Две книги были уже переизданы в США, одной из которых, разумеется, была "Камни вместо песка", и я решился поговорить с Димой – даже не о том, чтобы поделить гонорары и разделить наши сиамские жизни, – я просто увидел на улице маленькую спортивную машину и решил, что здесь я калекой не считаюсь и вполне могу пойти и сдать экзамен на водительские права. От одной только мысли, что смогу один ехать за рулем машины, куда хочу, без ошейника и насмешек, я почувствовал себя, как не чувствовал никогда в жизни, почти задохнулся от счастья, и спросил у Димы, не поможет ли он мне с покупкой машины и с экзаменом. Состояние, в котором я увидел Димку через пару минут, я не мог себе даже представить – его лицо стало неприлично белым для Калифорнии, глаза пустыми, и только напрягшаяся до выступления артерий шея и сомкнутые губы выдавали ярость, подобную волчьей. Потом он резко наклонился, взял меня за плечи и, словно пытаясь меня избить этими страшно пустыми глазами, как-то даже не сказал, а прошипел, что я должен забыть свои бредовые надежды когда-нибудь освободиться от него, потому что чтобы я не сделал, мне никто не поверит – герой жизни он, а я – карлик, приживала! Что для всех – я несчастный дальний родственник великого писателя, которого тот всю жизнь облизывает, будучи наделенным огромным сердцем и плачущей душой, что никто не позволит мне ломать красивую картинку его образа – тем более сейчас, когда съемки фильма уже начались и пиар крутится с силой, затягивающей собой все наше прошлое и определяющей будущее. Что я обязан смириться и жить, как живу. Я пытался тогда возразить, что все изменилось, но Дима просто закрыл входную дверь и включил сигнализацию, давая мне понять, что закрыл мою жизнь навсегда, а затем ушел к себе в спальню.
С этого дня, если он уезжал, то всегда включал сигнализацию. Меня он уже никуда не возил, видимо, боясь, что, если я устрою скандал публично, он не сможет засунуть меня, как куклу в машину. Если бы даже не правда, а хотя бы намек на нее появился в прессе, то скандал сейчас был для него подобен концу его венценосной американской мечты, разрушив вылепленный средствами медиа и продюсерами образ. Телефон в доме он полностью отключил, используя только мобильный, окна были тоже блокированы сигнализацией, – в общем, в конце концов, он сделал из дома и нашей жизни виллу абсурда, никого больше не впуская в наши двери и никогда не выпуская из них меня. Много раз я думал, как страх может калечить разум – если бы Димка задумался, он бы понял, что при желании я мог бы устроить скандал элементарно – нарушив сигнализацию, рассказать все приехавшей полиции, но ничего бы этим не добился – документально все принадлежало ему, а остаться на улице, радуясь его разоблачению, я не мог. Как не мог и жить так дальше – единственными лекарствами в доме были аспирин и успокоительное, выписанное Диме его психотерапевтом, и я решил, что лучшим выходом для меня и убийственным для карьеры и жизни Штурмана, станет мое самоубийство – от подобного на нем останется несмываемая грязь и совершенно опустошенный студией и адвокатами – кошелек, – Сергей, казалось, совершенно забыв о Кате, уже удовлетворившей свои ожидания, и начинавшей понимать, что произошло с этими абсурдно-жившими человеко-особями, грустно улыбнулся:
– Разумеется, они меня откачали – без скандала, найдя какого-то русского врача, который за оплату, достойную спасения дальнего родственника Нобелевского лауреата, отработал лучше любой бригады реанимации. Через несколько дней я пришел в абсолютно нормальное состояние и, увидев входящего в комнату Диму, подумал, что, может быть, на него моя попытка прикончить нас обоих – меня физически, а его морально, подействовала, вернув ему его самого. Но, схватив меня странно-сильной для него медвежьей хваткой, он начал наносить мне удары такой силы, что я через несколько минут уже не чувствовал боли, радуясь, что сейчас он сделает то, что не удалось его снотворному и мне. Как всегда, я его недооценил – он также внезапно остановился, как и начал, и, отпустив меня, сказал, что каждый раз, пытаясь сломать его судьбу, я буду получать подобное наказание. А потом добавил, что пора бы мне садиться за новую работу, потому что у него есть планы по вложению капитала, от которых отказываться он не собирался.
