Медленно поднявшись на один лестничный пролет, Джевдет-бей подумал: "Хвала Аллаху, все со мной в порядке!" Пройдя мимо двери в гостиную, приступил к подъему на второй этаж. У часов с маятником остановился и перевел дух.
"Обо что же я ударился рукой?" - думал он, входя в кабинет. Сел за стол, загроможденный фотографиями, документами и старыми гроссбухами, и взглянул на лежащую среди всего этого папку. На ней было написано: "Полвека в торговле". За два месяца он только это и написал. В остальное время занимался сбором материалов, начинал писать, но рвал написанное и выбрасывал в мусорную корзину.
Дверь вдруг открылась, и в кабинет вошел Рефик.
- А, папа, это вы? Спать не стали?
- Я же говорил, что не буду… Что ты ищешь?
- Свои сигареты. Перед обедом я здесь…
- Ты куда-то собрался? Вот они, сигареты твои.
- Так, выйду ненадолго. Может быть, в клуб загляну.
- Куда? Впрочем, ладно. Я тебе только вот что скажу. Ты мне в последнее время что-то не нравишься. Какой-то рассеянный стал. Делами не интересуешься. Не забывай, если со мной что случится, компанией не один Осман будет управлять…
- Пронеси Аллах!
- Ладно, ладно! Я знаю, что ты нервничаешь из-за Перихан… Давай иди. Кури поменьше. Аккуратнее, не хлопай дверью!
Когда дверь закрылась, Джевдет-бей стал листать гроссбух, в котором были кое-какие сведения, необходимые для написания первой части воспоминаний. Потом принялся читать старые газетные вырезки. В последние годы он стал вырезать из газет некоторые статьи, казавшиеся особенно интересными, - их он тоже хотел использовать. Добравшись до середины одной из статей, он вдруг поднял голову. "Куда поехал Рефик? На прогулку, в клуб… Будет там сидеть и курить!" Ему вспомнилась давешняя мысль: "Зачем долго жить, если курить нельзя? Если нельзя… Эх, надо было вытащить из пачки Рефика сигаретку! Сейчас славно бы покурил!"
Привычным движением он открыл коробку, в которой лежали старые фотографии, стал доставать их по одной и разглядывать. Он уже записывал связанные с этими фотографиями воспоминания, но потом, представив себе, как это будет читать кто-то незнакомый, конфузился и рвал написанное. Глядя на фотографию, сделанную во время поездки в Берлин, Джевдет-бей пытался собраться с мыслями. "На этой фотографии вместе со мной моя жена… нет, моя супруга Ниган. Поездка в Берлин была для меня весьма поучительной. В Германии я посетил один из громадных заводов Круппа… Да, примерно так. О чем я еще думаю, глядя на эту фотографию? Фотография - замечательная, полезная вещь. Не забудьте написать в уголке дату… Ох, думал ли я, что стану таким! Что буду заниматься такой жалкой ерундой и полагать, что делаю что-то важное!" Джевдет-бею стало вдруг так грустно, что он встал из-за стола. "До чего я дожил, до чего дожил! Нет, я хочу ездить в контору, заниматься делами. Приду завтра туда и снова начну всем руководить. Осман в торговле ничего не смыслит, дурачина. У Рефика мысли где-то витают. Кто будет управлять компанией?"
