Я молчал. Это явно не устраивало Контейнера. Ему хотелось драки. Он подошел к женщинам и неожиданно разорвал блузку Ирины. Грудь у нее была большая и красивая. Настя бросилась на Контейнера, он ее отшвырнул, Ирина пыталась ударить его ногой, но он ее стащил с тахты, перевернул и шлепнул по заду.
- А ты почему своих баб не защищаешь? - спросил меня Контейнер. - Нет, ты все-таки нормальное говно, что и требовалось доказать.
Контейнер сел к столу, поставив ружье у кресла. Ирина смотрела на меня, даже не сделав попытки прикрыть грудь. Ситуация вышла из-под ее контроля.
- Дайте закурить, - попросил я. - Сигареты в моей куртке.
- Дай ему покурить, - разрешил Контейнер.
Михаил взял мою куртку, но не стал обшаривать карманы, а понес куртку мне. На секунду он перекрыл Контейнера. Я уже все просчитал. Контейнер допустил самую большую ошибку, прислонив ружье к креслу, в котором сидел. С глубокого кресла вскочить быстро невозможно. К тому же ему придется вначале брать ружье за ствол.
Я резко толкнул Михаила столом и уже в прыжке оказался за спиной Контейнера, ногой отшвырнул ружье и рукояткой револьвера ударил его по голове. Виктор схватил бутылку, и я выстрелил из револьвера ему в грудь. Его шатнуло, но он все-таки усидел на стуле, но когда он увидел, что его белая нательная рубаха мгновенно начала пропитываться кровью, он сполз со стула. Нормальный шок. Я отступил, поднял ружье, взвел курки. Контейнер уже шел на меня, поматывая головой, легкое сотрясение он все-таки получил.
Я выстрелил в потолок и не услышал привычного удара дроби. Ружье было заряжено холостыми. Я быстро перезарядил ружье своими патронами. Контейнер этого явно не ожидал и остановился.
- В стволах картечь! - предупредил я и выстрелил вдоль стола. Картечь снесла бутылки, консервные банки, разлетелась стоящая напротив стола керамическая ваза.
- Лицом к стене! - крикнул я. Они подошли к стене.
- Руки на стену!
Они все проделали, как надо, насмотрелись американских фильмов по телевидению, даже ноги расставили пошире. Первым стоял Виктор. Я ударил прикладом ему по ребрам. Он вскрикнул от боли.
- Ирина Николаевна! - запросил Михаил. - Скажите ему, что это шутка!
- Не надо меня бить, - всхлипнул Михаил. - У меня больные почки. Ирина Николаевна, скажите ему правду!
- Павел, - сказала Ирина. - Я тебе должна объяснить.
- Это они объяснят на суде. - Я стукнул Михаила в ухо, не очень сильно, но он тут же замолчал, поняв, что легко отделался.
Я ткнул Контейнера стволом ружья.
- Выходи во двор, - приказал я ему.
- Вы куда? - спросила Ирина.
- Надо потолковать один на один, ему этого очень хотелось. - И я подтолкнул Контейнера к двери. - Всем оставаться на местах. Попытаетесь бежать - пристрелю.
Сразу за домом начинался лес. Мы шли среди сосен, уже нагретых солнцем.
- Повернись! - приказал я.
Он повернулся.
- Когда вышел из лагеря?
- Пять дней назад, - ответил он.
- Теперь снова сядешь на пять лет.
- Не сяду. - Он ухмыльнулся. - Она нас наняла попугать клиента, она и будет отвечать.
- Но била не она. Я сейчас поеду, заявлю в милицию, сниму побои - пятерку получишь.
- Ничего не получу. Суд в районе будет, а у нас москвичей не любят.
- Ладно, тогда я тебя убью.
- Не убьешь. Это уже будет превышение пределов обороны.
- Подойди поближе, - попросил я.
Он сделал несколько шагов.
