* * *
У входа в клуб – два бугая в белых костюмах. Забирают наши приглашения, тупо пялятся на лица, имитируя фейс-контроль. Мы проходим внутрь. Ждан – в своем обычном черном пиджаке и белой рубашке. Оля – в платье за сто рублей из секонд-хэнда. Я – в вельветовом пиджаке за сто двадцать оттуда же. Мы вдвоем съездили в "секонд" сегодня днем: подготовиться к "светскому мероприятию высшего разряда".
У рамки металлоискателя – два таких же бугая. Дежурно шмонают нас со Жданом, копаются в Олиной сумке.
На сцене – военный ансамбль: мужики в парадных кителях, с балалайкой, трубой, тромбоном, саксофоном и бас-гитарой. Тут же на сцене – шесты. Возле них крутятся стриптизерши. Их номер подходит к концу: они все с себя сняли, остались в трусах с гербом России. Прислушиваюсь: музыканты играют духовую версию "Макарены".
В зале тусуются сотни две "представителей бомонда". Морды из "ящика". Спортсмены с тупыми рылами. Одноразовые попсовые певички, модные в прошлом сезоне, а сейчас – чьи-то любовницы. Депутаты Госдумы и "госы" в плохо сидящих, но дорогих пиджаках.
Официанты в зеленых фраках разносят подносы. На них – бокалы шампанского, рюмки водки, бутерброды с черной икрой. "Макарена" закончилась, начались "Подмосковные вечера". К шестам выбегает новая партия стриптизерш.
Берем по бокалу шампанского и по бутерброду. Ждан оглядывается по сторонам.
– А вот и наш "клиент".
Кивает на полного дядьку. Лет сорок. Черный костюм, черная рубашка, без галстука. Рядом – две девки в вечерних платьях и чувак с немытыми длинными волосами, в рваных джинсах. Дядьку я несколько раз видел по телевизору. Ждан одним глотком допивает шампанское, ставит бокал на поднос подскочившего официанта.
Ждан:
– Значит, не зря пришли. Пойду пообщаюсь, если получится.
Ждан отходит.
Рядом с нами – два мужика и тетка. Она – ведущая новостей из "ящика". Мужик:
– …Он мне начинает канючить: мол, у тебя и так уже семьдесят тысяч зеленых зарплата, чего ты хочешь еще? А я ему: а вы знаете, сколько получает ведущий ток-шоу в прайм-тайм на крупном американском канале? Какой-нибудь там Дэвид Леттерман? А он отвечает: а ты знаешь, что в стране сейчас кризис, что у всех вообще сократились зарплаты? Вот мудило…
Оля держит пустой бокал.
Спрашиваю:
– Что, еще шампанского?
Она кивает. Я допиваю свое, машу рукой ближайшему официанту. Он подбегает. Я беру с подноса два бокала.
Мы чокаемся. Делаем по глотку.
Спрашиваю:
– Ты вообще в курсе его дел?
– Так, насколько мне самой интересно…
– А тебе интересно?
– Как когда.
Оглядываюсь по сторонам. Ждана не видно. Возле нас – волосатый в рваных джинсах и лысый коротышка в очках. Они чокаются рюмками водки.
Волосатый:
– …Я ж говорю тебе. У меня совершенно точные сведения, что агент "Роллинг Стоунз" посмотрел мои клипы и проникся… У них сейчас к российским клипам особый интерес, потому что помнишь – в том году была бодяга, когда мадонновский клипмейкер просто взял и пизданул идею клипа. В конце концов решилось полюбовно, без суда – Мадонна забашляла, и очень, я скажу, неплохо… Только ты пока про это не пиши, о\'кей?
Официанты снова ходят по залу. Подносы кажутся пустыми, но с них что-то берут. Машу одному. Тот подходит. На подносе – разноцветные стеклышки с "дорожками" кокаина и стеклянные трубочки.
– Будешь? – спрашиваю Олю.
Она мотает головой.
– Я тогда тоже не буду.
Официант отходит.
Музыканты прекращают играть. К микрофону подходит толстый бородатый чувак в белом смокинге.
– Уважаемые господа! Надеюсь, что вы великолепно проводите время. Сейчас приближается момент, ради которого мы здесь и собрались – а именно, российская премьера фильма режиссера Евгения Добронравова "Даун-Мувмент". Многие наверняка видели видеоклипы и рекламные ролики Евгения… – кивает в сторону волосатого в рваных джинсах, тот застыл с трубочкой в носу, криво улыбается. – А сейчас наступил момент для его дебюта в полнометражном кино. Фильмом уже заинтересовались отборщики Каннского фестиваля, надеюсь, "Даун-Мувмент" в этом году попадет в число призеров!
