С Лехой мы теперь виделись хоть и не каждый день, но все же довольно часто. Если была хорошая погода, он вытаскивал меня на обед – выгуливал, так сказать. Несколько раз, когда я засиживалась на работе допоздна, он подвозил меня до дома на своей красной спортивной "Мазде". Девушки отчаянно ревновали и никак не могли поверить, что между нами ничего не было и нет.
Как будто вернулись старые добрые времена – он снова взял надо мной шефство. Не такое тотальное, как в детстве, но все такое же бесцеремонное. Снова вернулся этот покровительственный тон и привычка совать нос в мои дела.
Вот и сейчас он сидел напротив и смотрел на меня, как строгий учитель смотрит на провинившегося первоклашку. А я почему-то ежилась под этим суровым взглядом.
– Слушай, Машка, вот гляжу я на тебя и думаю – ты когда-нибудь начнешь жить по-настоящему?
Я опешила.
– Что ты имеешь в виду?
– А то, что ты не живешь, а спишь. Как лунатик, который ходит, разговаривает и даже что-то делает, но при этом спит. Так, может, хватит дрыхнуть?
Я начинала закипать, но пока не знала, что сказать. Он это заметил и поспешил продолжить.
– Знаешь, кто ты? Ты марионетка. Тебя все вокруг дергают за ниточки, а ты послушно поворачиваешься в нужную сторону. Не ты управляешь собственной жизнью, а тобой управляют. Манипулируют.
Мне совсем не нравилось то, что я слышала, но я продолжала слушать.
– Чем больше я с тобой общаюсь, тем меньше узнаю ту Машку, которую знал когда-то давно. А ведь я помню время, когда тебя было невозможно заставить что-либо сделать без твоего согласия.
Если такое и было когда-то, то так давно, что я этого совершенно не помнила.
– Не помнишь? А помнишь, как мы играли в войнушку и подложили под машину бородатого дядьки из третьего подъезда взрывчатку – пакет с какой-то дрянью. Родители тогда гонялись за нами по всему двору. Батя грозился нас выпороть, а ты мне запрещала сдаваться в плен до тех пор, пока он не пообещал, что не тронет нас пальцем.
Это не могла быть я.
– А помнишь, за клюквой ходили на болото, туда, где сейчас стадион?
Болото я смутно помнила.
– Между прочим, это ты нас с пацанами подбила пойти за клюквой. Я тогда еще по пояс провалился, а ты и Колька меня вытаскивали. Неужели не помнишь?
Что-то такое вспоминалось, но как будто в кино про кого-то другого.
– Короче, Петрова, "…Пора, красавица, проснись! Открой сомкнуты негой взоры…" и дальше по тексту.
Он откинулся на спинку стула и забарабанил пальцами по столу. С одной стороны, мне было обидно все это слышать. С другой стороны, где-то в глубине души я понимала, что он прав. Пусть я и не помнила себя такой, как он мне описывал, но моя теперешняя жизнь давно уже была именно сном – я просто плыла по течению, не пытаясь с ним бороться. Может быть, действительно пришло время перемен?
– Знаешь, Леша, это все как-то неожиданно…
– Слушай, Машка, я не хотел тебя обидеть.
– Да нет, все в порядке! К тому же, ты во многом прав. Я как-то раньше не задумывалась об этом…
– Вот и подумай. Ты же раньше была умной, даже отличницей.
– Ну и гад ты, Маркин!
– Может, и гад. Зато веселый, преуспевающий и довольный жизнью. А ты серая, тусклая, ходишь черт знает в чем и не красишься.
– Мне не для кого краситься, – огрызнулась я.
– И не будет, можешь мне поверить. Кому ты такая нужна?
Точно, он гад. Но ведь прав!
– Можно подумать, я накрашусь – и все изменится.
– Нет, конечно. Начинать надо с другого.
– С чего?
– Надо перестать бояться.
– Кого? Или чего?
– Всего.
– Я не боюсь.
