Спасите наши души - Сергей Львов

Содержание:

• СУББОТА 1

• ВОСКРЕСЕНЬЕ. УТРО 6

• ВОСКРЕСЕНЬЕ. ВЕЧЕР 11

• ОБИТЕЛЬ МИРА И ПОКОЯ 14

• СПУСТЯ НЕДЕЛЮ 17

• КАК ЭТО НАЧАЛОСЬ 21

• "ДУХ СМИРЕННОМУДРИЯ ДАРУЙ МИ..." 24

• ПОНЕДЕЛЬНИК - ДЕНЬ ТЯЖЕЛЫЙ 25

• "СПАСИТЕ НАШИ ДУШИ!" 30

• ТЕТРАДЬ СОМНЕНИЙ 32

• ВНАЧАЛЕ БЫЛО ДЕЛО! 34

• УЧЕБНАЯ ПРОПОВЕДЬ 36

• ЭПИЛОГА НЕ БУДЕТ! 37

• ОБ АВТОРЕ 37

СУББОТА

Вечер. Ася возвращается домой. Одна. Павел ее не провожает. А три часа назад, худой, длинный, в плаще чернильного цвета и новой светлой шляпе, он ждал Асю в вестибюле метро, сунул ей в руку букетик подснежников, обрадовался. Все было хо­рошо. Так бы и оставалось, если бы не ее упрямство. Увидела: отвечать на вопрос ему не хочется, и боль­ше спрашивать не надо было. Но Ася снова спроси­ла. И Павел снова не ответил. Она стала допыты­ваться. И вот добилась: идет домой одна, и больше они никогда не встретятся. Никогда!..

А если бы не добивалась? Если бы не спрашива­ла? Если бы не настаивала? Тогда получилось бы еще хуже. Даже и подумать невозможно, что бы то­гда было.

Дома она сказала, что придет после одиннадцати. Отец поднял глаза от газеты, посмотрел строго, но промолчал: он почти не разговаривал с Асей.

Но если она вернется домой не в одиннадцать, не в двенадцатом, а сейчас, отец не выдержит ха­рактера.

- Что случилось? - спросит он.

- Ничего, - ответит Ася.

Не поверит. Пожмет плечами: "Не хочешь, мо­жешь не говорить". Будет молчать, молча негодовать на того, кто посмел обидеть его дочку.

А ее никто не обижал. Так получилось. И получи­лось потому, что она послушалась отца. А если бы она его не послушалась?

Идти домой, где спросят, почему так рано при­шла, не хочется. И вместо того чтобы доехать на метро до самого дома, она поднимается наверх и идет пешком по бесконечному бульвару.

На Асе новое пальто из красного бобрика, си­ний берет, капроновый шарфик в пеструю клетку. В руке - нарядная сумка. Сумка не ее. Сумку она взяла у соседки по лестничной площадке Марины, которая работает в "Гастрономе" в столе заказов. С тех пор как Ася кончила школу, Марина признала ее взрослой. Они подружились. Вот и подарочный на­бор купили вместе в складчину, а потом разделили: Марине - сумку, Асе - шарф. Но в торжественных случаях они соединяют набор.

- Чтобы сохранить ансамбль, - говорит Марина и поясняет: - Ансамблем называется гармоническое соединение разных частей туалета, решенных в од­ном стиле и подходящих друг к другу по цвету и форме.

Вычитала где-то. Она модница, ходит в Дом мо­делей на сеансы и потом долго объясняет, что долж­но идти Асе. Будто Ася может тут же все это себе ку­пить. Но пальто из бобрика Марина одобрила. И прическу тоже, хотя никакой специальной при­чески нет. Дома Ася соврала, что в их цехе иначе нельзя, и коротко подстриглась.

- Угадала свой стиль, - сказала Марина.

А Павел, когда Ася рассказала, что подстриглась всего за месяц до знакомства с ним, пожалел, что не видел ее раньше, с косой. Но теперь это не имеет значения. Все, что касается Павла, больше не су­ществует. Месяцев этих, когда она только о нем ду­мала, не было. Зимы этой не было.

