Я приняла ванну. Почти час отмокала в теплой, пенистой воде. Я говорила себе: вот видишь… немного отвлеклась, занялась делом - и сразу обрела равновесие и уверенность. Теперь все обязательно наладится, все будет хорошо.
Хорошо настолько, что, одевшись, я чувствовала себя бодро и свежо, хотя и не спала всю ночь. Я поднялась и заглянула в щелку к Тони. Он крепко спал на своем диване. Я заметила стопку новых листов… рукопись становилась все увесистей. На цыпочках я подошла к письменному столу, проверила, включён ли будильник на девять, и оставила короткую записку:
Поехала в больницу к нашему мальчику. Надеюсь, тебе понравится, как я прибрала в доме. А вечером приглашаю тебя на ужин - выберешь ресторан на свой вкус? Жду ответа.
Люблю тебя….
И мое имя. Я надеялась, что Тони благосклонно отнесется к идее поужинать в ресторане, что это напомнит ему один из наших чудесных вечеров в Каире. Через несколько дней Джек будет дома, так что это, пожалуй, наш последний шанс совершить такую вылазку.
Спустившись вниз, я посмотрела на часы. Начало восьмого. Выйдя из дому, я заметила в дальнем конце улочки пустой бункер для строительного мусора - видимо, у кого-то тоже шел ремонт. Оглянувшись на картонные коробки и разломанные мной упаковочные ящики, я подумала: вот удача, не придется тащиться в такую даль, на свалку. Я хорошо помнила, как в начале ремонта мы заказали такой же бункер и все жильцы домов с нашей улицы тут же потащили в него хлам со своих чердаков. Долг платежом красен, решила я, тем более что мой расплющенные коробки много места не займут.
Я уже второй раз подходила к громадному бункеру с охапкой картонок, когда открылась входная дверь и из дома вышел мужчина лет сорока пяти в темно-сером костюме.
- Это, знаете ли, наш бункер, - произнес он голосом, полным сдерживаемого негодования.
Я рассыпалась в извинениях:
- Извините меня! Я просто подумала, он ведь совсем пустой…
- Вообще-то, принято спрашивать разрешения, прежде чем кидать свой мусор в чужие бункеры.
- Но я думала…
- А теперь я бы хотел, чтобы вы убрали отсюда весь свой хлам.
Однако договорить ему не дали, у меня за спиной раздался голос:
- Ради бога, что вы такое говорите.
Мужчина вздрогнул от неожиданности. Он смутился, обнаружив, что на него пристально смотрит женщина лет сорока восьми. Блондинка, ширококостная и с морщинками на лице (после сорока у натуральных блондинок часто резко стареет кожа), она все еще была поразительно хороша собой. Не менее ослепителен был и огромный лабрадор, стоявший с ней рядом. Она подошла к нам, услышав разговор. Я сразу же узнала ее: та женщина, что заговорила со мной в лавочке мистера Нура и одобрила мои действия, когда я попыталась научить его вежливости. По реакции Серого костюма было видно, что ему очень не по себе. Стараясь не встречаться с ее осуждающим взглядом, он пробормотал:
- Я только высказал свою точку зрения.
- И в чем же она состоит?
- Я думаю, что это касается только меня и…
- Когда в прошлом году мне меняли кухню и перед моим домом стоял бункер, кто за одну ночь наполовину заполнил его своим барахлом?
Костюм был сражен наповал - ведь его публично поставили в неловкое положение. За короткое время, проведенное в Англии, я успела понять, что уязвленное достоинство считается здесь самым страшным бедствием для любого - поэтому таких ситуаций стараются избегать любой ценой. Но если от американца, попавшего в подобное положение, можно было ждать какой-нибудь любезности вроде "Не суйте нос не в свое дело", этот тип жутко побледнел, скукожился и лишь сумел выдавить:
- Говорю же, я просто излагал свою точку зрения.
На это моя добрая самаритянка с лабрадором улыбнулась ледяной улыбкой и с неподражаемой интонацией ответила:
- Я так и поняла. - Потом повернулась ко мне: - Нужен помощник, чтобы перетаскать остальные коробки?
