- Да это не столько смешно, как противно, - он засмеялся и поежился. Вообще, Корнеев говорил о себе с большой охотой. Он рассказал, что давно занимается музыкой, что "Сказки" не попса, а легкий транс, вопреки мнению большинства. Что сам он любит сидеть в чатах под видом юного мальчика или девочки, и ловко ставит на место глупую молодежь, цитируя философов и поэтов. Сам Дима был в полном восторге от рассказов Корнеева - из этого, думал он, выйдет убийственное, скандальное интервью. Толстого продюсера было даже жалко, хотя жалости не хватало, чтобы одолеть неприязнь.
- Как думаешь, будем осторожно, или раскатаем его катком? - спросил он Ксюшу. Они спускались по лестнице - поздним вечером лифты в редакции уже не работали. Ксюша фыркнула. Сначала он решил, что в адрес Корнеева, но она заговорила, и ее слова застали Диму врасплох.
- Катком? Это нам будет каток.
- Почему? - он едва не споткнулся, нащупывая ступеньку ногой.
- Мы в пролете. Лену это не обрадует.
- Но…
- Что "но"? Это я виновата. Ты хоть понял, что он нес? Он не сказал фактически ничего.
- А как же… "ты разжирела", это смешно… и про детей в чате.
- Умоляю, он говорит об этом на каждой прессухе. Я сама виновата.
Надо было думать.
- Что я делал не так?
- Ну, ты строил из себя профессионала. А он повел себя соответственно. Начал лить воду.
- Понял. Извини. Но при чем здесь ты?
- Я думала, он клюнет на новичка, расслабится… но, ей-богу, он такой тупой. Надо было отправить тебя прямо к нему домой. И может, вышло бы лучше… как с девочками.
- Что мне теперь нужно делать?
- Всё по-старому. Ищи темы. И Дима снова увяз в интернете. Он искал с утроенной силой, но выяснил только одно: едва появлялась новость, едва где-то всплывал хоть небольшой материал, дорогие журналы кидались к нему, как жирные коты на селедку, играли с ним, валяли его в грязи, рвали на части и глотали самое жирное. За ними тянулись тощие, беспородные издания - они жевали потроха, обкусывали кости, лизали еще соленую землю, пока от бедной темы не оставалось ни следа.
- И представь, чем питаются областные, например, газеты, - сказал он Синице.
- Ф-фу! - она сморщила нос. - И что? Вообще никаких идей?
- Честно сказать, одна появилась… Как-то сама собой. Прошла еще неделя, и Дима решился. Он аккуратно закрыл все окна и выключил монитор. Выбравшись из офисного стула, Дима обогнул перегородку и остановился у стола Ксюши, которая хрустела чипсами, прихлебывала чай и набирала текст оттопыренным мизинцем.
- Му? - Ксюша сглотнула и вернула чашку на ее место, помеченное липкой окружностью. - Да, что у тебя?
- Ничего, - виновато сказал Дима. - Знаешь, у вас тут хорошо, честное слово. Но я пойду.
- Куда?
- Не знаю. Просто я ухожу, наверное.
- Так, - Ксюша выдернула салфетку из пачки, валявшейся у монитора.
- Что я здесь делаю? Только занимаю место.
- Так, так, сейчас, - она торопливо промокнула рот и вытерла руки.
- Я не могу найти материал, я не написал ни одной статьи…
- Так, всё, стоп, - Ксюша хлопнула его по ладони и нерешительно сжала пальцы.
- Даже с интервью у нас не получается.
- Меня послушай, оки? Ксюша поправила очки и наклонила голову, стараясь поймать его взгляд.
- Смотри на меня. Это нормально. Нет, ты слушай. Это полностью нормально. Ты только начал работать и просто еще не свыкся.
Понимаешь? Нельзя же бросать меня среди такого завала. Даже Валя недавно ушел, и ты теперь единственный мужчина у нас в редакции, а журналистика должна быть всесторонней, правильно? Дима уставился в пол и вздохнул.
- Не знаю, что я здесь делаю, - повторил он. - Вообще, что я делаю в этом городе. Месяц еще не прошел, а я уже думаю, зачем сюда приехал.
