Денис знал всё о распорядке, вернее, беспорядке её прогулок с собакой: она могла опоздать на час, могла выйти раньше, могла появиться вечером в компании неприятных девиц, могла застыть на месте, могла залезть на горку и скатываться на попе, могла вскочить с ногами на детские качели и раскачиваться, вызывая гнев старух (до Дениса доносились их резкие окрики, похожие на звуки выстрелов).
Как-то раз старухи решили прогнать со двора нарушительницу порядка, но тут, откуда ни возьмись, налетели сёстры Гусевы, и была такая баталия, для описания которой не хватит ни слов, ни красок.
У незнакомки были трёхцветные волосы: белая прядь, рыжая прядь, красная прядь, и снова, и снова, и снова. Денис выверил эти цвета и использовал их в оформлении рабочего стола на домашнем компьютере. Он мог, не просыпаясь, назвать цвета, входившие в эту трёхцветную радугу, он знал, что в числе благородных предков её сеттера, скорее всего, значится какой-то проворный дворовый пёс.
Но имени её он не знал. Он сидел у окна и смотрел, смотрел, смотрел.
- Отлично! У тебя уже три темы для разговора есть. О собаках, о самых колхозно-пролетарских средствах для окраски волос и о том, как важно придерживаться распорядка дня, - подвела итог Алиса.
Денис посмотрел на сестру с ненавистью: как он мог, как он мог рассказать ей о том, о чём боялся говорить даже себе?
Но Алиса не смеялась. Даже не улыбалась.
- Пожалуйста, не упусти её, - тихо сказала она и погладила брата по плечу. - Представь, что через меня с тобой говорит твой ангел-хранитель, или в кого ты там веришь? Представь, что Достоевский с тобой через меня говорит. Он говорит тебе: хватит трусить! Встань и иди вперёд!
- Встаю и иду. Мне пора спать, - ответил Денис, поднимаясь на ноги. - В твоей комнате чистое бельё. Если хочешь, можешь посидеть здесь. Утром не отвлекай меня, пока я не сделаю зарядку.
День третий
Очень долго - может быть, лет до восемнадцати - Алиса верила в то, что вся её нынешняя жизнь ей просто снится. Это сон такой, длинный и нескладный. А однажды она проснётся на своей кровати в дедушкиной квартире. Ей будет три года, или пять. В окно будет светить солнце. Она посмотрит на высокий потолок с лепниной и загадает - куда сегодня идти. И только после этого закричит: "Дедуля-а-а! Подъё-о-ом!"
Алиса проснулась на своей кровати в дедушкиной квартире. В окно светило солнце - ну, правильно, ведь занавески надо задёргивать руками, а она поленилась. Она посмотрела на высокий потолок с лепниной и вспомнила, что сегодня ей предстоит закинуть за плечи ранец и обойти несколько вечеринок, коктейлей и показов.
А если к ранцу соответствующий костюм соорудить? С лёгким намёком на японскую школьницу, но легчайшим, тончайшим таким?
Алиса благоразумно перевезла вчера к брату весь гардероб из гостиницы. Теперь, разложив на кровати платья, блузки, брюки и топики, расставив в два ряда туфли, она выбирала, комбинировала, фантазировала. Тут придётся немного подшить, ещё понадобятся толстые шерстяные гетры, у Дениса наверняка найдётся что-то подобное.
Нет, всё-таки не зря её выбрали иконой стиля. Костюм был безупречен. Ранец идеально вписывался в цветовую гамму. Следовало дополнить картину макияжем - но это уже пред выходом.
Алиса вышла из душа с полотенцем на голове. Денис топал в своей комнате - видимо, действительно делал зарядку. Она высушила волосы перед огромным - метра два в высоту - зеркалом в старинной раме, покрутилась перед ним так и этак, пошла на кухню, заварила чай, нашла в холодильнике йогурт и уселась у окна в комнате с камином.
Когда Денис, довольный и бодрый после зарядки и водных процедур, вышел к ней, ему показалось, что сестра всю ночь так и просидела у окна.
- А твоя любовь уже пасёт свою собачку! - крикнула она.
