Глава 21
МЕЙХАНЕ В БЕШИКТАШЕ
- Хорошо, а Яхья Кемаль как поэт выше Тевфика Фикрета?
- Два сапога пара, - сказал Мухиттин. - Неважные поэты… По сравнению с Бодлером оба - нуль без палочки.
Наступило растерянное молчание, на которое он, впрочем, не обратил особого внимания - привык. Но молчание затянулось дольше обычного, и Мухиттин был вынужден признать, что ему нравится, когда его слова производят такой эффект. "Сейчас они обдумывают мою фразу… Два курсанта военной академии обдумают мое высказывание, огорчаются, что у них так говорить не получается, и смотрят на меня с восхищением!" Они сидели в мейхане на рынке в Бешикташе, напротив парикмахерской. Посетителей было много: служащие, лавочники, рыбаки, шоферы. Раз-другой в неделю Мухиттин встречался здесь с этими молодыми военными, сбегавшими на вечер из своей академии, и учил их жизни на манер старшего брата.
- Эх, жалко! - сказал один из них. - Как жалко, что мы так и не смогли выучить этот французский! Не можем даже Бодлера прочесть!
- Нужно выучить! - строго сказал Мухиттин. - Нельзя быть такими ленивыми. В Турции молодой поэт обязан знать хотя бы один иностранный язык!
Снова наступило молчание. Курсанты обдумывали слова Мухиттина.
- Я иногда урываю немного времени по вечерам, прежде чем идти спать, но этого недостаточно! - сказал Тургай. Он был живее и симпатичнее своего приятеля Барбароса, но умом не отличался. На нем была рубашка из тонкой ткани. По вечерам, прежде чем вернуться в свою казарму, они переодевались из своей выходной одежды в военную форму.
Мухиттин ничего не сказал в ответ, молчанием наказывая курсантов за лень и нерешительность в изучении иностранных языков.
- К тому же и проверять нас некому. Если мы просим кого-нибудь, они только отмахиваются.
Мухиттин снова промолчал. Взгляд его говорил: "Каждый отвечает сам за себя. Сожалею!"
- Мухиттин-бей, а вы читали стихи Джахита Сыткы в журнале "Варлык"?
- Нет.
- Я хотел спросить, понравились ли они вам. - Сказав это, курсант замолчал, а потом нерешительно прибавил: - О вашей книге ничего не пишут.
Мухиттин поскучнел. Его сборник вышел месяц назад, но никаких откликов в прессе не последовало. "Хоть бы что-нибудь написали, все равно что!"
- Еще не успели. Мою книгу переварить непросто!
"О, как сказал!" Выражение на лице у Мухиттина было высокомерное, но он вдруг сам на себя рассердился: "Строю из себя невесть что перед этими мальчишками!" Он бы рассердился на себя еще больше, но тут кое о чем вспомнил:
- К нам вскоре присоединится один мой знакомый.
Он имел в виду Рефика. Рефик позвонил ему на работу и заявил, что хочет поговорить. Голос в телефонной трубке показался Мухиттину дрожащим, неуверенным и подавленным. Это было, по меньшей мере, непривычно.
- Он поэт или писатель?
- Что? А, нет-нет, он инженер! Литераторы в здешние мейхане не очень-то заглядывают. Если вы хотите увидеть кого-нибудь из них, вам нужно ехать в Бейоглу. А мой друг - инженер. Мы с ним вместе учились. Он, правда, тоже редко здесь бывает. Он у нас из Нишанташи! - И Мухиттин усмехнулся. Потом увидел, что курсанты тоже начали улыбаться, и почувствовал раздражение. Они, во-первых, сами не знали, над чем смеются, а во-вторых, получалось так, что смеются они над Рефиком. Кем бы он ни был, над друзьями Мухиттина этим юношам смеяться не следовало. Это была его привилегия.
- Над чем, интересно, смеемся? - спросил он, нахмурившись. Потом решил, что зря он с ними так сурово, и продолжил: - Да, он в Бешикташе не бывает. Живет в Нишанташи. Ему сюда идти - вниз спускаться, сами понимаете. Кстати, Бешикташ теперь во всех значениях оказался внизу Раньше наши господа жили во дворце, а теперь - в Нишанташи!
