Вспомнить всё, забыть не вправе, на войне как на войне
Содержание:
Часть 1. Степанов 1
Часть 2. Суровин 11
Часть 3. Юрин 35
Часть 4. Триллер 51
Эпилог 59
Александр Петров
Меморандум
Царю грядущему
Часть 1. Степанов
Табула раса
Тем вечером сирень пахла просто головокружительно! Казалось, пронзительно-сладким ароматом густые высокие кусты, увешанные гроздьями лиловых соцветий, изо всех сил вопили о наступлении долгожданного теплого лета.
У меня случился весьма удачный день. Наконец получил то, к чему так долго стремился. Мою работу оценил весьма серьезный человек и обещал помощь и поддержку. На душе было легко и светло, хоть вокруг быстро темнело. Казалось, весь мир, вся земля, весь воздух от травы до синего неба - всё, всё, всё - раскрылось и ответило на моё счастье: радуйся и веселись, ты это заслужил! Ты много трудился, был честен и бескорыстен, тебе удалось то, чего никто еще не делал. Сам Бог тебе благоволит, что еще!
И надо же такому случиться, именно в тот миг, когда я - невесомый и пьяный от счастья - летел, плыл над землей, над тропинкой старинного сквера к звездам, этим блискучим, ярким глазам, зовущим в бездонное черно-фиолетово-синее небо - именно в тот миг… Накатывала необъяснимая тревога - и я просыпался.
Этот загадочный сон приходит ко мне чуть не каждую ночь. Я спрашивал о нём хозяйку, но она лишь смеялась и легонько стучала костистым кулачком мне по лбу: не дури, а то накажу. Потом накатывали заботы наступающего дня, меня втягивало в круговорот работы, и сон забывался… Чтобы вскоре прийти ко мне среди ночи и вновь озадачить, и вновь растревожить.
- Тебе разве плохо живется? - спрашивала моя госпожа.
- Нет, не плохо, - соглашался я, - мне нравится.
- Ну, и не забивай голову всякой ерундой.
А я и не забивал. Мне нравилось работать на земле, от нее приятно пахло. Земля настолько добра и плодовита! Я не уставал наблюдать, как посеянное крохотное семечко выстреливало из черной теплой влажной земли росток, который потом разветвлялся, пускал листочки, и вдруг из невзрачных цветов появлялись крошечные зеленые плоды - они набухали, тяжелели, опускались к земле, на бережно постеленную соломку. Да это чудо! Я научился отличать помидоры от огурцов, грибы съедобные - от ядовитых, навоз - от чернозема.
Добрая заботливая Люда меня кормила, одевала, учила правильно работать, зарабатывать еду и деньги. Меня не заставляли делать ничего такого, что не нравилось. Мне даже скучно было только два раза: однажды в проливной дождь и ночью после первого страшного сна - но это прошло, и я снова жил хорошо. Да и вообще, был вполне доволен собой.
…Пока не пришел незнакомец. Он был похож на Люду, также одет в брюки и рубашку, сапоги и кепку, разве чуть поменьше ростом и потоньше в поперечнике. Он долго наблюдал за мной, потом сказал:
- Ты кто?
- Я Борька.
- Это и так понятно, у нас в деревне всех козлов Борьками зовут.
- Козлов?
- Ну да, с рогами такими…
- А, видел, - обрадовался я. - Они говорят: бе-е-е-е. Да?
- Ага. Говорят… А ты где родился, кто твои родители, как твоя фамилия?
- Не знаю.
- Скажи, а паспорт у тебя хоть есть?
- А что это?
- Нет, ну понятно: Людке - бесплатная рабочая сила, мужик в доме и все такое. А если мент подойдет и документы спросит, что ты ему предъявишь?
- Ничего. А что нужно?
- Вот здорово! - улыбнулся незнакомец и хлопнул в ладоши. - Слушай, а может ты китаец?
- Может.
- А может старый седой негр, играющий джаз?
