Когда-то она так сильно любила Вениамина, но сейчас не могла вспомнить, чтобы вот так же тосковала о нем. Да, она с радостью отдавалась мужу, доставляла ему удовольствие, но чтобы мечтать об этом… Нет, такого не было. А сейчас все время думала о Хане, причем совсем недвусмысленно… Ее бросало в жар, когда она видела его за столом, старалась не смотреть в его сторону. Ей казалось, все поймут, что происходит в ее душе, нет, скорее в теле… Что-то вдруг изменилось, и она наперекор всему стала жаждать близости с этим человеком. Сама себе приводила сотни доводов против него, и сама отметала их все одним словом: хочу…
Днем в столовой Мария заметила, что Рита глаз не сводит с Хана. И подумала, что и сама, наверно, выглядит также: ждет, не дождется его взгляда, хотя бы небрежного кивка. Сама себе напоминала бездомную голодную собачонку, молящую о подачке. Мария тешила себя мыслью, что она не демонстрирует свои чувства так откровенно, как Рита. А девушка выглядела неважно - похудела, осунулась, когда-то чудесный оттенок ее кожи казался сейчас землистым. Похоже, она дошла до точки. Жаль ее… Все женщины старались обходить Риту стороной, как больную. Перешептывались, дивились такой страсти. "Все равно, никому его не отдам!" - вдруг самоуверенно подумала Мария.
Хан работал, в столовую приходил озабоченный, сердитый, страданий влюбленных женщин не замечал. И Марии оставалось только тосковать о нем и рисовать его портреты… Как-то Рита заинтересовалась одной из работ Марии:
- Ты нарисовала у него такой необычный взгляд …
- Почему необычный? - удивилась Мария, - он всегда так смотрит…
- Да?! Счастливая ты… Хотела бы я, чтобы он на меня так смотрел… Ночью с ним болтаете?
- Нет…
- Нет?!
- Вторую неделю уже не приходит… - она могла бы точно сказать сколько, так как невольно считала дни.
Рита не знала, как относится к Марии: как к счастливой сопернице или товарищу по несчастью.
Марии приснилось, что Хан наклонился над ней, провел ладонью по ее лицу, и она села на кровати… В комнате было пусто, только Галина сонно заворочалась во сне. Быть может, он заходил, но не стал ее будить? Она вскочила, схватила свой халат, тапки не смогла быстро нащупать и, чтобы не терять время, а то ведь он уйдет, не станет ждать, побежала босиком к двери. В коридоре тоже пусто - уже ушел! Тогда она бросилась в холл, тихонько шлепая босыми ногами по холодному полу, и там никого, побежала дальше, до лестницы, поднялась на второй этаж - пусто… Стало быть, ей показалось, он не приходил к ней… Постояла, а потом поняла, что не в силах повернуться и уйти, будь что будет, пусть он сам ее прогонит… Неслышно подошла к его двери, повернула ручку. Хан стоял спиной к ней у окна. В комнате было довольно светло от уличных прожекторов, и Мария сразу увидела, что он обнажен. Вся ее прошлая жизнь, воспитание, нормы приличия, которым она всегда следовала, требовали, чтобы она вышла из комнаты, тактично закрыла дверь или хотя бы отвернулась, но вместо этого она шагнула вперед. Хан повернулся к ней. Мария шла к нему, на ходу поднимая руки, чтобы обнять его… Он только произнес: "Наконец…", обнял и стал лихорадочно целовать ее, потом поднял на руки и понес в спальню.
Впервые в жизни она поняла сокровенный смысл слов "слились", "соединились"…
- Я столько мечтал об этом…
Матильда сжала в ладонях его руку, поцеловала…
- У тебя такие красивые руки… Знаешь, когда мы с тобой по ночам разговаривали в холле, я начинала верить, что ты можешь меня полюбить, но когда встречала днем, мне всегда хотелось плакать…
- Почему?
- Я же понимала, что невозможно, чтобы ты, такой умный, красивый полюбил меня.
