- Люксе, - повторила она.
- Ого! - воскликнул Дьюк. - Продолжайте.
Грейс меньше всего на свете хотелось продолжать. В памяти еще слишком свежо было жуткое воспоминание о том единственном разе, когда она сопровождала Тенебриса в книжный магазин на встречу с читателями.
- Этот ваш Тенебрис, - настаивал Дьюк, - он красивый?
- Э…
Пожалуй, эпитет "красивый" в данном случае был совсем неуместен. Грейс, до того случая не знавшая Тенебриса лично, была потрясена, узнав, что мужчина средних лет с безумным взглядом, с расстегнутой ширинкой, в очках с толстыми стеклами, напоминающими бутылочные донышки, и в шляпе, похожей на куклу для чайника, который выскочил из зала через десять минут после того, как Тенебрис Люкс, по-видимому, до сих пор отсутствующий, должен был начать свое выступление, и есть сам автор. Грейс приняла его за сумасшедшего. Директор магазина был вне себя от гнева.
- Извините, - оправдывалась Грейс. - Эти авторы… понимаете… творческие натуры… художники…
- Я знаю, какие именно художества можно ждать от этого типа!
- Ну… это очень своеобразная личность, - сказала Грейс Дьюку.
- Как он выглядит?
- Гм…
Грейс передернуло от воспоминания о спиче Тенебриса, которое помимо воли настигло ее. Она вспомнила, как он схватил экземпляр "Юмористического взгляда на боль", подбросил его высоко вверх, дал упасть на пол и начал читать с открывшейся страницы. Как обратила внимание Грейс, держа книгу вверх ногами.
- Давайте трахнемся! - пронзительно крикнул Тенебрис, обращаясь к зрительному залу, и в частности к двум пожилым дамам в первом ряду, судя по всему, заглянувшим сюда отдохнуть после долгих хождений по магазинам.
К ужасу Грейс, дальше последовало пространное описание постельной сцены, изобиловавшее постоянными упоминаниями слова из трех букв, для усиления драматического эффекта подчеркиваемого частыми выпадами вперед расстегнутой ширинки Тенебриса. Чтение, казалось, продолжалось несколько лет. Когда Тенебрис наконец закончил, на зрительный зал погребальным саваном опустилась тишина. Пожилые дамы, пошатываясь, первыми поспешили к выходу. У одной из них губы определенно были синими.
- Он большой оригинал, - пробормотала Грейс, отвечая Дьюку, не отрывавшему от нее пристального взгляда и, казалось, читавшему все ее мысли.
- И вы рекламируете книги этих авторов? - задумчиво произнес он.
- Да, рекламирую, - с вызовом ответила Грейс.
- Должно быть, вам приходится несладко.
- Да, задача это непростая. Но я не боюсь трудностей.
- Не боитесь трудностей? - Дьюк по-прежнему внимательно смотрел на нее. - Снимаю перед вами шляпу. Вы занимаетесь тяжелым, неблагодарным трудом. Черт побери, как вам это удается?
- Заварной крем просто превосходен, вы не находите? - спросила Грейс, меняя тему разговора с деликатностью пассажира, выхватывающего у водителя руль, чтобы избежать наезда на фонарный столб.
Она поразилась, когда Дьюк, мгновенно поняв намек, чего она от него никак не ожидала, заговорил об итальянской кухне, в которой он разбирался на удивление хорошо. По крайней мере, определенно лучше, решила Грейс, чем повар ее матери, державший у себя в кладовой - позор для итальянца - консервированные спагетти.
Однако через пять минут Дьюк возобновил атаку.
- Значит, с известными авторами вы не работаете? - спросил он. - Ни с одним? У вас нет никого уровня Мартина Эмиса? Совсем никого?
Грейс устало покачала головой.
- Как я уже говорила, "Хатто и Хатто" не занимается популярными авторами. У нас достаточно консервативное издательство. Если хотите, мы ведем дела по старинке. Наша маленькая, чудаковатая контора в Блумсбери совсем не похожа на жуткие огромные дворцы из стекла и бетона с тысячами сотрудников, где размещаются не только издательства, но и телевидение, кино и реклама. Главным критерием отбора наших писателей является их работа, а не социальное положение.