- Да нет, я справлюсь. Но…
- Приятно снова вас повстречать, Салли… - Она протянула мне руку. - Салли, ведь верно?
Я кивнула.
- Джулия?
- Именно так.
Тип в костюме прокашлялся, словно объявляя о своем отбытии. После чего развернулся и поскорее укрылся в доме.
- Хорек, - шепнула Джулия ему вслед. - Неудивительно, что месяц назад жена от него ушла.
- Я не знала…
Она пожала плечами:
- Обычная семейная драма - с каждым может случиться. О, кстати, я слышала, вы стали мамой. Чудесная новость. Следовало бы заглянуть и поздравить вас, но я уезжала на целых два месяца, мы были в Италии с Чарли, сыном.
- Сколько ему лет?
- Четырнадцать. А у вас кто получился - мальчик или девочка?
- Мальчик, - улыбнулась я. - Джек.
- Поздравляю. Ну, бессонные ночи уже начались?
- Да нет… он пока еще не дома.
Я кратко рассказала ей все, что с нами произошло.
- Господи боже, - тихо сказала она. - Бедняжка, досталось же вам.
- Ему больше, чем мне.
- Но с вами-то сейчас все нормально?
- И да, и нет. Иногда я и сама не пойму.
- Может, пойдем ко мне, выпьем чайку?
- Я бы с радостью, но мне правда нужно Сейчас ехать в больницу. Все поняла, - ответила Джулия. - Но как-нибудь все же загляните. И постарайтесь набросать этому дурню как можно больше мусора в его бункер.
И она улыбнулась мне на прощание.
Последовав ее совету, я перекидала в бункер оставшиеся пустые коробки и вынесла четыре мешка строительного мусора. По пути к метро я улыбалась при мысли о том, что у меня появилась приветливая соседка.
В больнице я вела себя образцово-показательно. К великому моему облегчению, выяснилось, что Джека лишь ненадолго переводили наверх и он уже снова в обычном отделении для новорожденных. Палатная сестра посмотрела на меня внимательно - так приглядываются к людям с репутацией непредсказуемых.
Но я радостно ей улыбнулась и спросила;
- Сестра Макгуайр сегодня работает? Я бы хотела извиниться за то, что вчера так ужасно себя вела.
Палатная немедленно расслабилась. Жесты раскаяния, как правило, приводят к такому результату.
- Кажется, она взяла неделю отпуска, но когда вернется - я непременно передам ей ваши слова.
- Я еще хотела извиниться за то, что не появилась вчера вечером. Я… э… да что там, скажу честно, как есть. Я так устала, что просто уснула.
- Не беспокойтесь об этом. После родов нужно много времени, чтобы прийти в себя окончательно. А у меня для вас хорошие новости: вчерашнее маленькое осложнение оказалось сущей ерундой. Скорее всего, вы сможете забрать малыша домой уже завтра.
- Спасибо за прекрасную новость, - улыбнулась я.
- Ну а готовы вы сейчас его покормить? Он явно нагулял аппетит.
Изо всех сил скрывая неуверенность и беспокойство, я старалась улыбаться. Сестра пригласила меня проследовать за ней. Мы подошли к кроватке Джека. Он лежал на боку и громко плакал. Я напряглась в полной уверенности, что это реакция на мое приближение. Но постаралась не выдать себя и весело произнесла:
- Да, судя по плачу, он и впрямь проголодался.
Палатная сестра улыбнулась в ответ. Неловкая пауза - я замерла у кроватки, не очень понимая, самой мне доставать Джека или подождать, пока это сделает сестра Снова подозрительно глянув на меня, сестра жестом показала, чтобы я брала ребенка сама Влажными от напряжения руками я потянулась к Джеку. Кто бы сомневался, крики усилились, как только я его подняла.
Держи себя в руках, держи себя в руках, - твердила я себе. - И ради бога, постарайся не выглядеть испуганной.
