- Попугая она в доме и замечать не будет. Прогуливать не нужно, мячик ему бросать - тоже. - Джордж угостил птицу арахисовым орешком. - Конни еще ребенок. Попугай Уинстона Черчилля дожил до ста лет. С таким не страшно, что вдруг отдаст концы и станет для Сэма лишним источником горя, когда ему и так хватает. - Джордж Сноу прочистил горло с неловким чувством, что завел такой серьезный разговор с чужим человеком. - Я, знаете, слышал о том происшествии возле магазина.
- Ну да… - Мередит не была готова обсуждать с ним Сэма. - Мне попугай не по карману. А Джон Муди - как вы должны понимать, раз знакомы с этой семьей, - никогда не раскошелится ни на что подобное, да и в принципе не одобрит.
- Но я Конни так отдам.
Мередит внимательнее всмотрелась в черты лица мистера Сноу. Какое доброе, приветливое лицо…
- Не следует ли Бланке знать, каким именно другом вы были ее матери?
- Она уже знает обо мне все, что нужно. Я - хозяин зоомагазина.
Мередит погрузила попугая со всем его приданым в "фольксваген". Всю дорогу, демонстрируя свой скверный характер, птица перемежала скрипучие вопли недовольным бормотанием. Мередит подмывало развернуться и сдать это сокровище обратно в зоомагазин, но она все же продолжала ехать к дому. Думая о том, какой покладистой и легкой уродилась Бланка, как мало в ней общего с Сэмом и Джоном Муди. Добрая девочка, которая болеет за других и слишком многое принимает близко к сердцу.
- Ну нет, такому в моем доме не бывать, - заявила Синтия при виде Мередит с насестом, ночной клеткой, колокольчиками, пакетами с птичьим кормом и каракатичьими костями. - На сей раз это не слова. Птицы разносят заразу.
- Вон отсюда, - сказал попугай.
- Как мило. Тащили бы уж стервятника, чего там. - Синтия готовилась стряпать обед, и в стеклянном сотейнике на плите лежала сырая тушка ощипанной курицы. Маленький бассет, покинув насиженное место у ног Синтии, засеменил обнюхивать птичью клетку. - Шустрик, - назад, туда нельзя!
- Может быть, комнатная птичка вырвет Сэма из мира, в который он ушел, и возвратит назад, в наш мир.
- А был он в нашем когда-нибудь?
- Давайте попробуем! Хоть что-то попробуем, пока вообще не потеряли его к такой-то матери!
Женщины впились друг в друга глазами. Шустрик стоял, виляя уже не только хвостиком, а всем своим существом.
Синтия покивала головой.
- Уверена, что Сэм очень скоро научит птичку называть меня душегубкой, но, возможно, это доставит ему удовольствие. - Она еще не опомнилась от того, что сейчас произошло между нею и Мередит. - Услышать брань из ваших-то уст! Как будто это я во всем виновата!
Синтия измучилась от того, что творилось в доме. В ней мало что напоминало теперь ту женщину, какой она запомнилась Джорджу Сноу. Теннис был заброшен окончательно. Ее хватало еще на утреннюю прогулку с Шустриком, но не более того. На глазах у нее то и дело без видимой причины наворачивались слезы.
- Это не вы виноваты, - сказала Мередит.
- Ну ладно, - сдалась Синтия. - Даю неделю. Будет летать по всему дому и гадить - прогоню. - Она вернулась к своей стряпне, подкладывая в сотейник с курицей луку и грибов. - У меня, представьте, тоже есть сердце.
- Никто не говорил, что нет.
- Вы не любите меня, я знаю. Вы приняли их сторону. Но я не такая уж злодейка. Когда у нас с Джоном все началось, я не знала, что она умирает. Он мне сказал только через два месяца после того, как ей поставили диагноз. И так рыдал, что я его пожалела. Что ж - видно, мне поделом досталось терпеть наркотики да попугаев. Это расплата. И кстати, Сэм с утра исчез, не сказав куда. Хотя не трудно догадаться, к сожалению.
Бланка, придя из школы, приняла явление попугая с восторгом.