Что ж, когда-то она в это верила. Грейс залпом допила вино.
Подозвав официанта, Дьюк указал на ее бокал.
- А что представляет собой ваш шеф?
Грейс, которую уже тошнило от этой темы, приняла новый бокал вина и, ничего не скрывая, объяснила, что хозяин "Хатто и Хатто", восьмидесятилетний старик, живет безвыездно во Французской Ривьере. Никто из тех, кто работает в лондонском - собственно, единственном - отделении издательства, никогда его не видел. Она с удивлением отметила, что при этих словах брови Дьюка взлетели выше лба.
- Ну а как же заседания редакционной коллегии? Кто руководит повседневной работой издательства?
Прикончив второй бокал "Фриули", Грейс начала рассказывать об Адаме Найте.
Пять минут спустя, продолжая рассказ, она мысленно отметила, что в конце стола два ястреба буквально давятся со смеху, а рядом с ней брови Дьюка целятся в небо. Впрочем, если хорошенько подумать, они находились в таком положении после того, как Грейс упомянула про привычку Адама оставлять рукописи в автобусах. И все-таки она никак не могла понять, чем вызван интерес Дьюка.
Наконец принесли кофе. Ужин близился к завершению. Билл Дьюк откланялся одним из первых, и его уход вдохнул новые силы в перепалку двух дам.
- Разумеется, дорогая, я знаю, что это неправда, - уловила Грейс обрывок разговора, когда те в прихожей укутывались в кашемировые шали. - Но, полагаю, вам все же следует позаботиться о том, чтобы положить конец этим сплетням. Говорят, вы так плохо обращаетесь с прислугой, что они собираются организовать профсоюз и отстаивать свои права…
Закрыв дверь за последним гостем, леди Армиджер бросилась назад в гостиную и обессиленно рухнула в кресло.
- Ты бы только его видела! - воскликнула она. - Огромный! Черный! Толстый! Отвратительный!
- Ты о чем? - недоуменно спросил ее супруг.
Только тогда Грейс выяснила, что в дневнике ее матери запись, относящаяся к прошедшему ужину, будет выглядеть приблизительно так: "Полная катастрофа. Первое блюдо - весенний салат. (Недостаточно высушен. Горох жестковат.) Второе блюдо - мозговая кость. (Жесткая. Подали слишком холодной.) И самое страшное: десерт - заварной крем. (Нашла волос!!!)"
Грейс поднесла к лицу руку, чтобы скрыть улыбку, а отец отвернулся, слишком долго накладывая кубики льда в стакан с виски.
- О господи! - вдруг воскликнула леди Армиджер. Ее маленькое круглое личико, искаженное от ужаса, поразительно напоминало лопнувшее вареное яйцо. - Мне только что пришла в голову жуткая мысль. А что, если граф тоже нашел в своем заварном креме волос? Теперь я припоминаю, что ел он совсем без аппетита. Почти ни к чему не притронулся.
- Дорогая, не думаю, что у него были основания быть недовольным едой, - рассудительно заметил сэр Энтони. - А вот у меня есть претензии к качеству вина. Я знаю, что семейство Альбиони Грациози ди Сфорца-и-Висконти владеет этими виноградниками уже больше шестисот лет, и, положа руку на сердце, вино, похоже, имеет такой же возраст.
Леди Армиджер широко раскрыла глаза от ужаса.
- Дорогой, но мы просто обязаны и дальше его покупать.
- Почему? Это "Фриули" обожгло мне всю глотку. И оно слишком дорогое.
Возмущенно забарабанив пальцами по подлокотнику кресла, леди Армиджер понизила свой голос до заговорщического шепота:
- Разумеется, потому, что граф очень увлечен нашей Грейс.
От негодования Грейс поперхнулась:
- Это неправда.
- Нет, он определенно тобой заинтересован. Правда, надо признать, на старте граф задержался. - Леди Армиджер поджала губы. - Но зато потом он чуть ли не ел с твоей руки.