- Никакого превышения пределов обороны не будет. Я вел тебя в милицию, ты обернулся, бросился на меня, я выстрелил. Заметь, не в спину. А эксперты все просчитают и снимут отпечатки следов. Шел вперед, потом повернулся и пошел на меня. Молись!
Что-то в моем взгляде было такое, что он поверил: я могу выстрелить. И он стал белеть лицом.
- Прости меня, - сказал он. - Простишь, на всю жизнь твоим должником буду. Тебе же здесь жить. Я отслужу, я на тракторе могу и на машине или что по хозяйству…
- Иди.
Он повернулся и пошел, я выстрелил в воздух. Он обернулся, увидел поднятое вверх ружье, прыгнул в сторону и побежал, петляя между соснами.
Я вернулся в дом. Мусор, битое стекло и консервные банки были уже убраны. Настя, Ирина и оба мужика сидели за столом и пили чай.
- Кто стрелял? - спросил меня Виктор.
- Я стрелял. Он попытался на меня напасть, пришлось застрелить.
Теперь все смотрели на меня. Я разломил ружье и выбросил из стволов пустые гильзы.
- А что же я Верке-то скажу? - растерянно спросил Михаил.
- А кто Верка?
- Мать его. Двоюродная сестра моя. - И Михаил заплакал. Я давно заметил, что пьющие мужики становятся плаксивыми.
- Мне надо ехать, сообщить в милицию о случившемся. Здесь есть дорога без этой лужи? Ирина Николаевна, я могу воспользоваться вашей машиной?
- Я вас подвезу.
- А где Веньку-то искать? - спросил Михаил.
- Здесь близко, в сосняке, - пояснил я. Значит, Контейнера зовут Вениамином.
- Никуда не ходите, ждите меня. - Ирина взяла с подоконника ключи от машины. Настя на меня не смотрела.
Мы сели в машину. Ирина отъехала с километр и заглушила двигатель.
- Я вам с самого начала не доверяла. Кто вам рассказал о тестировании?
- А разве и до меня кого-то тестировали?
- Да, тестировали, двоих, и оба оказались засранцами. И ваш друг Сергей тоже.
- Я не знаю никакого Сергея, я хочу знать только одно - где найти ближайшего милиционера.
- А вам-то он зачем?
- Чтобы сообщить об убийстве.
- Перестаньте. Вы же не идиот, чтобы убивать безоружного, вы его отпустили.
- К сожалению, не получилось…
- Актер вы плохой. Но вели себя достойно. Тестирование вы прошли блестяще. Может быть, вернемся?
- Если вы это называете тестированием, то оно поставлено некорректно.
- Жизнь тоже не всегда корректна.
- Но когда против одного трое мужиков, да еще с оружием, трудно быть не засранцем, как вы выразились, особенно при внезапном нападении.
- Нападение всегда внезапно, и мужчина должен быть готов к этому, особенно когда рядом с тобой женщины, которых надо защищать.
- Вы сами додумались до этого эксперимента или взяли из кино?
- Из жизни взяла. Чтобы вы не считали меня монстром, я вам расскажу свою историю. Я вышла замуж рано, студенткой. Он был большим, сильным. Мы поехали на дачу его родителей, Насте тогда было три года. И вот так же на дачу зашли трое, мой муж был сильнее их, и под рукой было достаточно предметов, которые могли стать оружием: и топор, и лом, и ножи. Меня изнасиловали при нем, и он ничего не сделал: он испугался. Через месяц мы развелись. И я поклялась, что с моей дочерью не должно произойти ничего такого, что она выйдет замуж только за настоящего мужчину, который сможет ее защитить.
- Наверное, это решать Насте.
- Решать буду я, потому что я ее вырастила, воспитала, выучила…
- И что вы сделали с насильниками?
- Они получили от восьми до десяти лет.
- Они наказаны, забудьте об этом.
- Вы служите в милиции или КГБ, сейчас это вроде называется ФСБ.
- Нет, я действительно вице-президент фирмы, вы это наверняка проверили.