Он подошел к окну и посмотрел вниз, на Нишанташи. "Все живут, бегут куда-то, а я силу здесь. Схожу хоть прогуляюсь". Внезапно он со страхом вспомнил последние дни брата. Тот на смертном одре совсем помешался, пел песни, говорил что-то непонятное, пел "Марсельезу".. "Ну вот она, его республика. И "Марсельезу" я слышал, только пели ее никакие не революционеры, и уж конечно не младотурки из "Единения и Прогресса", а солдаты французской оккупационной армии!" Ему вспомнился занятый войсками Антанты Стамбул. "Да, горячие тогда были деньки! Я привез в Стамбул сахар. Как только распространилось известие, что судно прошло через Дарданеллы, за мной все начали ходить по пятам. Но с железной дорогой, хвала Аллаху, я связываться не стал. Там Фуат разбогател. Воспользовался своей дружбой с Исмаилом Хаккы-пашой и связями в "Единении и Прогрессе"!" Воспоминания о тех прекрасных, наполненных событиями днях, когда ему сопутствовала такая удача, подняли Джевдет-бею настроение, и он стал ходить по кабинету. "Вот что значит жить! Добиваться успеха, работать, получать прибыль! А сейчас? Роюсь в этих бумажках. Стал совсем как брат! Хотя нет. "Марсельезу" я слушать не хочу. Да, я всегда был реалистом. Быть реалистом и всегда им оставаться - очень непросто, но у меня получилось. Где же я руку ударил… Или?.." Охваченный внезапным страхом, Джевдет-бей сел за стол. "Вот это место болит… Как будто скорпион ужалил. И как тяжело отдает в сердце!"
- Да нет ничего, пустяки, - сказал он вслух, чтобы успокоить нервы, и, думая, что это поможет отвлечься, вернулся к фотографиям.
Вот фотография со свадьбы Рефика. "Он хотел, чтобы мы сильно не тратились, чтобы все было скромно… Интересно, как они будут управлять компанией, когда меня не станет? В наши дни необходимо иметь свою фабрику Можно, например, договориться с "Сименсом" и построить фабрику вместе с ними… Да, сейчас без этого не обойтись. Я не успел, пусть теперь они думают. Какая странная боль… А здесь у нас что? Это Осман и Нермин. Сфотографированы на нижнем этаже в первый год после свадьбы. Мне она тогда не нравилась. Все казалось, что она выгодно устроилась, но нас не любит. Мы… Я, Ниган, Осман, Рефик, Айше… Внуки…" Джевдет-бей внимательно рассматривал фотографию. "В то время вещи на нижнем этаже были совсем другие! Как все быстро меняется, а мы и не замечаем. Вещи на первом этаже… Перламутровая комната… Ниган хочет поменять мебель в спальне. Я к этой кровати тридцать лет привыкал, что же, теперь привыкать к новой? В моем-то возрасте!"
На следующей фотографии была целая толпа. В переднем ряду на полу разместились, кто на корточках, кто вытянув ноги, рабочие, грузчики и продавцы. За ними стояли Джевдет-бей, Осман, Садык и торговец Анави с дочерью. "Это снято в тот день, когда мы открыли лавку и склад на проспекте Войвода! К нам тогда пришел наш новый сосед Анави со своей дочкой. Увидев ее, я очень удивился!"
Джевдет-бей хотел взять следующую фотографию, но вдруг понял, что не может пошевелить рукой. "Да что это со мной?" Он вспомнил, как однажды помогал грузчикам на складе и как болели потом вечером руки. "Это сердце! - вдруг понял он. - Новый приступ. Нужно принять лекарство!" Вспоминая, как все было в прошлый раз, Джевдет-бей думал: "Лечь в постель… Да, лечь после обеда…" Потом он понял, что не может вздохнуть. Однажды, когда он был маленьким, его заперли в комнате… "В комнате или под одеялом?" Он был под одеялом, а сверху на нем сидел, наверное, Нусрет и прижимал одеяло, чтобы не дать ему вылезти наружу. Джевдет-бей не мог вздохнуть. "Только бы вздохнуть!" Он снова вспомнил про лекарство и услышал шаги на лестнице. "Мне несут чай… Надо было поспать… Вздохнуть… Вздохнуть? Это просто приступ… Когда он пройдет, на меня будут сердиться… Я лягу в постель и буду спать. Спать…" Он начал представлять себе, как будет лежать в постели, оправляясь после приступа, и все будут приходить, чтобы посидеть рядом. Внезапно стул как будто поднялся в воздух, а поверхность стола приблизилась к лицу. Он понял, что ударился головой о стол и это очень плохо, и невозможно сделать вдох, он задыхается, словно под одеялом… Чтобы не уронить голову еще раз, он изо всех сил втянул ее в плечи и понял, что больше сил не осталось. "Как под одеялом. Она смотрит на меня, кричит, поднос с чаем… Как под одеялом. Тихо и темно".