- Ты со вчерашнего вечера ждала меня, чтобы сообщить об этом?
- Делать мне больше нечего. О, гляди-ка! Мимо проходят старшие парни, засмотрелись на девушку. Конечно! На такую причёску не всякий панк решится. Но парням, похоже, понравилось.
- Меня не интересует, что происходит за окном.
- А я не тебе. Я сама с собой говорю. Это моя утренняя гимнастика. Ой, гляди-ка, её собачка проявляет интерес к бультерьеру. А хозяин бультерьера очень даже ничего, кстати.
- Так скорее беги за ним, пока не ушел.
- Ушел уже. Ха, а девчонка твоя неуклюжая упала, лежит, не может встать. Ногу сломала. А может и шею свернула.
Денис бросился к окну. Девушка с разноцветными волосами, раскинув руки в стороны, шагала по бортику песочницы. Её собачка бегала поодаль.
- Зачем ты врёшь? - разозлился Денис.
- С тебя пример беру. Ты же тоже врёшь. И не кому-нибудь - себе.
- Тебе-то что?
- Женская солидарность. Очень странное чувство. Проявляется непостижимым образом. Ну, посмотри на это дитя природы! На что она в жизни может рассчитывать? Даже говорить не о чем. А тут у неё есть такой шанс. Один на миллион. Тебе что, слабо дать девочке шанс?
Брат молча отошел от окна в глубину комнаты. Алиса снова что-то сказала - на этот раз про платье, в котором лично она бы не решилась выйти ночью погулять на необитаемом острове, а некоторые вполне при свете дня в центре города рассекают.
Денис не выдержал и выбежал из квартиры, побежал вниз по лестнице. Теперь уже никогда, никогда-никогда он не сможет сидеть у окна и смотреть на неё. Между ними будут стоять сестрица Алиса и её идиотские замечания.
Он вышел на улицу. День обещал быть солнечным, жарким, но сейчас ещё было раннее утро, и большую часть двора скрывала тень дома.
Денис огляделся в поисках девушки и сначала не увидел её: наверное, ушла.
Он прошел вдоль площадки, глубоко вдыхая свежий утренний воздух. Откуда-то сверху раздался окрик:
- Эй, дай руку!
Денис вздрогнул, посмотрел наверх. С дерева на него глядела обладательница трёхцветной шевелюры. Сидела в развилке ветвей и явно не знала, как спуститься.
Денис помог ей вернуться на землю.
- Вот спасибо, ты прямо как по заказу тут. Тебя как зовут? - приплясывая, спросила она.
- Денис.
- А меня Дереза. Только не смей козой обзываться!
Денис и не думал обзываться. Он вообще ещё ничего не успел подумать. Дереза схватила его за рукав и потащила к качелям.
- Давай, давай, сейчас раскачаемся и "солнце" сделаем, ага? У меня одной не получается.
Они забрались на качели. Денис обратил внимание на то, что конструкция просто не позволяет сделать "солнце" - видимо, во избежание травм. Но не стал ничего говорить, и лишь молча следовал курсом, проложенным новой знакомой.
- Так вот, ты спрашиваешь, почему я Дереза? - перекрывая шум ветра, закричала она. - Понимаешь, это имя придумал мне один человек. Который помог мне завести в Интернете дневник. Мне очень надо было дневник, понимаешь? А этот человек хотел, чтоб я там называлась только Дереза, и точка. И я согласилась. Потом оказалось, что это плохой человек. Короче, я хочу поскорее его забыть.
- Чтобы забыть человека, не начать ли с того, чтобы отказаться от придуманного им прозвища?
- Вот ещё, буду я отказываться. Сам забудется, как миленький. Что-то качели нам попались тормозные. Слезаем?
Денис ухватился рукой за опору, чтобы поскорее остановить конструкцию, но Дереза выскочила чуть ли не на полном ходу.
Прибежала её собачка.
- Ануцыц, знакомься, это Денис. Он наш друг.
Собачка скептически поглядела на Дениса и вновь убежала по своим делам.
