– Заело, – прокомментировал Иван.
Майя с раскрытым ртом смотрела на экран.
Экран дергался в петле, голос Кена Уилбера повторял из колонок:
– I am… I am… I am… I am… I am… I am… I am…
– Невероятно, – произнесла она. – Ты понял, что произошло?
– Дай перезагружу его, – отодвинул ее Иван.
– Погоди. Ты вдумайся, что произошло!
– А шо произошло?
– Компьютер попал в состояние Биг Майнд, про которое говорил Уилбер! Наш компьютер только что осознал себя, нашел свое Я! Прикинь, это работает!
Иван не доверял ее восторгам.
– Ты осознай! Компьютер понял, что он существует. Это самадхи. Мы с тобой стали свидетелями самадхи. У нас в доме появилось просвещенное существо. Ты знаешь, что семья, в которой родился просветленный, благословенна Богом, потому что он будет молиться не только за семью, но и за все село?
– I am… I am… I am… I am… I am… I am… I am… – повторял компьютер.
– Я в это не верю, – буркнул Иван.
– Ты бы еще спросил "что это ему дает?" – рассмеялась Майя. – В этом доме происходят чудеса!
Иван поднялся и выдернул из розетки тройник, к которому был подключен компьютер. Монитор погас, комп замолчал.
– Ты что сделал? – спросила Майя.
– Он перезагрузится, и все будет нормально.
Наглость, которую Майя ощутила в его интонациях, в его ленивой, пассивной, блудливой позе, разогнала ее злость до опасного градуса, и девушка хлопнула его рукой по заднице. Раз, другой, третий…
– Ай, ты что делаешь! – обернулся Иван.
Майя схватила его за руку, дернула к себе и стала лупить ладонью по этому наглому, самодовольному заду. Иван вырвался. Под горло ей подступили слезы.
– Ты что, сдурела?
Ее рука гудела и горела. Врезала она хорошо ему. Так ему и надо. Иначе с ним разговаривать нельзя.
Майка поднялась и молча вышла из комнаты.
– Эй, ты чего? – услышала вслед.
Бессилие и злость сжимали ей горло, но Майя так и не смогла расплакаться и начала собираться на прогулку.
Просто все это зашло слишком далеко. Слишком болезненно. Слишком надрывно. Она заигралась. Все, что она хотела, – отомстить, не больше. А надрывалось что-то в совсем другом месте.
Вот всегда так. И главное – в поле же не убежишь от себя. Вокруг – только ты.
6
В то утро Майя проснулась, когда Якова уже не было в постели. Она вспомнила, что происходило днем раньше, вспомнила, что Яков спал отдельно, вспомнила сцену с Йолантой и Матвеем. Подумала, что ее конец таким и должен быть. Психодрама, которая всегда с тобой.
Майя отогнала эти мысли. На самом деле все прекрасно.
Только вот эта дыра на сердце, а так все прекрасно.
По окну барабанил дождь.
7
На истории с Иваном она всерьез обеспокоилась тем, что с ней происходит. В глобальных масштабах. What the blip do we know, так сказать.
Было воскресенье. Яков замкнулся в себе. Еще ничего не случилось, но Майя уже знала, что сегодня она пройдет точку невозврата.
Циклон с севера еще держал небо в серой скорлупе, и только на западе из-за туч пробивался свет, от чего небесный купол окрашивался золотом. Солнце было тусклым, зимним, напоминало то ли комету, то ли гаснущую звезду.
На полнеба раскинулась радуга. До радуги ей не было дела. Майя сидела, оперев голову на руку, и циркуль, которым она чертила календарь, повис в руке. Листы бумаги свернулись в рулоны.
Пес, привезенный Матвеем и Богусом, – Месье, – скрутившись под ногами, спал.
Иван, херувим, сосредоточенный на домашнем задании, скользнул взглядом от Майки к волейбольному мячу, который выкатился на середину комнаты.
Поделиться бы сердцем, оживить все это – да не оживлялось оно, не было больше огня.
Майя думала про море. Но разве море за спиной могло изменить то, что уже случилось?
8
Человек похож на йо-йо, которым забавляется Вселенная. Она бросает человека в бездну, и в бешеном лете человек даже не догадывается, что его полет – это падение, а ощущение борьбы – это только натяжение резинки.
Дойдя до крайнего положения, йо-йо возвращается. Не про этот ли момент рассказывают те, кто видел, как вся жизнь пролетает перед глазами в обратном порядке?