- Самое то, что надо! - воскликнула она, хотя ответом на дружески протянутую руку ей было поползновение незамедлительно клюнуть. - Этот придется Сэму по душе!
Догадаться, что если Сэм не сидит у себя - значит, укатил в Нью-Йорк, не составляло труда ни для кого. В Бриджпорте он задолжал деньги, и в последний раз вернулся оттуда весь в крови. После чего таскал дома у всех из кошельков, копилок, карманов пальто - и ехал в Нью-Йорк. Сегодня прихватил серебряные разливательные ложки: тоже наследство Синтии от первого брака.
К тому времени, как Сэм объявился, на такси, Бланка давным-давно легла спать. Время перевалило за полночь. Мередит в ночной рубашке сидела на ступеньках крыльца. Сэм брел с полузакрытыми глазами, едва волоча ноги, целиком погруженный в мир, где нет сновидений. В самую сердцевину глубокого и темного небытия.
- Привет, - бросил он, словно было вполне естественно, что Мередит сидит в два часа ночи на ступеньках. - Чего не спится?
- Мы с Бланкой тебе приготовили кое-что. Она очень старалась тебя дождаться.
От Сэма разило потом; с его лица будто стерло все краски. Он обошел Мередит и стал подниматься по лестнице. Мередит пошла за ним.
- Не хочешь рассказать, где ты был?
- Думаете, я скажу вам правду?
Они дошли до дверей его комнаты.
- Если тебе не понравится, подарок можно вернуть назад.
- Да я заранее его ненавижу. Для вас это что, новость?
- Поживем - увидим.
Сэм открыл дверь; перед ним был попугай, сидящий на насесте.
- Ух ты! - вырвалось у него.
- Хозяин в зоомагазине велел сказать, что этот - уж точно из старого племени летучих коннектикутцев.
- Ну да?
- Джордж Сноу, - пояснила Мередит.
- А-а - тот, чувствительный горемыка. Помню. Все глаза себе выплакал. Думаете, он любил мою мать?
- Не знаю. - На самом деле ей это было очевидно.
Сэм вошел в комнату и протянул к попугаю руку. Тот оглядел его и бочком переместился на руку с насеста.
- Тяжелый, - с удивлением отметил Сэм. - А ну, скажи что-нибудь тете, - предложил он попугаю.
- Вон отсюда, - сказал попугай.
Сэм запрокинул голову и расхохотался.
- А он мне нравится! Ей-богу!
У Мередит екнуло сердце.
- Он еще что-нибудь говорит? Можно его научить еще чему-то?
- Попробуй. Уж не знаю, каков его словарный запас. Его подкинули. Джордж назвал его "Конни".
- Душегубке известно про него?
- У Синтии, представь себе, есть сердце, - сказала Мередит. - Где-то там, в закромах.
- А как отнесется старый хрен?
- Сэм, - остановила его Мередит. - Отца-то Синтия уговорит. Важно, хочешь ли ты его оставить.
Сэм сел на кровать, разглядывая попугая.
- То, чем ты занимаешься, Сэм, чересчур опасно. Если эта возня с наркотиками не прекратится, я перейду на другую сторону. Скажу, что тебя необходимо снова отправить на реабилитацию.
- Все, с этим покончено. Даю слово. - В эту минуту Сэм искренне верил, что так и будет. Но он верил в это уже не первый раз. А вот другое действительно было правдой: - Я в любом случае не могу это себе позволить. У меня ни гроша, а тут нужны бешеные деньги.
- Итак, для полной ясности. Попугай - это взятка.
Сэм глянул на нее с усмешкой.
- И причем - экстра-класса!
Привычный шум у него в голове немного утих, пробудилась способность чувствовать. Чувство смахивало на счастье, только неясное, расплывчатое. А так - нечто близкое к счастью. Очень близкое.
Сэм позволил Мередит потискать себя немного.
- Ну хватит, - объявил он, отстраняя ее, когда пошли нежности в его адрес. - Хорошенького понемножку.