Сказал и усмехнулся: "Прямо-таки афоризмами изъясняюсь! Как бы эту мысль еще лучше выразить? Например, так: когда господа перебрались из дворцов в Нишанташи, возникла республика. Нет, это не очень хорошо звучит. Как бы по-другому сказать?" Вдруг он с сомнением посмотрел на курсантов:
- Вот вы улыбаетесь, а поняли ли, что я сказал?
- Раньше был султан, а теперь вместо него торговцы, - сказал Барбарос. - Но в этом Бешикташе все равно ничего не меняется.
- Фу, глупость сморозил! - бросил Мухиттин. - Прямо фраза из школьного учебника. - Он заметил, что Барбарос огорченно насупился, но ему было все равно. Отхлебнул вина из бокала и стал обдумывать свой афоризм: "Из дворца в Нишанташи… А, вот и он!"
Рефик стоял у входа и озирался. Мухиттин некоторое время сидел, не окликая друга, и рассматривал его лицо. На лице этом застыло какое-то неопределенное выражение, в котором проглядывало и отвращение, и нерешительность, и тоска. Должно быть, он злился на себя за то, что вынужден был прийти в это пошлое мейхане.
"Хорошо, что я договорился встретиться с ним именно здесь, - подумал Мухиттин. - Посмотрим, как он запоет в моей помойной яме. Его гостиные у меня уже в печенках сидят". Подождав еще немного, он помахал Рефику рукой. Тот подошел к столику, и Мухиттин увидел лицо друга вблизи. "Действительно, что-то с ним не так! - удивленно подумал он и начал раскаиваться, что зазвал Рефика в такое место. - Что же случилось?"
Мухиттин подвинул Рефику стул, познакомил его с курсантами и спросил, что он будет пить, при этом продолжая внимательно изучать его лицо. "Да, у него явно какой-то камень на душе!"
Некоторое время говорили о всяких пустяках. Когда принесли вино, Рефик напомнил:
- Ты, помнится, хотел подарить мне свой сборник.
Вчера они говорили об этом по телефону. Мухиттин достал книгу. На обложке было написано: "Нежданный дождь". "Надо сделать дарственную надпись, - подумал он. - Они смотрят на меня и гадают, что же я такое напишу. Уф, целая церемония!" Потом ему вспомнился один недавний случай.
- В издательство, которое опубликовало мой сборник, зашел один пожилой чиновник, издававший книгу на собственные средства. Всем, кому случилось оказаться поблизости, он раздавал свои книги и надписывал их. Спросил, чем я занимаюсь, и, узнав, что я поэт, торжественно надписал: "Моему дорогому другу, поэту Мухиттину, чьи стихи доставили мне немалое удовольствие". - Он засмеялся, но, увидев, что Рефик по-прежнему невесел, замолчал. "Какой он сегодня грустный. Надо развеселить!" - подумал Мухиттин и сделал в книге такую надпись: "Моему дорогому другу, молодому коммерсанту Рефику, наблюдение за жизнью коего доставляет мне немалое удовольствие". Написав это, сразу же решил, что шутка получилась плоской, но делать было нечего, и он вручил книгу Рефику.
Рефик осмотрел подарок, изучил обложку, сказал пару слов о качестве шрифта и бумаги, потом взглянул на дарственную надпись и изменился в лице.
- Ох, брат! Моя жизнь… Моя жизнь пошла под откос…
- Что ты такое говоришь?!
Мухиттин был поражен и растерян. Он готовился к чему-то в таком роде, но это уж было чересчур. Некоторое время он сидел молча, прислушиваясь к шуму голосов и избегая смотреть на Рефика. "Брат, моя жизнь пошла под откос! Брат…" Вчера в телефонном разговоре Рефик тоже назвал его братом. Сколько лет он не слышал от него этого слова… "Как я разволновался! Что же с тобой случилось, брат? Ты ведь был счастливым! Не то что я… Что же случилось? Ладно, поговорим, выясним. Но не перед этими же юнцами…"
- Кстати, как твоя маленькая дочурка? - спросил он, чтобы прервать затянувшуюся паузу.
- Хорошо. Так быстро растет!
