Бегство из городов (книга пятая) показывает, что половинчатый курс Мардука выражал тенденции, которые прослеживались повсюду. В то время как города и горожане - по внутренним причинам - все больше хирели и клонились к гибели, вокруг них формировались самые разные объединения переселенцев и почитателей природы: группы, члены которых хотели предотвратить собственную деградацию и потому обрабатывали поля, рубили деревья, предавались любви, потребляли пищу, которую надо жевать зубами. Эти анти-горожане распространились настолько широко, что учинить над ними кровавую расправу уже не удалось бы. И снова, как во времена Уральской войны, правители, почувствовав угрозу прогрессу (в их понимании), решили совершить колонизаторский прыжок - вперед и за пределы собственной территории. На сей раз речь шла о том, чтобы разморозить Гренландию, сделать ее пригодной для земледелия. Правители рассчитывали таким образом положить конец расслабленности горожан и одновременно направить брожение поселенческих масс, жаждущих сближения с природой, в приемлемое для власти, "цивилизованное" русло. Их расчет оправдал себя. Искушению испробовать свои силы (давно не находившие применения) в таком масштабном, эпохальном начинании не может противостоять никто.
Азарт первооткрывателей охватывает массы и гонит их - вооруженных новейшим техническим оборудованием, возглавляемых шведским ученым Кюлином - сперва в Исландию (книга шестая). Там они взрывают самые большие вулканы, а в качестве накопителей тепловой энергии используют гигантские турмалиновые полотнища. На этом этапе коллективная авантюра в самом деле дает людям то, что обещала. Пока участники экспедиции плавят горы, проникают во внутренние силовые поля каменного массива, сталкиваются с бессчетными световыми и тепловыми градациями огня в кратере вулкана, природа кажется им близкой, как никогда прежде. Но одновременно они чувствуют, что завладели энергиями, до понимания значимости которых вряд ли когда-либо дорастут. Число погибших за время экспедиции - около пяти тысяч.
Другие тысячи на кораблях или самолетах отправляются в экспедицию, цель которой - Размораживание Гренландии (книга седьмая). Этот второй этап тоже поначалу переживается с восторгом - на сей раз напоминающим эпидемию. Корабли с турмалиновыми полотнищами, пробивающиеся сквозь паковый лед, словно пробуждают буйные силы плодородия: эти фрахтеры обрастают целыми кущами водорослей; приманивают рыб, птиц, животных; излучают свет и ароматы, которые эротизируют всех людей в ближайшей округе, чуть ли не сводя их с ума. Чем ближе эскадра к цели, тем больше отдаляются ее технические руководители от своих коллег, оставшихся в городах и образующих там элиту. Риск, слишком долго отсутствовавший в их жизни, но тем более значимый теперь, физические нагрузки, неизбежная конфронтация с необузданными могучими стихиями - всё это приближает участников экспедиции (в плане мироощущения) к поселенцам, которых они прежде презирали. Однако восторг сменяется совсем другими чувствами по мере того, как процесс размораживания Гренландии набирает силу. С неба падают умирающие птицы. Загадочные ураганные ветры уничтожают большую часть эскадры. Результат экспедиции ужасен. Гигантские млекопитающие - птице-ящеры, странные животные наподобие драконов, - погибшие еще в доисторическую эпоху, под влиянием вулканической энергии возрождаются. И, не находя себе пищи, устремляются к обитаемым континентам. Так в конечном счете гренландская авантюра превращается в свою противоположность. Прыжок в будущее приводит к приземлению в первобытном мире. Под натиском цивилизации вновь пробуждаются к жизни давно вымершие доисторические существа.
Та же злая ирония судьбы просматривается в ответной мере, которую предпринимают правительства, - в создании Гигантов (книга восьмая). Чтобы справиться с чудищами, опустошающими на своем пути всё, ученые создают гигантских башенных людей и выстраивают их в оборонительную линию. Эти полезные, но лишенные духовности колоссы невольно становятся воплощением прогресса, принявшего форму регресса. Как, впрочем, и две другие реакции на гренландскую авантюру: с одной стороны, все города, вместе с их жителями, перемещаются под землю; то есть, при всем комфорте и роскоши новой жизни, люди оказываются узниками подземелья, возвращаются на уровень пещерных жителей. С другой стороны, высокомерие правящей элиты зашкаливает теперь за все мыслимые пределы.
