Если бы не место, где они разговаривали, и не принуждение, Мария получала бы удовольствие от таких бесед. Только уж очень ее коробило отношение шефа к женщинам, он считал всех их тупыми, жадными, безнравственными и безответственными. Она поняла, в чем причина такого отношения, когда однажды он коротко рассказал о том, что его в раннем детстве бросила мать, что рос он в детском доме. Хан не мог простить предавшую его мать. Он прекрасно учился, безо всякой помощи, а некоторые предметы осваивал вообще самостоятельно - некоторых учителей у них не было, и смог поступить в институт. Директор детского дома в то время избирался в горсовет и, чтобы продемонстрировать всему городу, какой он заботливый педагог, выбил для него приличную социальную стипендию, помог получить место в общежитии. Вот уж не ожидала, что он сирота, а она придумала ему богатую семью… Потому, поняла Мария, он и считает, что ее сыну уже не требуется материнская забота. Судит по себе.
- Вы так осуждаете женщин, а как поступили с девушками?
- А как я с ними поступил? - удивился Хан.
- Притащили против воли сюда, устроили гарем…
- Да эти девочки отсюда сами уже не хотят уезжать.
- Да они же молоденькие, глупые еще, но вы-то понимаете, чего их лишили, это непорядочно… Вы думали, как им жить дальше?
- Не надо говорить мне о порядочности… И о молоденьких. Меня больше интересует старость… Конечно, и молодость как таковая, сама по себе…
- Я имела в виду…
- Понял я, что ты имела в виду, не пойму только, зачем ты усложняешь себе жизнь? Не читай мне нотации, иначе тебя подвесят на этом крюке, выпорют на виду у всех.
Мария испугалась: куда только девался ее понимающий собеседник, перед ней сидел деспот с перекошенным от злости лицом.
Вторая смена уже столпилась у дверей, а медики только встали из-за столов. Маша торопливо убирала грязную посуду, она увидела, как ко входу подошла Надя и ожидала, что та сейчас же начнет шумно возмущаться задержкой. Но девушка прислонилась к стене и терпеливо стояла, даже глаза прикрыла. Что это с ней? Уж не заболела?
- Надя, ты почему не доедаешь? - забирая после обеда у нее тарелку, спросила Мария, - хватит тебе худеть, и так уже тощая стала.
- Я и не хочу больше худеть, только что-то аппетита нет.
- А тебе еще делают эти уколы для похудания?
- Нет, ничего не делают, один раз, еще тогда, вначале, сделали и все.
Мария наклонилась над ней, забирая тарелку, и увидела в ее волосах седые пряди… Странно, раньше этого не замечала. У молодой девушки появились морщинки у глаз и чуть отвисли щеки. Странно, ей же лет двадцать пять, не больше…
- Надя, а ты не заболела? Что-то плохо выглядишь…
- Да нет, ничего не болит.
Она вообще сильно изменилась, стала гораздо спокойнее себя вести, уже не носилась с топотом по коридорам, перестала выходить на ежевечерние посиделки в холле.
- Маша, а у тебя волосы не лезут? - вдруг спросила Надя.
- Нет, не замечала…
- А у меня сыпятся. Думаю, это из-за воды. Что тут за вода? Неужели нельзя возить хорошую? И с лицом что-то - не пойму, кожа стала сухая, тонкая… Это все вода…
Надино состояние уже всем бросалось в глаза, девушки обсуждали эту тему между собой, все пришли к выводу, что у нее онкология, с единственным внутривенным уколом полученным ею на второй день приезда, состояние ее здоровья никто не связывал.
Как-то после обеда Мария услышала разговор Хана и Павла, молодого врача, они упомянули имя Надя.
- Нет, Паша, такие сильные изменения за короткий срок вызовут нежелательный интерес.
- Да сейчас все помешаны на диетах, надо просто его прием увязывать с какой-нибудь диетой или патентованным лекарством для похудания.
- В принципе, конечно, можно этот препарат предлагать исключительно для толстяков…И все-таки, я предпочитаю более пролонгированное действие.
И еще Мария обратила внимание, что Леонид Сергеевич, зам Хана, прислушивается к этому разговору, стараясь, чтобы шеф этого не заметил.
Странно, ведь вместе работают, наверно, мог бы и открыто подойти поговорить… Как и в любой другой организации, здесь свои подводные течения.
Мария не раз пыталась расспросить Хана об этом научном Центре, куда она попала, но он не хотел ничего говорить о нем, а если и отвечал, то крайне скупо.
- Если здесь занимаются проблемами омоложения, то почему такая секретность, почему охрана на вышках? - допытывалась она.
- Э-э-э, вообще-то, над омоложением работают только в этом корпусе, а в других более серьезная тематика… - он поморщился: - Ну зачем тебе все это?