- Я живу тобой…
Он так серьезно смотрел на нее, что у Марии защипало в носу, на глаза навернулись слезы…
Тут она почувствовала сзади какое-то движение, оглянулась - Ирочка во сне тихонько заворочалась… Боже, она даже не заметила, что здесь есть еще кто-то, а совсем недавно не захотела оставаться у него, потому что внизу, на первом этаже, могли бы что-нибудь услышать. Ей стало смешно, Хан тоже улыбнулся: "Я совсем забыл, что она здесь…", - и потянул Марию с кровати, а она вдруг застеснялась, где же халат? Он понял и поднял халат с пола, подал ей, а сам так и пошел голым из комнаты. Она шла следом, с удовольствием смотрела на него, втайне наслаждаясь редким зрелищем - чужим голым мужиком… Странно, ее пижама оказалась в гостиной, хотя халат был в спальне, она совершенно не помнила, где и как раздевалась. Они зашли в другую комнату, там тоже стояла громадная кровать. Но Хан не стал ложиться, а просто обнял Марию.
- Теперь я хочу есть…
- Так вот почему ты каждую ночь заставлял меня готовить… Забавлялся тут со своими девочками…
- Да ты ревнуешь! - радостно воскликнул он.
- Да ревную, ревную еще как! Сама не знала что я такая ревнивая. Не хочу тебя делить ни с кем, не могу видеть, как эти девушки садятся рядом с тобой в столовой, берут тебя за руку, как своего… Нельзя ли их отправить куда-нибудь подальше? Идеально - за две-три тысячи километров. Или хотя бы на ферму, ты же там не бываешь?
- Можно! Все, что ты захочешь…
Они спустились вниз, Мария стала варить какао.
- Знаешь, кажется, я на самом деле счастлив. Я бы согласился бросить все свои научные изыскания и жить с тобой в какой-нибудь деревне.
Она поставила кружки на стол, а он опять привлек ее к себе и между поцелуями прихлебывал какао:
- Я в жизни не пил такое вкусное какао, поистине это божественный напиток!
А потом, когда он снова потянул ее с собой наверх, Мария вдруг замялась:
- Может быть, ты сначала выпроводишь их из своих апартаментов? Как я завтра при них буду выходить?
- Господи, ты опять стесняешься? Ну хорошо, их завтра же не будет. Только я утром уеду, вернусь через пару дней, но ты, если хочешь, можешь без меня переселиться…
- Нет, что мне там делать без тебя, я подожду внизу…
- Не думал я, что когда-нибудь смогу так полюбить…
Они расстались.
На следующий день Олег обратил внимание на цветущий, счастливый вид Марии.
- Что это с тобой? Ты прямо другой человек… Просто красавица… - спросил он ее в столовой за завтраком.
- Ничего, - ответила она, но не удержалась, бросила взгляд на Хана, а он, улыбаясь, смотрел на нее.
Олег внутренне ахнул, черт побери, да они оба прямо-таки светятся. Все понятно, это произошло… "Я полный идиот, надо было действовать раньше! Но ничего, сегодня Хан уедет, и все можно будет поправить… Сейчас ее измена будет выглядеть еще более отвратительно, и эта любовь кончится. Влюбиться еще раз Хан вряд ли успеет - как бы врачи ни ошибались, долго он не протянет…"
Слова Олега привлекли внимание Риты, и она тоже поняла: Марии повезло. Как пьяная вышла Рита из-за стола, не позавтракав. Весь день просидела в своей комнате, не отвечая на вопросы Лики.