- Это нормально, - Ксюша хлопнула его по ладони и неловко убрала руку. - Оки? Просто акклиматизация. Думаешь, ты один такой? Мне было не легче. Всем трудно.
- Тебе? Разве ты не москвичка?
- Ты что, я из Омска. А Машка вон из Твери. А наша Лена, вон, - Ксюша сбавила тон и кивнула в сторону кабинета главной редакторши. - Вообще из какой-то Бурятии.
- Серьезно?
- Конечно, это же Москва, тут одни приезжие. Здесь местного поди найди.
- Ага, - Дима поскреб в затылке и решился. - Ладно, я останусь еще.
- Вот и отлично. Увидишь, всё будет в норме.
- А можно мне получить удостоверение?
- Что за… а, корочку. Н-нет, сорри, ты же не в штате. А зачем тебе?
- Ну, просто. Хочу походить, поспрашивать. Вдруг попросят доказать, что я отсюда.
- А! - Ксюша тряхнула головой и схватила пачку самоклеек. - Я думала, тебе чтоб ментов пугать… Если кто поинтересуется, предложи набрать редакцию. Она мелко набросала номер, оборвала листок и протянула ему.
- Пускай зовут меня, и я подтвержу. Дима вернулся к Синице.
- А зачем? - она приподнялась на руках и уселась на скрипучие перила. - И кого тебе расспрашивать?
- Была у меня одна идея. Потратил неделю, собирал инфу, так у нас говорят, в редакции.
- Инфу, - фыркнула Синица, болтая ногами. - Что за?.. Через пару дней он вручил Ксюше неровно исписанный лист.
- Смотри. Я всё нашел в интернете, и немного поуточнял.
- Что это? - Ксюша прищурилась. - Одни фамилии, да…
- Да! - он выхватил листок и принялся объяснять, наклонившись к ней. - Смотри, здесь разные известные и просто важные в Москве люди, и, представляешь, больше половины приехало сюда из других городов, даже стран! Смотри: тут Литва, и Узбекистан, и Армения, и что хочешь! Правда, классно? Мы можем показать, сколько здесь разных людей собралось из разных мест, это же классная тема? Можно сделать даже полосу, или вообще разворот - тут полно всяких… что? Ксюша взяла листок и снова начала читать. Дима наблюдал, как черные зрачки ее глаз мечутся вверх и вниз, рикошетя от строчки к строчке. Остановившись где-то посередине, она протянула листок ему, глядя в сторону.
- Как? - радостно спросил Дима, забрав список.
- Никак, - сказала Ксюша. - Нельзя такое печатать.
- Неформат?
- Да при чем тут неформат! - она вскочила и ушла смотреть в окно.
- Нет. Нет, ты молодец, но ты же понимаешь, когда такое время… Ксюша снова повернулась к нему.
- Пробуй дальше. А это, - она кивнула на мятый список в его руке.
- Лучше убери куда-нибудь. И снова были Альпы.
- Странная девочка, - заметила Синица, одергивая джинсы. - Так что, ты ее трахнул?
- Да ну, - смутился он. - У меня есть ты. Он поднял глаза, но Синица исчезла. Вокруг была только гостиная, и в окно мутно светила ночь.
25 мая 2003 года
На студию пришло еще несколько энтузиастов, и Максу досталась организационная часть. Он теперь меньше общался с капризными звездами, больше работал с народом, и снова начал выпивать, но теперь не без удовольствия - у Максима появился даже некоторый контроль. Жаркая весна окончательно затопила город. Вечерняя Москва пахла цветущими липами, ее башни ракетами сияли в небе, которое висело над пейзажем, как огромный киноэкран. Возвращаясь из студии, он заходил в кафе, выпивал пару бокалов пива или вина. По дороге на Речной иногда тратился на добавку, пил ее в комнате, принимал душ и ложился в постель - и засыпал бы спокойно, если бы не то, что произошло между ним и Лизой недавним вечером. Мечты о ней терзали Макса с наркотической изощренностью. Чем ближе подбирались сумерки, тем чаще Максим не мог усидеть на месте, не мог работать, не мог соображать - он шел в туалет как на свидание. Раздираемый позором и нетерпением, он закрывался в кабинке и проводил там не меньше получаса, мучительно думая о Лизе и пытаясь снять возбуждение. Он чувствовал, что болен, но остановиться не мог.