Мария не решилась настаивать, и тема была закрыта.
Ирочка перестала ходить жаловаться, несколько дней не появлялась, и Мария решила, что наконец-то все свершилось, но однажды, когда она уже спала, девушка снова пришла к ней. Мария покорно вышла в коридор, и там, в тупике, Ирочка расплакалась. Старшая подруга обняла ее:
- Ну-ну, не плачь… Что, так погано? Знаешь, многим женщинам сразу не нравится, ты потерпи, милая, может, все не так уж и плохо, еще так мало времени прошло. Мы тут сколько уже? Месяца два? И не сразу же ты с ним стала спать, так что, может быть, все переменится…
- Нет, не переменится, он меня не хочет…
- Что? - удивилась Мария. - Ты ему не понравилась?
- Он меня еще ни разу к себе не позвал, то Лику зовет, то Риту, то их обоих, а меня нет… - рыдала она. - Каждый вечер говорит: "Малыш, тебе пора бай-бай".
- Так чего же ты плачешь? Ты же не хотела с ним спать, и вот так все хорошо вышло…
Ирочка зарыдала:
- Я его люблю…
Мария села в кресло, вот так поворот…
- Ира, это такой жестокий, безжалостный человек, он так бессовестно обошелся со всеми нами, насильно сюда привез, завел себе гарем, а ты говоришь о любви? На воле ты же училась?
Ира кивнула.
- Вот, а он лишил тебя всего, родителей, друзей, учебы, там у тебя был бы муж, для которого ты стала бы единственной…
Жаль, что она сама не стала единственной для своего Вениамина…
- Мне никто не нужен, я только его хочу… - причитала девчонка.
- Ну так скажи ему…
- Да? - слезы тут же высохли. - А можно?
- Да почему же нельзя? Спроси, когда же будет твоя очередь…
- Ладно, - Ирочка вскочила и ушла.
Вот блин, вечером она должна выслушивать откровения влюбленной девчушки, а ночью ее саму заставляют изливаться перед объектом этой страсти. Просто анекдот. Заснуть ей уже не удалось, и как всегда в два ночи она уже сидела в пустом холле. Попросить, что ли, Хана обратить внимание на Ирочку? Использовать личные связи, так сказать… Бедная девочка, уже измучилась: то так сильно не хотела, а теперь еще сильнее хочет…
Но хозяин пришел особенно хмурый, ему было не до шуток, Хана опять мучили головные боли, и Марии пришлось осторожно массировать ему шею и голову. Разговаривать он был не склонен, просто попросил ее опять рассказать что-нибудь.
- Да жизнь у меня не такая была, чтобы рассказывать о ней второй месяц подряд. Не знаю уже, о чем говорить…
- Ну, расскажи о работе.
- Я ее не любила и не люблю.
- Кем ты работала?
- Проектировщицей.
- А чем бы ты хотела заниматься?
- Не знаю… Пожалуй, реставратором…
- Неожиданно. Хотела бы возиться со старьем?
- Мне нравится возвращать вещам первоначальный вид, я терпелива и не брезглива. Мне не противно брать в руки всякие древности. Я думаю, что люди в основном любят свои вещи и потому вряд ли делают с ними что-то плохое.
- Так у нас много общего, я тоже пытаюсь вернуть первоначальный вид всякому старью. Почему же ты не стала реставратором?
- Так к тому времени, когда я поняла, кем хочу быть, я успела закончить строительный институт. Надо же было получать другое образование, а я уже вышла замуж. Муж был против того, чтобы я снова училась.
- Ясно, а ты пыталась устроиться в мастерскую каким-нибудь подмастерьем и поступить на заочное отделение, если уж так нужно было образование?
- Нет, к сожалению…
- Еще что-нибудь тебя в жизни интересовало?
А что ее интересовало? Муж, ребенок… Вдруг она вспомнила, как в молодости хотела написать рассказ.
- Выкладывай, я же вижу, ты о чем-то подумала.
- Да ерунда, говорить, собственно, не о чем, - но все же начала: - Лет пятнадцать назад мне вдруг захотелось написать рассказ…
- И что же тебе помешало?
- Не знаю, моя лень, наверно… Нет, не так, я попробовала тогда писать, но вот пробиться, сделать литературу делом всей жизни, этого вот я не смогла. Тогда Алешка только родился, и я написала рассказ о роддоме. Дала Вене прочитать, он долго смеялся надо мной: "Эх ты, осколок Толстого, самородок ты наш", - с издевкой, конечно. Я хотела дать еще кому-нибудь почитать, но он не позволил, не позорься, мол.
- Ну и что, ты бросила писать?
