный нрав надеяться нельзя. Он взял два билета на междугородный автобус до Мехико и один – обратно. Честно признаться, Хорхе просто не хотел упустить возможность всю дорогу смотреть на свою ускользающую мечту, а ведь за рулем автомобиля смотреть придется вперед! И еще. Хорхе чувствовал, что напьется сразу же, лишь только Кармела скроется из виду в недрах посадочного терминала. Тут же напьется, прямо в аэропорту…
И чем меньше времени оставалось до вылета рейса "Мехико – Гавана", тем мрачнее становился Хорхе, хотя крепился изо всех сил и старался, чтобы Кармела не заметила его настроения.
Но она и без того не замечала.
Столица просто оглушила ее своим ритмом быстротекущей жизни, ослепила мельтешением ярких цветовых пятен – Кармела не привыкла к тому, чтобы впечатления сменялись с такой быстротой. Она ошеломленно созерцала совершенно другую страну – она не знала такой Мексики!
…Нагромождение бетона, стекла, металла, тысячи автомобилей, мчащихся без всякого, как казалось Кармеле, порядка. Невероятно красивые старинные здания заставляли ее глаза широко раскрыться – но взгляд тут же натыкался на бесконечно высокие дома, сделанные, казалось, из сплошных зеркал, и глаза девушки распахивались еще шире – но, как ни старалась, она не могла увидеть верхушек небоскребов, мимо которых проезжал автобус.
Кармела подсознательно чувствовала, что ей нужно срочно перестраивать свой ритм. Многое, очень многое придется ей изменить в своей жизни – ведь впереди ее ждала обеспеченная, полная счастья и любви жизнь на побережье новой прекрасной страны! Глядя в окно, она заставляла себя не удивляться ничему: ни стеклянным пирамидам небоскребов, ни миллионам людей и тысячам машин – ведь в той огромной стране, куда она летит к своему мужу, дома наверняка еще выше, людей еще больше, а машины мчатся по улицам городов еще быстрее! Усилием воли она заставила себя оставаться невозмутимой – в противном случае нашу певицу ожидал бы культурный шок!
Ведь многие из тех, кто жил с нею рядом или приходил на ее выступления, рождались и умирали, так и не попробовав за всю жизнь деликатесной пищи, не посидев за рулем хорошей машины и не увидев вблизи авиалайнера! Их машины – грузовики, а самолеты они видят только в небе, задрав голову так, что сваливается сомбреро…
"…Мне повезло, мне просто очень повезло, – повторяла Кармела как молитву. – Такого не может быть, это какая-то сказка, но я должна ничего не бояться и идти вперед, тогда я буду богатой и счастливой, а моя семья, наконец, навсегда вырвется из бедности".
Ее сердечко сладко замирало, а во всем теле чувствовались легкость и блаженство.
Наконец водитель объявил, что автобус прибыл на конечную остановку – аэропорт Бенито Хуарес. Настало время прощаться. Кармела, улыбаясь, поцеловала Хорхе в колючую щеку. Ресторатор часто-часто заморгал, губы его задрожали.
– Прощай, девочка моя, – прошептал он. – Храни тебя Дева Мария…
– Ну что… ты , совсем не "прощай", – ее лучистая улыбка гладила Хорхе по лицу, – через год мы обязательно встретимся, я… я обязана вам всем…
– Ну… иди же, иди, уже заканчивается посадка, – перебил ее Хорхе и почему-то занервничал, будто, опоздав на самолет, Кармела потеряет что-то важное, что он как хозяин ресторана не сможет ей дать… Так оно и было. Хорхе отдал свое сокровище, а взамен приобрел нечто , понятное лишь человеку, имеющему собственных детей…
…В самолете Кармеле очень понравилось. Всё было нереально белым и чистым. Шикарное кресло напомнило ей кабинет дантиста – она так же полулежала в нем, пока лучший врач города колдовал над ее зубками. Едва лайнер принял горизонтальное положение в небе, перед ней возникла улыбающаяся стюардесса со столиком, полным еды и напитков. Округлив глаза, Кармела затрясла головой: меньше всего на свете ей сейчас хотелось есть!
Прикрыв глаза, она пыталась вообразить себя хозяйкой своего нового дома… да, по большому счету, и всей своей новой жизни! Ей хотелось иметь много детей, чтобы их звонкие голоса наполняли виллу… Виллу? А что такое вилла? Кармела напрягла воображение, пытаясь представить себе роскошную виллу Николая, но перед глазами возникал только… дом Эрнандесов. Его великолепие казалось девушке пределом мечтаний! Правда, Эрнандесы владеют ресторанчиком… А почему бы и им впоследствии не сделать то же самое?
Себя наша певица, конечно, уже представляла на месте Лауры.
…Она непременно скажет ему об этом! Только… чуть-чуть позже, как только обживется на новом месте. И Nicolás не будет больше ходить в море, оставляя ее надолго одну; к тому же это и небезопасно – ведь кораблекрушения случаются довольно часто… Однако Николай ничего не говорил ей о вилле, а она была почему-то абсолютно уверена в его состоятельности! Такой красивый, статный и умный мужчина, плавающий на таком большом корабле, проживающий в такой огромной и богатой стране и так уверенно, напористо взявший ее в жены, просто никак… ну никак не может быть бедным!
…Перелет с пересадками занял более суток; уставшая от впечатлений и перенапряжения нервов, Кармела едва держалась на ногах, когда наконец ступила на советскую землю.
Портовый город N представлял собой причудливое сочетание дореволюционной архитектуры и ужасного советского новостроя, не имеющего и зачатков какого-то либо планирования и культуры строительства, не говоря уже об элементарной эстетике! Среди красивых и строгих зданий бывших банков, доходных домов, вилл и дворцов "владельцев заводов, газет, пароходов" прежней России могла возвышаться, к примеру, девятиэтажка из разноцветных блоков, на самом верху которой было выложено плиткой (!) – ДМБ-78 [50] .