* * *
Выключаю компьютер. Без двадцати девять. Телефон. Ждан:
– Зайди, Андрюша…
Коридор. Тихо. Тусклые лампы над несколькими дверями.
Кабинет. На столе – бутылка водки и бутылка колы.
Ждан:
– Ты как, Андрюша, выпьешь со мной?
Киваю. Ждан достает из ящика стола стаканы. Открывает водку. Откручивает пробку колы.
Спрашивает:
– Я забыл, ты запиваешь или разбавляешь?
– Запиваю.
– Я тоже. Слышал новость? Импичмент провалился. Как и следовало ожидать.
Киваю.
Водки – на дне. Ждан разливает. Чокаемся. Выпиваем. Я наливаю колы. Делаю глоток.
Ждан:
– Я сегодня ездил к эфэсбэшникам. Которые приходили, а потом тебя дернули… Разговаривал… Они, естественно, в курсе всего. Предложили сделку… "Мы прикрываем твое дело. И с бандитами тоже все можем решить. А за это ты бросаешь политику, возвращаешься в Курск. Или едешь куда-нибудь еще. Но чтобы в Москве тебя больше не было…"
Ждан берет стакан. Переворачивает. Двигает по столу. За ним тянется мокрая полоска.
– Я спрашиваю: чем я опасен? Кому? Они сидят с каменными мордами, не отвечают…
– И что теперь?
Ждан хмыкает.
– Что теперь, что теперь?.. Раз ввязались, будем воевать…
* * *
Прессуха. Журналистка – губастая, лет сорок, блондинка, короткая стрижка:
– То есть вы утверждаете, что дело против вас сфабриковано?
Ждан:
– Да.
– И вся информация о связях с криминальным миром не соответствует действительности?
– Я могу сказать одно: я в криминальной деятельности никогда не участвовал. Контакты же у меня были с самыми разными людьми, и ничего зазорного я в этом не вижу. Объявить человека преступником может только суд…
– А брать деньги на развитие своего, так сказать, бизнеса из криминального общака – это нормально с этической точки зрения?
– Без комментариев.
– Этим самым вы подтверждаете…
Перебиваю:
– Следующий вопрос.
Иван из "Коммерсанта":
– Что вы будете делать, если вас объявят во всероссийский розыск?
– Или я сам пойду и сдамся, или не пойду…
Смех в зале.
* * *
Приемная. На полу: разбросанные бумаги, компьютерный монитор, клавиатура, отломанная спинка стула. На стенах: грязные отпечатки подошв. Экран телевизора: черная дыра.
Света сидит на подоконнике, курит. Мокрый платок у распухшей щеки. Пятно засохшей крови у нижней губы. Народ толпится в дверях.
Света:
– Нет, это – не бандиты. Я тех помню… Да и по повадкам не похожи… Все такие в костюмах, молчаливые… Копались в бумагах, что-то искали… Набрали документов полный дипломат… Только когда я помешать пыталась…
Ждан. Протискивается через толпу. Подходит к Свете. Обнимает за плечи. Света всхлипывает. Сигарета падает на подоконник.
Ждан кричит:
– Где была охрана? Я спрашиваю: где была охрана? И не надо здесь толпиться! Все – на свои рабочие места!
* * *
Я и Оля – на лавке в скверике. Недалеко от Арбата.
Говорю:
– Он отмажется. Должен отмазаться… У него столько связей, столько контактов…
Пауза. Оба смотрим на лавку напротив. Алкаш. Майка "Deep Purple". Присосался к бутылке. Криво прилепленная этикетка "777". Рядом – два патлатых мужика с опухшими рожами. Жадные взгляды.
Я:
– Как он вообще? Ты ведь видишь его не только в рабочее время…
– По нему ничего не скажешь. Он довольно закрытый человек…
– Тебе с ним хорошо?
– Не задавай идиотских вопросов.