- Нет, я не седой и джаз не играю.
- Но все-таки негр?
- Может и негр. А это очень важно?
- А может ты зомби? Нужно сбегать на кладбище и посмотреть, все ли могилы в порядке.
- Давай сбегаем! - согласился я, отложив лопату.
- Не-а, не интересно, все равно юмора не оценишь.
- А зачем юмор? Что это?
- Да, мужчина, - улыбнулся незнакомец, - ты просто мечта диктатора! Они хотят всех людей такими как ты сделать. "Табула раса" - вроде чистого листа бумаги. Пиши на нем что вздумается. - Он поскучнел и грустно сказал: - Ладно, пойду, у меня дела.
- Какие?
- Все равно не поймешь. Борька он и в деревне Зюзюкино Борька. Зря что ли так козлов называют.
Незнакомец махнул рукой и ушел. А я задумался. Никто мне столько вопросов не задавал. Оказывается, я мало знаю. Люда как-то говорила, что есть такие особенные люди - они умные и жить умеют. У них имеется всё: деньги, дома, тачки. Я ей сказал: значит мы тоже умные и жить умеем! У тебя есть деньги в комоде, вот наш дом и вот тачка - я на ней навоз по грядкам развожу. Люда засмеялась и сказала: ты глупый, поэтому лучше молчи. Я и молчал, пока этот небольшой человек не заставил меня говорить разные слова.
Пришла Люда, я спросил:
- Скажи, а паспорт - что это?
Она вздохнула:
- Да я уже договорилась. Мент запросил аж пятьсот баксов. Слышь, Борька, а ты стоишь полштуки?
- Наверное стою, - сказал я, - если мент сказал.
- Ладно, будет тебе паспорт. Давай сегодня пораньше ляжем, а то завтра праздник, надо в церковь сходить, чтобы всё как у людей.
Утром она повела меня на горку, где стояла белая церковь. На праздник пришло много хорошо одетых людей, они стояли, крестились, кланялись, улыбались, поздравляли друг друга и даже целовались. Мне это понравилось и я тоже повторял за ними всё, что они делали, а одна старушка в белом платочке меня даже похвалила: какой ты молодец, давай, давай, старайся, сынок. Люда постояла рядом со мной, потом встала в длинную очередь к священнику в золотой одежде с длинной бородой, а мне стало душно, и я вышел во двор. Рядом с церковью увидел домик, откуда вкусно пахло борщом, на крыльце стояла женщина в платочке и улыбалась мне. Я тоже ей улыбнулся. Она пригласила внутрь. Там на полках стояли книги, много книг. Я взял две самые красивые и стал их разглядывать, женщина в платочке позволила взять их домой и почитать, только велела вернуть.
За обедом Люда выпила вина и легла в гамак отдохнуть, а я открыл большую книгу с крестом и вдруг понял, что умею читать. Мне даже показалось, что когда-то уже читал эту книгу с золотым крестом на обложке. Я так увлекся, что забыл обо всем на свете. В голове словно зажглась лампочка и осветила темные углы. Дошел до того места, где Иисус Христос учит апостолов молитве "Отче наш", запомнил и часто произносил, то шепотом, то про себя. За три дня осилил первую книгу и взялся за вторую, про святых - и снова ощущение, будто мне это знакомо.
Люда почему-то ворчала, когда видела меня с книгами:
- Ой, Борька, сильно умным станешь!
- Разве это плохо? Стану умным и научусь жить. Будут у меня деньги, дом, тачка - много всего будет.
- Ага, а Людку свою ты забудешь, да? А кто меня будет любить? Кто будет мужиком в доме? Ты мне смотри!
- Что ты, Люда, эти книги как раз и учат любить ближних. Ты для меня самая ближняя, так что не бойся, я тебя не брошу и мужиком твоим всегда буду.
- Правда? - обрадовалась она.
- Правда, вот тут так и сказано: возлюби ближнего как самого себя.
- Тогда ладно, читай. Всё лучше, чем водку пить.