* * *
Дождь. У офиса – черная "Волга". Номер САС. Машины Ждана еще нет. Обходя "Волгу", наступаю в лужу. Передняя дверь приоткрывается.
– Волков Андрей Петрович?
Оборачиваюсь. В машине – водитель и два чувака. Те, что приходили к Ждану. Пожилой спереди, молодой на заднем сиденье.
Пожилой:
– Сядь в машину, поговорим.
– Я вообще-то спешу… Мне на работу надо.
Молодой:
– Не еби вола. Ты что, не понимаешь?
Открываю заднюю дверь. Складываю зонтик. Несколько холодных капель падают на лицо.
Поднимаемся по лестнице пятиэтажки. Когда подъезжали, я заметил метро: "Коломенская".
Молодой отпирает дверь. Заходим.
Из трех дверей в прихожей открыта одна.
Я вешаю мокрый зонт на крюк.
– Проходи.
Молодой подталкивает в комнату. Они заходят следом.
Комната небольшая, "советского" вида: "стенка", три стула, стол.
Молодой:
– Садись.
Мы садимся на стулья.
– А можно посмотреть ваше удостоверение?
Пожилой хмыкает.
– Типа, ты нам не веришь…
Молодой достает из кармана красную "корочку". Бросает на стол. Я раскрываю. Федеральная служба безопасности Российской Федерации… Правоторов Сергей Николаевич… Лейтенант… Должность: сотрудник… Владельцу удостоверения разрешено хранение и ношение оружия и спецсредств…
Закрываю "корочку". Правоторов сует ее назад в карман.
Пожилой:
– Ну, что, Фома неверующий? Короче, ты сам понимаешь, зачем мы тебя… пригласили…
– Нет.
– Под придурка будешь играть? Ну, давай, давай… Только смысла нет. Сам понимаешь, мы про тебя все знаем. И что нам от тебя надо, тоже должен понимать – вроде не тупой.
– Если вам нужна информация, то это не по адресу. У меня – ничего эксклюзивного. Я – пресс-секретарь. Что мне скажут, то и говорю.
Правоторов:
– Пацан, не еби вола. Еще раз тебе повторяю. Ты – его помощник, ездил с ним в поездки по стране. И в Курск, и в Липецк, и во Владик… Мы все это знаем…
Пожилой перебивает:
– Думаешь, у нас нет рычагов? У тебя – белорусский паспорт. Ты здесь, в Москве, – на птичьих правах.
– У меня – регистрация.
– Ага, левая.
– Нет, настоящая.
– Кроме того, зарплату получаешь по-черному…
– Нет, по-белому.
– Пятьсот рублей, да? А квартиру за какие херы ты снимаешь?
– У меня остались сбережения… У меня в Минске была хорошая зарплата…
– Не смеши меня, в Минске – хорошая зарплата. Думаешь, я не знаю, сколько там получают? Короче, подумай, пацан, ты понял?
Я киваю.
– Все, можно идти?
Пожилой:
– Да, иди.
Я встаю. Правоторов – тоже. Выхожу в прихожую, он – за мной. Хватает за руку. Открывает дверь в соседнюю комнату. Подталкивает. Я вхожу.
Кулак в живот. Отлетаю к стене. Ударяюсь. Съезжаю по ней. Он подскакивает. Бьет ногами по морде. Кое-как закрываюсь руками. Бьет еще несколько раз. Отходит к окну.
Я убираю руки от лица. У стены – шкаф и кровать. Над кроватью – репродукция: "Утро в сосновом лесу".
Входит пожилой. В руке – швабра.
– А если мы сейчас этой херней тебя выебем в жопу, а?
Правоторов хватает за руку. Валит на пол лицом вниз. Заламывает руку. Пожилой бьет ногами по ребрам.
– Я докладную напишу вашему начальству!
Правоторов:
– Пиши, кому хочешь.
Отпускает руку.
Пожилой:
– В следующий раз точно выебем шваброй. А сейчас вали, на хуй, отсюда.
* * *
Подъезжает бронированный джип. Тормозит у самого входа в здание. Джип охраны – чуть сзади. Выскакивают чуваки: с рациями, в черных костюмах. Оглядываются по сторонам, образуют "коридор". Из джипа вылезает Марушевич, заходит в здание.