– Ладно, извини… Вот – ты просила принести…
Достаю из рюкзака кассету. Саундтрек "Pulp Fiction". На вкладке Миа Уоллес читает книгу в мягкой обложке.
* * *
Грохот. Трескаются стекла. Осколки сыплются на пол. Закрываю голову руками. Визжат сигнализации машин. Женские крики за стеной.
Гляжу в окно. "Волга" горит. Выбегает Ждан, охранники. Останавливаются. Прикрывают лица руками.
Он и Гена должны были ехать на встречу. Гена вышел первым, сел в машину. Ждан задержался.
Встаю со стула. Поскальзываюсь на осколках стекла. Хватаюсь за стол. Выбегаю из кабинета.
В коридоре – крики, суета.
Улица. Языки пламени. Клубы черного дыма. На асфальте – осколки стекла, куски дерматина с сидений, ботинок Гены, его ступня – без носка, в крови и копоти.
Под окном – ментовские машины, "скорая". У обугленных обломков "Волги" возятся эксперты. Место взрыва огорожено ленточками. На газоне толпятся люди из офиса и зеваки.
Телефон. Еще раз. Еще. Беру трубку.
Ильенко:
– Привет. Я уже в курсе. Звоню за оперативным комментарием.
– Привет. Пока еще ничего не понятно. Эксперты работают, менты не комментируют…
– Что он сам думает? Не для печати, однозначно…
– Что курские бандюки…
– А можно я дам это от имени "источника в окружении Ждановича"?
– Не надо. Зачем нам педалировать бандитскую тему?
– Да, ты прав… А тогда хотя бы, от имени "источника", что объектом покушения был сам Ждан?
– А разве это и так не ясно?
– Ясно, но мне ж надо на кого-то сослаться.
– Ладно, валяй.
Смотрю в окно. Толпа расступается. На газон въезжает ментовский "мерс". Выходит толстый полковник.
* * *
За окном стемнело. Сижу за компьютером. Механически играю в "косынку". Телефон.
Ждан:
– Пошли, сходим в магазин. Купим чего-нибудь – помянем Гену…
Встаю. Беру с вешалки джинсовку.
Сидим на лавке во дворе. Возвращаться в офис Ждан не захотел.
Ждан:
– Ну, не чокаясь.
Выпиваем коньяк из пластиковых стаканов.
– В общем, Андрюша, дела очень херовые. Мне надо залечь на дно. Не знаю, на какое время. Я завтра целый день буду встречаться с людьми, а после этого… Да, кстати. Марушевич зассал… Вчера вечером я общался с его помощником. Не успел еще рассказать тебе…
Берет бутылку, наливает еще. Опять не чокаясь. Беру кусок шоколадки. Начинаю грызть.
– А теперь, Андрюша, основное… Ты решай сам, как дальше… Я не только залягу на дно. Я вообще уеду из Москвы… Аппарат партии будет работать в обычном режиме. По крайней мере, ближайшие месяц-два. На это время с финансированием все точно в порядке. Все обязательства по зарплате там и тэ дэ – все будет выполнено. Но что дальше… Я уверен, что все это временно… Но гарантировать, сам понимаешь, ничего не могу. Я бы хотел, чтобы ты поехал со мной. Но ты решай сам. На тебя у них нет ничего. Ты можешь продолжить выполнять свои функции. А потом, если что, найти другую работу. И все будет в порядке…
– Оля тоже поедет?
– Почему ты спрашиваешь? Да, поедет… Я тебе как мужчина мужчине скажу: я к ней настолько привязался, что просто без нее не могу… И если бы она сказала, что…
* * *
Собираю сумку. За полтора года хламом не оброс. Жаль лишь музыкальный центр: единственная "крупная" покупка за все время.
Кладу в сумку шмотки, старенький магнитофон, десяток кассет с любимыми альбомами. Из книг и видеокассет – ничего.
На часах – без двадцати четыре. В шесть часов я должен быть на "Комсомольской". Это пока все, что я знаю.