- Не сразу, попыталась еще раз, но было сложно, только начну - ребенок заплачет, надо к нему подойти, или Веня телевизор погромче сделает, а меня шум сбивает. Но еще один рассказ я все же дописала, даже хотела послать его в редакцию, позвонила туда, а мне сказали, что не принимают рукописный вариант, надо напечатать. За это я заплатила одной женщине, а Веня случайно узнал и сказал с иронией: "Ну что же, я рад, что хоть кто-то на этом заработал…". Я себя почувствовала такой дурой… Рассказ так и не напечатали, надо было кое-что переделать и опять перепечатать, прежде чем отдавать снова в редакцию, вот я и не стала больше деньги тратить. Да прав он, просто таланта у меня не было, был бы рассказ хорошо написан, его бы напечатали сразу, - когда человек талантлив, его не остановишь…
Хан задумчиво смотрел на нее.
- Вообще-то, я слышал другое мнение: таланту нужно помогать, бездарность пробьется сама…
- А я так думаю: талант привлекает, завораживает людей, и потому одаренному человеку невольно все помогают, ему не надо просить кого-то, требовать, а вот бездарность требует…
Странно, этому человеку она совершенно безразлична, он собирается ее использовать как подопытного кролика, разделаться с ней как студенты - биологи с лягушками, и в то же время Мария не помнила другого такого случая, чтобы кто-то так интересовался ее жизнью… Наверно, с таким же интересом он будет исследовать ее внутренности в прозекторской, если его опыт не удастся в очередной раз…
Мария вскоре с удивлением заметила, что ему нравятся ее рассказы о сыне, он так внимательно слушал о том, как она занималась с Алешкой, как водила его в спортивные секции, на танцы, в бассейн, о том, как упорно, изо дня в день, решала с ним задачи - математика мальчику давалась с трудом, и как гордилась, когда однажды учительница обронила фразу: "Ну, уж если Алеша этого не понял, то надо заново всему классу объяснять". Математичка не знала, что Мария каждый день предварительно объясняет сыну тему завтрашнего урока.
- Зачем? - не понял Хан.
- Чтобы мальчик не чувствовал себя глупее других. Я хотела, чтобы все думали, что он схватывает новый материал на лету.
Наверно в этом была ее ошибка, возможно, потому Алешка и вырос таким заносчивым, привык считать себя умнее других. Надо было позволить ему самому прокладывать себе путь, набивать шишки, подумала она. А шеф изумленно смотрел на нее. Похоже, он не верил, что бывают семьи, где детям уделяют столько внимания.
- А меня классный руководитель заставил заниматься, - вдруг сказал он.
- Да? Значит, и в детдомах бывают хорошие преподаватели…
- Очень хороший… Только меня он невзлюбил, и если я получал плохую оценку или не знал что-нибудь, он заставлял закатывать рукав и тушил сигарету о мою руку. А у меня кожа такая паршивая, ожоги долго не заживали… Он оставлял меня после уроков и открывал журнал… Смотрел, что я получил за весь день. Первое время наказывал за двойки и тройки, потом, когда я стал учиться лучше, и за четверки или вообще за то, что по какому-то предмету у меня нет оценок. Говорил: "Наверняка тебя спрашивали, а ты не ответил. Иди сюда, расстегни манжет… И не вздумай орать". Смотрел на меня, как удав на кролика, как я подхожу, как задираю рукав, протягиваю руку, и жег, глядя мне в глаза. "Мой долг заставить тебя учиться, сиротка…"
- Какой ужас!
Хан рассказывал, отвернувшись к окну, а тут взглянул на Марию - у той в глазах стояли слезы.
- О, какая ты впечатлительная… Все давно прошло… Зато я полюбил учебу. Зубрил все наизусть, память у меня хорошая была, знал почти все учебники.
Марии захотелось погладить его по голове, как маленького: сколько бы плохого ни говорили о детских домах, действительность всегда оказывается еще хуже.
На следующий день Ирочка, по-видимому, еле дождалась вечера. Она поджидала Машу у кухни и, как только та вышла, сразу начала с восторгом рассказывать:
- Тетя Маша, спасибо вам! Я ему так и сказала! А он засмеялся, что, говорит, созрела? Оказывается, он такой ласковый, такой внимательный, такой нежный, всю ночь меня ласкал…
Марию почему-то разозлил этот рассказ.
- А с кем я тогда разговаривала два часа посреди ночи?
- Это, наверно, он вышел, когда я заснула…
- Да, внимательный, нежный, только вот на нас собирается ставить опыты…
- Ой, да может быть, это неправда…
- А ты знаешь, что стало с теми двумя девушками, которые были у него до вас?
- Да, мне сказали, что они погибли, но он не виноват, у него был приступ, он даже не помнит, как это произошло…
- Может, и не помнит, но тем девушкам от этого не легче… А ты сама помнишь, как Риту пороли у него на глазах?