Понес книги в церковь, а женщина в платочке обрадовалась, что вернул, и еще предложила взять, что понравится. Взял целых три книги, поблагодарил и, прижав к груди, понес домой. Люда опять уехала в город. Я поработал в огороде, поджарил картошку, поел и сел на крыльцо читать.
Мимо проходил незнакомец, который три дня тому задавал мне вопросы. Он взмахнул рукой:
- Привет, раса табула!
- Привет, мальчик!
- Значит, не совсем ты у нас пропащий, раз книгу читаешь. - Показал на книгу в моих руках. - Ну и как она тебе?
- Мне очень нравится. Я как поем, сразу читать принимаюсь.
- Видно, поесть ты любишь? Вон какое пузо и ряшку наел.
- Да, я добрый и телом гладкий, - похвастал я и погладил выпуклый живот. - Люда говорит, что добрым и гладким быть хорошо, а худым и морщинистым - плохо, значит злой.
- Людка скажет… А в голове ничего не прояснилось?
- Что, например?
- Как что? Как звать, где родился, кто родители, была ли бабушка?
- Бабушка - это кто? - Почему-то именно это слово отозвалось в голове.
- Бабушка - самый добрый человек, она крестит ребенка, читает сказки на ночь, водит с церковь. Так была у тебя бабушка? Вспомнил?
- Нет, этого не знаю. Пока не вспомнил. Зато у меня будет паспорт. И еще я знаю, что надо любить.
- Уже неплохо! Ладно, созревай дальше, я пойду. Пока!
- До свиданья.
А ночью опять повторился таинственный сон.
Тем вечером сирень пахла просто головокружительно! Казалось, пронзительно-сладким ароматом густые высокие кусты, увешанные гроздьями лиловых соцветий, изо всех сил вопили о наступлении долгожданного теплого лета.
У меня случился весьма удачный день. Наконец получил я то, к чему так долго стремился. Мою работу оценил весьма серьезный человек и обещал помощь и поддержку. На душе было легко и светло, хоть вокруг быстро темнело. Казалось, весь мир, вся земля, весь воздух от травы до синего неба - всё, всё, всё - раскрылось и ответило на моё счастье: радуйся и веселись, ты это заслужил! Ты много трудился, был честен и бескорыстен, тебе удалось то, чего никто еще не делал. Сам Бог тебе благоволит, что еще!
И надо же такому случиться, именно в тот миг, когда я - невесомый и пьяный от счастья - летел, плыл над землей, над тропинкой старинного сквера к звездам, этим блискучим, ярким глазам, зовущим в бездонное черно-фиолетово-синее небо - именно в тот миг меня убили…
Вздрогнула моя голова, сверкнула ярко-синяя вспышка, затянуло багряным туманом звезды, чуть позже от затылка вдоль позвоночника скатилась горячая струйка боли - и моя любимая вселенная, где мне было так хорошо… Моя вселенная - все эти круги света и радости - перевернулись, погасли и утонули в черном беззвездном небе под ногами.
Когда по затылку ударили, я вздрогнул и проснулся. Так вот почему каждый раз накатывала тревога! Меня кто-то незримый готовил к трагическому концу. Я пощупал затылок, обнаружил небольшую шишку. Она не болела, не кровоточила - значит, я выжил! Значит, беда прошла мимо, и я могу жить дальше. Эта мысль нежданно успокоила, я прочел "Отче наш", прислушался к мирной тишине в доме, тиканью будильника, лаю собаки на отшибе и снова заснул.
А утром работал на земле и опять она, такая огромная и добрая, меня утешала. Над лесами и полями, над домами и рекой - плыл туман. Я видел крошечные капли влаги перед самыми глазами - они трепетали, кружились и уносились воздушным течением вдаль. Я видел солнце, встающее из-за горизонта в прозрачной молочной пелене, оно будто просыпалось, улыбалось и расправляло радужные лучи света, пронзающие туман, изгоняющие влажную текучую изморозь. Наступало светило, наступал новый день.