Мередит спустилась вниз выпить чашку чая. И остановилась, увидев, что в гостиной сидит Джон Муди. Сначала подумала, что он узнал от Синтии о попугае и бодрствует, собираясь устроить ей выволочку или, быть может, даже выставить на все четыре стороны, - однако его занимало другое. Напротив него сидела женщина в белом платье. Чтобы увидеть ее, потребовалось сосредоточиться, отбросить прочь все лишнее, но - да, она там присутствовала. Туманной дымкой, невесомой, как налет копоти.
Мередит села на нижнюю ступеньку и заглянула в гостиную из-под перил. Джон Муди плакал - беззвучно, закрывая руками искаженное гримасой лицо. Это был час, когда трава во дворе отливает серебром, а время замедляет свой ход почти до полной остановки. Целую вечность длилась эта секунда - потом, столь же внезапно, прошла. Первая жена Джона Муди таяла на глазах, как облачко, сливаясь со спинкой стула. Грива рыжих волос - и та испарялась, не оставляя следа. Предрассветные сумерки размыли собою комнату, и, не сощурясь, ничего было уже не разглядеть. Единственным цветным пятном выделялось лишь темно-синее перышко на полу - цвета небес, когда они расколоты надвое и обнажается ядро вселенной.
- Если любовь способна накрепко привязать вас к дорогому месту, то не резонно ли допустить, что после вашей смерти она способна равным образом привязать к этому месту атомы, составляющие вас?
С таким вопросом Дэниел Финч - физик, что был помоложе, аспирант Йельского университета - обратился к своей аудитории: двенадцати слушающим его вполуха посетителям читального зала в местной библиотеке. Мозг, как таковой, функционирует благодаря электрическим импульсам. Где сказано, что эти импульсы прекращаются с наступлением смерти? А если не прекращаются, то не естественнее ли им оставаться с наступлением смерти на прежнем месте, нежели сопровождать куда-то бездыханное тело, не более чем пустую скорлупу, коль скоро в нее уже не вдыхает жизни та сила, что в нас заключена, как там ее ни назови: душа ли, внутренняя сущность, а точнее - хитросплетение нейтронов и протонов у корня жизни?
Физик постарше, Эллери Розен, издал тяжелый вздох. Он повидал на своем веку достаточно молодых людей с горячей верой в то или иное. Чем старше становишься, тем вера дается труднее.
- Достоверных свидетельств, что электрические импульсы могут в нетронутом виде сохраняться вне тела, не существует.
Оба лектора печатали статьи в одном и том же журнале. Оба придерживались столь непримиримо противоположных взглядов, что всякий счел бы их врагами - а между тем Дэниел в бытность свою студентом учился у Эллери Розена, теперь же они как минимум два раза в неделю сходились вместе за ланчем.
Профессор Розен начал ссылаться на работы, опровергающие теорию Дэниела. Пошла довольно сухая материя: статистика и все такое прочее, что тотчас же привело к утрате лекторами частицы их аудитории - Майры Бродерик, которой предстояло забрать сына с тренировки на футбольном поле.
- Пока, до следующей недели, - уходя, бросила Майра библиотекарям.
На следующей неделе намечалась лекция астролога, который выпустил книгу "Звезды у вас в глазах". Все заранее предвкушали это событие.
- А разве есть свидетельство, что существует Бог? - спросил Финч. - По большей части, догматы нашей культуры и просвещения зиждятся на теоретической основе. Почему, если не придумано правильное название для силы, вдыхающей в человека жизнь, - значит, существование этой силы требует доказательств? И почему мы априори утверждаем, что эта сила не продолжает действовать после смерти?
На этом они лишились еще одного члена аудитории - Генри Беллингема: его жена как раз подала мужу знак, что набрала уже все нужные на неделю книги и кассеты. И - вовремя, так как у Генри вызвало неудовольствие упоминание о Боге с подозрительно негативным подтекстом.
- Ладно, тогда скажите мне вот что, - предложил оппоненту Розен, подводя черту под дискуссией. Содержание ее определенно вызывало куда больше интереса у самих выступающих, чем у слушателей. По рядам этих последних пробежало движение. - Доводилось ли вам хоть раз непосредственно наблюдать, как обнаружило себя привидение, или, иначе, энергия вне пределов человеческого тела?