А Олег Аркадьевич размышлял. Он давно следил за развитием событий с двойственным чувством: с одной стороны, был рад улучшению здоровья Хана. В этом, собственно, и заключались его тайные обязанности - делать все, чтобы Хану было лучше работать, создавать все условия, развлекать и ублажать этого гениального безумца, ну и, конечно, не допускать каких-либо нежелательных контактов Хана, предотвратить утечку идей за рубеж или в карман какого-либо олигарха. Для этого его и направили сюда, он был куратором объекта ГБ-23 от неких органов. "ГБ" расшифровывалось очень просто: "гениальный безумец", 23 - это порядковый номер, Хан - был двадцать третьим руководителем этого Центра. Но у Олега Аркадьевича был и свой интерес: он не только занимался снабжением всего Центра, но и перечислял деньги на личный счет Хана. До сих пор тот был равнодушен к деньгам, он просто пользовался всеми благами здесь, в Центре. Деньги, в принципе, не требовались Хану и вне стен этой территории, но все же он изредка интересовался своим счетом. Олег сам открывал его и в банке заранее оговорил условия, что в случае смерти Хана, счет переходит на его имя, и он сможет воспользоваться немалым состоянием. Все эти годы он считал деньги своими, ведь Хан не жилец, наследников у него нет, и потому завхоз и тайный надзиратель в одном лице пополнял счет с особым рвением, как свой, - сейчас там хватит и на виллу, и на яхту, и на беззаботную жизнь за границей.
Теперь, наблюдая за внезапной любовью Хана, видя, как он внимателен к этой женщине, Олег встревожился: а вдруг шеф выпустит ее отсюда, вопреки всем правилам, и пожелает обеспечить ее после своей смерти? Да какое там "вдруг", он наверняка так сделает! Это же ненормальная какая-то любовь, как и все, что делает Хан, обычному человеку не понять такого накала чувств. Интересно, чем же она так заинтересовала его? Что в ней такого привлекательного? Будет довольно трудно помешать вывезти ее отсюда - формально-то Олег ему подчиняется. Если же Хан поймет, что Олег напрямую связывается с Москвой, то со своим изощренным умом он быстро найдет выход из такой ситуации, в открытую его не переиграть. Обращаться к высшему руководству, просить помощи Олег не хотел, совсем нежелательно привлекать внимание к этому вопросу, чтобы кто-нибудь не узнал о громадном счете, открытом на два лица. А без объяснений они там не поймут, чем так встревожен Олег, какая разница, кто у Хана в постели, молодая или не очень, лишь бы работал. Там считали, что Хан тратит все деньги на девушек и на свой Центр.
Хорошо еще, что Мария такая старая и не сможет родить. Олег уже достаточно настрадался от этого женского коварства: ни с того ни с сего вдруг забеременеть! Сколько крови попортила ему эта неприятная женская особенность! Уж, кажется, набил здание всеми, какие только есть в мире, противозачаточными средствами, лежат на каждом этаже в аптечках, ан нет, то одна, то другая преподносит ему такой сюрприз. Хорошо, что тут свои медики, такие вопросы решают в два счета. А ведь сколько литературы по этому вопросу подсовывал он неразумным молодым девчонкам, сколько внушал, что беременность здесь нежелательна, что родить все равно не дадут. А если получится, то ребенка тут же разберут на запчасти. И все же проблемы продолжают возникать, их даже такие ужасы не пугают, так и норовят сохранить ребенка.
А стоит бабе завести ребенка, и все, пиши - пропало, это такая прорва! Женщин бескорыстных вообще не бывает, Олег давно это понял. Но пока она одинока, все ограничивается побрякушками и тряпками, это еще терпимо. Ведь и самому приятно, когда твоя женщина красиво одета, ухожена. Но стоит появиться на свет ребенку, и все меняется: потребности резко увеличиваются, и все на дитя - его надо одеть, обуть, а оно же растет, только успевай размеры менять. А там начнется учеба, потом потребуется отдельное жилье. И все время им хочется для своих чад лучше и больше, безо всяких пределов! А как красивая девушка меняется после родов - кормящая мать, разве это женщина?! От нее же молоком пахнет, как от коровы. Хотя находятся идиоты, которых именно это приводит в экстаз…
Олег Аркадьевич был бы еще сильнее встревожен, знай он, что в последний свой выезд в Москву Хан уже успел перегнать деньги с их общего счета на другой, неизвестный Олегу, за границу. Этот провидец Хан с самого начала был уверен, что Олег заботится не только о его благополучии, но и о своем личном. И он снисходительно позволял своему завхозу испытывать до поры, до времени чувство превосходства. Просто раньше Хану не нужны были никакие сокровища мира. Теперь же мир потихоньку начал меняться.