От земли исходил приятный домашний дух, обещающий обильный урожай. Я совсем немного удобрял растения, поливал зеленые корешки, убирал сорняки, а земля, мною удобренная земля, в ответ на малые труды сама становилась доброй, как мать к послушному ребенку.
В душе разливалась благодарность к душистому теплому живому чернозему, к сияющему веером лучей солнцу, к текучему прозрачному туману, к птицам, разливающим веселые трели на все голоса, даже к жучкам-паучкам, даже к животным и зверькам. Я любил всё это великолепие и ради нескольких минут утреннего покоя был готов умирать каждую ночь от удара по голове.
Передо мной в несколько секунд пронёсся тревожный сон. На этот раз я нисколько не расстроился. В этой жизни всё устроено правильно, и надо только научиться жить в мире с этой огромной вселенной, с её душой, с её людьми и с Тем, Кто всё это сотворил и позволил мне жить.
…И вдруг на меня нашло! Будто рассыпанные по полу бусинки сами собой собрались и выстроились в длинные красивые бусы. Передо мной пронеслись картинки из моего детства, юности, мелькнули родители - я почему-то узнал их - и пропали; учительница в школе у зеленой доски с мелом в руке - и растаяла как утренний туман; потом веером пронеслись: институт, друзья, улицы города, стол с бумагами и какая-то странная машинка с круглыми клавишами. Всё это быстро пробежало передо мной, словно кадры из кино, вскружило голову и исчезло.
И понял я, что кроме этой земли в огороде, овощей, грибов в лесу, дома с печью, Люды, мальчика и маленького полупустого села у меня есть много другого, что было раньше и стерлось из памяти. Меня охватила радость, а потом вдруг нахлынула тревога. Мне стал понятен страх Люды. В конце концов, мы хорошо с ней ладили. А вдруг прежняя моя жизнь вернется и всё разрушит? Не зря же она так трагически закончилась, не зря же меня убили? Я потрогал затылок - он не болел, а только иногда чесался.
Неожиданно появилась Люда, и я впервые посмотрел на нее, не как на единственного человека, которого знаю, с которым живу - а как на одну из женщин в длинной череде моих знакомых. Она почувствовала это и крепко обняла меня за плечи, будто пытаясь удержать того, кто собрался встать и уйти. Мне снова пришлось ее успокаивать, я бурчал под нос тихие слова, гладил по голове, вдыхая запах волос, пота и свежеиспеченного хлеба. Она затихла, улыбнулась, она сбегала в дом и показала мне паспорт. Осторожно открыл документ, пахнущий клеем, прочел имя: Степанов Борис Иванович - но это не моё имя! Меня звали не так! Я еще не знал как, но по-другому - это абсолютно точно. На словах же поблагодарил Люду, ведь ей пришлось отдать за эту книжечку целое состояние!
Однако лето катилось, будто моя тачка по дорожкам огорода, и чем больше я старался успеть, тем быстрей жаркое лето спешило, неслось к прохладной осени. Та женщина в доме рядом с церковью - её звали матушка Елена - однажды подвела меня к священнику, отцу Борису. Он как узнал, что у меня такое же имя, обрадовался: да ты мой тёзка. Я повторил слова мальчика о козлах, что будто их так же называют, а он пуще прежнего обрадовался: так нам с тобой и надо, чтобы не заносились!
Позвал меня отец Борис в церковь на исповедь, я и пошел.
- Давай, Борис, рассказывай, что ты там нагрешил.
- Не знаю, - говорю, - вроде бы веду себя хорошо, Люду слушаю, работаю много, ем с аппетитом до чистой тарелки. Книги читаю церковные. Разве, это плохо?
- А ты состоишь в браке с Людмилой?
- Не знаю. А брак - это как?
- А что ты вообще о себе знаешь?
- Ну как, - произнес я, почесав затылок, и меня озарило: - Знаю, что меня убили!