Я прижала к себе Джека, немного покачала Крики стали еще громче. Я поскорее уселась на жесткий стул с прямой спинкой, расстегнула рубашку, высвободила левую грудь и сжала область вокруг соска в надежде выдавить хоть каплю молока, но ощутила лишь железобетонное затвердение.
Не думай об этом, просто дай ему грудь и постирайся не закричать. Сестра следит за каждым твоим движением.
Я бережно развернула голову Джека к соску. Едва обнаружив его, он начал усердно сосать. Но на этот раз его алчность принесла плод: словно маленький вакуумный насос, Джек сразу выбил пробку, и молоко полилось. И неважно, что его десны впивались в сосок, неважно, что мне с каждой секундой становилось все больнее. Главное, он ел.
- Вам немного больно, кажется? - спросила сестра.
- Ничего, терпеть можно, - ответила я.
Ответ был правильный, потому что сестра удовлетворенно кивнула и сказала:
- Ну тогда я вас оставлю.
Как только она скрылась из виду, я нагнулась к ушку Джека и шепнула:
- Спасибо.
- Через десять минут я приложила Джека к другому соску, и снова этот пылесосик вмиг прочистил все протоки, пробил все заслонки, и молоко потекло свободно.
Конечно, мне приходилось читать в популярных книгах по психологии о том, что физические зажимы могут приводить к зажимам психологическим. Вообще-то я скептически отношусь к подобным рассуждениям о связи тела и психики. Но вынуждена признать, что в то утро в больнице у меня было чувство, что пришло наконец освобождение и я выбралась из мрачного тупика, в котором находилась с самого рождения Джека.
- Ну что ж, слава моему племянничку за усердие, - обрадовалась Сэнди, когда я рассказала ей вечером, что смогла наконец покормить сына, не прибегая к орудию пытки. Но когда я заявила, что пребываю наверху блаженства, сестра предостерегла:
- Рада это слышать, но главное, не пугайся, если вдруг снова навалится хандра. Едва Джек окажется дома, тебе придется пережить не одну бессонную ночку - когда три часа сна кажутся крупным выигрышем в лотерею.
- Но вот сегодня я всю ночь не спала, а чувствую себя просто замечательно.
- Почему это ты не спала всю ночь?
- Да просто вчера я проспала целый день.
- Что-то мне все это не нравится.
- На самом деле, это лучшее, что со мной могло случиться. Мне просто необходимо было отключиться на время. Зато теперь чувствую: все встало на свои места, я спокойна, воспринимаю все нормально и явно нахожусь в согласии с миром.
Долгая пауза. Я спросила:
- Сэнди? Ты еще здесь?
- А… Да, я-то здесь. Но задаю себе вопрос, не записалась ли ты случайно в секту Муна?
- Большое тебе спасибо.
- Черт, а что я должна думать, когда нормальная вроде женщина вдруг начинает нести околесицу насчет "согласия с миром"?
- Но я так чувствую.
- Вот это-то меня и беспокоит.
Такова Сэнди: она еще прямолинейнее и настойчивее, чем я, когда пытается разобраться в чувствах и переживаниях других людей. Но я-то знала, что у меня все в порядке - даже несмотря на то, что дома, когда я вернулась из больницы, меня ждала записка от Тони:
К сожалению, вынужден отклонить приглашение.
Сегодня вечером в городе заместитель госсекретаря США, Только что получил приглашение на ужин в посольство. Прошу меня простить.
Здорово, просто здорово. Но после вчерашней идиотской сцены я не стану названивать мужу и упрекать за то, что он отказался поужинать со мной. Нет, решила я, лучше воспользуюсь обстоятельствами. Я собиралась немного вздремнуть перед походом в ресторан, но передумала: постараюсь днем не спать, схожу в больницу до семи часов, чтобы лечь в десять. К этому времени я уже устану настолько, что смогу проспать без просыпу всю ночь, и как следует отдохну. К следующему утру я войду в обычную колею и буду готова забрать сына домой.