- Это здорово. Знаешь, что я решил? Я не буду жениться, подожду, пока она вырастет.
- Не женись! - сказал Рефик. - Не женись, очень правильное решение. - Он уже почти допил свой бокал.
- Нет-нет, я женюсь на твоей дочери. Она наверняка вырастет красавицей. Я в этом не сомневаюсь! - Тут Мухиттин осекся. "Чуть было не сказал, что нахожу Перихан очень красивой женщиной!"
- Нет, - сказал Рефик. - Моя дочь тебе не пара. Она большущая будет, высоченная. Раз уж она уже сейчас такая…
Мухиттин на мгновение потерял дар речи. "Этак он меня и коротышкой назвать не постесняется…"
- Послушай, разве я такой уж невысокий? - спросил он, наконец, и сразу об этом пожалел. На курсантов он старался не глядеть.
- Да нет, что ты! Никто этого не говорил.
Мухиттин разозлился. Этой теме было уделено слишком много внимания. Посмотрел на часы и повернулся к курсантам:
- Вы не опоздаете?
- Нет, время еще есть, - сказал Тургай.
- Но неплохо бы уже и пойти потихоньку, - пробурчал Барбарос. - А то бежать вверх по склону мне совсем не нравится.
Мухиттин ничего не ответил. Курсанты встали. Им нужно было идти к фотографу, у которого они оставляли на хранение форму. Мухиттин сказал им пару ободряющих слов и напомнил, что будет здесь в среду. Когда они уже повернулись, чтобы уходить, прокричал им вслед:
- Смотрите, не опаздывайте! А то командир вам уши надерет. Прилежно учитесь, пишите письма родителям. Будьте хорошими военными, хорошими сыновьями и достойными гражданами!
Он всегда говорил им это на прощание. Курсанты же, как всегда, смущенно заулыбались и, конфузясь, удалились.
- Ну, как они тебе? - спросил Мухиттин.
- Кажется, они хотели еще посидеть.
- Но не могли. Им уже пора было уходить, - сказал Мухиттин, помолчал и махнул рукой: - Оставим их в покое. Ты про себя расскажи. Еще вина выпьем?
Рефик кивнул. Они заказали вина и надолго замолчали.
Когда принесли вино, Мухиттин сказал:
- С тобой что-то не так.
- Да, не так.
- Что случилось?
- Я же сказал: жизнь пошла под откос.
- Не сказал бы, что это очень понятное выражение.
- Да, ты прав. Просто я сам себе это все время говорю, привык уже. Но какими еще словами можно это выразить?
- Подумай немного. Что стряслось?
- Я не могу быть таким, каким был. Не могу жить, как жил раньше. Нет, не совсем так… - Рефик замолчал, подыскивая слова. - Я хочу, чтобы в моей жизни было что-то еще. Не могу жить по-старому!
- Гм… - протянул Мухиттин, показывая, что старается понять, о чем говорит друг, но не может.
- Перихан говорит, что я стал беспокойным…
- А тебе тоже так кажется?
- Может быть… Если под душевным спокойствием понимать способность мирно плыть по течению жизни… Если спокойный человек - это тот, кому нетрудно быть счастливым, то да, я теперь стал немного беспокойным.
- Очень плохо! - сказал Мухиттин. Немного подумал и прибавил: - Ты раньше гордился этим своим душевным спокойствием. Благодаря ему ты был здоровым, счастливым и, честно говоря, несколько осоловелым. Нет, это беспокойство, должно быть, не такая уж плохая штука…
- Но что мне делать? Чем мне заняться?
"Да, ему совсем плохо, - подумал Мухиттин. - Но в чем дело, никак не могу понять". Он начинал ощущать какое-то неопределенное раздражение.
- В чем дело-то? Расскажи толком!
- А что еще сказать? - Рефик замолчал, подумал немного, потом смущенно проговорил: - Мне теперь не хочется ходить в контору. Думаю перестать.
- Чем же ты тогда будешь заниматься?
- Не знаю… Я думал с тобой об этом поговорить.
- Послушай, ты женат, у тебя ребенок. Ты инженер. Работа необременительная. Живешь в большой счастливой семье. Всё у тебя есть: очаровательная жена, друзья, крут общения, тихая, мирная жизнь. Мне ли тебе об этом напоминать? Ты и сам все это знаешь.