...С утра ждали, что день будет холодный, как вся неделя, но с обеда потеплело. Вечером на мок­рых дорожках бульвара стало людно.

Молодые люди оборачиваются на Асю: идет ры­женькая, курносая, быстрая. Сумкой размахивает, через лужи прыгает. Это сама Весна торопится. Кон­цы шарфа только отлетают! Как не заговорить с ней?

И заговаривают. А что брови у Весны нахмуре­ны, не замечают. А может быть, замечают, да толь­ко дела им до этого нет.

Парень в коротком пальто на костяных пугов­ках и с лихим капюшоном сказал:

- Ух ты, рыжая, а какая хорошенькая! И прыг­нула законно!

- Сегодня комплименты старшим говоришь, зав­тра в школе пару схватишь. Тоже законно.

Мальчишка растерялся: откуда знает, что он еще школьник? Не сообразил: выдали серые форменные штаны под лихим пальто.

- Ладно, гуляй себе! - сказал примирительно.

А нахала постарше: "Алло, детка, разве мы не знакомы?" - Ася отбрила ледяным голосом, да так, что он разинул свой глупый рот, только сигаретка прилипла к губе.

В другое время Ася не ушла бы с бульвара, из упрямства бы не ушла: кого ей бояться?

Но сегодня и петушки, пробующие басить, и на­халы постарше, словно бы привешенные к пышным кашне, мешают ей думать о том, что случилось. А не думать об этом нельзя.

Чтобы ей не мешали, она переходит на тротуар. От большого красного дома пахнет горячим тестом, шоколадом, ванилью.

Когда они переехали в этот район и в первый раз здесь гуляли, отец объяснил:

- Кондитерская фабрика тут!

"Вот бы где работать!" - подумала Ася. Позже было решено стать укротительницей тигров: понра­вилась Людмила Касаткина в фильме с таким назва­нием. Еще позже - врачом. К брату Андрею при­ходила докторша с зеркалом на лбу; зеркало ослепи­тельно сверкало; родители разговаривали с доктор­шей так, что было видно: нет для них во всем свете человека главнее.

Потом прежние желания показались смешными: детство кончилось. И она позавидовала Андрею: он на три года моложе, но ему все ясно с того дня, когда получил в подарок первую коробку красок, - хочет рисовать!

А чего хочет она? Самостоятельной быть. И по­скорее. И покуда отец советовался с друзьями и, как он торжественно объявил дома, вел переговоры у себя на карандашной фабрике, где работал мас­тером графитного цеха, Ася устроилась сама.

Все решили руки: узкая кисть и длинные гибкие пальцы.

- К таким рукам еще бы слух... - сказала учи­тельница в детской музыкальной школе, куда Асю однажды привел отец.

Слух был неважный, музыке учиться не пришлось. А музыкальные руки пригодились: Асю взяли на ча­совой завод на конвейер сборки будильников. Спа­сибо рукам!

И она уже привыкла и уже несколько месяцев дает матери свою долю в хозяйство. И пальто из красного бобрика к весне первый раз в жизни купила на собственные. И когда хочет, может купить себе билеты. Например, в цирк. Покуда Ася училась в школе, на театр деньги отец давал: считал, что это тоже относится к учению. Про цирк раз и навсегда сказал: баловство. И когда она в первый раз в жизни сама пошла покупать себе билеты, взяла билеты в цирк. Чтобы самостоятельность почувствовать.

Какие удивительные совпадения случаются в жиз­ни! Если бы она не купила тогда этих билетов, если бы Марину вдруг не заставили в тот вечер дежурить в столе заказов, если бы она не увидела Павла, ко­торый проходил мимо цирка, увидел ее, задержался в толпе перед входом и, растерянно оглядываясь, нерешительно спросил: "Не лишний ли у вас би­лет?" - они бы не познакомились.

Впрочем, это уже не имеет значения. Тогда по­знакомились, сегодня раззнакомились. Навсегда!..

И все-таки она вспоминает, как это было.

...Молодой человек с вежливым голосом купил у нее билет, и они оказались рядом. Места были хо­рошие. Даже слишком. Когда по арене проскакала белая лошадь с седым расчесанным хвостом, Асе показалось, что комья из-под копыт летят ей прямо в лицо. Она откинулась на спинку кресла.