Катя почувствовала, как сквозь усталость огромные бабочки в ее душе зашуршали сине-разноцветными легкими крыльями, показавшимися ей огромными, способными обнять, накрыв всю ее – она получила желаемое: если даже Сергей совершил то, в чем его обвиняют, приговор будет оправдательным. И, уже составляя план на вечер, она подняла на замолчавшего на несколько мгновений Сергея глаза:
– Сережа, ты извини. – Он вздрогнул – очень много лет никто не называл его так, и в его, ставших снова глубоко-серыми, глазах Катя увидела светящееся счастье и почему-то поняла – это было счастье избавления от тайны, от молчания о своей беде, и впервые посмотрела на клиента, как на живого человека, а не как на средство для победы. – Сережа, я очень устала. Думаю, ты и сам понимаешь, насколько все рассказанное – тяжело, давай завтра продолжим, тем более, что теперь у меня есть информация, с которой я могу начать работать.
Сергей, согласно закивав, вдруг положил руки в браслетах наручников на ее руку:
– Конечно, Кать, тем более, еще раз пережив все это, я чувствую себя не совсем живым, – он улыбнулся. – Спасибо, что выслушала.
Они попрощались и Катя, едва дождавшись, пока охранник уведет Сергея, не чувствуя усталости и голода, валивших ее со стула еще какой-то час назад, выбежала, на ходу включая телефон и набирая номер своего офиса – еще не было пяти часов и ее секретарша должна была быть на месте:
– Лейси, привет, – Катя заговорила быстро, не дав секретарше возможности начать перечислять все поступившие за день звонки и просьбы клиентов. – Лейси, пожалуйста, собери мне всю печатную информацию о Дмитрии Штурмане, знаешь, по делу Матвеева, и пришли мне электронной почтой, у тебя два часа, – выслушав обычное "да, конечно" и бросив "спасибо, жду", Катя уже набирала своего почти постоянного русского клиента – хакера-профессионала, взламывавшего все подряд, просто с целью доказать, что он – лучший, и, услышав хриплый прокуренный голос, зная, что он привык к ее неожиданным и срочным просьбам, спросила:
– Андрей, привет, сможешь для меня быстро собрать информацию из России о лауреате Нобелевской премии в области литературы Дмитрии Штурмане?
– Это тот, которого…
Договорить Катя ему не дала:
– Да, Андрей, пожалуйста, взламывать ничего не нужно, мне необходима информация не о его талантливости и гениальности, мне нужны статьи скандальные, с фотографиями, и всего одна посерьезнее, с биографией. – Она понимала, что в американских СМИ ничего плохого и даже просто с намеком на порочность Штурмана ей не найти, и именно поэтому позвонила Андрею, который, узнав, что у него есть целых два часа, и пошутив, что за такое время он сможет найти компромат даже на прабабушку клиента, отключился, пообещав вскоре все прислать.
Думая о следующем звонке, который ей предстояло сделать, Катя немного нервничала, но подумав, что, в конце концов, именно для этого она сохраняет эти отношения, набрала номер телефона Джейка:
– Джейк, дорогой, извини, первые дни нового дела, сам знаешь… – она ждала, что он заговорит, после приветствия, но тот молчал, и Катя вынуждена была продолжить: – Как ты относишься к идее поужинать сегодня у меня?
Услышав ответом веселый смех, Катя почувствовала неприятные иголки на спине. Последовавший за этим ответ удивил и напугал ее еще сильнее, вновь убедив, что Джейк понимает в ней все:
– Кейти, к ужину, если я правильно понимаю, я должен принести информацию.
– Джейк, зачем ты так?! – Она не нашла более удачного ответа и уже жалела о своей глупости, по которой заговорила об ужине – теперь придется делать вид, что ей в этот вечер ничего от него не нужно, кроме него самого, когда услышала:
– Кейт, говори, что тебя интересует, если в моих силах, сделаю, но давай договоримся, что пришло время открывать карты – кто во что играет в наших отношениях. Я приношу к ужину информацию и раскрываю свои карты – что мне нужно от тебя, а с тебя – сам ужин и перечень твоих целей нашей большой любви. Договорились?
Ошарашенная Катя, сидящая уже в машине с заведенным мотором, медленно повернула ключ зажигания в обратную сторону и молчала, глядя через лобовое стекло на здание, в котором сидел, не надеясь ни на что, карлик, закопавший свою жизнь, боясь умереть с голода. И ощутив безразличие к чувствам Джейка, которые он испытает, после услышанной о них, о ней правды, чувствам, которые – ничто, которые не убьют в нем ни мужчину, ни человека, не сломают ему жизнь, а только принесут несколько минут неприятного ощущения ущемления его достоинств как личности мужского пола, тихо ответила:
– Договорились. Мне нужны сырые записи с телевизионных каналов – интервью со Штурманом и информация, которая есть только у прокурора и следователя – кто был его психотерапевтом. – И услышав в ответ: "Хорошо, к девяти буду", – она медленно нажала кнопку "отбоя" и вновь завела мотор.