- Знаю! - невесело усмехнулся Рефик. - Слишком хорошо знаю! В этом-то, похоже, все и дело!
Мухиттин чувствовал, как растет в нем раздражение.
- А еще? Ты уверен, что больше ничего нет и причина твоей тоски именно в этом? Должно быть, что-то все-таки случилось, какая-то неприятность с тобой произошла.
- Нет. Я бы скрывать не стал.
- Гм… Ладно, в конце концов, у тебя недавно отец умер, дочка родилась - вот ты и растерялся немного.
- Может быть.
- Ты говоришь, что не можешь жить по-прежнему. Что ты имеешь в виду? Что такого ты делал раньше, чего не можешь делать теперь?
- Раньше я был спокойным. Наверное, Перихан права. Да и ты сказал примерно то же самое. Я потерял покой и не вижу теперь в жизни прежней гармонии. Вроде бы все по-старому, а гармонии между мной и миром нет. Я еще немного поживу, как жил, но в конце концов такая жизнь станет совсем невыносимой.
- Ну и ну! - проговорил Мухиттин и испугался, что голос его звучит насмешливо. - И даже в контору больше не хочешь ходить!
- Вот видишь!
- Ты, стало быть, несчастен?
- Несчастен, брат, несчастен! И это так странно…
Рефик снова назвал Мухиттина братом, но на этот раз это слово его не тронуло. Как ни пытался он заглушить свое раздражение, оно все росло.
- Наверное, путешествие пошло бы тебе на пользу. И деньги, и время у тебя есть.
- Нет-нет! Я об этом думал, но не получается. - Отведя взгляд, Рефик прибавил: - Думаю, не поехать ли к Омеру на железную дорогу.
- Может быть, ваш дом тебе мал, - сказал Мухиттин, старательно пряча пляшущую в уголках губ усмешку. - Ты теперь отец семейства. Мог бы переехать с Перихан в другое место.
- Да что от этого изменится? Выпьем еще?
- Выпьем. Я бы предположил, что это жара на тебя так повлияла, но уже октябрь на носу…
- Ты надо мной смеешься, что ли? Я говорю, что несчастен, а ты… Я покой потерял!
- Послушай! - оборвал друга Мухиттин. Он понял, что своего ядовитого раздражения, превратившегося в гнев, сдержать уже не сможет. - Ты не имеешь права быть несчастным. Не имеешь права, понял? Послушай, что мне сейчас вспомнилось. Два года назад таким же сентябрьским днем я пришел к тебе домой. Я был пьян. Ты стал меня попрекать и учить жизни. Я был уязвлен. Нет, постой, теперь моя очередь. Да, ты не имеешь права быть несчастным. Несчастье - привилегия этих мальчишек, утешающихся стихами, привилегия поэтов, рыбаков, шоферов. Мы наслаждаемся вкусом своего несчастья. Что ты на меня так смотришь, думаешь, я несу вздор? Да, может быть, но ты тоже несешь вздор, потому что я никак не понимаю, что ты хочешь сказать.
- И я не понимаю, - проговорил Рефик. Вспышка друга, похоже, его испугала. - Ты меня, честно говоря, удивил.
- И я на тебя дивлюсь, - сказал Мухиттин. Гнев еще клокотал в нем. - Я еще вчера удивился и встревожился, когда услышал твой голос в телефонной трубке. Когда ты сюда вошел, твой вид меня встревожил еще больше. Я думал, с тобой стряслась какая-то беда, что-то серьезное. А оказалось, что ничего такого нет!
- Чего же ты ждал? - пробормотал Рефик.
- Все у тебя в порядке. Я-то думал, случилось что-то такое, от чего человек на самом деле становится несчастным. Ну, не знаю, например, ребенок заболел. Или ты влюбился в другую женщину Или компания разорилась. Или жена обманывает. Что-то в этом духе. Но у тебя нет ни малейшей причины быть несчастным. Такой голос и такое лицо, как у тебя, действительно могут быть только у несчастного человека. Но ведь у тебя в жизни одно сплошное счастье. Спокойная, беззаботная, гладкая жизнь! А в таком случае… - Мухиттину хотелось кое-что сказать, но он заставил себя замолкнуть. Потом передумал и все-таки договорил: - В таком случае я вот что скажу: с жиру ты бесишься!