Это повторялось каждый день, на работе, при вечернем душе и под одеялом - иначе невозможно было уснуть. Он представлял, что обходится с ней грубо, или воображал, что стоит на коленях и целует ее ноги; в его фантазиях она была то прохладна и снисходительна, то перевозбуждена и бесстыдна. Иногда по утрам, апатично распиливая завтрак напротив сонного объекта своих желаний, Максим сравнивал настоящую Лизу с придуманной, и всякий раз чувствовал, что фантазии не могут насытить его полностью. У вымышленной Лизы был такой же голос, тело и глаза - но Макс хотел не просто тело, не просто глаза и голос, - он хотел что-то скрытое внутри, что-то недоступное образной памяти. Его потянуло в общение. Без всяких оснований Максим заводил разговоры с коллегами, перекур за перекуром слушая пустые новости и шутки. Хотя едва был уверен, что видит день за днем те же лица. Он затягивался, кивал, и хотел крикнуть - хватит! Объясните лучше, какого черта мне нужно? Вчера в обед я представлял, что кладу голову ей на колени, и она перебирает мои волосы, и целует меня, и берет у меня в рот… нет, серьезно, о чем еще мечтать? Что другое я ищу, что боюсь потерять? Вместо этого он улыбался и говорил:
- Да, классная ссылка, мне понравилось, - и вынимал новую сигарету.
2 июня 2003 года
Вышло еще три выпуска: "Она снялась голой на паспорт", "Он питается их чувствами" и "Она занимается сексом во сне". Теперь Лиза смотрела шоу спокойно, зная, чего можно ждать. Ребятам передача тоже нравилась - Дима по-прежнему не верил, что в ней снимаются одни актеры, а Макс вообще замечал только Элизу Фрейд и был от нее в таком восторге, что злил настоящую Лизу. Раскрашенная наряженная девочка на экране была ему интереснее, чем живая. Очень типично для парня. Нет, ей не хотелось такого уж прямо обожания, но хоть немного можно понимать, что внимание нужно живому человеку больше, чем картинке? Незаметно для себя она стала придираться к Элизе, высмеивать ее реплики и мнения - и вдруг заметила, что это удается поразительно легко. Мало того, что Элиза Фрейд порола чушь как психолог - Лизу бесил даже ее характер. Элиза постоянно называла человеческие эмоции сухими терминами, давала глупые невыполнимые советы, не к месту заводила речь о морали и общественных принципах… Внезапно Лизу осенило.
- Так и есть! - она вскочила, едва не опрокинув диван. Ребята по очереди скосили на Лизу глаза, в которых искрилась Элиза на телеэкране.
- Так и есть, - повторила Лиза, внимательно изучая себя в телевизоре. - Смотрите, они делают из меня идиотку!
- Кто "они"? - спросил Дима.
- Студия! Они специально дают мне такие реплики, может, даже монтируют так…
- Да всё отлично, - промычал Максим, отрешенно полируя ногти о щетину. Она снова присела.
- Но для психолога совершенно очевидно, что Артем был неправомочен питать подобные чувства, - говорила Элиза Фрейд за кадром, и Анжелика слушала ее, постукивая маникюром о поддельный микрофон и роняя публике легкие ухмылочки.
- Я не могу смотреть, - Лиза резко встала и ушла в кухню. Ей хотелось расплакаться, но вместо этого она сломала две спички и поставила чайник на огонь. Она пила вторую или третью чашку, когда к ней осторожно заглянул Дима. Хмурая Лиза прихлебывала чай и курила, а он всё мялся на пороге.
- Закончилось? - спросила она, гася в блюдце сигарету. - Будешь чай?
- Да… Нет. Нет, не закончилось, но давай попьем. Она плеснула ему чашку и чокнулась, прежде чем допить свою.