– Еще как боишься. Боишься обидеть, боишься отказать, боишься быть самой собой. В следующий раз, прежде чем что-либо сделать, спроси себя – а тебе это надо? Не кому-то, пусть даже и близкому человеку, а тебе именно.
– А что плохого в том, чтобы уступить близкому человеку?
– Ничего, если это сообразуется с твоими интересами. Если же ты себя насилуешь…
– А если мой отказ сделает человека несчастным?
– Если этот человек тебя искренне любит, а не банально тобой манипулирует, то он не захочет собственного счастья ценой твоего несчастья. То есть он никогда не потребует от тебя жертвы, зная, что это сделает несчастной тебя, понимаешь?
Кажется, да.
– Ладно, ты подумай над тем, что я тебе сказал. Время у тебя есть. Вернусь – договорим.
– То есть?
– Я же тебя зачем позвал? Хотел попросить, чтобы ты кота кормила, пока я буду в отпуске.
Ну, и дела!
– А когда ты кота успел завести?
– Никого я не заводил. Он сам пришел.
– Это как?
– А так. Прихожу домой, а он сидит в коридоре. Наверно, через форточку забрался – я же на первом этаже живу.
– Давно?
– Третий год уже.
– Да нет, я про кота.
– А… С зимы. Он замерз, наверно, и пришел погреться. Да так и прижился. Уходит, когда хочет. Приходит, когда хочет. Я ему "Вискас" на несколько дней насыплю, а ты попозже зайдешь, проверишь. Ладно?
– Ну, хорошо. А ты когда уезжаешь? И куда? Опять сплавляться будете?
– Точно. Завтра утром поезд. Слушай, у меня дел невпроворот, и вещи еще не собраны. Вот тебе ключи, это запасной комплект. Бери, и пошли отсюда.
Я взяла связку ключей и, слегка ошарашенная, послушно пошла за ним к выходу.
…
В последующие дни, чем бы я ни занималась, где бы ни находилась – дома или на работе – в голове постоянно крутились обрывки нашего разговора. Я все никак не могла поверить, что представляю собой настолько жалкое зрелище.
Хотя, если Леха и преувеличивал, то самую малость. Я действительно жила с ощущением, что то, что происходит со мной сейчас – это понарошку. Как будто я писала черновик. Но однажды я возьму и перепишу все набело и начну жить в полную силу. Правда, что именно должно произойти, чтобы меня, наконец, встряхнуло, я понятия не имела. Наверно, Леха Маркин должен был постучать меня по голове.
На следующий день после нашего с ним разговора позвонила мама и завела старую песню про то, как она устала с этим огородом. И помощи-то от детей практически нет, и куда девать эти огурцы-помидоры – непонятно.
Огород – это больная тема в нашей семье. Много лет назад, когда в магазинах было пусто, огороды (или сады, или дачи – в разных регионах нашей голодной страны их называли по-разному) действительно являлись хорошим подспорьем для многих семей. Все наши знакомые имели такие участки, и мама постоянно обменивалась с кем-нибудь семенами и рассадой.
Мы с сестрой терпеть не могли копаться в грядках. Я предпочитала сидеть дома с книжкой, а Наташка – играть в куклы. Но каждый выходной родители брали нас за шкирку и тащили на огород как на работу.
С тех пор много воды утекло. Все участки вокруг нашего давным-давно превратились в дачи, куда люди приезжали отдыхать, а не вкалывать. И только мои родители каждую весну сажали немыслимое количество картошки-моркови-свеклы и ставили две огромные теплицы для огурцов-помидоров. А еще ведь были всякие кабачки-баклажаны-перцы, не говоря уже о зелени.
Потом все это приходилось окучивать, пропалывать, поливать и удобрять. Рано или поздно надо было собирать урожай и что-то с ним делать. И вот тут начиналось самое интересное. Каждый раз урожая оказывалось столько, что мама начинала раздавать его соседям, знакомым и всем желающим, лишь бы не пропал. Каждую осень велись разговоры, что хватит гробиться, тратить время, силы и деньги, куда нам столько, и, может быть, пора завязывать. Но наступала весна, и все повторялось сначала.