Не зная о предпринятых Ханом шагах, Олег решил, что уж лучше иметь те деньги, что уже есть на их счету, чем потерять все, надеясь увеличить этот самый счет. Что же делать? Говорят, из всякого положения имеется два выхода, а тут даже три: первый вариант - можно убить Хана, но этим сразу заинтересуется Москва. Второй вариант - убить Марию, но тогда сам Хан камня на камне не оставит от Центра. И третий - опорочить ее в глазах Хана. Олег выбрал его - пусть гнев Хана вызывает сама Мария. Эта идея уже не раз мелькала у него в голове.
Наблюдая, как влюбленные переглядываются за столом, Олег решил действовать немедленно. Да, Хан наверняка переведет деньги на ее имя, тут и сомневаться нечего. Нужно срочно вывести Марию из игры. Ах, какую он допустил ошибку, когда она была избита, а сам Хан находился в отключке, проще простого было убрать ее, пусть бы винил охранников.
Ему потребовался кто-то не очень умный. Он вспомнил о Мишане и тут же решил перевести его снова в корпус. Другого такого в их зоне не было. Сразу после завтрака он сам отвез замену охраннику и привез Мишаню назад. Тот так радовался, словно вернулся домой. Олег не выпускал его из виду и немного позже, перед обедом, словно случайно остановил парня в коридоре, заговорив по-дружески:
- Видишь, несчастная женщина, мается без дела, - кивнул он на Марию, рисующую в холле. - Жалко ее, ребята из наружки так сильно избили, еле выкарабкалась, бедная. Это без тебя было, ты не знал?
- Слышал, рассказывал кто-то…
Мишаня посмотрел на рисующую Марию, она не показалась ему несчастной. Ирочка заглядывала ей через плечо, и они весело переговаривались. Скорее уж Рита выглядела несчастной. Но он действительно был тугодумом и не умел сам анализировать, то, что видел.
- Не старая еще женщина, а ее скоро в ванну отправят, - продолжал Олег Аркадьевич.
С этим Мишаня был согласен: вспомнил, как сам водил ее в лабораторию, значит, Хан на самом деле собирался окунуть ее в свою дьявольскую ванну, да почему-то отменил эксперимент. Миша хотел сказать об этом Олегу Аркадьевичу - приятно же продемонстрировать свою значимость, показать, что и он в курсе событий, но не успел, тот снова заговорил:
- Слушай, Мишаня, а ведь эта женщина живет тут уже почти год без мужика, а им, бабам, без этого тоже плохо, как и нам…
Мишаня согласно кивал, мол, да, плохо, но ему и в голову не пришло, чего от него хочет Олег Аркадьевич.
- Ты бы развлек ее…
- Как? - не понял тот.
- Ты же мужик крепкий, что тебе стоит обработать ее?
- Как обработать? Избить? Опять? - удивился тот, а ведь ему показалось, что Олег жалел Машку.
- Да ты что! Нет, конечно, я говорю, как раз наоборот, приласкать ее надо. Мужики говорят, что ты в этом деле силен, все женщины от тебя в восторге…
- Да? Так говорят? - еще больше удивился тот, ибо такой славы за собой не знал, постоянной женщины у него не было. Мишаня все как-то не решался подойти к понравившейся девушке, а потом ее уводил кто-нибудь другой.
Олег уже начал терять терпение, но взял себя в руки и спокойно продолжил:
- Ты - молодой, что тебе стоит переспать с еще одной бабой? Для тебя это пустяки, так возьми ее к себе на ночь…
Мишаня наконец понял, что от него требуется.
- Да она же старуха… - растерялся он.
- Ну и что? Им тоже ничто человеческое не чуждо.
- Меня мужики засмеют… - совсем по-детски засмущался Мишаня.
- Не говори никому. Но ты пойми, она же сбегала, ее избили, женщина вся на нервах, ее надо успокоить, а секс помогает лучше всего. А то она еще снова надумает бежать, а шеф не любит этого, ты сам видел. Сделай, Миша, даже если она будет против, можешь сказать ей, что это шеф приказал…
- Да? А он приказал? Что, надоела она ему?
- В каком смысле?
- Ну я думал он сам того…
- Чего "того"?