- Откровенно говоря, нет, - отвечал Дэниел Финч. И бодро оговорился: - Во всяком случае - пока еще!
Лекция окончилась, сопровождаемая из вежливости жидкими аплодисментами. Физики складывали свои портфели, собираясь в обратный путь на розеновском старом "лендкрузере".
- А вот мне - доводилось наблюдать.
Рядом с Дэниелом Финчем стояла, подойдя к кафедре, Мередит Уайс. Дэниел от неожиданности обернулся так резко, что, оступясь, едва не упал с возвышения. Он и не слышал, как она подошла.
- Тревога! - шепнул своему бывшему студенту Розен. - Осторожно - псих!
- Почему дух непременно должен быть привязан к месту? - сказала Мередит. - Если вы вообще склонны именовать это духом - но хорошо, сойдемся удобства ради на таком названии. Место переменилось. Оно уже не то, каким было, когда там действовали энергетические импульсы данной личности. Моя теория - не логичнее ли предположить, что элементом, к которому привязан дух, будет время? Тогда это означает, что дух есть объект, не способный расстаться с тем, что было и чего более нет.
Мередит говорила, а Дэниел Финч разглядывал ее. Первыми заметил поразительно темные глаза. Возраст - примерно тот же, что у него, плюс-минус года два, но выглядит она моложе. Возможно, причина - волосы, туго связанные сзади, или отсутствие косметики. Лет тридцати, а на вид - совсем студентка, каким он читает лекции. Только намного серьезнее. И красивей. И ко всему - женщина с собственной теорией. Это надо же, как повезло!
- Вот-вот, - сказал Эллери Розен. - Остается прибавить, что призраки обожают мороженое с шоколадным сиропом. Ну что, идем? - поторопил он Дэниела. - Нью-Хейвен ждет не дождется.
- Хотите, могу подвезти вас в Нью-Хейвен, и мы продолжим эту тему? - До Мередит вдруг дошло, какой навязчивой она должна им казаться. - А нет - не надо…
- Не покупайся на ее внешность, - сказал Розен, ошибочно полагая, что все еще говорит шепотом. - Вполне может быть с большим приветом.
- Ничуть. - Мередит была в шерстяном строгом пальто и с подходящим к сезону шарфом на шее. В последнее время она пристрастилась к вязанию, находя, что оно успокаивает нервы. - Я Браун заканчивала, по истории искусств.
- Я, пожалуй, задержусь, - сказал Эллери Розену Дэниел Финч.
Розен хлопнул его по спине.
- Ну и дурак! - заметил он ласково. И - к Мередит: - Он в прошлом - мой любимый студент. Даете слово, что вы не чокнутая?
Мередит осенила себя крестом:
- Клянусь!
- Что ж, продолжая говорить ученым языком, - можно принять это заявление как свидетельство истины. Желаю вам получить удовольствие от обоюдных электрических импульсов!
С чем Эллери и удалился. Дэниел и Мередит уселись за ближайшим столом.
- Этот ваш интерес к данной тематике носит личный характер? - спросил Дэниел.
Не рассчитав, что у Мередит такие длинные ноги, он стукнулся с ней коленями и с неохотой заставил себя отодвинуться к спинке стула, чтобы такое не повторилось.
- Я, кажется, живу в доме с привидением, - сказала Мередит.
Ну вот, а так - плохо слышно. Дэниел опять придвинулся ближе.
- Умственное расстройство тут не примешано?
- Простите? - У Мередит запылали щеки.
- Не обязательно у вас. Есть мнение, что неуравновешенные люди могут производить то же действие, что и истинные духи. Случаи полтергейста, говорят, главным образом наблюдаются там, где есть злой или обиженный подросток.
- Ну, такое у нас имеется, но только наш подросток, судя по всему, к происходящему не имеет отношения. Я - няня в этом доме. С образованием, не соответствующим должности.
Дэниел пустился в разъяснения взаимосвязи между живыми и мертвыми при наличии истинных привидений. У живых, подверженных контактам с ними, чаще всего наблюдаются ограниченность, меланхолия, чувство своей вины. Мередит кивала головой, ловя каждое слово. Таких темных глаз, как у нее, Дэниел еще не встречал.