Рефик оторопело посмотрел на друга:
- Вот, значит, что ты мне хочешь сказать!
- Что поделать. И учти, другие тебе скажут то же самое. Потому что никого ты своей историей не разжалобишь. Всем хочется, чтобы такие люди, как ты, были счастливы. Никто тебя не поймет. Всё у человека есть, а он еще и жалуется! Никто этого не поймет, никого твоя история не заинтересует.
- Тебя, стало быть, тоже?
- Ты так не говори! - крикнул Мухиттин, но собственный голос показался ему неискренним, и он испугался. - Сколько лет уже нашей дружбе!
- Но ничего обнадеживающего ты все равно не сказал. Когда я сюда шел, думал: Мухиттин поэт, он что-нибудь придумает…
- Займись чем-нибудь новым, - с безнадежностью в голосе предложил Мухиттин.
- Я занимаюсь! Читаю книги. Сейчас читаю Руссо, "Исповедь" произвела на меня большое впечатление… - Он замолчал, а потом смущенно прибавил: - Начал вести дневник.
"Ничего себе! Дневник! - подумал Мухиттин, стараясь сдержать улыбку. - Все эти слова о жизни, пошедшей под откос, о том, что он несчастлив, о потерянной гармонии… Теперь я понял, что с ним такое. Женился, обзавелся ребенком, потерял отца… Наверное, думает, что начал стареть, и чувствует, что жизнь прошла зря…"
- Ты, должно быть, думаешь, что начал стареть?
- Может быть… Хотел бы я быть поэтом, как ты!
- Э, да кто ж тебе мешает?
- И правда.
Мухиттин снова почувствовал волнение. Посмотрел на друга с нежностью, но тут же понял, что теперь не сможет относиться к нему по-старому. Образ Рефика, существовавший в его голове, был запятнан. "Хочет, ничем за это не заплатив, придать своей жизни глубину!" Ему захотелось сделать Рефику больно.
- Послушай, дружище. Тебе просто скучно, вот и все. Чтение - это хорошо, но ты можешь найти себе и другие занятия. Собирай марки, играй в шахматы, найди себе новых партнеров для покера, ходи на футбол, займись фотографией! Что бы еще придумать? Можно что-нибудь коллекционировать… Да полно всяких занятий!
- Вот, значит, что ты мне советуешь? - В голосе Рефика звенела обида. - Марки собирать? Больше ничего не придумал?
- Нет. Давай-ка выпьем еще вина. Эй, братец, нам еще по бокалу!
Глава 22
ДНЕВНИК, ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
13 сентября 1937, понедельник
Вчера ходил в Бешикташ, встречался с Мухиттином. Посидели в мейхане, поговорили. Посоветовать он мне ничего не смог, только посмеялся. После разговора с ним мне стало казаться, что обыденная жизнь - это грех, который я совершаю ежесекундно.
Сегодня ездил в контору, просидел там весь день. Вечером слушал дома радио. Читал "Исповедь" Руссо, но без удовольствия. Что мне делать? Иногда думаю: хорошо бы я мог верить в Аллаха. Перечитал стихи Мухиттина и, по правде говоря, ничего в них не нашел.
23 сентября
Ездил в контору. Когда вернулся домой, было очень тоскливо. Открыл наугад "Исповедь", почитал немного. На душе, как ни странно, стало легче. Прежде чем пойти спать, просмотрел газеты и сейчас делаю эту запись в дневнике.
Исмет-паша ушел в отставку по состоянию здоровья. Премьер-министром стал Джеляль Баяр.
29 сентября, четверг
Праздник! После обеда прошлись с Перихан до Таксима. На обратном пути поссорились. Она стала упрекать меня в том, что я все время хмурюсь и постоянно чем-то недоволен, а чем - не говорю. Прямо на улице расплакалась. Пытался ей объяснить, что ни в чем ее не виню, но не получилось. Я понимаю, что отличаюсь от других мужей не в лучшую сторону.
7 ноября