Выглядит хорошо: без морщин и залысин. Темно-серый костюм. Белая рубашка. Черный галстук. Я и Ждан жмем ему руку. Втроем заходим в кабинет. Охранники остаются в приемной.
Ждан:
– …Конечно, мы ищем союзников всюду, в особенности в бизнесе. Но мы хотим играть честно, мы ничем не торгуем…
Марушевич слушает, глядя в окно. За ним – еще голые деревья и серое небо.
– Если бизнесмену близки наши идеи, он при любых раскладах выиграет – если мы сможем их осуществить, хотя бы какие-то из них…
Ждан делает паузу.
Марушевич:
– Курить здесь можно?
Ждан кивает. Марушевич достает пачку "Camel", черную зажигалку в форме буровой вышки. Протягивает пачку мне и Ждану. Мы качаем головами.
Марушевич прикуривает, выпускает дым.
Ждан:
– Речь, понятно, идет о серьезных деньгах. Я хочу, чтобы в этом смысле было полное понимание…
Марушевич садится в машину. Охранник захлопывает дверь. Все четверо прыгают в свой джип. Машины уезжают. Я отворачиваюсь от окна.
Ждан:
– Что скажешь?
– Не знаю…
– Вот и я не знаю. Обычно, когда человек говорит, что подумает, это – вежливая форма отказа. А здесь хочется надеяться, что нет…
– И мне тоже…
– Андрюша, я хотел тебе сказать – чтоб ты знал… Денег этот говнюк не получит. Даже если бы я и хотел, взять их негде. Так что ожидается война… И неизвестно, как она закончится. В общем, если хочешь, ты можешь уйти. Сейчас как раз такой момент – тем более, этот наезд на тебя…
– Я не уйду.
– Значит, будем воевать…
– А насколько все серьезно?
– Серьезно. Курск мы точно потеряли. Но это не самое важное. Сейчас все главное происходит в Москве.
* * *
"Волга" едет по МКАДу. На некоторых деревьях появились листья, на других набухли почки.
Гена:
– Скоро уже лес оденется. Лето должно быть хорошее, теплое…
Сворачиваем на проселок. Машина трясется на ухабах. Ждан молча смотрит в окно.
Недостроенный заброшенный цех. Черный "мерс", заляпанный грязью. Курские номера. Прислонившись к машине, курят Слон и два других бандита.
Ждан:
– Вы оставайтесь в машине.
Гена кивает. Ждан выходит. Захлопывает дверь. Идет к бандитам.
Слон выбрасывает бычок. Выпрямляется, расправляет плечи. Куртка задирается. Мелькает пистолет.
Гена:
– В мое время, если ночью, не дай бог, кто-то в городе стрелял, то мы сразу знали – кто, как, почему. То есть не всегда могли задержать, но обязательно знали. Я про Курск, само собой, говорю, как оно было здесь, в Москве, я не знаю…
Ждан идет обратно к "Волге". Бандиты смотрят ему вслед. Он открывает дверь. Садится.
– Поехали.
* * *
Адвокат: черное кожаное пальто, светло-синие джинсы, грубые ботинки, пухлый портфель. Идет от офиса к машине.
Провожаю глазами. Звонит телефон. Ждан:
– Андрюша, зайди.
Иду по коридору. Курят парень и девушка – из регионального отдела. Он: волосы собраны в хвост, джинсы Wrangler. Она: короткая черная юбка, красные колготки. Киваю. Они улыбаются.
Кабинет. Ждан:
– Он советует ехать. Говорит, это можно использовать в свою пользу: явился по первой же повестке, выразил желание сотрудничать со следствием. Мера пресечения – подписка, о СИЗО речь не идет. Так что поеду.
Проводит рукой по волосам. Чешет лоб. Стучит пальцами по столу.
– Скрывать ничего не будем. Комментарии должны быть такие: да, уголовное дело заведено, да, подробностей пока нет, да, это недоразумение, да, скоро все выяснится.
* * *
Говорю в телефон:
– Детали пока не разглашаются… Нет, ничего про это не могу сказать… Нет, эта ситуация никак не повлияет на деятельность партии… Все прояснится в ближайшее время…
Кладу трубку. Окно: мокрые свежие листья, потеки воды на стекле. Дождь продолжается.
Телефон.