Ну, значит, больше он ниоткуда не ел, подумала Грейс, вспоминая практически нетронутые блюда графа.
- Несомненно, он пытался произвести на тебя впечатление. Дорогая, не смотри на меня так. - Маленькие глазки леди Армиджер горели восторженным возбуждением. - И у него такой знатный род! Конечно, я знала о папах и всем остальном, но то, что я услышала сейчас! Граф целый час рассказывал тебе о том, как ему делают новую корону.
- Не корону, а коронку! Мама, он имел в виду зубы!
- Ой.
Грейс мысленно отметила, что ее мать очень редко лишалась дара речи. Она надавила, развивая успех:
- Послушай, мама, я совсем не в его вкусе.
- Ну что ты, это отнюдь не так.
Невинно моргая, леди Армиджер водила большим пальцем по жемчужному ожерелью.
- Не говоря о том, - добавила Грейс, - что граф, судя по всему, приятель Дороти.
Леди Армиджер была поражена.
- Но тетя Дороти вот уже тридцать лет как никуда не выезжает из Истбурна. Где граф мог с ней встретиться?
- Аннабель, Грейс хотела сказать, что граф голубой, - вздохнув, оторвался от газеты сэр Энтони.
В маленьких ясных глазках леди Армиджер мелькнула искра разочарования, но ее лицо тотчас же озарилось снова.
- Но Билл тебе очень понравился, не так ли, дорогая? - жадно набросилась она на дочь. - Замечательный парень, правда?
- Наверное, - осторожно ответила Грейс, недоумевая, чем такой нимало не примечательный с виду мужчина привлек внимание ее матери. Почему она его вообще пригласила на ужин?
- О чем вы с ним говорили? - спросила леди Армиджер.
- О книгах и только. Об издательском деле.
Леди Армиджер довольно кивнула:
- Очень хорошо. Это должно было ему понравиться. Как ты сама могла видеть, Билл остался очень доволен. Леди Тикнесс и графиня Тинская были вне себя от бешенства. Им самим до смерти хотелось заполучить его. Они бегали за ним буквально с высунутыми языками.
- Но почему?
Леди Армиджер изумленно посмотрела на свою дочь.
- Почему? Что ты хочешь сказать? Я ведь все тебе перед ужином объяснила, разве не так?
Грейс покачала головой:
- Ты была занята тем, что давала наставления повару. Я тебя даже не видела…
Закрыв глаза, леди Армиджер застонала.
- Ты хочешь сказать…
- Что?
- …ты ничего не знала?
- Что не знала?
После разговора с Говардом это уже начинало казаться Грейс дежа-вю.
Глаза леди Армиджер оставались зажмуренными.
- То, что Билл был вторым мужчиной после графа, с которым я хотела тебя познакомить? Как ты думаешь, почему я посадила вас рядом на десерт?
- Но почему?
- Потому что, - простонала леди Армиджер, ударяя кулаками по подлокотникам кресла, словно капризный ребенок. - Билл Дьюк входит в число пятидесяти самых богатых людей Америки. Он только что развелся со своей третьей женой…
- Ага, - наконец дошло до Грейс.
- Дорогая! - воскликнула леди Армиджер, уловив в ее голосе сарказм. - Если человек богат, это еще не причина относиться к нему враждебно. Если богачи бывают глупыми, бедняки бывают еще глупее. Как, полагаю, ты сама уже давно выяснила.
- Так все же чем занимается этот Билл Дьюк? - спросила Грейс, торопясь сменить тему.
- Он медиамагнат, дорогая. - Голос ее матери снова наполнился завываниями.
- Что?
- Мы познакомились с ним, еще когда работали в Вашингтоне. Билл был редактором одной из местных газет. Затем он, разумеется, ее купил, расширил свое дело, а теперь он является президентом международной медиакорпорации. - Помолчав, леди Армиджер вздохнула. - Отделения по всему свету. - Она тихо застонала. - Дворцы из стекла и бетона, тысячи сотрудников…
Грейс неуютно поежилась. "Наша маленькая, чудаковатая контора в Блумсбери совсем не похожа на жуткие огромные дворцы из стекла и бетона с тысячами сотрудников…"
Впрочем, о чем она переживает. Подумаешь, Дьюк заправляет газетной корпорацией. И что с того? Теперь, оглядываясь назад, Грейс видела, что его вопросы о "Хатто и Хатто" были конкретными и заинтересованными, ее же ответы выходили за рамки того, чего требовала простая вежливость. Вот если бы Дьюк был связан с издательским бизнесом, это уже было бы причиной для беспокойства.