- Испугались? - спросил сосед.

- Что вы? Ни чуточки! - ответила Ася счастли­вым голосом, радостно блестя глазами. - Я очень люблю лошадей.

В антракте они остались сидеть на своих местах. Разговорились.

- Я и не собирался в цирк, - сказал новый зна­комый, - но рад, что попал. - Он помолчал. - Я дей­ствительно совсем не собирался. А увидел вас, ре­шил: обязательно спрошу про билеты. Мне очень захотелось, чтобы у вас был лишний билет...

Он сказал это серьезно и просто. И Ася не отшу­тилась, а тоже серьезно кивнула головой, будто в том, что он сказал, нет ничего особенного, а потом сразу похвалила белую лошадь и прыгунов с пере­кидными досками.

- В темпе работают! Держат ритм, - сказала она с уважением. Она знала, как это трудно - дер­жать ритм.

Сосед согласился и добавил:

- Это удивительно, какие трудности превозмога­ет человек, если имеет желание.

Асе понравилось, как он это сказал. Такие слова можно и к ней отнести, если вдуматься. Это ведь только кажется, что у нее все так просто вышло: пришла на завод и стала к конвейеру. Но она про себя ничего не сказала, а соседа спросила, не приез­жий ли он.

Оказалось, действительно приезжий. Тоже деся­тилетку кончил. Нет, не в этом году. Учится. К со­жалению, не в самой Москве, а за городом.

- А я работаю, - сказала Ася. - Это тоже очень интересно.

И новый знакомый согласился, что это, конечно, тоже интересно.

В конце второго отделения при затихшем оркестре и притушенных огнях, под тревожную барабанную дробь фокусник в черном плаще поджег под куполом цирка огромную палатку. Вместе с палаткой сго­рела вошедшая в нее женщина в золотых туфель­ках, черных трусах с золотыми блестками и чешуй­чатом золотом лифчике. Барабанная дробь обор­валась.

Стало слышно, как трещит догорающее пламя. Ко­гда от палатки остались только хлопья сажи, ор­кестр заиграл снова, и из облака белого дыма воз­никла сгоревшая женщина. Она соскользнула вниз по канату и, еще веселее улыбаясь, еще нестерпимее сверкая золотыми туфельками, золотыми блестками на трусах и золотой чешуей лифчика, обежала на носочках арену, помахивая рукой и приседая.

Фокусник раскланялся. Представление окончи­лось. Ася вышла из цирка вместе с Павлом. Она уже знала, что его так зовут.

- А меня зовут Ася, - сказала она.

- Анна? Или Анастасия? - спросил Павел.

- Анна у нас мама. Анастасия - очень длинно. А я просто Ася. Даже и в паспорте так записано: Ася Владимировна. Мне к метро.

- И мне тоже. Вы позволите вас проводить?

- Пожалуйста.

...Вот так они и познакомились. На прощание условились встретиться снова. И Павел спросил:

- А вы меня узнаете?

- Еще бы! - горячо сказала Ася и смутилась: он это мог понять не так, как она подумала. А она подумала, что его трудно не узнать: какой-то он ни на кого не похожий. А может, это так кажется, по­тому что у него переменчивое лицо: он все время думает про что-то свое, и эти мысли пробегают по лицу, как свет и тень. Но это все Ася поняла позже, когда они познакомились по-настоящему. Подумать только, сколько всего должно было произойти, чтобы они познакомились! Но сегодня это уже ничего не значит. Могла же она вообще не познакомиться с Павлом!

Ася и сама себе не может объяснить, чем он ей так понравился, почему она всю зиму ждала его звонков, радовалась, когда он приезжал, огорчалась, когда он не мог выбраться. А он жил где-то за горо­дом и часто приезжать не мог. Когда приезжал, Ася показывала ему Москву. Они шли по улицам. Ася глядела на него, худого и длинного, всегда снизу, но, может быть, потому, что она объясняла, а он внима­тельно слушал, все время чувствовала себя главной, и совсем не так, как с Генкой, и уж совсем не так, как с Вадимом.