У меня уже ухо нагрелось от телефонной трубки, а мама все говорила и говорила. Я ее слушала-слушала, а потом неожиданно для себя сказала:
– Мамуля, я тебя очень люблю и помогать вам с папой не отказываюсь. Но если ты в следующем году не сократишь свои посадки минимум втрое, то я на огороде больше не появлюсь.
Она опешила и несколько секунд молчала.
– А для кого мы с отцом все это сажаем? Для себя, что ли? Нам ничего не нужно.
Голос у нее задрожал.
– Мамуля, пожалуйста, не обижайся и постарайся меня понять. Сейчас в магазинах есть все и круглый год, в том числе свежие овощи и фрукты. Если вы считаете, что они для вас слишком дороги или недостаточно экологически чисты, то вы, конечно, можете выращивать их на своем огороде. Но посадите ровно столько, сколько нужно именно вам. Чтобы это было не в тягость в первую очередь вам самим. Мы с сыном будем приезжать вам помогать. Но знаешь, мне бы больше хотелось просто приехать отдохнуть. Покачаться в гамаке с книжкой, посплетничать с тобой вечерком на веранде. Понимаешь? Конечно, я не возражаю открыть зимой банку соленых огурцов. Но, если честно, мы с Мишкой вполне можем обойтись и без этого. Я достаточно зарабатываю, что купить в магазине все, что нам с ним нужно. Алло! Ты меня слушаешь?
Она молчала, а потом, не сказав ни слова, повесила трубку.
Я расстроилась и хотела ей перезвонить, но потом решила не делать этого. Нам обеим было над чем подумать. Я чувствовала себя виноватой за то, что сделала ей больно, но в то же время испытывала явное облегчение, как будто сбросила с плеч давний тяжкий груз.
Сентябрь
Я выполоскала тряпку и повесила ее сушиться на батарею. Не знаю, заметит Маркин или нет, что я вытерла пыль в его квартире. Он возвращался через два дня.
Кота я так и не видела. Я приходила сюда четыре раза, но этот бродяга или прятался от меня, или где-то гулял. Корм он добросовестно съедал, и я подсыпала ему свежий. Как-то мелькнула мысль купить ему рыбы, но мне было неизвестно, нужно ли ее сварить, или он будет есть ее сырой. И вообще, ест ли он рыбу?
Все. Корм насыпала, пыль вытерла. Пора было уходить, но что-то меня задерживало. Я снова прошлась по квартире. Интересное это было жилище. Не знаю, как называется такой стиль. Помесь хай-тека с японским минимализмом. Много металла, стекла, все в основном белого и черного цвета. Очень мужское жилище. Ничего лишнего, никаких безделушек, много книг и техники. Все очень функционально и удобно.
Интересно, что телевизор у него отсутствовал. Зато монитор у компьютера был огромный. Похоже, кино Маркина не интересовало. Если Леха и смотрел фильмы, то скорее всего через компьютер. А вот я любила кино. Особенно старые фильмы, наши, да и голливудские с европейскими тоже.
Порядок в квартире был практически идеальный. Одежда, брошенная в ванной впопыхах, не в счет – это Леха, наверно, торопился, собираясь в поход.
Мне было непонятно, почему он попросил кормить его кота именно меня, а не одну из своих длинноногих подружек модельной внешности. Я периодически видела таких с ним в машине.
Взяв с полки фотоальбом, я уселась на диван. Фотографии я уже видела – посмотрела в первый же приход. Но каждый раз доставала альбом и снова проглядывала снимки.
Здесь была история его приключений. Похоже, Леха сам фотографировал – он редко попадал в кадр. Вот снимки в горах – заросшие бородатые мужики с огромными рюкзаками на фоне заснеженных вершин. На ногах – тяжеленные ботинки, в руках – ледорубы, в глазах – счастье.
А вот подводная съемка. Акваланги, гидрокостюмы. Смутный силуэт в воде – то ли затонувший корабль, то ли еще что. Море, солнце, экзотические рыбы.