- Но раньше служили ведь? В каком звании?
- Нет, я служил просто во внутренних войсках, в группе захвата. А по каким признакам вы это определяете? С тех пор прошло почти пятнадцать лет.
- По глазам. В вашем взгляде осталась уверенность сильного зверя, вы когда-нибудь наблюдали за глазами кавказских овчарок или ротвейлеров?
- Да.
- Глаза собаки, которая много раз побеждала, спокойно-несуетливы.
- Спасибо за сравнение с собакой, вас не затруднит довезти меня до шоссе?
- Понятно, - сказала Ирина. - Вы свою функцию выполнили.
Ирина довезла меня до шоссе.
- Притормозите здесь, - попросил я.
- Автобусная остановка дальше.
- Я поймаю попутную.
Ирина остановилась у обочины. Я вышел, поднял руку, и первый же "Москвич" притормозил возле меня.
- В сторону Москвы.
- Сколько?
- Полсотни.
- Садись.
Садясь, я оглянулся. Ирина помахала мне и улыбнулась. Такие женщины мне еще не встречались.
Вечером в Москве я поехал к Сергею. Он лежал. Бинты с него уже сняли, но руки, где он резал вены, были заклеены бактерицидным пластырем. Рядом с ним сидела его мать.
- Есть что рассказать, - сообщил я ему.
- Мама, побудь у себя, у нас с Павлом конфиденциальный разговор.
Мать вышла.
- Все произошло почти по твоему сценарию. Только они начали не в доме, а у лужи. Семена не было, он заболел, и его заменили другим, который куражился чуть больше, чем следовало.
- А Ирину затаскивали в чулан и она кричала, когда ее насиловали?
- До этого не дошло. Я перехватил инициативу.
- А ружье какого калибра оказалось?
- Двенадцатого, но у меня были патроны и для шестнадцатого. Кстати, ружье было заряжено холостыми.
- У меня к тебе просьба. Я бы не хотел, чтобы они и вообще кто-нибудь узнал о том, что я пытался покончить жизнь самоубийством из-за своего позора.
- Никакого позора нет. Условия эксперимента были некорректны. Я ей так и сказал.
- Наверное, - согласился Сергей. - Но я все равно оказался трусливым мудаком. Я только не понимаю, почему ты сразу не поверил в эту историю?
- В твоем пересказе бандиты были очень театральны. Ты позвони Насте через несколько дней.
- И что я ей скажу? Меня даже не били, как тебя, а так, стукнули для острастки.
- Объяснение очень простое. Ты сразу все понял, с интересом посмотрел их спектакль, а потом поставил их же спектакль моими руками. Все как у Чехова. Если ружье не выстрелило в первом акте, оно обязательно выстрелит во втором, но уже в другую сторону.
Мой давний и не очень храбрый друг молчал. Я даже знал, о чем он думал. Или сейчас, или через несколько минут он спросит меня, и он спросил:
- Ты с ней спал?
- Нет.
Сергей с облегчением вздохнул.
- Ты думаешь, все еще можно исправить?
- Чтобы исправить, надо прилагать усилия.
- А если Ирина или Настя тебе позвонят?
- Они не позвонят.
Мне не позвонили, меня встретили. Я вышел из офиса, уже привычно глянул на стоянку для служебных машин: "вольво" президента компании, "форд" второго вице-президента, моей машины не было, я собирался купить в ближайшие дни. Я шел к троллейбусной остановке и услышал, как рядом хлопнули дверцей. "Нива"! Дверцы "Нивы" хлопают так, будто бьют кувалдой по куску железа. Я оглянулся. Из "Нивы" вышла Ирина.
- Павел! - окликнула она.
- Вы, конечно, проезжали мимо и увидели меня? - спросил я.
- Павел, вы можете думать обо мне все что угодно, но то, что я не дура, вы уже убедились. Это не рояль в кустах, я вас поджидала.