- Ты правда считаешь, что тебя как-то обманывают? - спросил Дима в чашку. - Не знаю, ну, зачем им это нужно?
- Да конечно, просто используют, - Лиза уронила руки на стол и огляделась. - Ведь постоянно, ты сам видишь, меня выставляют образованной идиоткой. Она закатила глаза, потом сложила губы бантиком, подражая Анжелике.
- "Да, послушаем, что скажут нам тупые психологи. Как это знакомо: умничает, дурочка, а сама ничего ни в жизни, ни в чувствах не понимает". Нет, только сейчас до нее дошел весь этот ужас. Как можно идти на съемки, зная, что о тебя вытирают ноги, дают тебе роль ничтожества в жизни и профессии. Как можно общаться с Катькой-Анжеликой, раз она такое чудовище? И вообще, дважды чудовище, если делает это сознательно.
- Не понимаю, - сказал Дима. - Как это получается?
- Что?
- Ну, использовать.
- Сам видел. Мне дают слова, я их читаю. А цель у этих реплик одна - чтобы все поняли, какая я ограниченная дура.
- Но это ведь одни слова. Тебе же не приказывают, как себя вести?
- Да, слова, но они просто…
- Просто слова из букв, - Дима рассеянно и шумно отхлебнул чай.
- И всё равно, я не могу проговорить их всерьез и не выглядеть дурой. Вот если бы я была… То есть, это же нечестно по отношению к… - Лиза притихла и задумалась. "Если бы я была стервой и читала тексты с издевкой". Но это нечестно по отношению к… публике? К тем приглашенным статистам, которые хлопают и смеются по команде? Или по отношению к Анжелике, которая сама над всеми издевается? Или по отношению к зрителям, которые готовы принимать дешевую игру за жизненную драму. "Студия будет недовольна", - подумала Лиза и снова усомнилась - а будет ли? Что им какая-то помощница ведущей - они заняты рейтингом, - а разве поведение Элизы, актера второго плана, может повлиять на рейтинг?
- Я слишком неуверенна.
- Что? - Дима поставил чашку.
- Я так выгляжу, потому что не уверена в себе, - объяснила Лиза.
- На прослушивании ведь было в сто раз трудней, но я повела себя уверенно, и им понравилось, а теперь… "Теперь я всего пугаюсь и говорю скованно, вот и выгляжу как дура, и студия здесь не при чем", - решила она, встала и прошла к заварнику, и вдруг едва не выронила чашку - так резко у нее закружилась голова. Лизу бросило в жар от воспоминаний, - как она плюнула на всё и забылась, передав весь контроль давно знакомому внутреннему дьяволенку. Который жил в ней с детства, которого она любила, стеснялась и боялась. Который постоянно впутывал ее в отчаянные истории и связи. Благодаря которому Лиза и прибыла в Москву. "Это она", - чуть не сказала Лиза вслух. Ну конечно, это и есть Элиза Фрейд, она должна быть именно такой: буйной веселой стервочкой, которая знакомится на улице, смеется, не краснея, стучит пачкой о край стола, чтобы достать сигарету и танцует в одиночестве, и плевать ей на всех мужчин.
- Эй, - позвал Макс из коридора. - Тут всё в порядке?
- Всё супер, - ответила Лиза. Проходя мимо, она запустила пальцы в его волосы и громко чмокнула Максима в нос, а потом отправилась к себе, не зная, что подарила ему очередную неделю воспаленных желаний.
- С ней всё в порядке? - напоследок услышала она его осторожный голос.
- С ней всё отлично! - крикнула Лиза, млея оттого, что это была правда. Через пару дней начнутся съемки, а еще через две недели телезрителей ждет сюрприз. И если Анжелика нагнется к ее уху в перерыве и зашепчет: "что ты делаешь", Элиза ответит:
- Всё отлично. Расслабься, подруга. И улыбнется ей.
6 сентября 2005 года
- Нет, вы что двое, издеваетесь? Вы мне шутите, что ли?
- Товарищ майор, мы в милиции, у нас шутки в сторону.
- Черт знает что… Психоделы какие-то, психов делают. Или они там с ума посходили?
- Это жизнь, товарищ майор.