Глава 18
ПОХОРОНЫ
- Вот и всё, - сказал Осман. - К похоронам все готово. - Ослабив стягивающий шею галстук, он искал взглядом, куда бы сесть. - Отдохну хотя бы пару минут! - пробормотал он с жалобным видом и уселся в кресло. Откинулся на спинку, склонил голову и вдруг кое-что заметил. - Э, куда я сел-то! - Он бросил на Рефика непривычно-виноватый взгляд и улыбнулся глупой, растерянной улыбкой. Потом, должно быть, ему пришло в голову, что нехорошо улыбаться, когда после смерти отца прошло меньше суток, и извиняющимся голосом прибавил: - Как я, однако, устал! Сажусь в папино кресло и не замечаю.
- Да, ты очень утомился, - сказал Рефик. Недавно оба брата под руки вывели мать из комнаты, в которой лежал покойный, - тело нужно было раздеть и обмыть. Всю ночь Ниган-ханым сидела в этой комнате и плакала.
Вернувшись вчера вечером домой, Рефик сразу понял, что что-то случилось, и испугался. Раздраженно махнув рукой на горничную, упорно молчавшую в ответ на расспросы, взбежал по лестнице и увидел Айше, которая, плача, стояла у открытой двери кабинета. Он сразу понял - что-то неладно с отцом, а потом и сам увидел его скорчившуюся на стуле фигурку. Глядя на тело отца, он удивлялся, каким оно стало маленьким, жалким и сухим. За несколько часов смерть словно бы высушила и уменьшила его. Затем Рефик стал думать, что теперь нужно будет сделать.
Все, что нужно было, они с Османом сделали: решили, что отца нужно похоронить на следующий день, не дожидаясь окончания праздничных выходных, позвонили в газеты и сообщили о смерти Джевдета Ышыкчи, позвонили родственникам. Пытались как-то справиться с воцарившимися в доме страхом и смятением, утешали Ниган-ханым и Айше, велели уложить детей спать. Потом вместе с Нермин и Перихан встречали приходящих один за другим людей, желающих выразить соболезнования. Всю эту долгую ночь они не сомкнули глаз, все бегали по каким-то делам и курили. Посетители приходили и приходили, утром их стало еще больше, но сейчас Рефик наконец был предоставлен самому себе. Он сидел в гостиной, курил и думал - не об отце, а о прошедшем дне.
Осман тоже сидел и курил, откинувшись в кресле. Вдруг поднял голову и спросил:
- Ты не забыл позвонить Сади-бею?
- Звонил, но никого не было дома.
- Позвонить, что ли, еще раз? - проговорил Осман, затянулся и снова опустил голову.
Наступила тишина. Слышно было только, как Нури возится на кухне да тикают часы с маятником. Ниган-ханым уже не плакала навзрыд. Утром, когда потоком хлынули посетители с соболезнованиями, она стала ненадолго замолкать, рыдания сменились протяжными вздохами и дрожащими всхлипами.
Звякнул колокольчик. Осман поднял голову, встал и посмотрел в окно сквозь тюлевые занавески. Рефик подумал, что его движения точь-в-точь похожи на движения отца, но потом сказал себе, что всякий, желая выглянуть в сад, не вставая с кресла, будет делать это точно так же.
- Тетя Мебруре, - сказал Осман. - С ней один из ее внуков.
Муж тети Мебруре полгода назад умер от долго мучившей его болезни почек, Рефик вспомнил, как мама плакала вместе с ней.
- Ты читал некролог в "Последней почте"? - спросил Осман. - Всё переврали! Когда же они научатся обращать внимание на такие вещи? Разве можно допускать в некрологе неточности? Ведь это неуважение к покойному!