Заигравшись в свою отчужденность от общества и природы, эти ученые применяют открытые ими энергии роста и преобразования к собственным телам. Они наращивают плоть, становясь гигантами; превращаются по желанию в огромных птиц, облака, деревья. Детская непосредственность, с какой они наслаждаются собственным всемогуществом, закрепляет их деградацию, скатывание к примитивным формам жизни. В конце концов эти представители правящего класса, который на протяжении многих веков успешно противостоял природе, гибнут в пустынном горном ландшафте Корнуолла.
Тем временем в другом краю другие люди, вдохновляемые очень человечной Венаской (книга девятая), проповедующей учение о любви, пытаются найти альтернативу искусственному миру городов. Старые и новые движения поселенцев сконцентрировались теперь в плодородной Южной Франции. К ним прибиваются бывшие участники гренландской авантюры со своим предводителем Кюлином, лишь ценой тяжелейших усилий оправившиеся от пережитого шока. Однако именно опыт столкновения с чудовищными последствиями чудовищных технических начинаний делает их неуязвимыми для вкрадчивых соблазнов буколически-непритязательной жизни. Они помогают друг другу и прочим поселенцам выдерживать противостояние с природой, пребывающей внутри человека и вне его: выдерживать сознательно, а не бессознательно, активно, а не пассивно. Кюлин в конце говорит:
"Мы и огонь храним <добытый из вулканов. - Ф. К.>. Мы ничего не утратили. Мы все это должны сохранить. <…> эта земля приняла нас, но мы и сами что-то собой представляем на этой земле. Она нас не поглотит. Мы не боимся ни неба, ни земных недр. <…> Мы настоящие гиганты. Мы те, кто прошел через Уральскую войну и гренландскую экспедицию. И мы… Мы не погибли…".
Мой краткий обзор этой истории чаяний и кошмаров, надеюсь, позволит потенциальному читателю довольно ясно (хоть и в самых общих чертах) представить себе, о чем идет речь в романе. И понять, какая оценка дается - в романе - тому, о чем в нем идет речь. Но по-прежнему остается неясным, в качестве чего предлагает себя этот роман читателю, как нам с ним обращаться, с чем вообще мы в данном случае имеем дело. С трезвым прогнозом на будущее? С экстатическим пророчеством? С дурацкой игрой? С призывом, исполненным надежды или отчаянья?
Любой роман - это прежде всего литература. А значит, "инструкцию по применению" следует искать в его литературных характеристиках. Они содержат намеки: как и насколько всерьез следует воспринимать то, о чем здесь рассказывается. Если присмотреться к таким намекам - в нашем романе - внимательнее, наиболее адекватными способами его прочтения окажутся: подход как к гипер-сказке и как к научной фантастике. Отчасти эти два подхода совместимы, отчасти нет; но в любом случае они подсказывают читателю, что, поскольку в "Горах морях и гигантах" использованы определенные жанровые схемы, к роману приложимы и соответствующие этим схемам "инструкции". Когда мы опробуем тот и другой подход, сравним их между собой и взвесим, насколько они убедительны, мы наткнемся на что-то такое в этом романе, что ни с чем другим спутать нельзя. Ибо роман этот возвышается над стандартным уровнем тех однозначных жанровых схем, которые в нем обыгрываются.