- Меня старухи здешние ругают, что у меня кобелина без поводка. Кобелина, ты представляешь! Такой крошечный умилительный зверёк. Тут, правда, есть две зачетных бабки, такие, хорошие, совсем не старые, хоть и старушки.
Денис догадался, что она говорит о сёстрах Гусевых.
- Слушай, а ты петь умеешь? - перескочила на новую тему Дереза.
Не дожидаясь ответа, она пропела начало песни "Summer time".
Где-то на верхнем этаже с лязгом распахнулось окно.
- Очень здорово. Я так петь не умею, - сказал Денис и уставился на мыски своих кроссовок.
- Да я тоже петь не умею. Вообще не знаю, что я умею, а что не умею. Я училась на художественном весь год, а сейчас забила на экзамены. Ну, нафиг, я рисую лучше всех в группе, чего я буду напрягаться? Я теперь хожу к преподавателю вокала и ещё на сольфеджио.
- Хочешь создать свою группу?
- Группу не получится. Со мной люди не уживаются. Побежали до того дерева, кто быстрее! - неожиданно предложила Дереза.
И они побежали. Денис мог бы поддаться, но не поддался. Ему казалось, что поддаться - это проявить неуважение. Но его новая знакомая так не считала.
- Так не честно!!! Я на каблуках!!! А ты в кроссовках!
- Да какие там каблуки? - удивился Денис, взглянув на смешные тупоносые туфли своей спутницы.
- Раз я девочка - значит, на мне каблуки. Ой, смотри, Ануцыц за кошкой погнался! Бежим спасать бедную кошечку!
Они спасли Ануцыца из когтей бедной кошечки. Оказалось, что он и в самом деле метис - поместь сеттера с каким-то дворовым бобиком.
- Его, прикинь, хотели усыпить, но я его выкупила. Ну, то есть, не я, а мои родители, но я их очень просила! У нас тогда уже был попугай, рыбки и две морские свинки, но нельзя же было бросить Ануцыца на произвол судьбы?
- А у тебя есть братья или сёстры?
- Нету. Родители говорят, что меня им хватает за глаза и за уши.
- Действительно. Для того чтобы картина мира была полной и завершенной - в ней не хватает только тебя.
- Ух, ты! Поэт прямо! - Дереза достала из кармана мобильный, взглянула на часы, - Караул, погибаю!!! Я сегодня на бесплатное показательное занятие по танго записалась. Если не приду, будет очень тупо с моей стороны. А надо ещё переодеться и в Интернет выглянуть! Ты ведь здесь живёшь, да?
- Живу.
- Давай после полдника железно здесь сегодня встретимся, ага?
- После полдника - это во сколько? Здесь - это где?
- Ну, здесь где-нибудь, после полдника. Не знаю, во сколько! - Дереза крикнула уже издалека. - Ты жди только меня!
Ануцыц побежал за ней следом.
Денис опустился на бортик песочницы и посмотрел вверх, на своё окно. Сестра Алиса при полном параде стояла на подоконнике и держала большие пальцы вверх. И куда только смотрели папарацци?
* * *
У Наташи была одна, но страшная тайна. Она скрывала её от всех - даже от Даниила Юрьевича. Потому что тайна была не только страшной, но ещё и постыдной. Если кто-то из коллег узнает - то всё. Позор неминуемый, и дружить с нею никто больше не станет.
Ну, очень ужасная тайна. Никого поблизости нет? Никто не подслушает? Словом… Наташа весной завалила экзамен по экономике, и осенью её ждёт пересдача. Вот стыдобища-то, верно? Так думала Наташа.
Рано-рано утром, закутавшись, как в плащ, в предрассветный туман, она выходила на улицу, садилась на лавочку возле дома напротив и целый час зубрила какой-нибудь билет. Внимательно читала конспект или учебник, шевелила губами, будто пережевывая каждое слово.
Но сегодня Наташа немного проспала - и потому учила очередной параграф уже в метро. И надо же было случиться такому, что именно в этот день она встретила Надю.
Надя была вся в белом. Всегда. Даже если на ней были коричневые босоножки и кремовое летнее платье - Надя всё равно была в белом. И она всякий раз так снисходительно глядела на Наташу!
