Остин Пэйс
В нашем городке старшая школа начинается не с девятого класса. Лет сто назад кто-то из отцов-основателей постановил, что с седьмого по девятый класс - это неполная старшая школа, и с того времени никто не почесался внести изменения.
Итак, в выпускном классе неполной старшей наступило утро первого учебного дня, а Остин уже тут как тут - пришёл задолго до начала занятий и теперь бегал на школьном стадионе. Тренер Шулер ещё не явился, так что Остин, рисуясь в своих прошлогодних спортивных шортах, наворачивал круги напоказ всему миру. Я был уверен, что он делал это именно затем, чтобы каждый ученик, проходя мимо него, мог воскликнуть: "Вот это да, Остин, ты такой целеустремлённый!"
Если уж на то пошло, я тоже целеустремлённый, только не выставляю себя вот так на публику.
Остин многое делает хорошо. Достаточно хорошо, чтобы люди замечали его достижения, но не настолько, чтобы к нему прилепились ярлыки типа "умник", или "качок", или "задрот", или ещё что-нибудь в этом роде. Короче говоря, Остин - это то, чем хочет быть каждый нормальный парень, или, во всяком случае, чем всегда хотел быть я. Он своего рода ходячее совершенство, и сам об этом знает. Я ненавижу его. А вот этого он не знает. Для Остина я - всего лишь один из его многочисленных приятелей. Если бы он был на год-два старше, то стал бы для меня, пожалуй, примером для подражания - нет, можете вы это себе представить, а? Он обожает, когда детишки помладше взирают на него как на своего кумира. Но я не только не моложе его, я на три месяца старше. И на самом деле он никогда не относился ко мне как к другу или хотя бы просто как к равному. Я для него просто червяк. Или, по крайней мере, он делает всё, чтобы я чувствовал себя червём.
Одно время я думал, что причина в том, что я дал ему обидную кличку, славно попортившую ему жизнь: Остин-Спесь.
Прозвище приклеилось, и ему никак не удавалось от него избавиться. Да, я когда-то считал, что Остин обращается со мной так из-за клички, но на самом деле причина лежала глубже. Видите ли, не в пример остальным я очень близко подобрался к тому, чтобы стать для него чем-то вроде угрозы.
Как я уже сказал, Остин во многом достиг успеха, но была одна вещь, в которой он оставался непревзойдённым. Он был отличный бегун. Даже когда он был малявкой, все знали - Остин самый быстрый. Его постоянно вызывали на спор, и сколько я себя помню, он всегда побеждал.
И сколько себя помню, я неизменно прихожу вторым. Я тоже быстрый, но всегда уступаю Остину. И всё бы ничего, если бы не одно "но": подобно Шерил с её пением, бег был тем, что мне удавалось лучше всего. Я не был ни первым учеником в классе, ни самым популярным парнем в школе. Середнячок во всём, что ни возьми. Таких, как я, обычно не замечают. Когда мне было десять и я ходил в продлёнку, меня так и называли: "этот-как-его" - потому что никто из воспитателей никогда не помнил моего имени. Я ничем не выделялся из себе подобных.
Но я умел бегать; и если ты отличный бегун, то тебе известно это потрясающее чувство, когда набираешь скорость, когда реально ощущаешь, как твоё тело устремляется вперёд всё быстрей и быстрей; и тогда ты вдруг осознаёшь, что ветер - это вовсе не ветер, это ты сам прорезаешь воздух, словно пуля. Это ни с чем не сравнимое удовольствие - знать, что отлично делаешь своё дело, и никто не может забрать у тебя это чувство.
Никто, кроме Остина Пэйса.
С этим он справлялся просто здорово - и не столько тем, что побеждал меня на дорожке, но тем, что намеренно обставлял это так, что я чувствовал себя ничтожеством. Он очень хорошо подбирал слова, которыми давил меня, будто таракана. Например: "Может, у тебя кроссовки плохие - потому ты такой тормоз" или "Может, на следующий год твои ноги подрастут, тогда, глядишь, и у тебя появится шанс" - в таком роде. А то и вовсе лишь одаривал меня своей высокомерной улыбкой, побив в очередном забеге - и я на лопатках.
Не знаю почему, но мне кажется, что тренер Шулер нарочно выставлял нас обоих вместе на одни и те же соревнования. Мы всегда брали первое и второе место; но в наших с Остином забегах не было первых-вторых мест, были только победитель и проигравший, и я всегда, без исключений, оставался лузером.