Нервным движением затушив сигарету, он встал. В дверь позвонили, повар Нури вышел из кухни и побежал к лестнице. Осман некоторое время неподвижно стоял, глядя ему вслед. На лице у него застыло напряженное выражение, как будто он не мог на что-то решиться. Наконец он заговорил:
- Я взял ключ от папиного банковского сейфа. Этот вопрос нужно уладить между нами, без всех этих нотариусов и чиновников из налоговой службы. - Направляясь к лестнице, прибавил: - Я думаю, что должен был тебе это сказать. - Не удержавшись, обернулся и виновато взглянул на Рефика.
- Тебе виднее.
"Вот я сижу здесь, курю… Должен был бы чувствовать себя виноватым, но ничего не чувствую", - думал Рефик.
На лестнице послышались шаги, потом рыдания, вздохи и неразборчивые причитания. Должно быть, тетя Мебруре вспомнила свое собственное горе и начала плакать у лестницы, не увидев еще ни Ниган-ханым, ни тела покойного. Рефик выглянул за дверь и увидел, что она показывает на какой-то предмет, стоящий то ли в буфете, то ли на нем - связанный, по всей видимости, с каким-то драгоценным для нее воспоминанием. Рефик не смог понять, что именно привлекло ее внимание. Должно быть, одна из вазочек или расписных тарелок, а может быть, и какой-нибудь бокал. Вместе с братом они взяли тетю под руки и повели вверх по лестнице. Войдя в комнату, где сидела, тихо всхлипывая, Ниган-ханым, тетя Мебруре сначала посмотрела по сторонам, будто что-то ища, а потом с рыданием заключила Ниган-ханым в объятия.
Выйдя из комнаты, Рефик задержался у двери, за которой лежало тело отца. Он знал, что там находятся два старика, которых утром отыскал и привел Осман - они делали все то, что полагается делать в таких случаях. До этого момента Рефик совсем не думал о них и не пытался представить себе, что они делают. Сейчас, стоя перед дверью, он думал: "Отца раздели, обмыли, теперь заворачивают в саван". Испугавшись, что мысли об этом начнут преследовать его, Рефик открыл дверь и увидел двух человек, торопливо что-то делающих, склонившись над длинным белым предметом, лежащим на кровати. Один из них, бородатый старик с куском веревки в руках, обернулся, услышав звук открывающейся двери.
- Сейчас, сейчас, скоро закончим!
Рефик кивнул и закрыл дверь. Ему вдруг захотелось увидеть жену, и он поднялся наверх. Перихан лежала на кровати, рядом сидела Нермин и читала газету. Увидев Рефика, она отложила газету в сторону и кивнула в сторону Перихан:
- Кажется, ей нехорошо.
- Все со мной в порядке, только стошнило недавно, - сказала Перихан. Поскольку она лежала на спине, живот казался еще больше, чем был на самом деле.
Как всегда, увидев этот страшный живот, Рефик испугался. Потом заметил, что глаза у Перихан покраснели.
- Ты плакала? - обеспокоенно спросил он. Перихан ничего не ответила. - Я тебя очень прошу, не ходи на похороны! - Он посмотрел на Нермин, ища поддержки.
- И я то же самое говорю, - сказала Нермин. - И Айше тоже не стоит ходить. Ей очень тяжело. Я отвела к ней детей, но она так и не перестала плакать.
Выходя из комнаты, Рефик строго сказал Перихан:
- Не ходи, понятно? Я запрещаю.
В соседней комнате, уткнувшись головой в подушку, неподвижно лежала Айше. Должно быть, плакала-плакала и уснула. Джемиль и Лале смотрели в окно. Увидев дядю, они встрепенулись, но по их лицам было заметно, что они чего-то боялись и не раз начинали плакать. Джемиль насупился.
"Ох ты, сейчас плакать начнет!" - подумал Рефик и попытался улыбнуться:
- Выходите-ка в сад, поиграйте немного!
Джемиль насупился еще сильнее. Потом кинулся на кровать рядом с Айше, всхлипывая:
- Я не хочу умирать! Я никогда не умру!