Первый способ прочтения: ненаивная гипер-сказка
В романе многократно встречаются сказочные истории-притчи. Особенно в пятой книге, где речь идет об упадке городов. Здесь задыхающийся под игом цивилизации народ находит себе отдушину в рассказывании историй, которые отражают собственное его состояние: так обстоит дело со сказкой о богатом царе Манзу, который собирал вокруг себя все новые сокровища и в конце концов задохнулся под их тяжестью; и со сказкой о добродушном льве (= выродившиеся горожане), у которого коварный пес (= сенаторы) пытается отнять принцессу (= счастье). Наконец, именно в этой книге, образующей срединную часть романа, некая сказка становится той искрой, что разжигает небывалую техническую авантюру. Рассказ о медведе, которого преследуют в родном краю так, что у него земля начинает гореть под лапами, который ищет спасения и находит его в северных льдах… Этот рассказ, передаваемый из уст в уста поселенцами, наводит сенатора Делвила на эпохальную мысль: бросить все ресурсы, имеющиеся в городах и за их пределами, на создание нового континента - Гренландии.
Но и в самом романе - не только во вставных новеллах - постоянно обыгрываются сказочные ситуации. Начинается это с мотива Страны лентяев: фабрики, производящие искусственные продукты питания, не только предлагают каждому неисчерпаемый набор блюд (с любыми, по желанию, ароматами), но и создают такую ситуацию, когда люди не работают и могут валяться на кровати хоть целый день. Дальше в романе появляется волшебный лес Мардука, подчинившего деревья своим желаниям и заставившего их уничтожить его врагов. А если какая-то часть романа, хоть и повествует о магии и спасении, злых чарах и чудодейственных деяниях, но - из-за превышающих всякую меру масштабов того, что в ней описывается, - не вызывает у читателя непосредственных ассоциаций с соответствующими сказочными образами, автор напоминает об этих образах сам. Вот как, например, говорится о начале гренландской экспедиции:
"В Лондоне, Брюсселе концентрировались инженеры математики физики геологи и их помощники. Они постоянно обсуждали новые планы, завлекали будоражили простых граждан. Все уже мысленно видели внезапное появление Гренландии - части света, до сей поры скрытой за морскими горами. Морские горы вскоре упадут, как камни крепостной стены. Гренландия - заколдованная принцесса, охраняемая драконами. Ледяные горы рухнут; и перед глазами людей предстанет величественная, сказочная картина. Тысячи квадратных миль, освобожденных от льда: древняя земля, пробудившаяся от сна и сбросившая с себя покрывало".
Это сказочное видение потом станет явью - и в хорошем смысле, и, еще более, в плохом. Заколдованная принцесса Гренландия действительно будет освобождена от льда - но не ценой убийства драконов, а ценой их возрождения, хотя возможность существования таких жутких тварей никто заранее в расчет не принимал. Но даже когда, чтобы отразить драконов, в романе появятся еще и гиганты - люди-башни, - они не получат той однозначно-положительной роли, которую играли бы в настоящей сказке.
В других важных частях романа события тоже вдруг начинают развиваться по-сказочному. Сенаторы, почти всемогущие, которые уже в начале романа (в первые из описываемых столетий) расхаживают среди народа, прикрываясь своего рода плащами-невидимками, позже - подобно ведьмам и магам - обретают способность по собственному желанию менять свой облик. Даже их конец - беспомощное и полное примирение с природой, которую они так долго презирали - озарен отблеском сказки. Венаска, любящая всех и дарующая счастье поселенцам, спасает гигантов. Она освобождает их от сверхъестественной, искусственно выпестованной без-образности и помогает им распасться на те элементарные составные части, из которых они себя - неорганическим путем - создали.
При таком способе прочтения романа - как сказки - вводная формула не будет звучать "Жили-были когда-то…". Здесь вводная формула колеблется, мерцая, между допущением и предвосхищением: "В одном из будущих времен, возможно, жили-были…" Все то, что следует за этой формулой возможно имевшего место будущего, есть гиперболическая ненаивная сказка. Гипер-сказка, которая не позволяет себе быть безоглядно наивной.
Гиперболичны в этой сказке масштабы происходящего и ее тысячеликие, сменяющие друг друга коллективные герои, которые, как это принято в сказках, после каждого приключения переживают новое, еще более впечатляющее. И гиперболична сама эта сказка, сплошь, потому что она не обыгрывает в очередной раз те мотивы, что встречаются в других сказках, а стремится во всем их превзойти: согласитесь, что более страшных и более диковинных эпизодов вы не найдете ни в одной другой сказке.