- Как убили? - удивился отец Борис. - Ты же вот он - живой и здоровый.
- Да, но мне часто снится сон, как меня ударили по затылку, и я умер. Вот и шишка осталась, пощупайте. - Потянул его большую шершавую ладонь к затылку. - Чувствуете?
- Вот оно что, - сказал задумчиво отец Борис. - Значит, у тебя потеря памяти после удара по голове случилась. Соболезную…
- Да это ничего, батюшка, - стал его успокаивать. - Правда же, мне хорошо живется. Люда мне как мать родная. И землю я люблю, и всякие растения, и птиц, и даже комаров и… этих, на которых рыбу ловят в пруду - червяков.
- Значит, говоришь, ты доволен жизнью?
- Конечно, батюшка. Вот и матушка Елена меня любит и книжки мне бесплатно почитать дает. Это мне тоже нравится.
- Скажи, Борис, ты совсем не помнишь ничего из прошлой жизни?
- Как-то раз после чтения церковной книги про святых, я что-то вспомнил: людей, школу, институт… - а сейчас опять забыл… Это плохо?
- Да тебе, брат, просто позавидовать можно, - проворчал отец Борис, запустив пятерню в бороду. - А то чем старше становишься, тем больше мучает прошлое. Вспоминаешь разные плохие дела, и совесть будто огнем жжет. - Священник поднял на меня смеющиеся глаза. - А ты, стало быть, как дитя невинное! С тебя и спрашивать нечего. - Батюшка наклонил мне голову, положил ленту с крестами и прочел молитву, которой он меня прощал. - Ладно, иди домой. И, знаешь что, Боря, ты скажи своей Людмиле, чтобы тоже ко мне пришла.
- Скажу. Я пошел.
- Бог благословит.
Во дворе меня ожидала матушка Елена. Она, оказывается, за меня переживала.
- Ну что, Боря, батюшка сильно ругал?
- Совсем не ругал. Сказал, что с меня, как с дитя невинного, нечего спросить.
- Бедный ты мой, - погладила она меня по рукаву. - А хочешь, я тебе мою любимую книга дам! А?
- Конечно, хочу!
- Тебе ведь, правда, нравится читать наши книги?
- Да, еще как!
- Зайди-ка в дом.
Матушка Елена сняла с полки обыкновенную книгу в серой обложке, без золотого креста, не очень толстую, слегка потрепанную. Прочел название: "Посланник", автор - Алексей Юрин - всё очень даже просто.
- Ты, Боря, прочти, а потом скажешь, понравилась или нет, хорошо?
- Хорошо, - сказал я. - А можно еще одну или две? Чтобы на всю неделю хватило.
- Конечно, бери, что хочешь. Только сначала "Посланника" прочти. Ладно?
- Ладно, ладно, - отозвался я рассеянно, увлеченный разглядыванием ярких обложек и корешков.
- Да ты послушай, Боря! - Матушка открыла книгу, полистала. - Ага, вот.
Вот она сверкает и переливается золотом чаша-Потир - мне туда, скрестив руки на груди; мне туда, по узкой дорожке в Небеса; туда, где Господь, позволивший растерзать Свою плоть и пролить Свою кровь, раздает Себя детям: "Приимите!" Меня окатывают волны горячей горечи и космического холода, подталкивают вперед чьи-то локти. Здесь, перед чашей с Плотью и Кровью Спасителя я в полной мере чувствую своё уродство и недостоинство, несколько раз накатывает желание сбежать и забиться в темный угол - здесь, рядом с Богом Живым, я весь как на рентгене и телом, и душой.
Только что на исповеди прошел я сквозь горячий огонь стыда, священник накрыл голову епитрахилью, произнес разрешительную молитву. Сгорели в незримом пламени благодатного огня мои грехи, одарив меня невыразимой душевной чистотой. И все же уродство при мне, болезни по-прежнему истязают, стыд опаляет - словно открытые раны от извлеченных заноз…