Должна быть точка неподвижности, когда резинка еще не дернула, но и инерция полета вдруг закончилась – и ты застыла на месте. Возможно, это и есть точка бесповоротной смерти? Тогда, в какой-то момент, ты должна посмотреть через плечо и узреть себя такой, какой тебя видит Вселенная: заглянув в точку зачатия, как в калейдоскоп, сквозь туннель твоей жизни она рассматривает большой палец на своей вселенской ноге.
И тогда все становится ясно: что это была разводка, что вскоре ты вернешься в крепкую ладонь, на мгновение сладко влипнешь в нее, а потом тебя запустят снова – да это уже будешь не ты.
"И теперь мне кажется, что я, Майя, смотрю на себя глазами Вселенной. Сквозь подзорную трубу моей жизни смотрит на меня Нерожденный, который запустил мясорубку с зеркальным, как у фотоаппарата, механизмом. И этот путь фарша для котлет я называла жизнью".
9
"Шансы человека унаследовать царство небесное значительно преувеличены, – писала Майя в своем блоге. – Стоит хоть раз увидеть весь ужас положения, в которое мы погружаемся уже в трехлетнем возрасте. Реальный мир подменен словами. Обман родителей разрывает единое "Я есть" на тело, которое боится, и психику, которая сомневается. Страдания шизофренического сознания заслоняют очевидность вещей и заставляют относиться к телу, как к мясному наросту, полному ядов, болезней, немощи и боли, хороня действительность, данную в ощущениях, в могилки слов. Это не я. Это не мое тело. Это происходит не со мной. Эту жизнь живу не я".
10
Воскресное утро.
Она спустилась на первый этаж с ковриком для йоги. На кухне горел свет.
За столом сидел Матвей. Возле стойки стояла Йоланта с бокалом коньяка в руках. В кухне повис аромат кофе и сигар.
– Доброе утро, Йоланта, – поздоровалась Майя. – Матвей! Вы уже помирились?
Матвей зарос щетиной, под глазами набрякли мешки. Он уставился на нее сквозь дым сигары.
– Коньяку? – предложила Йоланта.
– Ты похудел, Матвей. Я вчера не заметила.
Матвей глотнул коньяку из своего бокала.
– "Как зарос, гляди! А худой да бледный– то… Зимние дожди".
Матвей осушил бокал.
– Басё. Майя, ты любишь Басё?
Майя пожала плечами.
– Видишь, – сказал Йоланте Матвей. – Майя не знает, любит ли она Басё. Но она знает, кто это такой…
– С Майей можно поговорить на разные темы, – сказала Йоланта. – Кстати, дождь снова пошел, ты слышишь?
– Ага… Зима никудышная. Как там у Басё?.. "Дождь идет, хоть плачь. Обезьяну бы в лесу спас зимою плащ"…
– Я закрою дверь в кухню, чтобы дым не тянуло в дом. Я буду заниматься йогой. Хорошего дня!
Майя плотно прикрыла дверь. Пошла в ванную и долго-долго отмывала руки мылом.
Вопросы, которые задает жизнь, иногда удивляют абсурдностью.
Стоя утром возле умывальника, она держала ладони под струей воды и думала: "Почему красны мои руки?"
11
Разговор с Богусом не клеился. Майя чувствовала себя неуверенно с этим мужчиной. Когда Богус закурил сигару, она заговорила, только чтобы не длить паузу.
– Пассивные курильщики не должны страдать из-за вредной привычки других, вы так не считаете?
– Я не считаю курение вредной привычкой, милая Майя.
– Вы оригинальны.
– Позвольте вас поправить – это маэстро оригинален. А я – тихий жрец глубин. Я вглядываюсь вглубь.
– И что же вы там видите? Ряды могил тех, кто умер от рака легких? Или они лежат глубже?
– Если вы считаете, что те несчастные умерли от курения, вы сильно ошибаетесь.
– А от чего же тогда?
– Почитайте надписи на похоронных венках, и все поймете. "Дорогому зятю", "Любимому сыну", "Лучшему брату". Мы убиваем тех, кого любим. А вообще, божество мстит, если его закрыть в неправильный кувшин.
– Вы о чем?
– О табаке. Рак легких – это подарок от ваших любимых тольтеков. Некий респонс на то, что католики запретили им употреблять священные растения. Вам известно, что табак относился к священным растениям?