Вечером, добравшись до Мэттингли после двадцати часов бодрствования, я от усталости уже начинала впадать в состояние, близкое к оцепенению. Вечернее кормление отняло больше времени, чем обычно, из-за того, что в отделение неожиданно явился мистер Хьюз. Он знакомил с больницей группу своих студентов. Увидев, как я кормлю Джека, он со всей кавалькадой двинулся к нам. Я держала сына у груди и, пока они шли, быстренько сменила болезненную гримасу на выражение спокойного довольства.
- Ну что, привыкаем друг к другу? - спросил Хьюз.
- Все в порядке. - Я расплылась в милой улыбке.
- И судя по тому, как ваш мальчуган поглощен своим делом, все идет хорошо?
- Все просто прекрасно.
- Превосходно, превосходно. Не возражаете, если я возьму у вас малыша и быстренько осмотрю?
Джек был недоволен, когда его оторвали от источника пищи. Он брыкался, а я тем временем быстренько запахнула блузку - тем более что, как мне показалось, один из студентов слишком пристально изучал мой раздутый сосок. Впрочем, судя по неодобрительному выражению лица, интерес его скорее был медицинским, нежели сексуальным. Тем временем остальные студенты сгрудились вокруг колыбели. Хьюз начал на малопонятном мне медицинском наречии рассказывать про осложненные роды и о процедурах, которые делали Джеку. Потом он рассказал, что у меня во время беременности было повышенное давление… настолько высокое, что он даже задумывался, не вызвать ли преждевременные роды, потому что такое высокое давление опасно для здоровья матери.
- А вы мне об этом ничего не говорили, - вставила я.
Все вдруг посмотрели на меня. Хьюз нахмурился. Он не любил, когда его перебивали, особенно если это какая-то надоедливая американка.
- Вас что-то беспокоит, миссис Гудчайлд?
- Вы никогда не упоминали о преждевременных родах.
- Потому что у вас все же не оказалось эклампсии… и потому что давление удалось стабилизировать. Но, говоря по совести, когда вы поступили к нам впервые с артериальной гипертензией, состояние ваше было таким, что мы не исключали экстренного кесарева сечения.
- Что ж, спасибо за информацию, пусть и слегка запоздалую. Я хочу сказать, если существовала опасность для меня и ребенка, может, следовало бы вовремя сообщить мне о возможности этого раннего кесарева?
- Как это ни странно, для ребенка всегда лучше, чтобы его вынашивали полный срок. И как это ни удивительно, миссис Гудчайлд, здесь у нас, по эту сторону "большой лужи", не так уж плохо развито современное акушерство. Так что мы, представьте, приняли именно те меры, которые наилучшим образом помогли вам и вашему ребенку. И вот лишнее тому подтверждение: всего через две недели после сложных и опасных родов дитя, как ведите, чувствует себя отлично. Доброго вам вечера, миссис Гудчайлд.
И он повел студентов к следующей кроватке.
Блестяще. Молодец. Браво, черт тебя дери. Блестящие дипломатические способности - удивляюсь, как это тебя еще не пригласили на работу в госдепартамент.
- Я положила руки на бортики колыбели, опустила голову, пытаясь сообразить, смотрит ли на меня кто-нибудь и не следует ли извиниться, чтобы как-то исправить положение. Но когда я подняла голову, намереваясь что-нибудь сказать, оказалось, что Хьюз и компания уже заняты другой пациенткой. Что поделаешь, меня поставили на место, щелкнули по носу, я оказалась в неловком положении.
Еще крепче вцепившись в края кроватки, я поняла, что вся дрожу. Оптимистический настрой как ветром сдуло, я в мгновение ока слетела с высот, в которых витала, и оказалась на краю глубокой, зияющей пропасти.
- Ребенка надо докормить, - раздался голос справа от меня. Это была дежурная сестра - коренастая строгая тетка, она была рядом, пока Хьюз меня отчитывал, все слышала и, судя по неодобрительному взгляду, полностью была на его стороне. Тем более что Джек заходился в крике, а я стояла над ним с отсутствующим видом.