Генка, Геннадий - впрочем, он не возражает, ко­гда его во дворе называют по имени-отчеству, - очень важный. Стоит ему перейти через улицу и по­явиться в их дворе, как к нему подходят самые занятые, самые солидные люди их дома. Одному нуж­но выяснить, почему в его "Темпе" при корректиров­ке яркости уменьшается размер кадра. Другой хо­чет знать, как избавиться от треска в приемнике. Третий сообщает, что на семейном совете решено ку­пить магнитофон, и желает осведомиться о принци­пиальных особенностях разных схем и марок. Мало ли какие вопросы задают соседи молодому радио­технику, особенно с тех пор, как в вечерней газете была помещена заметка об оригинальном любитель­ском приемнике, сконструированном Геннадием Никоновым, и фотография самого конструктора, кото­рый гордо поднял подбородок, но не сумел спрятать улыбку. Генка отвечает подробно, с удовольствием сыплет терминами, чертит карандашиком схемы, по­капризничав, соглашается зайти посмотреть, посове­товать и на следующий день дарит Асе цветы.

- Привыкай, Рыжик, - скромно говорит от Асе, - у хороших врачей тоже все хотят получить консультацию на ходу. В наш электронный век Ген­надий Никонов всегда будет в центре общественного внимания.

Что значит "привыкай" и почему она должна к нему привыкать?

Но последнее время Генка почти не появляется в их дворе. Иногда звонит по телефону.

-Ты, конечно, завтра занята? - небрежно спра­шивает он. - Ну-ну, валяй. Привет историку!

Историк - это Вадим, студент, Асин сосед по подъезду. Геннадий считает, что у Аси для него нет времени из-за Вадима. Ася пыталась объяснить ему, что с Вадимом они просто дружат, давно, еще со школы.

- Знаю, читал, - сказал Генка. - В журнале для детей. "Прошу редакцию объяснить: могут ли маль­чики дружить с девочками?" Редакция отвечает: "На этот вопрос мы попросили ответить заслуженную учительницу школы". Засим фотография какой-то засушенной личности и ответ: "Могут". Учительница стыдит тех, кто этого не понимает. Она стыдит, а мне не стыдно. Мы ведь не в шестом классе. Мы с тобой взрослые люди.

- А мне с Вадимом интересно, - говорит Ася.- Он мне все объясняет.

- Подумаешь! Объяснять я тоже могу. Хочешь, лекцию прочитаю? Про цветное телевидение, на­пример.

- Мы с Вадимом говорим совсем про другое.

- Вот-вот, я тоже думаю, что про другое. При­вет!

Он резко бросал трубку. А потом все-таки про­ходил по их двору, небрежно раскланиваясь на ходу: "Нет, нет, в ближайшие дни очень занят", - и по­глядывая на Асины окна.

- Может, пойдем куда-нибудь, а? - спрашивал он. - Ну, например, в зоопарк. Зверей посмотреть, себя показать.

Генка забавный. С ним весело. Он с Асей мирил­ся и ссорился, исчезал и появлялся, небрежно звал ее Рыжиком, а однажды нарочно, чтобы она узнала об этом, пригласил на танцы Марину.

Но она привыкла к его выходкам и вообще при­выкла к нему: он был похож на мальчишек из ее класса. Вадима она знала давно и тоже к нему при­выкла.

А Павел? Тут было все другое... Павел появился тогда, когда началась ее самостоятельная жизнь, в день, когда она сама купила себе билеты. Они встречались не в Асином дворе, не на ее улице, а где-нибудь далеко от дома, в городе. Часто он при­езжать не мог, всегда спешил, и все это было таин­ственно и совсем по-взрослому.

Очень хотелось Асе познакомить Павла с Ва­димом. Очень хотелось знать, что про него скажет Вадим. Очень хотелось, чтобы Вадим ей самой по­мог разобраться, что с ней такое происходит. Не ре­шилась. Побоялась, что он удивится так же, как уди­вилась Марина, когда увидела Павла.

- Ну, что ты в нем нашла? - сказала она. - Совсем не твой стиль!