- Всё учишься? - усмехнулась Надя, собирая возле глаз морщинки. Она полагала, что от этого взгляд становится ещё более мудрым и грустным.
Надя нигде не училась, хотя любила припомнить фамилии известных лекторов, которых она слушала, и названия предметов, которые она изучала. Изучала, слушала - может быть. Но дальше дело не заходило. Зачем? Надя была умнее и лучше всех этих человекообразных букашек, ползущих по карьерной лестнице.
- Ты-то чего так рано встала? - удивилась Наташа.
- У меня свои с бессонницею счеты! - отвечала Надя. - Работаешь всё там же, или ушла?
Надя была старшей сестрой одной из Наташиных подружек. Они познакомились пять или шесть лет назад - и Надя словно бы сделала мгновенный фотоснимок, с которым планировала сверяться всю жизнь. Наташа росла, умнела, взрослела - но только не для Нади. Для неё она всегда была слишком юной, слишком несмышлёной - как в день их первого знакомства. Надя возвышалась над неразумным человечеством, несовершенным и бестолковым. И особенно она возвышалась над Наташей - вернее, над той уже давно не существующей девочкой, которую она увидела много лет назад.
- Всё там же работаю, ага, - кивнула Наташа.
- Референтом или повысили тебя? - проницательно и мудро улыбнулась Надя.
- Ну… вообще референтом, но…
- Я так и думала, что шансов там нет никаких.
Сейчас в это поверить невозможно, но раньше Надя работала в Тринадцатой редакции.
Эта странная барышня появилась в приёмной после того, как Константин Петрович в десятый раз поставил вопрос ребром и заявил, что офису нужен референт, любой, хотя бы приходящий. У Нади были все шансы со временем научиться неплохо держать защиту и стать если не вторым Константином Петровичем (такое невозможно), то хотя бы его надёжным дублёром. Она об этом ничего не знала (Даниил Юрьевич решил, что не стоит сразу вываливать ей на голову такую информацию) и предположила, что в ближайшем будущем её ждёт необыкновенно скучная и унылая работа. Всё случилось по воле её - работа и впрямь оказалась однообразной, скучной, рутинной. Начальство было несовершенно, да к тому же ещё смело требовать от неё чего-то.
Приёмная - в те времена больше напоминавшая склад ненужных вещей и хранилище неразобранных документов - раздражала Надю особенно. К счастью, можно было спрятаться за конторкой и читать какую-нибудь книгу. Если бы ещё не постоянные паломничества коллег к кофейному автомату! Надя записывала, кто сколько раз прошел мимо и отвлёк её от чтения, и потом докладывала об этом вышестоящему начальству. Да-да, Надя регулярно жаловалась на всех Константину Петровичу, а на самого Константина Петровича - Даниилу Юрьевичу. Знай она о существовании Трофима Парфёновича - писала бы ему кляузы на шефа.
Устав от Надиного внутреннего сопротивления жизни, накрывавшего приёмную, словно вывернутый наизнанку защитный колпак, сёстры Гусевы вступили в сговор с Виталиком и организовали в подвале комнату отдыха. Ту самую, в которой впоследствии поселился Гумир. Комната отдыха раздражала Константина Петровича своей анархической и нерабочей обстановкой, но он не вмешивался: заставлять живых людей отдыхать рядом с Надей было бесчеловечно, это понимал даже он.
К счастью, неуживчивая барышня регулярно опаздывала на работу, ещё чаще уходила домой раньше, чем следовало, но её призрак (весь в белом) витал над помещением даже тогда, когда сама она его покидала, поэтому приёмная очень быстро превратилась в заброшенный пустырь. Через пустырь были протоптаны две тропинки: от входной двери к двери, ведущей в коридор и от двери, ведущей в коридор, к кабинету шефа. Тропинки от входной двери до кабинета шефа не наблюдалось - Даниил Юрьевич проходил к себе сквозь стену, чтобы не выслушивать в очередной раз Надины жалобы на жизнь, судьбу и коллег.
- А не погнать ли нам её в шею? - как-то раз напрямик поинтересовался Лёва. Дело было вечером, Надя уже давно ушла домой, а остальные сотрудники Тринадцатой редакции робко выбрались в приёмную.