Несколько шагов по комнате. Подфутболиваю клочья пыли. Делать уборку нет смысла.
Вчера вечером я позвонил родителям. Сказал: еду по делам за границу, какое-то время не смогу им звонить. Они напряглись. Я попытался как мог успокоить их.
Выхожу на балкон. Он завален хламом, оставшимся от предыдущих жильцов. Коробки от обуви. Стопка газет и журналов. Клетчатый баул с оторванной ручкой. Пивные и водочные бутылки.
Квартира оплачена до начала июля. Потом, если я не вернусь, хозяйка заберет все ценное из моих вещей, а остальное вынесет сюда же.
* * *
Оля выходит из вагона. Останавливается. Я киваю головой. Еле заметно. Она уже на другой стороне платформы. Я остаюсь на месте. Ее закрывают от меня три парня-азиата. Черные джинсы, черные ветровки. Большие клетчатые баулы. Поезд. Подъезжает. Тормозит. Двери открываются. Люди выходят. Начинают заходить. Оля запрыгивает в вагон. Я – в следующую дверь. "Осторожно, двери закрываются. Следующая станция – "Проспект Мира"".
Белорусская. Эскалатор движется вверх. Оля – на несколько ступенек выше. Между нами – три цыганки. Одна держит ребенка. Оглядываюсь. Блондинка грызет шоколадку. Шелестит фольга. Шоколад на губах.
Купе. Сидим молча. Как будто не знаем друг друга. Ждан с "Коммерсантом". Оля с "дискменом". Четвертый пассажир: гастарбайтер. В руке – бутылка пива. Допивает. Ставит на пол. Достает еще одну. Подцепляет крышку зажигалкой. Крышка падает. Катится по грязному половику. Мужик присасывается. Рыгает. Начинает говорить:
– Ну и что это делается, а? Развалили колхозы, и теперь что? А я скажу вам, что. Все закупаем за границей, поддерживаем ихних фермеров. А наших кто поддержит? Вот вы мне скажите, а?
Дверь купе. Щель. Мелькает ментовская форма. Вздрагиваю. Жду. Ничего. Менты проходят мимо.
– Вот вы мне скажите, а? Почему российское государство не защищает своих фермеров? А я вам сам скажу, почему. Это называется са-бо-таж!
Поезд трогается.
Часть четвертая Мы
I
Утреннее солнце спряталось за облако и тут же выглянуло снова. По привокзальной площади катилась, выливая на асфальт две струи воды, поливальная машина. Я вошел в пустой "Макдоналдс". Ждан и Оля сидели за столиком в углу. На столике перед ними стояли картонные стаканчики с кофе.
– Есть квартира в Малиновке, – сказал я. – Трешка. Хозяйка сейчас там. Можно ехать смотреть.
– Поехали, – сказал Ждан. – Это далеко?
– Полчаса или, может, меньше – если на такси.
* * *
Окна выходили на кольцевую дорогу. За ней начиналось поле, потом – лес и трубы ТЭЦ.
– …Со своей девушкой и ее отцом, – говорил я хозяйке, тете лет сорока с небольшим, ухоженной, хорошо одетой. – Он развелся с ее матерью, а квартира у них однокомнатная, некуда податься…
Тетя покивала головой. В комнату зашли Ждан и Оля.
– Ну, если вас все устраивает… – сказала тетя.
Ждан достал из кошелька зеленые купюры, отдал хозяйке. Она сложила их, сунула в сумочку.
– Ну, располагайтесь…
Хозяйка вышла в прихожую. Дверь захлопнулась.
– И что сейчас? – спросила Оля. – Сколько мы здесь будем?
* * *
– Вы в школе ездили в колхоз – работать? – спросил я. – Осенью, вместо уроков?
Мы с Олей сидели на балконе на ободранных табуретках.
– Нет. А почему ты спрашиваешь?