Купив по дороге все необходимое для расплаты с Джейком за информацию – и за ужином, и за сексуальными играми, Катя, войдя в квартиру, хотела только одного – оставив все купленное у двери, стянуть туфли на каблуках, не подвластных для управления женщинам с человеческим ростом, и упасть в теплую ванную со стаканом виски в руке. Но снятые туфли и костюм были на сегодня единственной ее привилегией. Наскоро приняв ледяной душ с гелем, обладавшим, согласно рекламе, свойствами аромо-терапевтического восстановления всего, Катя побежала на огромную в принципе, а по сравнению с ней – выглядевшую спортзалом, кухню – ворожить, не переставая думать обо всем, услышанном сегодня от Сергея.
В первую очередь, Катя призналась сама себе: в виновности клиента она не сомневается, как и в том, что найдет на Штурмана скандальную информацию и добьется оправдательного приговора для Сергея. Но на главный вопрос, который она задавала себе, еще сидя напротив него в комнате с решетками и слушая, что вытворял с ним "великий писатель", она ответа так и не находила: как они докажут, что все, что говорит Сергей – правда? Катя нервничала. Свидетелей их жизни, судя по всему, не было, и именно поэтому она попросила Джейка узнать, кто был психиатром Штурмана, надеясь найти ответ на свой вопрос хотя бы в истории терапии Дмитрия. Она взглянула на часы: можно смотреть электронную почту, ответы от секретарши и хакера должны были уже прийти, и у нее оставалось время и на их просмотр, и на сервировку стола и придание себе сексуального, но ангельского вида.
Просмотрев материалы, присланные секретаршей, Катя только убедилась в своей правоте – ничего очерняющего и порочного или подобного этому в американской прессе на Штурмана не было. Она распечатала полученные материалы – они нужны были только для противопоставления с русскими скандальными статьями – чтобы доказать, что образ его был выдуман как удачный пиар-ход, частью которого было и присутствие в его жизни никому не известного карлика. Пока принтер гудел, печатая неправду о Дмитрии Штурмане, Катя открыла полученные от Андрея материалы, и сначала просмотрела фотографии в статьях – от радости бабочки захлопали крыльями, а Катя негромко взвизгнула, как маленькая девочка, увидевшая вожделенную Барби в новом платье, – Нобелевский лауреат на всех фото был просто омерзителен – с перекошенным не то от пьянства, не то от наркотической радости лицом, предвкушавшим сексуальные излишества с особами, окружающими его в больших количествах. Катя начала читать заголовки статей, улыбаясь все шире и шире, радуясь искренне, что много лет назад Штурман избил или покалечил такого-то, разнес интерьер там-то, попал в милицию на пятнадцать суток, почему-то не в силах откупиться, когда, увидев на фотографии, вставленной в биографию Дмитрия, его не искаженное гримасой лицо, вдруг поняла, что имел в виду Сергей, говоря, как много сделал для него Штурман, – теперь она вспомнила: Дмитрий Штурман был тем самым молодым человеком, летевшим с Сергеем в самолете при их первой встрече. И именно о нем Сергей тогда говорил, как о единственном близком ему человеке, который делает все, чтобы он не чувствовал себя больным, ущербным изгоем. Катя почувствовала противную липкость ужаса на спине – рассказанное сегодня Сергеем становилось все более пугающим своей неоправданной жизнью жестокостью. Она опять начала сомневаться в виновности Сергея – этот талантливый, но совершенно инфантильный по отношению к реальной жизни гном не мог поступить так с единственным другом в его жизни. Чтобы тот не сделал!
Катя распечатала материалы, присланные Андреем, и, приняв ледяной душ еще раз – чтобы смыть панику от впечатлений, одела новокупленный ангельски-белый наряд для сексуального удовлетворения, в первую очередь – мужских глаз. Закончив сервировку стола банально-романтичными свечами и видя, что до прихода источника информации осталось пятнадцать минут, налив виски в бокал, она вышла на балкон, благодаря жизнь, подарившую ей эту четверть часа для наслаждения спиртным, вечерней прохладой и счастьем жить свою жизнь так, как хочется: самой решая, вести или нет трудные дела, принимать или нет всяких там джейков, вести игру дальше или остановиться.