А здесь зима. Горные лыжи. Это Леха с загорелой улыбающейся физиономией катится по склону. Вокруг снег, сосны, люди в ярких разноцветных костюмах.
Или вот. Бурная речка, пороги, перекаты. Снова солнце, снова радость.
Лица, в основном, повторялись. С Костей Бобровым по кличке Бобер мы были знакомы, но и многих других я уже запомнила и начала узнавать. Особенно обращал на себя внимание один тип. На всех фотографиях, как летних, так и зимних, он был загорелым. Длинные светлые волосы делали его похожим на викинга. Красавец, ничего не скажешь. Интересно, он в этот раз тоже поехал сплавляться вместе с Лехой?
Я не могла оторваться от фотографий. Что-то в них было такое, чему я никак не могла дать определение. Конечно, не всегда эти лица были веселыми. Иногда они выглядели усталыми, иногда озабоченными. Но всегда свободными. Вот оно! Они были свободными.
Ладно, пора закругляться. Уже темнело. Потапыч, наверно, сидит голодный. А мама ушла в магазин и потерялась. Я поставила альбом на место и пошла обуваться.
Там в коридоре на полу, возле моей сумки и пакета с продуктами, сидел здоровенный кот. Какой-то непонятной окраски, серый с темными и светлыми пятнами. Правого уха практически нет. Я смотрела на него, он смотрел на меня. Оба молчали.
Наконец, он раскрыл пасть (по-другому не скажешь) и сказал "Мяу!". Громко и внятно. Я не знала, что это означает, а спросить стеснялась. Может, он охраняет выход?
Через некоторое время кот встал, сунул морду в мой пакет, потом оглянулся на меня и снова сказал "Мяу!". А что там в пакете? Хлеб, макароны, сосиски. Сосиски!
– Ты, что ли, есть хочешь? – спросила я у него. – А как же "Вискас"? Надоел?
Я взяла пакет и пошла на кухню. Кот бежал впереди меня, показывая дорогу. А то я не знаю, где его миска! Решив, что трех сосисок будет вполне достаточно, я порезала их на мелкие кусочки и, сложив в блюдце, поставила на пол рядом с миской. Кот сидел в некотором отдалении и ждал приглашения.
– Ну, давай, ешь. Хорошие сосиски, подкопченные.
Он встал и неторопливо направился к блюдцу. Внимательно обнюхал содержимое и начал есть – размеренно и аккуратно.
– Ну, все, мне пора домой. Приятного аппетита.
Он оглянулся на меня, но провожать не пошел.
…
Эту кофейню мы с Наташкой облюбовали около года назад и с тех пор периодически, примерно раз в месяц, а то и чаще, устраивали там посиделки вечерком после работы. Сегодня я пришла сюда первой и сидела за нашим столиком, поджидая сестру и разглядывая публику.
Вчера я, не выдержав затянувшейся паузы, позвонила родителям. Мама была в ванной, и трубку взял папа. Мы поболтали с ним о том, о сем, а потом он вдруг сказал:
– Мы тут с матерью посоветовались – может, нам вообще продать участок к чертям собачьим?
Вот это да! Я, конечно, надеялась, что мои слова будут услышаны, но подобного результата вовсе не ожидала. Честно говоря, я испугалась, а отец продолжил:
– Я понимаю, что тебе этот огород не нужен, да и Наталью с Максимом туда не затащишь. Нам-то с матерью совсем немного надо…
– Папуля, ну зачем же из крайности в крайность кидаться? Место там замечательное, река рядом, бор. К тому же всего двадцать минут до города. Ну и пусть это будет просто дача. Мы туда будем приезжать исключительно отдыхать. Шашлыки жарить, в конце концов. А потом, ты знаешь, если мама от бурной деятельности перейдет к полному бездействию, то она запросто найдет себе другое занятие. И, боюсь, это будет что-нибудь похлеще огорода.
– Да уж… – произнес папа и задумался.
– Скажи, она на меня обиделась? Только честно.
– Сначала да, даже всплакнула после вашего разговора. А потом ничего – подумала немного и успокоилась.