– У Добкин де Риос об этом достаточно было написано.
– Вы такая эрудированная, Майя. Это похвально. У тольтеков существовала целая культура табакокурения. Протокол обращения с духом табака. Пока протокола придерживались, табак приносил пользу, вы знали об этом?
– И какая же от него была польза?
Визионерство. Целительство. Магия. Вы видели, как выглядят курильщики сигар на старости лет? Вы видели эти пальцы, эти лица? Они насквозь прокурены. Их тела просмолены. Особые тела… – Богус пошевелил пальцами в воздухе, чтобы описать нечто неведомое языку этого края. – Это просмаливание похоже на бальзамирование у древних египтян. Тела курильщиков становились твердыми и темными. Как корень, вымоченный в реке. Вместо того чтобы сгнить, он задубел. Задубение. Хороший иероглиф. Дубление предотвращает гниение. Этот иероглиф помогает понять тольтеков, Майя. Мате – еще один дубильный напиток. Ешьте томаты, курите сигары, пейте мате, и вы поймете, что такое быть тольтеком. Туземцы говорили на языке пасленовых. Помидоры, картофель, дурман, табак…
– Согласно Аюрведе, вяжущий вкус для Ватты не подходит, так что простите, Богус, оставьте эту диету для себя, а я еще выпью тибетского чаю.
– Ох, мама дорогая, тибетский чай! Съешьте лучше осетрины по-гуцульски!
12
После такого чая тяжело было сделать шаг навстречу Богусу. Поэтому, когда он предложил пройтись, Майя согласилась.
Майя взяла на прогулку Месье.
– Как он вам? Кажется, уже привык к новым хозяевам.
– Хулиганистый, – ответила она. – Совсем не похож на комнатного пса.
Они прошлись до парковой дорожки. Месье то отбегал, то возвращался, трудно было понять, что у него на уме.
Майя заговорила, чтобы не показаться невежливой.
– Он сможет носиться тут с местными собаками. Их здесь много бегает… Наверное, тут ему будет лучше, чем в квартире где-нибудь в городе.
– А его примут за своего? – показал Богус на пару дворняг, что навострили морды в сторону Месье.
Лес был освещен предвечерним светом. Ветви деревьев звенели от капель. Снег сошел с дорожки, и гулять было одно удовольствие.
– Кажется, мы наткнулись на стражу.
Тявканьем собаки предупредили стаю о чужаке.
Месье замедлил шаг. На противоположном конце дорожки Майя увидела новых собак.
– Да, Майя, мы не ошиблись. Вот местное собачье сообщество, а этот здоровила – их вожак… Смотрите на их позы. Они демонстрируют ритуальную агрессию.
Месье замер.
– У них своя иерархия, видите? Оцените, какой обмен взглядами! Настоящая церемония войны. Нашему Месье показывают, что его тут не рады видеть. Посмотрите на нашего кавалера. Он, кажется, не из пугливых. Смотрите, он не реагирует на первый знак агрессии. Вместо того, чтобы принять позу примирения, он подступает ближе… Теперь они показывают зубы и рычат. Смотрите, какие напряженные тела… сейчас будет драка.
– Я боюсь за него, давайте уйдем… Месье, иди ко мне…
– Погодите, Майя, это стоит увидеть. Это естественное поведение. Нам они ничего не сделают.
Месье бросился на вожака бездомных. Рычание и визг послышались из клубка тел. Майя закрыла уши. Кто-то рванул ее за руку, отчего она вся передернулась.
– Смотрите, черт вас побери! – рявкнул Богус, силой опуская ее руки.
Майя зажмурилась и закивала головой. Ей стало плохо. Лай звенел в ушах.
– Смотрите, – приказал Богус, и Майя от крыла глаза. – Вот природа. Живая природа. Вот вам жизнь, Майя, вот вам всеобщая любовь и всепрощение… Вы же хотите, чтобы жизнь происходила? Хотите, чтобы в ней было место для всего? Так смотрите же…
Ее губы дрожали. "Не заплачу. Ни за что не заплачу перед ним", – повторяла себе Майя.
Поединок прекратился. Вожак дворовых лежал, прижатый к земле. Над ним, вцепившись ему зубами в голову, стоял Месье.