– Так просто, вспомнилось… Помню, однажды мы долго ждали автобуса, чтобы ехать назад, а он все никак не приезжал. Зато приехали на мотоциклах "кресты" – человек, может, десять или больше. Они стали в стороне, метров двадцать от нас, достали бутылку сивухи и пили, передавая друг другу. Все в телогрейках и танковых шлемах. У одного на глазу была повязка – но не черная, а отрезанный карман от джинсов, маленький, который для ключей… У другого вместо кисти руки – крюк, и он им цеплялся за руль мотоцикла…
– Как такое может быть? Как он закреплен?
– Не знаю… Как протез, наверно… Они допили сивуху и стали кричать всякую фигню моим одноклассницам. Ну, ты понимаешь, что они им кричали. А когда физрук – у него была кличка Куцый – им что-то сказал в ответ, они на нас "прыгнули". Мне повезло, меня сразу сбили с ног и только надавали по ребрам. А Синявскому сломали руку, Куцему проломили череп куском арматуры. Он потом долго в больнице лежал…
– У нас колхоза не было. У нас был "герыч". В десятом классе пришли прямо в школу мужики, нормального вида… Почти как бизнесмены – в костюмах, с дипломатами… Мы сидели на заднем крыльце, курили… Они предложили вмазаться. Бесплатно, "просто попробовать". Некоторые отказались, а несколько человек попробовали, в том числе я. Мне все было интересно…
Я наклонился, взял бутылку пива, сделал глоток. По кольцевой, одна за другой, проехали три фуры с белыми буквами "Белтрансавто" на синих тентах.
– А потом, чтобы заработать деньги на дозу, я работала на трассе. Ты понимаешь, как работала… Двести рублей – минет. Но только это, ничего другого… Мне было шестнадцать, и я была одна из самых старших… Там были девчонки и по тринадцать – четырнадцать…
Внизу "завелась" автомобильная сигнализация, потом звук резко оборвался. Оля допила свое пиво, встала с табуретки, поставила бутылку в угол балкона. Там уже стояло несколько десятков бутылок.
– Если бы не родители, я ни за что бы не "соскочила"… Папа тогда еще жив был… Я им благодарна, но я их ненавидела… И твердо решила, что уеду. В Москву, больше некуда… Потому что в России можно нормально жить только в Москве. Весь одиннадцатый класс я сидела дома – на дискотеки никакие не ходила, никуда… Сидела и смотрела фильмы – брала в видеопрокате… Разные фильмы, любые. И комедии, и боевики, и "ужастики"… Мама очень не хотела, чтобы я ехала… Тем более что папа только три месяца, как… Но я сказала, что поеду – и все…
II
Я взял со стола бейсболку и солнечные очки, надел, отодвинул стул, поднялся, вышел из Интернет-кафе. В кармане лежала дискета, на ней – несколько писем для Ждана, отправленные на "секретный" ящик на usa. net и подборка упоминаний о нем и о ПСЛ в Интернете. Упоминаний было мало: за три с лишним месяца о нем и о партии начали забывать.
На другой стороне улицы мужик в черной джинсовке выбросил сигарету, посмотрел на меня. Я пошел к метро "Якуба Коласа", оглянулся. Мужик шел в ту же сторону. Я ускорил шаг. Он тоже пошел быстрее.
Я свернул во двор дома, пробежал мимо гаражей, перелез через забор. За забором тоже были гаражи. У открытых ворот одного три дядьки пили водку. Они молча поглядели на меня. Где-то гавкнула собака.
Я пробежал еще один двор, пересек улицу, вскочил в автобус. Двери захлопнулись. Я протиснулся к заднему стеклу. Мужика не было видно.
* * *
– …Скорей всего, это все – твоя паранойя, – сказал Ждан. – Но она вполне объяснима.
Мы сидели на кухне. Оля раскладывала по тарелкам пельмени. Она практически не умела готовить, и мы чаще всего ели пельмени или разогретую в духовке замороженную пиццу.
– Паранойя – нерусское слово, – сказал я.