- Значит, Дьюк газетный барон?
- В том числе. - Казалось, мать страдала от невыносимой физической боли. - Его корпорация работает в разных направлениях. Телевидение, кино, реклама. На самом деле Билл приехал в Венецию на кинофестиваль.
"…тысячи сотрудников… телевидение, кино и реклама… в том числе и издательский бизнес…"
- В том числе и издательский бизнес, - озвучила ее мысли вслух леди Армиджер.
- Издательский бизнес? - сдавленно переспросила Грейс.
Рот леди Армиджер вытянулся в тонкую удрученную линию.
- О да. Биллу принадлежат несколько издательских домов во всех концах света. Дорогая, в чем дело? Ты что-то плохо выглядишь. Вся позеленела… Дорогая? Быть может, тебе лучше лечь?
Глава 12
Белинда пришла к выводу, что это все же лучше, чем ничего. Тем не менее для нее оказалось огромным разочарованием, что своими новыми, усовершенствованными письмами с просьбой дать интервью, с вложенной фотографией, она смогла добиться положительного ответа только от одного человека.
- Брайан Стоун из группы "Каменный опыт"? - с отвращением воскликнула Белинда, когда Таркин сообщил ей это известие. - Это старое пугало шестидесятых годов? Я полагала, он давно помер.
- Вовсе нет, - заверил ее Таркин.
- По крайней мере выглядит он как покойник.
Белинда придирчиво рассмотрела свежую газетную вырезку с фотографией мужчины со сморщенным, как чернослив, лицом, в изъеденном молью жилете и обтягивающих кожаных брюках, обнимающего девицу, на которой под прозрачным платьицем была лишь тончайшая полоска трусиков.
- Брайан Стоун - живая легенда рок-н-ролла, - задыхаясь от волнения, сказал Таркин. - Его последний альбом "Шары в лузу" стал платиновым по обе стороны Атлантики…
Белинда снова задумчиво посмотрела на фотографию. Пусть Стоун похож на престарелого хорька, но у него определенно где-нибудь отложены на черный день два-три миллиона. Возможно, игра стоит свеч, вот только ей надо будет научиться сдерживать рвотные позывы.
- Диктуй адрес, - бросила она Таркину.
Вот каким образом для Белинды "Каменный опыт" начался с ожидания в гостиной, застеленной бескрайним голубым ковром с вытканными золотом инициалами рок-звезды. Именно здесь оставил ее дворецкий Стоуна, объявив величественным голосом, что "сэр задерживается, так как решил, что ему нужно увеличить свою прическу". Откуда-то с верхних этажей особняка доносилось слабое ворчание, напоминающее шум промышленного вентилятора.
Чтобы не терять времени даром, Белинда принялась составлять заметки об убранстве гостиной. Все окна были забраны свинцовыми переплетами - казалось, что на них натянуты рыболовные сети с огромными ромбовидными ячейками. "Жажда восточной роскоши, - в негодовании вывела Белинда, - не дотянувшая до цели пару тысяч миль и приземлившаяся неподалеку от Феликстоу". Что еще можно сказать о тяжелых белых шторах на окнах, мягких диванах с шитыми золотом подушками, бронзовых подносах с тонконосыми кувшинчиками, гроздьями винограда из оникса и, самое главное, о модели яхты в стеклянном ящике, оборудованной всеми удобствами, включая ванну-джакузи, с выведенным на корме названием "Даешь сиськи"? С другой стороны… Белинда перестала писать. Скорее всего, Стоун воспримет честное описание обстановки своей гостиной как личную обиду. А ей это не нужно. К тому же, когда она станет хозяйкой этого очень милого - несмотря на некоторые недостатки внутреннего убранства - особняка в Челси, можно будет произвести в нем любые перемены.