- Простите… сейчас… сейчас… - Я взяла Джека, снова устроилась на жестком стуле и опять приложила его к левой груди. Спасибо, хоть молоко потекло сразу.
- Я тут вчера говорила с доктором Рейнольдсом - он считает, что вашего сына пора выписывать. Вы можете забрать его завтра утром, если, конечно, вам это удобно.
Я старалась не смотреть ей в глаза:
- Да-да, конечно, очень удобно.
- Вот и хорошо.
Через десять минут, уложив Джека, я ехала в такси и плакала как идиотка. Водитель - молодой парень, поджарый и крепкий, - все посматривал на меня в зеркальце заднего вида, чувствуя себя неуютно от того, что пассажирка заливается слезами у него в салоне. Он явно не знал, как поступить: спросить меня, в чем дело, или не вмешиваться? А если бы и спросил, я не принадлежу к числу тех откровенных болтушек, которые начинают жаловаться первому встречному. К тому же мне и жаловаться было не на кого, сама во всем виновата, и слишком болезненно отреагировала на то, как меня унизил Хьюз.
Когда мы добрались до Патни, я сумела кое-как успокоиться и привести себя в относительный порядок. Но, расплачиваясь, заметила, что таксист старательно отворачивается.
Я вошла в пустой дом, поднялась в спальню. Разделась, натянула майку, забралась в постель и с толовой завернулась в одеяло, чтобы ничего не слышать.
Проснувшись наутро в восемь часов, я слегка пошатывалась от того, что так долго и спокойно спала, ни разу не проснувшись. Мне даже потребовалось какое-то время, чтобы осознать: я действительно как следует выспалась.
Тони обещал, что, когда придет время забирать Джека, отвезет нас на машине. Однако, спустившись в кухню, я обнаружила только несколько мятых банкнот да записку на клейком листке:
Срочные дела в газете. Оставляю 40 фунтов на такси в оба конца. Постараюсь вечером быть дома как можно раньше.
Т.
Чмок-чмок.
Я схватила телефон, набрала прямой номер Тони. Услышав автоответчик, перезвонила на мобильник.
- Я сейчас не могу говорить, - ответил Тони.
- Мне неважно, что за срочные дела у тебя там. Я жду тебя в больнице, понял?
- Я не могу говорить.
И он положил трубку.
Я тут же набрала номер снова. Тони отключил телефон, поговорив со мной, так что меня переключили на его автоответчик.
"Как ты только можешь - как ты смеешь - вытворять такое? Ты притащишь свою английскую задницу в больницу, или я не отвечаю за последствия. Усек?"
Я нажала кнопку. Сердце колотилось, я кипела благородным негодованием и вообще была расстроена донельзя. Больше всего меня взбесил тон, которым он отвечал мне. Я и себя ненавидела за столь бурную реакцию и за то, как легко, в одну секунду, перешла от безмятежного спокойствия к ярости. Но… уж простите… но нельзя же так меня кинуть, так подвести. Не в тот же день, когда нашему новорожденному сыну предстоит впервые оказаться дома. Да нет, он этого не сделает.
Но он это сделал: не перезвонил и никак не объявился. Но, решила я, некогда предаваться размышлениям об этом новом примере равнодушия Тони: важнее вовремя оказаться в больнице и тем самым хоть отчасти реабилитироваться в глазах персонала. Поэтому я поскорее приняла душ, успела далее сделать макияж и была в Мэттингли ровно в одиннадцать.
- Вы сегодня с супругом? - спросила палатная сестра, сверля меня глазами и явно пытаясь определить, какова сегодня моя эмоциональная температура.
- К сожалению, у него сегодня полный завал на работе.
- Понятно. А в чем вы собираетесь везти ребенка домой?
Я подняла повыше сумку-коляску, которую, несмотря на спешку и переживания, не забыла прихватить.
- А во что его одеть, принесли?
Помилуйте, я же не совсем безголовая кретинка.
- Конечно, - кротко ответила я.