Только один раз я стал лучшим - когда папаша Остина, профессор, устроил всему своему семейству увеселительную поездку по Южной Америке длиной в целый год. Это случилось в седьмом классе - на первом году неполной старшей школы, и вот тогда я наконец пересёк линию финиша первым и ощутил, как ленточка натягивается на моей груди. Вот когда я взлетел, стал героем, достиг популярности - словом, получил всё то, о чём всегда мечтал.
А потом произошло неизбежное - Остин вернулся.
Помню начало восьмого класса - тренер тогда ещё не знал, кто такой Остин-Спесь. Он построил нас всех на старте, и Остин обернулся ко мне с этой своей улыбочкой, словно говорящей: "Ты ничтожество, Джаред Мерсер... и я это сейчас докажу". Тренер дал старт, Остин рванул вперёд и побил меня на шестидесяти ярдах, как младенца. Опередил чуть ли не на полсекунды! Вы, наверно, думаете, мол, какие пустяки - полсекунды, да только в забегах на короткие дистанции значение имеют сотые доли.
С этого момента я опять превратился в серую мышь, в "этого-как-его", живущего в огромной тени, отбрасываемой Остином Пэйсом. Только отныне всё стало намного хуже, потому что теперь я знал, каково это - ходить в победителях, а Остин-Спесь был решительно настроен не позволить мне снова ощутить вкус победы.
- Ты принимаешь всё это слишком близко к сердцу, - говаривал мой отец. - Ну, он быстрее, чем ты, и что? Держу пари, есть вещи, которые у тебя получаются лучше, чем у него.
Нет таких вещей. Папа просто ничего не понимал. Дело не только в том, что Остин был быстрее меня; проблема в том, что я всё время был вторым, а никому на свете нет дела до тех, кто вечно приходит следом за победителем.
* * *
В это первое утро нового учебного года я наблюдал за Остином с трибун. Он знал, что я слежу за ним. Как же ему не знать - я торчал там один-одинёшенек. Он кружил и кружил по гаревой дорожке в своих снежно-белых кроссовках, к которым, казалось, не прилипала никакая грязь. Можно было подумать, что он так и будет носиться, как заведённый, до самого первого звонка, но тут Спесь сошёл с дорожки на зелёный овал травяного поля и остановился в его верхнем конце. Я знал, что за этим последует - он всегда так поступал. Его школьная сумка лежала там же, на траве. Остин взял свой голубой электронный секундомер - подарок тренера после прошлогоднего финала - и установил на ноль. Затем снял кроссовки и носки и уставился на что-то, видимое только ему одному - прямо через центр зелёной площадки в её противоположный конец. Принял стартовую позицию, щёлкнул хронометром и сорвался с места босиком.
Сердце сжимается при виде такой скорости. Он летел по траве, словно чистокровный рысак, и не успел я глазом моргнуть, как он уже был у того конца овала.
Он взглянул на секундомер и только потом сделал вид, что заметил меня. Помахал ручкой. Я помахал в ответ. Он порастягивал ноги, затем пересёк овал, подхватил свою сумку, влез в кроссовки и подошёл к трибуне.
- Как жизнь, Джаред? - спросил он. - Лето как провёл?
- Неплохо. А ты?
- Просто классно! - Спесь упёрся стопой в нижнюю скамью и помассировал икроножную мышцу. - Нравятся мои кроссовки? - спросил он. - Это "аэропеды". Самые лучшие! Стоят две сотни баксов.
Я кивнул.
- Если бы у тебя были такие, - продолжал Спесь, - то ты, пожалуй, и смог бы составить мне конкуренцию в этом году. Как думаешь?
- Пожалуй, - ответил я, но это было вовсе не то, что я в действительности хотел бы ему сказать. Лучше не буду передавать вам, что именно.
- Тренировался летом? - спросил он.
- Да.
Я сказал чистую правду. Тренировался каждую свободную минуту.
- Молодец. Я тоже. Всё лето, каждый день - в Национальном легкоатлетическом лагере для юниоров. И знаешь что?
- Что?
- Может, по своим результатам я смогу попасть на юниорский чемпионат Национальной ассоциации студенческого спорта.
- Да что ты.
- Угу. Крутые соревнования, но моё время на шестидесяти ярдах теперь на четверть секунды лучше, чем квалификационное время в прошлом году, и я попытаюсь ещё его снизить. Папа говорит, что если я пройду на этот чемпионат, то на следующий год он наймёт мне частного тренера, и тогда я буду готовиться по программе Олимпийских игр. - Он блеснул своей "ах-куда-там-тебе-до-меня" улыбкой. - Ну, а ты чем занимался?