От нечего делать Белинда прошлась до обеденного зала. Здесь господствовал псевдо-Тюдор. Длинный стол был накрыт для банкета. Места для гостей обозначались стопками тарелок, увенчанными сложенной в митру салфеткой и окруженными толпой массивной хрустальной посуды. Место по обе стороны от тарелок по крайней мере на фут было занято серебряными столовыми приборами, в число которых входили ножницы для обрезания винограда. Каждый предмет был украшен пышной монограммой "БС".
- Привет, крошка.
Внезапно у нее за спиной прозвучал хриплый, скрежещущий голос, говоривший с акцентом, напоминавшим нечто среднее между лондонским кокни и протяжным бульканьем Новой Англии. Обернувшись, Белинда увидела в дверях тощего мужчину в не по размеру маленьком шелковом японском халате, распахнутом и открывающем грудь, увешанную цепями и медальонами. Она отметила, что парикмахер постарался на славу. По крайней мере он отнесся к своему делу очень старательно. Черные иглоподобные пряди, вздымавшиеся над сморщенным, пожелтевшим лицом листьями кокосовой пальмы, вдвое увеличивали высоту головы и ниспадали на красный шелк халата почти до локтей.
- А ты не похожа на свою фотографию, - продолжал Брайан Стоун на своем странном гибриде английского и американского просторечия. - Выглядишь гораздо старше.
Белинда с трудом обуздала гнев. Каков наглец! В конце концов, Стоун сам трудился изо всех сил, чтобы остановить ход времени. Вблизи его лицо из-за бесчисленных подтяжек казалось азиатским.
Тем не менее Белинда натянула на лицо обворожительную улыбку. Она пришла сюда не для того, чтобы искать недостатки. Ей нужно найти богатого мужа. Белинда сдвинула локти, выпячивая грудь вперед.
- Проходи, садись, - протянул Стоун, приглашая ее в гостиную. - Яхта нравится? - спросил он, проходя мимо "Сисек". - Красотища, правда? Стоила мне жутких денег. Музыкальный центр, тренажерный зал, кинотеатр и все что надо. Десять спален. Три бассейна. Вот только никак не могу вспомнить, в каком порту оставил это чертово корыто.
У Белинды глаза на лоб вылезли. Это шутка? Наверное. Яхту нельзя потерять. Особенно такую большую. Про себя Белинда подумала, что "Сиськи" больше всего напоминают огромную навороченную кроссовку. Но вряд ли стоит делиться своим мнением со Стоуном. Она попыталась подобрать какое-нибудь остроумное замечание.
- Кажется, Тед Хит, - сказала Белинда, - как-то заметил, что плавать на яхте - это все равно что стоять под душем, разрывая пятифунтовые банкноты.
Стоун довольно оскалился.
- Скорее, стофунтовые. Но кто такой этот Тед Хит, черт возьми?
Белинда удивленно уставилась на него.
- Но вы же должны его помнить, - выдавила она. - В шестидесятых он был премьер-министром…
Она осеклась, внезапно охваченная сомнением. А может быть, в семидесятых? Или в пятидесятых?
Стоун пожал плечами:
- Крошка, я ни черта не помню о шестидесятых. Как говорится, если помнишь шестидесятые…
- Знаю, - с пониманием дела усмехнулась Белинда. - Но все так говорят.
- Да, однако в моем случае это истинная правда. Для меня прошлое - одно большое расплывчатое пятно. Память совсем дырявая. Как ты думаешь, почему у меня повсюду мои чертовы инициалы? В противном случае я бы забыл, кто я такой. Правильно я говорю… э… как вас там? - Стоун повернулся за помощью к дворецкому, бесшумно появившемуся на ковре с монограммой.
- Бенсон, сэр, - подсказал тот.
Его терпеливый вид свидетельствовал о том, что ему приходится делать это несколько раз на день.
- Я ведь все забываю, не так ли… э… Бенсон?
- Да, сэр.
- Поэтому я везде написал свое имя, - добавил Стоун. - Даже на дне бассейна. Можешь выглянуть на улицу.