- Здесь можно пойти куда-нибудь выпить кофе? - спросил он.
- Нельзя. В девять все закрывается. Провинция, знаете, - объяснила Мередит.
Дэниел заметил, что библиотекари поглядывают в их сторону.
- Что также относится и к библиотеке, - прибавила Мередит виновато. - Работает до девяти. Причем сегодня у них еще длинный день. Обыкновенно закрывают в шесть вечера. Боюсь, нам дают понять, что мы слишком засиделись.
Они попрощались с библиотекарями и вышли, толкнув стеклянную дверь. На парковке стояли всего три машины, одна из них - "фольксваген" Мередит.
- Я лично наблюдала физические свидетельства, - сказала Мередит. - И голоса были, и разбитая посуда, и копоть.
- Приметы сходятся. - Дэниел кивнул головой. - Считается, что духам нередко сопутствуют птицы. Буквально на днях читал об этом. Ласточки в печной трубе. Скворец, неожиданно пойманный в комнате. По-видимому, птицы реагируют на скачки в электрических импульсах.
- У нас по утрам столько птиц на газоне - иной раз за ними травы не видно.
- И как же вы набрели на теорию "дух-во-времени"?
- Дух во времени. Звучит красиво. Да потому что я каждый раз ее вижу в другом месте. По-моему, ее привязывает к себе отрезок времени. Она повсюду следует за некоторыми членами семьи.
- А за вами?
- За мною - нет. При том, что видеть ее - я вижу. Следует, главным образом, за своим мужем.
- Любовь, - сказал Дэниел.
- Или наоборот. - Они прошли почти всю парковку, и Мередит отперла "фольксваген". - Так что́ - отвезти вас в Нью-Хейвен?
- Честно говоря, мне хотелось бы взглянуть на ваш дом. Если можно.
По дороге они притихли. Посмеялись, отметив, как запотевает от их дыхания ветровое стекло, и замолкли. Дэниел готов был бы ехать так без конца. Ближе к дому Мередит, чтобы никого не потревожить, выключила фары. Доехали в темноте; из-за самшитовой изгороди, подобный айсбергу, встал Стеклянный Башмак. Потрясающее зрелище - даже для тех, кто тут жил.
- Ого! - сказал Дэниел. - Ультра-модерн! Не то, что я ожидал…
Такой, как Мередит, он тоже не ожидал. Обоим не хотелось выходить из машины. Вокруг них как бы сомкнулся воздушный пузырь. Сквозь сумерки ранней ночи опадали желтые листья. Перепархивали от фонаря к фонарю редкие запоздалые капустницы.
- Рисовали себе обитель призраков как угрюмое строение? Знакомьтесь: Стеклянный Башмак! Знаменитость, между прочим. Хозяин дома - архитектор, а проектировал Стеклянный Башмак его отец, тоже архитектор. Птицы, о которых я говорила, все норовят пролететь это здание прямо насквозь.
Они вышли из машины и направились в тени самшита к дорожке, ведущей к дому.
- Сколько лет было вашему привидению в год смерти? - спросил Дэниел.
- Лет что-нибудь двадцать пять.
- Молодая.
Они двинулись в темноте по мощенной камнем дорожке.
Мередит держалась за рукав Дэниела Финча - чтобы не споткнуться, как она пролопотала. Не исключено, что причина была совсем не та. Ее влекло к Дэниелу, непривычно и властно. К высокому темноволосому человеку с щедрым очерком губ и свободной манерой держаться. Который умеет слушать, когда с ним говоришь. Мередит ощущала себя невесомой, как бабочка. Трепетной. Смятенной. К ночи похолодало - похоже было, что вот-вот хватит мороз. Дэниел с бьющимся сердцем придвинулся ближе к Мередит.
- Тсс, - шепнула она. - Тихо!
На миг к Дэниелу закралось сомнение. Он был все же физик-теоретик, а не специалист по изгнанию духов. Что, если его бывший учитель угадал? Тогда он - в компании безумной, а ему даже смыться отсюда не на чем…
- Вы гляньте под ноги, - сказала ему Мередит.