- Могли и зайти, мы ведь знакомы.
- Павел, Насте плохо. Я думала, у нее кратковременная истерика, но она уже неделю плачет. Я знала, что вы ей нравитесь, но не поняла, что это настолько серьезно.
- Я думаю, для таких состояний нужен психотерапевт. Кстати, эта "Нива" ваша?
- Да, моя.
- А "Таврию" арендуете специально для тестирования?
- "Таврия" - машина Насти. Вчера звонил Сергей и рассказал, что ваш спектакль срежиссировал он. Я ему не поверила. Он патологический трус.
- Каждый человек боится. Только в кино герои никого и ничего не боятся. Я бы не вычеркивал Сергея из жизни Насти.
- А вот это уже не ваша проблема. Насколько я поняла из рассказов Насти, она вам не безразлична. Не ставьте точку. И вы уже прошли главный тест на настоящего мужчину.
- Спасибо. Но я не уверен, что меня и дальше не будут тестировать на вшивость.
- Не поняла.
- Не ворую ли я? Не изменяю ли? Интересно ведь подсунуть какую-нибудь блядь и ждать: клюну не клюну? Мне не хотелось бы жить в состоянии постоянного тестирования. Я думаю, это не понравится и любому другому. Не портите жизнь Насте. И будьте здоровы.
Пока мы говорили, я посматривал в сторону "Нивы". На заднем сиденье машины явно кто-то сидел.
Я шел не оглядываясь, но через несколько шагов остановился у киоска, наблюдая боковым зрением за "Нивой".
Ирина села в машину. В час "пик" машины шли плотно, в четыре ряда, так что перестроиться ей сразу будет трудно, и некоторое время ей придется двигаться в крайнем правом.
Когда "Нива" поравнялась с киоском, я оглянулся. На заднем сиденье была Настя.
Она ждала окончания переговоров, мать и здесь решала за нее. И мне стало грустно.
Навстречу мне шли женщины: молодые, старые, красивые и не очень. Я выделил одну. Молодую, привлекательную, стремительную, в короткой юбке, которая открывала тронутые первым легким загаром ноги замечательной длины. Я не выдержал и оглянулся, и она оглянулась тоже. Я улыбнулся, и она улыбнулась. Так мы и стояли. Она чуть приподняла руку. Ну чего же ты? Подойди! Заговори! Может быть, у нас и получится?
Я не подошел и не заговорил.
Теперь я точно знал: прежде чем свяжусь с женщиной, я узнаю все о ее матери, потому что очень часто дочери перенимают опыт своих матерей, а я терпеть не могу, когда меня тестируют.
ВОРОВКА
Рассказ
Мне позвонили с киностудии.
- Мы заинтересовались сценарием молодой писательницы. Но сценарий сырой. Надо выстроить сюжет, переписать диалоги. Если возьмешься, мы заключим договор. Гонорар пополам.
Я только что закончил сценарий для телевидения и решил передохнуть, но я никогда не отказывался от работы.
- Присылайте, - сказал я. - Прочитаю, обсудим.
- Она сейчас привезет.
Так в мой дом вошла писательница.
Высокая, молодая, рыжеволосая, некрашеная, крашеных я определяю сразу.
- Позвоните завтра, - сказал я ей.
- А может, вы прочтете сразу? - попросила она. - А я тихонечко посижу. Мне очень хочется узнать ваше мнение. Очень, очень!
"Чуть пережала с этим "очень, очень"", - подумал я.
Из ее узкого платья выпирали грудь, бедра, загорелые крепкие ноги. Она мне понравилась. Разница в возрасте, конечно, лет в двадцать, но я после двух жен в ближайшее время жениться не собирался, а переспать с ней захотелось, как только она вошла. Не знаю, как женщине, но мужчине двух секунд достаточно, чтобы понять: хочешь ты эту женщину или не хочешь. Требования не такие уж большие: чтобы не очень толстая, и не очень тощая, и не очень плоская сзади и спереди.