Ну и славно! Я, конечно, не верила, что мама решится продать огород – ну куда же она без него. Главное, я теперь знала, что могу, оказывается, сказать "нет", и это никого не убьет.
Боковым зрением я заметила, что по залу прокатилось какое-то оживление. Я уже догадывалась, что это. Это шла моя сестра. Женщины щурились, мужчины расправляли плечи и пытались втянуть животы. Я наблюдала такую картину уже несчетное количество раз, но все не переставала ей удивляться.
Самое интересное, что Наталья даже не пыталась понравиться окружающим. Она вовсе не была писаной красавицей. На самом деле, ей бы не помешало сбросить пару-тройку килограммов. Она не носила нескромное декольте или умопомрачительное мини, не злоупотребляла косметикой. Короче говоря, она вовсе не пыталась привлечь к себе всеобщее внимание. Но почему-то каждый раз, когда моя сестра где-нибудь появлялась, все взоры немедленно обращались в ее сторону. Интересно, почему?
Гарсон, который до сего момента не замечал моего присутствия, немедленно бросился к нашему столику. Наташка милостиво улыбнулась ему, заказала два кофе, и он ушел, осчастливленный.
Ну, что в ней такого особенного? Мама говорит, что мы очень похожи. Правда, Наташка выше меня и крупнее, и волосы у нее темнее и короче моих, но в остальном мы – как две капли воды. Я сегодня не в своем обычном свитере, а в приличном костюме и даже подкрашена слегка (жаль, Маркин не видит). Почему же мое появление в этом заведении не вызвало фурор, а Натальино – вызвало?
Мы болтали о пустяках, но я видела, что она чем-то расстроена.
– Что-то случилось?
Она замялась.
– Мама с Максом опять поругались.
О, Господи! Мало нам огорода.
– Что на этот раз не поделили?
– Да это из-за Катюшки. Мы с Максом решили отдать ее в танцы, а мама против. Говорит, что ребенку еще рано – она слишком слабенькая.
– Вот как раз, чтобы окрепла и поменьше болела, и надо заниматься спортом. Или танцами.
– Ну, Макс так и сказал.
– А почему Макс? Ты-то где была?
Наталья виновато посмотрела на меня. Все ясно. Опять спряталась за широкую спину мужа.
– Слушай, Наташка, ты вроде как не при чем. Здорово устроилась!
– Но я совсем не хочу с ней ссориться!
– И не надо. Но, во-первых, это твой ребенок. Ты – мать, и это ты решаешь, заниматься твоей дочери танцами или нет. А во-вторых, перестань сталкивать их лбами.
Она внимательно разглядывала меня, как будто видела впервые.
– Ты сегодня какая-то не такая.
– То есть?
– Ну, не знаю… Обычно ты у нас миротворец. В духе непротивления злу насилием.
– А сегодня?
– Да не знаю я! Другая, и все тут.
Я и сама это чувствовала. Правда, я еще до конца не осознала, что со мной происходит, и пока не хотела это обсуждать.
Сестра, наверно, почувствовала мое состояние и решила сменить тему:
– Что будем дарить Потапычу?
У Мишки скоро День рождения. Еще один предмет для размышлений с моей стороны. И вовсе не о подарке.
– Я пока не придумала. Правда, есть идея…
– Какая?
– Ты же знаешь, он бредит звездами. Все мальчики хотят быть космонавтами, а он – астрономом.
– И что?
– Вот я и подумала: может, ему телескоп купить?
– С ума сошла? Ты представляешь, сколько это стоит? – глаза у нее стали квадратными.
– Ну, я же не "Хаббл" собираюсь приобрести, а какой-нибудь маленький телескоп, домашний.
– Слушай, а может, лучше подзорную трубу? Или бинокль?
– Не, это не то.
– Ну, смотри сама. Твое дело – придумать, наше – поучаствовать. А ты хоть знаешь, где их продают?
– Пока нет, но будем искать, как говорил Семен Семеныч.
Мы еще с полчасика посидели-поболтали, а потом пошли по домам.
…