- Я? О! Был в Европе, в тренировочном лагере для легкоатлетов. Знаешь, таком, где целыми днями бегаешь кроссы по Альпам в компании знаменитых олимпийцев.
- Что, правда?
Я вздохнул.
- Нет. На самом деле я всё лето торчал здесь, работал в Бургер-Кинге - делал гамбургеры. Тяжёленькая работка. Зато знаешь, какие у меня теперь мускулистые пальцы!
- Могу себе представить, - сказал Остин.
- Кстати, ты знаешь, что я самый молодой их всех, кто когда-либо работал в этом Бургер-Кинге?
- Оно и понятно, - усмехнулся Остин. - Я хочу сказать: кого ещё они могли бы поставить на такую тупую, грязную работу, как не школьника, так ведь?
После этакого высказывания мне расхотелось вести дальнейший разговор.
- Ладно, мне переодеться нужно, - сказал Спесь. - На первый сбор сегодня вечером придёшь?
- Само собой.
- Смотри не опоздай, - сказал он, снова осчастливливая меня своей крокодильей улыбкой. - Сегодня выбирают капитана команды. Мне бы не хотелось, чтобы ты пропустил это мероприятие.
Он повернулся и побежал в раздевалку.
Вот оно что, выборы капитана. Я словно поджаривался на медленном огне. Остин в своём репертуаре: всего лишь пять минут - и я разложен под его двухсотдолларовыми кроссовками и расплющен, как сигаретный окурок.
- У тебя против него ни единого шанса, - прозвучал вдруг голос в двух шагах от меня.
Около трибуны стоял Тайсон Макгоу. В нашей школе немало всяких придурков, но Тайсон по этой части переплёвывал всех. Шапка свалявшихся сальных волос, вечно грязная физиономия, а левая ноздря гораздо больше правой, потому что он практически не вынимал из неё пальца. Тайсон вообще никому не нравился, и уж тем более он не тот человек, с которым бы мне сейчас пришла охота поговорить. Не после унижения, которому меня подверг Остин-Спесь.
- Не суй нос не в своё дело, Тайсон! - рявкнул я. - Ты что, не понимаешь - людям не нравится, когда за ними шпионят.
- Я не шпионил! - огрызнулся Тайсон. Он выплёвывал слова злобно, с вызовом - наверняка провоцировал на одну из своих знаменитых драк. Странная он был птица, этот Тайсон. Половину времени вёл себя как полный тормоз, глухой к реальности и погружённый в свой собственный грязный мирок, а другую половину посвящал тому, чтобы задирать остальных и устраивать мордобои, изображая из себя крутого. Вот только этого мне и не доставало - в первый день учебного года ввязаться в разборку с Тайсоном Макгоу. Не то чтобы я не смог его побить - это-то как раз не проблема: он, в общем-то, был слабоват, тощий такой, хлюпик. Просто он дерётся как-то не по-человечески. Как животное. Лягается, царапается, кусается...
- Да пофиг, шпионишь или нет, называй как хочешь, просто кончай с этим. По крайней мере, не лезь ко мне, потому что я этого не люблю!
Я сошёл с трибуны и направился к зданию школы.
- Не, у тебя и правда нет и шанса, - пробубнил Тайсон, когда я проходил мимо него.
Вот достал!
- А ты почём знаешь? - проорал я ему в морду. - Ты же не в команде! Ты вообще отщепенец, тебя никуда не берут! Вечно суёшь свой поганый нос куда не просят! Заняться нечем, что ли? Что там между мной и Остином - не твоё собачье дело, понял?!
Тайсон заткнулся. Кажется, он не ожидал, что я так разъярюсь.
- А ну вали с глаз долой, Тайсон! И раззевай пасть только тогда, когда тебе есть что сказать!
Я развернулся и пошёл дальше. Тайсон пробурчал себе под нос какую-то гадость, но я решил, что с меня хватит, и сделал вид, что не услышал.
Пока я шёл к зданию школы, мой гнев с Тайсона перекинулся обратно на Остина. Больше всего меня злило, что Тайсон, скорее всего, был прав: наглый, чванливый Остин-Спесь наверняка станет капитаном, и я ненавидел его за это ещё больше. Ух, как было бы здорово, если бы кто-нибудь организовал против Остина Пэйса заговор...
* * *
- Так вот, зарубите себе все на носу: наша команда - это вам не детский сад! - заявил тренер Шулер, поигрывая свистком. - Если ты член нашей команды, то должен бросить всё остальное - все эти бейсболы, футболы и прочую дребедень. Это, может, и не старшая школа, и мы, может, и не тренируемся пять раз в неделю, но спросите любого, и любой вам скажет: я требую настоящей самоотдачи. Работать, как вол! Правильно я говорю, Джаред?