Ася сердито ответила:

- Как ты не понимаешь?! У нас это серьезно. При чем тут стиль?

Нет, Вадим удивился бы совсем иначе. Он снял бы свои очки, потер их, надел бы снова и сказал:

- Видишь ли, дружок, чтобы ответить тебе на твой вопрос...

Так он всегда начинал свои долгие рассудитель­ные советы.

Но не станет она советоваться с ним о Павле, и вообще не станет она больше о Павле думать. Могла она не знать, что он существует? Вот и не существу­ет! Месяцев этих не было, ничего этого не было! Так она решила твердо. И выполняла это решение целых сто шагов. А потом снова стала вспоминать, как Павел ее в первый раз поцеловал. Никто ее рань­ше не целовал. Генка один раз попытался, но она на него так прикрикнула! Он только забормотал что-то невнятное про детские журналы, взрослых людей и электронный век. А Вадиму и в голову подобное не приходило.

А Павел - это было уже зимой - поцеловал ее. Ася запомнила этот вечер. Шел сырой снег и, хотя было вроде не холодно, оба озябли: долго ходили по улицам. Они вошли в подъезд и остановились на площадке около батареи отопления.

Павел взял Асину руку в мокрой варежке - на улице она лепила снежки - и сказал озабоченно:

- Замерзли пальцы.

Он осторожно снял мокрую варежку, взял ее руку в свои ладони, и руке сразу стало тепло. И щекам тоже стало жарко. Павел неловко наклонился и по­целовал ей руку, а когда поднял голову, она увиде­ла, что он побледнел, и неожиданно для себя самой потерлась головой о его плечо. И тогда Павел по­целовал ее волосы, на которых растаял снег, и по­целовал ее в щеку, а потом осторожно в губы. И у них обоих сильно застучали сердца.

И теперь всегда, когда Павел провожал Асю, он целовал ее. И все было, как в первый раз: у них так же сильно стучали сердца и было так же страш­но, что кто-нибудь выйдет на площадку, но еще страшнее было расстаться. Невозможно было рас­статься! И однажды Павел сказал, как ему тяжело, что всегда приходится спешить на поезд, и как было бы ужасно, если бы они не встретились осенью пе­ред цирком и если бы он вдруг не решился подойти к ней и спросить про билет.

- Обыкновенная счастливая случайность, - ска­зала Ася своим радостным голосом.

А Павел ответил:

- Нет, предопределение.

Он знал много торжественных слов.

Когда они куда-нибудь шли, Павел старался при­норовить свои длинные редкие шаги к ее коротким и быстрым, нагибался в ее сторону, слушал, что она рассказывает.

Асе нравилось, как он слушает. Только иногда она замечала, что глаза его гаснут, словно бы он при­слушивается не к тому, что она говорит, а к каким-то своим мыслям. И это сразу становилось видно по его лицу. Но так случалось редко.

Она рассказывала про Москву то, что знала са­ма, и то, что услышала от Вадима, а больше всего про фильмы, которые смотрела бессчетно в завод­ском клубе, где они шли позже, чем в кино, но где зато билеты были дешевле.

А Павел не успевал смотреть новые картины, хотя говорил, что тоже любит кино. И, удивительное дело, он почти ни одной новой книги не читал, о которых спорили в цехе, хотя вообще-то читал много. Но про книги он рассказывать не любил. Зато он замеча­тельно рассказывал про маленький город, из которо­го был родом. Город старинный, от Москвы недале­ко, но ехать нужно летом на пароходе, а зимой доби­раться совсем трудно. Железной дороги покуда нет, только еще строят. Театра тоже нет. Зато городок тихий, зеленый, на берегу реки, среди лесов и сам весь в садах. Летом в нем много приезжих, и каждый день снизу и сверху приходят большие пароходы, а за рекой дубовый лес, где по воскресеньям бывают гулянья, и рощи березовые, и заливные луга. В ию­не пахнет сеном и медом и поют соловьи. А в дру­гом конце города за оврагами - осинник. Если кос­тер сложить, осина горит прозрачным синим огнем, как спирт, и пахнет горько. С середины марта в ов­раге появляются цветы - ветреницы, а в апреле у них самое буйство.