– Аллё, Андрей? Привет, это Коробовский, адвокат. Слушай, плохая новость. Сергей – в СИЗО, взят под стражу… Я был на сто процентов… ладно, на девяносто пять уверен, что такой расклад невозможен, но здесь, оказалось, все очень жестко повязаны… Я буду пытаться сейчас его вытащить… Он просил тебе передать: в отношении комментариев – все то же самое. Что недоразумение, все скоро прояснится, и тэ дэ, и тэ пэ… И еще – нужно забрать у Оли какую-то синюю папку и передать – она в курсе… Ладно, все, давай – по сотовому же звоню…
* * *
Пятый этаж. Последний. Широкая лестница.
Звоню. Открывает Оля: черные джинсы, рисунок на майке – енот.
Говорю:
– Привет.
– Привет. Я в курсе. Адвокат звонил. Проходи.
Делает шаг назад. Я вхожу.
Оля:
– Вот.
Кивает на синюю папку на столике у телефона.
– Да, спасибо.
Улыбается.
– Кофе выпьешь?
Пожимаю плечами.
– Пошли.
Просторная кухня. Высокий потолок. Оля наливает воду в электрочайник. Нажимает на кнопку.
Говорит:
– Мне здесь нравится намного больше, чем в старой квартире. Здесь атмосфера другая. Потому что дом старый… Я вообще люблю старые дома… А ты?
Смотрю в окно: зелень и кусок соседнего дома.
Оля:
– Как ты думаешь, его точно завтра отпустят, как говорит адвокат?
Пожимаю плечами. Оля насыпает растворимый кофе в чашки.
– Ты с сахаром?
– Да.
– Сколько?
– Две.
Щелчок: выключился чайник. Оля берет его, наливает в чашки кипяток.
– Давай сделаем "кофе по-венски". У меня есть взбитые сливки.
– Будет, наверно, слишком сладко…
– Ничего, нормально. От сладости еще никто не умирал.
Берет с полки металлический баллончик. Встряхивает. Жмет на кнопку. Выдавливает белую массу на кофе – мой и свой.
Говорю:
– Ничего себе. Никогда не видел такой фигни.
Оля улыбается, направляет баллончик на меня. Я забираю его. Ставлю на подоконник. Баллончик падает на пол. Глухо звякает. Мы целуемся.
За окном грохочет. Льет дождь.
Мы лежим на диване, укрытые покрывалом.
Оля:
– "Предательство – самая сладкая вещь на свете".
– Ты правда так думаешь?
– Нет, это цитата. Жан Жене. "Дневник вора".
Оля:
– Знаешь, куда он ездил в последние месяцы? "Секретные поездки"?
– Нет.
– В Литву и Польшу. У него там счета в банках…
– То есть он снимал деньги?
– Наоборот, клал. Деньги можно снять и здесь. У него есть несколько карточек. Виза, мастеркард…
Снова гром. Вспышка молнии.
* * *
Ждан сидит за своим столом. Хмурится.
– …Да, нарушил подписку о невыезде. Что за это будет? Не знаю… Это Коробовский лучше знает. Одно понятно: ничего хорошего. Комментарии такие: расследование продолжается, я нахожусь в Москве, деятельность партии осуществляется в нормальном режиме… Ну а вообще… Не знаю, что сказать. Пока не знаю…
Выхожу в приемную. Гена – на диване с газетой. Света из-за монитора смотрит в телевизор.
Света:
– Поглядите на это чудо природы.
На экране – многоквартирный дом, к стене рядом с окном на третьем этаже приделана собачья будка. Между будкой и окном, на закрепленных досках – облезлая дворняга на цепи. Собака лает.
Следующий кадр: прогноз погоды.
Света:
– Мужику отдали дворнягу. Родственники из деревни. А жена не разрешила держать ни в квартире, ни на балконе. Вот он и соорудил ей жилище…
Дверь. Открывается. Три курских бандита. Гена встает.
– Парни, вы куда?
Слон смотрит на Гену. Удар. Кулаком в живот. Два других бьют ногами.
Я – Свете:
– Набирай ноль-два…
Слон:
– Я тебе счас наберу. – Вынимает ствол. – Ну-ка, сидеть тихо. Ясно?
Улыбается. Внизу не хватает зуба.
Слон – второму:
– Побудь здесь. Мы пока со Жданом перетрем.
Заходят в кабинет. Дверь не закрывают.
Ждан:
– Я ж вам сказал: конец месяца. Раньше невозможно. Физически…
Слон:
– Мне по хую. Чтоб все было завтра.
Уходят.
Света:
– Мне звонить в милицию?
Ждан, выглянув из кабинета:
– Нет, не надо.