- Ну, это, амуры у них… Я их ночью видел…
- Миша ты спятил? Сам же говоришь - старуха… И когда ты их видел? Летом? Так он сейчас новую девушку себе взял, а у него и так были три самые лучшие девочки, зачем ему эта тетка? Ее привезли для экспериментов. Так что давай, действуй.
- А если она не захочет?
- Говори, шеф приказал, чтобы ты ее развлек, скажи - обязательно. И вообще, здесь у баб нет никаких прав: если ты захотел какую, все, она тебе должна подчиняться, мужика-то у нее нет. Ясно? А всякой бабе нужен мужик, а то у них нервы сдают, если долго без этого самого, понял? Я тебя ни к чему не принуждаю, всего лишь советую обратить свое внимание на эту женщину, - Олегу так не хотелось прямо приказывать Мишане, но тот своей тупостью заставил все же произнести то, чего не следовало. На всякий случай, он ни разу не назвал Марию по имени. В случае чего, скажет, что имел в виду какую-нибудь одиночку.
Бедный Миша засмотрелся на Марию, а что, не такая уж она и старая. Только верно ли, что Хану она совсем не нужна? До сих пор к девушкам хозяина, Рите и Лике, никто не решался подходить. Хотя на счет Лики он что-то слышал… Хозяин был непредсказуем, а с Марией у него тоже были какие-то непонятные отношения, все об этом говорили… С другой стороны, эта Машка никогда не была его женщиной, она смертница, сам водил ее в лабораторию… А она очень даже ничего, вон какая сидит, рисует… И сиськи у нее классные, небось, в ладонь не поместятся… Мария привстала, поправляя лист на мольберте, а Мишаня наклонил голову, пытаясь рассмотреть ее задницу, обтянутую джинсами. Ему захотелось подойти и шлепнуть ее слегка, проверить, такая ли она упругая, как кажется…
Олег Аркадьевич был очень убедителен, и Мишаня заинтересовался Марией, но все не мог решиться действовать, его что-то сдерживало, и потому весь день он то и дело проходил мимо нее, каждый раз глупо улыбаясь. Стережет, решила Мария, боятся, что опять сбегу, небось Хан приказал присматривать за ней на время своего отъезда… "Глупый, куда я от тебя теперь денусь… Скорей бы ты вернулся", - и Мария вспыхнула от своих мыслей.
Олег Аркадьевич вечером поинтересовался у Миши, как его успехи, и, узнав, что пока никак, что тот даже не подходил к Марии, укоризненно покачал головой:
- Какой-то ты нерешительный. Сказать другому мужику, что ли?
Это сразу подстегнуло недотепу, и после ужина он направился к Марии. Нет уж, он не уступит ее никому, хватит пропускать других вперед, вечно у него кто-нибудь перехватывает бабу. Мария определенно уже нравилась ему. Но он так и не осмелился зайти к ней, лишь заглянул пару раз в комнату, тут же сразу захлопывая дверь. Он нерешительно прохаживался по коридору, пока его кто-то не окликнул и тогда Миша, облегченно вздохнув, ушел. Его маневры не остались незамеченными: Мария и Галя переглядывались, ожидая продолжения:
- Не поняла, что ему было нужно?
- Да проверяет, на месте ли ты, не сбежала… - предположила Галя.
На следующий день Мишаня старался не попадаться Олегу Аркадьевичу на глаза, боялся, что тот потребует отчета. Ну, как скажешь, что он не может решиться предложить женщине такое?! Что ему делать, если Мария начнет возмущаться? Эх, если бы ему кто-нибудь написал, что надо говорить, он бы выучил… Зайти к ним в комнату и на глазах Гали молча схватить Марию и вынести? Поднимется шум, крик. Сбежится народ, будут смеяться: что, скажут, наконец-то выбрал себе женщину! Молодых полно, а он выбрал тетку, хотя она совсем ничего… Все умрут со смеху. Он страдал: впервые начальство его заметило, что-то ему доверили, а он никак не осмелится поговорить с бабой. И никого не попросишь ее вызвать, никому нельзя доверить - засмеют.