Ирочка надула губки. И зачем испортила этому ребенку настроение! Пусть бы наслаждалась плотскими радостями… Но девушка недолго дулась, тут же не выдержала и спросила:
- А о чем вы с ним ночью разговаривали?
- Да мы с ним не одну ночь, а каждую разговариваем, о чем - и не перескажешь, обо всем на свете говорим… Потому-то я и хочу спать все время - днем на кухне вкалываю, а ночью с ним разговариваю…
Ирочка ушла, звеня браслетами на ногах. Все три красавицы Хана постоянно поражали воображение остальных своими нарядами. В этот вечер они появились на ужине в восточных костюмах - шифоновые шальвары, маленькие топики, увешанные драгоценностями с головы до пят. Гарем, одним словом. Женщины хозяина выглядели донельзя довольными. И если раньше Ирочка вносила какой-то диссонанс, всегда была словно обиженной, то сегодня и она сияла. Рита же полностью вошла в роль хозяйки - она командовала и в гареме, и всеми остальными женщинами, и не возражала, чтобы ее называли Ханшей.
Ночью Мария спросила у Хана про драгоценности: они у девчонок настоящие или подделки?
- Конечно, настоящие.
- Тогда откуда у работника научного учреждения такое богатство?
- Ты наивна, как Ирочка. Для нашего Центра кредит неограничен в любой форме: деньги, валюта, живые ресурсы.
Мария не могла понять, как это в их стране и в наше время может существовать такое заведение - гибрид острога и научно-исследовательского института. Это казалось невероятным.
- Когда-то, при царе, такое, наверно, могло быть, но при советской власти?!
- Ты сама простота. Да наш институт как раз и существует с первых дней советской власти. Сначала тут занимались биологическим оружием.
- Бактериологическим?
- Нет, здесь немного другое, не инфекциями занимаются, а ищут различные способы влияния на организм человека. Не только отрицательные, но и положительные. Один ученый-авантюрист соблазнил правителей идеей бессмертия, побочным продуктом его научной работы, но именно это исследование и стало теперь главной целью нашего заведения. В сталинские времена медиков тут быстро меняли - не смог за год изобрести эликсир жизни, "живую воду" - все, расстрел. Потом стали давать побольше времени, но тоже ждать долго не хотели. А опытный материал сюда всегда поставляли без ограничений - смертников, раньше из концлагерей, потом из тюрем, домов инвалидов, престарелых.
- Ну, в сталинские времена это неудивительно, ведь людей не то что не берегли, а специально уничтожали. Но потом, когда к власти пришли Хрущев, Брежнев, они-то как могли допустить это? Или не знали?
- Как могли допустить?! Да в их времена в нашем правительстве были одни старики - больные, пресыщенные и циничные. И все хотели получить если не бессмертие, то долгую жизнь, здоровье. В брежневские времена наше учреждение расцвело, его сделали еще более закрытым, автономным и самодостаточным, добавили хозяйственный двор - чтобы продовольствие реже подвозить, чтобы информация случайно не вышла за пределы этой территории, меньше контактов - больше степень секретности. А уровень снабжения при этом подняли еще выше.
- А как вы сюда попали?
- Случайно. По рекомендации своего научного руководителя. Вроде бы недавно, но уже почти десять лет прошло. А после того, как сделал серьезное открытие, я здесь - царь и бог.
- Какое открытие?
- Это же секретные материалы, тебе ни к чему знать… - Потом усмехнулся: - Вот уж, действительно, много будешь знать, скоро состаришься! Хотя, ты все равно здесь и останешься… Не болтай только на эту тему ни с кем, а то непоздоровится… А открытие такое - наступление старости можно ускорять.
- И что тут секретного? Какое же тут открытие? Это знают все - создай плохие условия, обеспечь стрессы - мигом состаришься.
- Нет, это очень серьезное дело. Представь только: вот пришел к власти здоровый мужик, президент кампании или даже страны, уж у него-то условия самые лучшие, а его надо так деликатно отстранить от управления, чтобы даже он сам этого не заметил. Здесь можно использовать мое маленькое открытие: надо просто добавить некую микстуру в любую жидкость, и через определенный промежуток времени человек становится развалиной. Но у власти-то он остается до конца срока, хотя в сущности, уже не способен решить ни одного вопроса, - марионетка в умелых руках. Для того, кто стоит за ним, - это идеальный вариант. Всего за год здоровяк может стать дряхлым маразматиком. Вон, видишь, что с Надей стало…
Мария даже ахнула:
- Наде вкололи эту гадость? Бедная девушка… Нет, вы шутите…
- А тебе что, жалко ее? Не женщина, а паровоз, носилась тут на всех парах, не сворачивая…
- Конечно, жалко. Я думала, ей что-то дали для похудания… Зачем вы это сделали?