– А как тогда сказать по-русски? – спросила Оля.
– Страх, – сказал Ждан. – Навязчивый страх.
Как и Ждан, Оля почти не выходила из квартиры, днями сидела у телевизора или читала книги, найденные на полках "стенки". Только иногда мы с ней ходили "гулять" – в лесополосу за кольцевой. Там мы находили укромное место и торопливо трахались, боясь, чтобы нас никто не увидел, и еще больше от этого возбуждаясь.
* * *
Небо над кольцевой дорогой посинело. Из труб ТЭЦ валил серый дым.
Я и Оля сидели на балконе с бутылками пива. Ждан был в своей комнате. Он целыми днями сидел за ноутбуком: что-то писал, читал тексты, которые я скачивал для него в Интернете.
– Как ты думаешь – все эти письма, которые ты отправляешь, это что-то даст? – спросила Оля.
– Думаю, нет…
– И что мы будем делать?
– Подождем… Еще немного…
Оля встала с табуретки, наклонилась к моему уху.
– Я знаю, где лежат все "кредитки"… И знаю, где пин-коды к ним – записаны на листочке…
* * *
"Единица" свернула на улицу Есенина. Лицо девушки, сидевшей впереди, лицом ко мне, показалось знакомым. Она напомнила мне Снежану из моей школы. Снежана училась на класс старше меня, была отличницей и, по слухам, "ебалась". В начале седьмого класса я был в нее влюблен. Она была первой девушкой, в которую я был влюблен и на которую дрочил.
В принципе, Снежана могла сейчас жить в Минске. После десятого она поступила на филфак нашего пединститута. А когда я сам поступил в институт, осенью, я однажды увидел ее в троллейбусе. Я ехал из института, и она, наверное, тоже. Я хотел подойти к ней, но стреманулся.
"Единица" остановилась. Девушка вышла. Я подумал, что никогда не узнаю, Снежана это или нет.
* * *
В магнитофоне играл альбом новой группы "Zемфира":
Но у тебя СПИД – и, значит, мы умрем.
У тебя СПИД – и, значит, мы умрем…
– Меня удивило, когда ты рассказала про его счета за границей, – шепотом сказал я. – Я не мог поверить, что он работает на свой карман…
– Не знаю, – сказала Оля. Мы сидели на диване в гостиной. – Может быть. Может быть, не только… Или здесь вообще что-то другое. Может, он планирует потратить эти деньги на партию, когда все уляжется…
– Ты в это веришь?
– Не знаю… Но теперь все равно… Что бы ты делал, если бы остался в Москве, не поехал сюда?
– Вернулся бы в газету. Если бы взяли. Или нашел бы новую работу.
– Ты бы этого хотел?
– Нет.
* * *
Я стоял на остановке у метро "Институт культуры". Был теплый приятный вечер, еще почти летний. Я оглянулся по сторонам. У киоска Коля жевал хот-дог. Я сделал шаг в сторону, но он меня заметил, махнул рукой. Я остановился. Он выбросил в урну салфетку, подошел, сунул руку. Мы поздоровались.
– Привет, а что ты делаешь в Минске? Может, вернулся?
– Нет, временно.
– А чего не позвонил?
– Номера твоего нет – блокнот старый потерялся…
– А-а-а… Когда обратно в Москву?
– Не знаю еще.
– А то у меня к тебе будет просьба. Я вот ищу Cannibal Corpse – самый редкий альбом, его оформление запретили в Америке. Один чел обещал мне… Да, ты ж знаешь – "пластиночный толчок" опять переехал, теперь в ДК МТЗ… В общем, обещать-то он обещал, но не факт, что подгонит. А в Москве его найти не проблема…
Я кивнул.
Подъехал "восемьдесят первый".
– Я поеду, – сказал я. – А ты?
– Не, я "единицу" подожду… На вот, держи. На рабочий телефон внимания не обращай – он уже не действует… В общем, фирма моя закрылась… А электронный адрес работает…