14
Катя чувствовала себя уже совершенно живой, когда, услышав звонок в дверь, проходя по гостиной, машинально взглянула на часы – Джейк, как всегда, был точен. Не спрашивая, она нажала кнопку, открывая дверь, и через минуту, с огромным букетом каких-то странных, незнакомых Кате цветов, улыбаясь, Джейк стоял перед ней.
– Без цветов твоя информация не так ценна? – Катя, побоявшись принять такой огромный букет, пропустила Джейка в квартиру, где тот, опустив цветы в напольную китайскую вазу, обернувшись к Кате, протянул ей сверток:
– Твоя информация.
Катя взяла сверток и, аккуратно положив его на кофейный столик, притянула к себе Джейка, заставив того наклониться – для поцелуя:
– Спасибо, ты знаешь, что если бы это не было важно, я бы не обратилась.
Джейк весело засмеялся и добавил, глядя на сервированный стол:
– Вижу, информацию ты намерена отработать добросовестно, – но увидев колючесть в глазах крошечной женщины, отодвигая для нее стул, поцеловал в щеку. – Я просто очень проголодался, не сердись. – И, взяв стул, который стоял напротив Катиного, и тарелку с прочими приборами, неожиданно устроился со всем этим рядом с ней. С такими действиями примириться молча было против правил Кейт Невзоровой и, отложив вилку с ножом в сторону, она смотрела на Джейка:
– Объяснения?
– Мисс Невзорова, нужную вам информацию вы получили. Да, кстати… – он, вытащив из внутреннего кармана пиджака, протянул ей визитку, – психотерапевт Штурмана к вашим услугам тоже! Кейт, мы же договорились: после ужина – вечер откровенности, но – именно после! Хорошо?
– Хорошо, – Кате все больше и больше не нравилось его поведение, непонятная счастливая веселость и тон, каким разговаривают обычно с людьми, которых уже уличили или разоблачили в чем-то непорядочно-противозаконном, но еще не поставили об этом в известность. И ей пришлось собрать все оставшиеся ресурсы терпения, чтобы заставить себя есть, разговаривая на совершенно отвлеченные от процесса их отношений и странного поведения Джейка, темы.
Закончив с ужином, и, видимо, устав болтать, не привыкший к этому Джейк – также странно, без предисловий и мягких переходов – начал:
– Кейт, мы договорились, что первым открою карты я. – И он опять запустил руку во внутренний карман пиджака. Кате, от усталости, показалось, что сейчас он достанет пистолет и начнет, под дулом, требовать от нее правду, но тут же, внутренне усмехнувшись абсурду, до которого могут довести человека напряжение и отсутствие отдыха, она увидела, как Джейк открывает красиво-шелковую коробочку: – Кейт, тебе не обязательно отвечать мне сейчас, но единственным моим темным намерением в отношении тебя всегда было, есть и будет только одно – видеть и чувствовать тебя моей женой! – Он надел кольцо на палец потерявшей голос, способность думать, понимать и ощущать реальность, Кате. Но она, все также молча, широко распахнутыми карими глазами – по-детски удивленными и делавшими ее совершенной незнакомкой для него, смотрела то ему в глаза, то на кольцо. Поэтому Джейк повторил еще раз: – Ответишь, когда решишь!
Катя услышала свой собственный голос, все еще не понимая происходящего:
– Да, конечно, когда решу.
– Ваша очередь, мисс Невзорова, – он взглянул на кольцо на ее руке.
– Извини, Джейк, что ты сказал?
– Твоя очередь открывать карты. Чтобы ты не сказала, с какой бы целью не держала меня при себе – кольцо на твоей руке. Я приму все как есть, но только если ты скажешь правду!
Катя вдруг поняла, что чувствовал Сергей, рассказав кому-то – впервые – правду о себе.
Голос Джейка был неожиданно спокойным:
– Я пойду. Я же знаю, что больше всего сейчас ты хочешь посмотреть материалы, которые я добыл. Работай, я позвоню, – приподняв ее с высокого кресла, он поцеловал ее и, глядя в глаза, необычно мягко для него, сказал:
– Я люблю тебя, Кейт, подумай, может быть, быть моей женой будет для тебя еще удобнее, – и поставив ее аккуратно, как фарфоровую куклу, на пол, пошел к двери, уже от которой бросил: – Кстати, очень красивый наряд!
Джейк вышел, оставив Катю в состоянии, неизвестном ей до этого – в попытке задуматься над чувствами мужчины, с которым она просто спала и проводила хорошо время, оплачивая его полезность.