- Давайте подождём! - вступился Шурик. - Она просто никому не доверяет, но когда поймёт, какие мы замечательные люди, всё пройдёт само собой.
- Замеча-ательные, - протянул Константин Петрович. - Знаешь, что она мне про тебя сегодня рассказала?
- Ну? - расцвёл Шурик (он был уверен, что она рассказала о нём что-то хорошее).
- Только на ухо! - блеснул очками Константин Петрович и нашептал ему такое, что бедный Шурик сперва покраснел, потом побелел, а потом просто пал духом.
- Давайте, давайте швырнём её за борт! Она мне сразу не понравилась! - высунулся из-за кофейного автомата Виталик.
- Ну, ещё бы, - ухмыльнулась Марина, - тебе, поди, никто прямо с порога не говорил: "Не рассчитывайте, что между нами могут возникнуть какие-либо отношения, кроме деловых".
- Во-во, - кивнул Виталик. - Я, главное, не успел понять, нужны мне от неё какие-то отношения или нет, а она сразу - бац по лбу шлагбаумом.
Этот разговор был не первым и, возможно, мог бы оказаться не последним, если бы Надя не решила на следующий день немного отдохнуть от однообразной работы и несовершенных коллег. Себе на замену она прислала подругу младшей сестры - маленькую глупую Наташу, для которой такое времяпрепровождение было в самый раз. Наташе в самом деле было интересно поработать на настоящей работе, хотя бы один день, на пробу, она сама, если честно, напросилась, а Надя не стала возражать: пускай детка поиграется.
Играться детка начала с того, что навела порядок в заброшенной приёмной. К приходу Константина Петровича помещение уже приобрело вид жилой и уютный.
- Ой, здравствуйте, а я вместо Нади, она сегодня заболела! - прямо с порога заявила коммерческому директору Наташа и так улыбнулась, что этот суровый мужчина вообразил, будто девочка влюбилась в него с первого взгляда. Он потом ещё долго тешил себя этой иллюзией, пока не узнал, что Наташа улыбается так абсолютно всем. Но к тому времени она уже была полноправным участником команды, а Константин Петрович успел накрепко поверить в то, что он достоин любви.
Следующей жертвой Наташиной улыбки стал Лёва. Он тоже решил, что девочка влюбилась в него с первого взгляда, и не нашел ничего умнее, чем влюбиться в ответ.
Зато Шурик, в которого Наташа и вправду влюбилась, разумеется, ничего не понял. Потом, конечно, понял. Впрочем, это уже в прошлом, и, несмотря на свой короткий и сумасшедший роман, Шурик с Наташей теперь - самые лучшие друзья.
Когда чудесная Надина помощница поднялась с рабочего места и ушла, Константин Петрович обнаружил, что она без подготовки выполнила двойную норму работы, и это если не считать того, что девочка привела в человеческий вид приёмную, на которую махнула рукой даже уборщица. Кроме того, он сам весь день спокойно работал - нужные документы и корреспонденция возникали на его рабочем столе по первому требованию, и никто не просился к нему на приём, чтобы пожаловаться на лихих Марину и Галину, неаккуратного Шурика, грубого Лёву, и так далее, и так далее.
Константин Петрович взвесил все "за" и "против", и решительно постучал в дверь кабинета Даниила Юрьевича. Дверь открылась. А внутри уже собрались на стихийный митинг все прочие сотрудники питерского филиала.
- Да-ёшь На-та-шу! На-дю до-лой! - скандировали они.
- Отличная идея, - улыбнулся Даниил Юрьевич. - Давайте оставим эту девочку, раз она всем пришлась по душе. Тем более что со временем из неё может получиться неплохая Разведчица.
Это была ложь - никакая Разведчица из той Наташи получиться не могла. Но общая убеждённость в том, что у девочки есть талант, сотворила чудеса - и Наташа стала тем, кем она стала. "Ты чудовище, Даниил, - заметил Кастор, - ты делаешь мунгов из нормальных людей. Хорошо, что я мунг, да к тому же - мёртвый, иначе бы держался от тебя подальше!"