24 июля 2005 года
Невозможно привыкнуть к нападению сзади. Чужая рука оборачивает шею, и ты невольно хватаешь ее, вскидываешь голову и чувствуешь, как мокрый ветерок гуляет под рубашкой, и понимаешь, что твой живот открыт - и пах открыт - и ты беззащитен. Ты ждешь удара спереди или укола сзади, а вместо этого стальная рука ведет тебя прочь, заставляя неловко ступать по асфальту, и усаживает на землю у горячего борта машины, прямо в летнюю пыль, и наконец в легкие сочится воздух, и ты, сглотнув, растирая шею, понимаешь, что это всего лишь Музыкант.
- Какого черта здесь делаешь? - у него в голосе не было интереса.
- Почему вышел через эту дверь? Какую дверь?
- Из подвала. Сюда выходят только психоделы. Ты не психодел - что тебе здесь надо? Я попробовал встать, опершись рукой в грязный капот припаркованного джипа, тот ожил и засвистел, мигая всеми огнями.
Музыкант ухватил меня за руку и отвел прочь, усадив на высокий бетонный парапет.
- Так, - он убрал шило в полую флейту. - Рассказывай, какое имеешь к ним отношение? К ним? О чем он? Я вышел из клуба здесь, потому что мне показали короткий путь. Музыкант осмотрел меня пляшущим болезненным взглядом и зашелестел пачкой сигарет, пытаясь зубами сорвать целлофан.
- Дай сюда, - я помог ему открыть пачку, достал сигарету и чиркнул зажигалкой, пока он рылся в кармане своей негодной правой рукой.
- Спасибо, - Музыкант затянулся и густо выдохнул дым. - Угощайся.
- Не нужно, спасибо, - я потряс головой, и он убрал мятую пачку.
- Мы вышли на банду, - сказал наконец Музыкант, аккуратно присаживаясь рядом. - Мне трудно что-либо рассказать. Он прищурился на закат и вымученно затянулся.
- Уверен, что ничего не знаешь? Я был уверен на сто процентов, и Музыкант заговорил снова.
- "Психоделы", так, кажется. Уличные преступники новой волны. Мы еле на них вышли, в основном по музыке, - он кивнул на громадину Рейва, темневшую перед нами. Вся задняя стена клуба была увешана кондиционерами, они хором гудели и капали черным конденсатом, а еще выше луч прожектора бесстрастно скользил по вечерним облакам.
- Мы мало что знаем, кроме названия, - сказал Музыкант. - Это изобретательные и жестокие люди. Целая группа извращенцев. Не исключаем сексуальный мотив. По крайней мере, девушки у них занимаются парнями, а парни девушками. Насилуют?
- Не совсем, - Музыкант выпустил дым через неровно сжатые губы. Как это - "не совсем"?
- Они используют предметы. Какие предметы?
- Малопригодные. Я видел пару девчонок, которые это прошли. Толку мало, с жертвами они не говорят. Это еще ничего. Бывает, что и паяльной лампой.
- Но почему вы, не знаю, почему не убьете их?
- В том и дело. Мы прикончили пару. Малыми потерями. Обычные мертвецы, за ними должен был оказаться кто-то живой, вот мы здесь и собрались. И что? Музыкант затянулся и посмотрел вправо, на безлюдные ряды автостоянки.
- Что. Да. У них есть главный, - он прокашлялся. - Или просто идейный центр. Его зовут Фернандес. Как только мы определим, кто это - уберем его, потом выловим остальных. И почему он так свободно говорит мне об этом?
- А что ты сделаешь? Ты уже сыграл роль, когда объяснил мне правила. Я до сих пор рад, что написал в газету, - Музыкант протянул нерабочую руку и неуклюже ткнул меня в плечо.
- Вы убьете всех? - спросил я, чувствуя, как шевелятся подо мной бетонные плиты. Музыкант вышвырнул окурок.
- Не знаю. Некоторые ребята говорят, что это вопрос экологии.
Херня это, - он вдруг так резко ударил кулаком о неровный бетон, что я дернулся от мысленной боли. - Вспомни Заводскую. Вспомни вокзал.