Ненаивны же - в отличие от того, с чем мы сталкиваемся в народных сказках - дёблиновские герои, как и описания выпавших им испытаний. Идет ли речь о сенаторах или изобретателях, об отдельных личностях или коллективах первопроходцев - они все живут и действуют уже после грехопадения. Хуже того: от одного грехопадения до следующего. Даже если поначалу кажется, что они ведут себя также непосредственно, как наивные сказочные герои, очень скоро оказывается, что Мардук, Делвил, Уайт Бейкер, Кюлин и их приверженцы - это люди, которые просто на какой-то момент перепрыгнули через свое сомнительное, внушающее опасения сознание. Что понятно. Потому что они находятся в ином положении, нежели ничем не обремененные сказочные герои. Те наталкиваются на объективные препятствия и поначалу даже не пытаются разобраться в их сути. Выполняют необоснованные задания, которые навязываются им извне, - что удается, потому что им помогают сверхъестественные помощники (феи, говорящие животные) и сверхъестественные приспособления (кольцо, выполняющее желания, или волшебный плащ), которые тоже попадают к ним откуда-то извне. Скорее невольно, нежели намеренно такие герои - освобождая кого-то, или расколдовывая, или спасая - исправляют неблагоприятную ситуацию, которая, в свою очередь, обусловлена какими-то внешними, непознаваемыми причинами. После чего, наконец, раз и навсегда обретают счастье.
Дёблиновские же герои, единичные и массовые, не вступают в такое противостояние с чем-то, существующим объективно - вне и помимо них. Только они сами ответственны за свои чудодейственные деяния, чудодейственные орудия и чудодейственные средства достижения каких-то целей. Неблагоприятные ситуации, как и способы их исправления, колдовские чары и противочары - все это они должны выносить, как ребенка, в себе или в рамках своего сообщества. Все, что имеет к ним отношение, они же и породили. Следовательно, только они сами могут устранить дурные последствия возникновения Страны лентяев и волшебного леса или, скажем, размораживания Гренландии - устранить посредством еще более чудодейственных деяний, которые могут повлечь за собой еще худшие следствия. А поскольку этим героям не встречается ничего, что не несло бы на себе следы их прежних поступков - даже драконов они оживили сами, - "счастливый конец", обязательный для всякой сказки, в романе тоже весьма далек от наивности.
Примечательно, что как раз дёблиновские персонажи, совершавшие свои чудодейственные деяния обдуманно и собственными силами, к такому счастью отнюдь не стремились и за него не боролись. Ироничность придуманной Дёблином романной концовки, похоже, заключается в том, что его герои обретают счастье именно в таком уголке природы и в такой местности, которые остались незатронутыми их сомнительными чудодейственными деяниями. А именно - в Южной Франции с ее фруктовыми деревьями, нерегулируемыми реками и буйно разрастающимися лесами. Только не очень ясные заключительные слова Кюлина, которые как будто бы должны примирить естественный образ жизни и преимущества технического прогресса, немного смягчают общее впечатление. А оно, это впечатление, сводится к тому, что здесь сказка вырождается в свою противоположность. В мысль о тщете всех человеческих усилий.
"Горы моря и гиганты" как гипер-сказка: этот способ прочтения, подсказанный самим текстом, шаг за шагом помог нам выявить не только сомнительные предпосылки такой "сказочности", но и несомненное своеобразие дёблиновского романа. Своеобразие это станет еще очевиднее, когда мы опробуем и другой, даже в большей мере напрашивающийся способ прочтения: "Горы моря и гиганты" как научная фантастика. На сей раз мы попытаемся сравнить роман Дёблина с одним из самых читаемых немецких романов этого жанра, "Атлантидой" Ханса Доминика. Поскольку в "Атлантиде" не только обыгрываются мотивы, схожие с дёблиновскими, но она и вышла в свет почти одновременно с "Горами морями и гигантами": в 1925 году. А значит, у обоих авторов был общий исторический опыт, исходя из которого они и набрасывали свои визионерские картины будущего.