В комнату вошла Эмине-ханым и бросилась гладить Джемиля по голове, приговаривая:
- Тише, маленький, тише, не плачь! Ты еще ребенок, тебе умирать не скоро!
Потом она обернулась к Рефику:
- Осман-бей зовет вас вниз. Там кто-то пришел. - Когда Рефик выходил из комнаты, она простонала: - Ох, какое же несчастье на нашу голову! - и заплакала.
"На нашу голову…" - бормотал Рефик, спускаясь по лестнице. Войдя в гостиную, он увидел, что напротив Османа сидит какой-то человек. Сидел он неуверенно, на краешке кресла, глядел в пол и мял в руках кепку. Подойдя ближе, Рефик вспомнил, где его видел, - это был один из складских рабочих. Рядом сидел другой грузчик, а в углу на стульях - еще двое, тоже с кепками в руках. Склад по праздникам работал, и до них, очевидно, дошло известие о смерти Джевдет-бея.
Увидев Рефика, все встали. Самый старший из рабочих вышел вперед, обнял Рефика и стал что-то говорить проникновенным голосом, но Рефик не понимал, что он говорит. "Я очень волнуюсь, но плакать все равно не буду, - думал он. - Надо закурить". Лицо второго было ему незнакомо, а третьего он сразу узнал - этот рабочий иногда заходил в дом помочь по делам. От него пахло потом и табаком. Смутившись из-за того, что обратил на это внимание, Рефик обнял четвертого рабочего крепче, чем остальных, и что-то невнятно пробормотал. Потом тоже присел на краешек стула.
- Вот, наши рабочие со склада выбрали представителей, чтобы принести соболезнования, - заговорил Осман. - А остальные пошли в мечеть.
- Джевдет-бей замечательный был человек, - сказал первый рабочий. - Как он о нас заботился! За двадцать лет ничем меня не обидел, худого слова от него не слышал!
- Отец тоже всех вас очень любил! - сказал Осман.
Возникла длинная пауза. Потом Осман спросил у пожилого грузчика, упаковали ли ящики, предназначенные для отправки в Анкару. Тот что-то тихо ответил, Осман одобрительно кивнул головой, и снова воцарилось молчание.
Рабочие еще немного посидели, стараясь не глядеть на окружающие их вещи и поменьше шевелиться, чтобы ненароком что-нибудь не задеть. Потом так же тихо и осторожно ушли. Рефик вспомнил о сигарете, которую крутил в руках, и закурил. Осман позвал Эмине-ханым и велел ей открыть окно, чтобы гостиная проветрилась.
Около полудня пришла машина, чтобы отвезти гроб в мечеть Тешвикийе. Пока гроб выносили из дома, отовсюду стал сходиться народ: соседи, садовники, знакомые. Слышались всхлипы, некоторые молодые люди подходили обнять Рефика. Потом вызвали такси, потому что Ниган-ханым была не в силах пройти полкилометра до мечети. В небе ярко светило веселое майское солнышко. Мимо прошел трамвай, украшенный в честь праздника флажками. Ниган-ханым в черном пальто и черной шляпке с вуалью стояла прислонившись к увитой плющом садовой ограде. Осман держал ее под руку. Рефик вспомнил, как однажды мама, гордо прищурившись, сказала одной въедливой религиозной родственнице, что ходит на похороны в черном не потому, что хочет быть похожей на христиан, а просто чтобы выглядеть более серьезно и степенно. Сейчас он не мог разглядеть ее лица из-за вуали. У Османа на лице было выражение стоического терпения. Он поднял голову и смотрел на небо, слегка прикрыв глаза, - наверное, хотел показать обитателям Нишанташи, глядящим на него из открытых окон, с улицы и с другой стороны площади, что предается мыслям о смерти, жизни и вечности. Затем из дверей дома послышались слабые всхлипы. Все понимающе и беспомощно переглянулись. Это была Айше. Вместе с Эмине-ханым, держащей ее под руку, и детьми Османа она вышла в сад. Наконец запоздавшее такси с шумом подъехало к тротуару, и все пришло в движение.