- Правильно! - отозвался я, удивлённый тем, что тренер обратился именно ко мне.
- Так что если кто из вас намеревается дурака валять - уходите сейчас.
Где-то в заднем ряду встали двое семиклассников, которые за один день уже умудрились заработать репутацию паршивцев, и, хихикая, почесали на выход. Один из них обернулся и сказал:
- Адиос, команданте!
Кто-то из семиклашек прыснул. Но из тех, кто знал тренера Шулера, ни одному не пришло в голову засмеяться.
Шулер заглянул в свой блокнот.
- Значит так: юноши собираются по понедельникам и средам, девушки - по вторникам и четвергам. Все желающие могут тренироваться с обеими командами...
Тренер говорил, а мои мысли начали уплывать куда-то вдаль. Я обводил взглядом помещение. Здесь пахло новьём, но особенных отличий от прежнего спортзала я не заметил. А ведь можно ожидать, что когда старый сгорел, то возведённый на его месте будет выглядеть по-иному, но куда там. Новый спортзал был точной копией сгоревшего.
Каждый уголок помещения был занят - там проходили сборы различных команд; и ещё больше спортсменов толклось на улице. Всего легкоатлетов насчитывалось около сорока - мальчиков немного больше, чем девочек. К исходу следующей недели от этого количества останется половина. Нет, тренер никого не отсеивал; народ сам терял интерес и бросал тренировки.
Остин-Спесь сидел шагах в десяти от меня, среди семиклассников, таким образом утверждая себя в качестве Самого Великого Героя для всех новобранцев.
Шулер перелистнул страницу блокнота.
- Как видите, у нас отличный новый спортзал. И, как вам известно, после случившегося в прошлом году пожара доступ сюда без учителя закрыт. Дверь будет заперта на замок. То же касается актового зала и прочих безнадзорных помещений. Вы, конечно, уже услышали эту новость от других учителей, а теперь слышите от меня.
Он снова перевернул страничку.
- Дальше. В этом году у нас приготовлено кое-что новенькое. Думаю, это вам понравится. Ряд близлежащих школьных округов заключил соглашение об организации своего рода мини-олимпийских игр, и, разумеется, лёгкая атлетика включена в программу.
Собравшиеся, включая и меня, разразились ликующими возгласами.
- Это хорошая новость, - продолжал Шулер. - Но есть и плохая: каждый школьный округ выставляет единую команду, и это означает, что от каждой школы принять участие в соревнованиях сможет только один бегун.
Раздаются многочисленные "у-у-у...". Я помалкиваю. Остин наверняка тоже. Чувствую, как в солнечном сплетении образуется ледышка.
- А теперь, перед тем как распределить шкафчики, ещё одно важное дело.
- Капитан! - выкрикнул Мартин Брикер, восьмиклассник с отличными шансами стать капитаном на следующий год; вот только ему втемяшилось, будто он сможет получить эту должность уже в этом году. Как же, разбежался.
- Верно, - ответил Шулер. - Участвуют только старые члены команды. Вот вам карандаши и бумага. По моей команде каждый из старых участников подходит сюда и заполняет бюллетень. То есть пишет на бумажке имя возможного капитана - вот и всё.
- Что - вот так вот, без кампании? - спрашивает Спесь.
- Да, вот так вот, без кампании, - передразнивает его Шулер. - Вы друг друга отлично знаете, нечего зря тратить время на пустопорожние дебаты. Один капитан для юношей и один для девушек. Юноши голосуют за юношей, девушки - за девушек. Если кто не знает, к какому полу относится, пусть спросит меня, я определю.
Кто-то поднял руку Сары Дозер. Та ткнула нахала локтем под рёбра.
- Итак, подходите. Вот вам ящик для бюллетеней, и будьте любезны - ставьте карандаш обратно в банку!
На своей бумажке я написал имя Мартина Брикера. Мне кажется, голосовать за себя самого - это недостойно спортсмена, а за Остина я, уж конечно, голосовать не собирался.
Остин подошёл к ящику для голосования, обернулся ко мне и сверкнул своим знаменитым крокодильим оскалом, словно говорящим: "Эй ты, лузер!". Я немедленно улыбнулся в ответ, словно говоря: "Мы ещё посмотрим, кто тут лузер!"
- А когда станут известны результаты? - поинтересовался Мартин.
- Завтра ко времени ланча будут вывешены на главной доске объявлений.
Все застонали.
- Да ладно вам, всего один день подождать. А теперь я называю имена, каждый подходит сюда, и я даю ему номер его шкафчика.