Я заварил кофе - она попросила - и начал читать сценарий. У меня было несколько романов с писательницами и сценаристками. С ними даже проще, чем с актрисами. Они отбрасывают романтическую часть ухаживания и в постель обычно ложатся в первый же вечер. Главное потом - поговорить о приемах профессии, определить общность взглядов на нынешние авторитеты. Если тебе нравится то же, что и ей, ты умный и тонкий. А если тебе нравится, как она пишет, ты свой.
Обычно достаточно прочитать несколько страниц, чтобы определить: писатель перед тобой или графоман. Читая этот сценарий, я впервые не мог поставить диагноз сразу. Диалоги то великолепные, то будто показания, записанные в протокол сельским милиционером. Действие то неслось вскачь, то вяло плелось. Если бы я хотел только переспать с нею, то хвалил бы удачные диалоги, опуская все остальное, но мне предстояло работать над этой заготовкой. Я принял компромиссное решение. Хвалил удачные эпизоды и раздумывал вслух о том, что предстояло переделывать.
- Так вы беретесь? - спросила она.
- Да.
- Когда начнем?
- Завтра во второй половине дня.
Она приехала в точно назначенное время. Мы обсуждали каждый эпизод, проговаривали диалоги, и я надиктовывал их на диктофон. Она радовалась удачной реплике, как ребенок.
- Все, - сказал я. - Через полчаса закрывается метро.
- Можно я посплю у вас в кабинете? - попросила она. - Зато завтра начнем сразу с утра.
Она оказалась решительнее меня. Я знал, чем закончится этот вечер. Или я приду к ней в кабинет, или она ко мне в спальню. Пока я раздумывал, пойти ли сейчас или отложить на утро, пришла она и легла рядом. В свои двадцать пять лет она оказалась вполне профессиональной. За несколько секунд она привела мой двигательный аппарат в рабочее состояние, сама определила позицию - я внизу, она сверху - и стала управлять мною, как управляют автомобилем: увеличивать обороты двигателя, притормаживать, лавировать в потоке. Я привык управлять сам, может быть поэтому мой двигатель довольно быстро заглох. Я чувствовал, что ее это не устроило. Но она совершила невозможное, что уже несколько лет не удавалось ни одной женщине. Почти без передышки она снова привела мой агрегат в рабочее состояние. Я почувствовал, что могу ей соответствовать, но оказалось, нужны были только две минуты, которых ей не хватило. Я попытался возмутиться, но она, закрывая дверь спальни и направляясь в ванную, сказала:
- Завтра с утра рабочий день.
Я проснулся довольно поздно и услышал стук машинки. Она встала часа на три раньше меня и заканчивала перепечатку диалогов, которые мы наговорили вчера.
Я рассчитывал, что мы будем работать недели две, но сценарий был готов за пять дней.
- Можно я поживу у тебя? - попросила она. - Я ведь живу в коммуналке, и соседи-пенсионеры ругаются, что я стучу на машинке по утрам.
- Конечно, - сказал я. - Буду только рад.
Я уверен, что девяносто из ста мужчин ответили бы так же.
Теперь, когда я возвращался домой, меня ждал обед. Правда, готовить она не умела: супы варила из концентратов, мясо пережаривала. И я снова стал готовить сам. У нее оказался хороший аппетит, и у меня на готовку стало уходить довольно много времени. С появлением женщины в моем доме никаких преимуществ я не получил, кроме единственного: она умела слушать. Я рассказывал ей о своей жизни, но она почти не рассказывала о себе. Я узнал только, что она была замужем за писателем, по-моему, одним из самых интересных прозаиков нашего времени, с которым они не сошлись характерами. Иногда она заходила в мою спальню, но не тогда, когда хотел я, а когда хотела она.
С утра она садилась за пишущую машинку и работала по восемь часов, как когда-то на ткацкой фабрике до поступления в Литературный институт. Я обычно больше четырех часов за столом не выдерживал.