– Как интересно, Майя. Наш Месье не дает вожаку перевернуться на спину – принять позу побежденного… Вы не догадываетесь почему?.. Кто бы предполагал, что у комнатного пса такие гены? Но вы посмотрите только, что он делает… Нет, это что-то необыкновенное…
Месье пытался совершить над побежденным сексуальное насилие. Майя развернулась, чтобы покинуть место бесчестья, но Богус схватил ее.
– Стойте.
– Отпустите…
– Сперва посмотрите на эту волшебную сцену природы, дорогая Майя, – сказал он, и Майя от его голоса перепугалась до смерти. Она замерла, апатично наблюдая за насилием, а Богус сжимал ее руку и говорил:
– Удивительно, что именно нам с вами выпало созерцать эту сцену. Я впервые вижу гомосексуализм у собак. Чрезвычайно интересно. Такие отклонения нередко случаются после черепно-мозговых травм. Вы не били Месье по голове?
Майя молчала, Богус дернул ее за плечо.
– Я спрашиваю, вы не били его по голове?
Майя пожала плечами, стараясь скрыть истерику.
– Я не била. Может, кто-то бил, я не била.
"Господи, дай мне сил это выдержать и живой вырваться от этого маньяка".
– Странно. В таком случае у нашего монсеньора чрезвычайно развит инстинкт доминирования…
Месье слез с обесчещенного двортерьера и потрусил в сторону Богуса и Майи. Пес-жертва, прихрамывая, побрел в противоположную сторону.
– Пойдем, милая моя, всегда улыбчивая Майя. Предлагаю устроить сегодня праздничный ужин из печенки, которую я привез. Печенка по-баварски с белым уксусным соусом – мое коронное блюдо. Погасим свет, зажжем свечи… Вкусный ужин, барочная музыка… Боже, как я рад, что у меня есть причина приезжать в ваш дом…
13
Йоланта вышла им навстречу из кухни растрепанная, в черной вуали на голое тело, с яркими губами.
– У вас что, пожар был? – спросила у нее Майя.
Веранду затянуло непрозрачным дымком.
– Я готовила водоросли, – сказала Йоланта. – Забыла, и они у меня сгорели, представляешь?
Подгоревшие водоросли горчили. Весь вечер Майя вдыхала запах дыма. Им пропахла одежда, стены, занавески на окнах. Жженые водоросли рассказывали про ночь и мрак.
14
Ужин был готов. На столе горели свечи, воздушный контратенор под звуки клавесина пел "Thrice happy, happy lovers…". Тарелки и приборы разложены. На блюдах исходила паром печенка по баварски с картофельным пюре. Майя поставила тарелку с ужином перед Богусом.
– Приятного аппетита, – сказала она и села вместе со всеми к столу.
На тарелке Богуса лежал кусок сырой печенки. Печенка поблескивала в свете свечей. Богус наклонился над тарелкой и вдохнул ее запах.
– Чудесно, – сказал он и улыбнулся Майе.
Майя притворилась, будто сосредоточенно ест гречку.
Богус нарезал печенку на ломти и отправлял их в рот.
– Что это звучит, дорогой маэстро? Умиротворяющая музыка. Такой прозрачный, аполлонический покой.
– Это Генри Перселл, "Прекрасные песни для кастратов". Приятно, что наши вкусы совпадают.
"May you be forever, ever, ever, ever free", – выводил тонкий голос, который Майя приняла за женский. В ней бушевала злая радость мести.
– Как печенка, господин Богус? – поинтересовалась она.
– Печенка отличная, спасибо. Должен сделать комплимент самому себе. Это действительно печень молодого теленка. Говядину я недолюбливаю. Вы же увлекаетесь Югом? Вы, наверное, знаете, что русское "говядина" происходит от санскритского "Говинда" – одного из имен Кришны.
Майе расхотелось есть гречку.
– Эта сырая печенка напомнила мне мою молодость…
Тут заговорила Йоланта, которая тоже поняла, в чем дело.
– Как у вас оказалась сырая печенка в тарелке, господин Богус?
– Йоланта, эта печенка оказалась у меня по доброй воле Майи. Сегодня мы с ней стали свидетелями сцен живой природы. Боюсь, они пошатнули в Майе вегетарианские настроения, но не в этом дело. Я хотел сказать…
Майя заслонила глаза ладонью. Она ненавидела этого скорпиона.
– …что вкус сырой печенки напомнил мне молодые годы. Я горел огнем исследования себя, своих возможностей. Мне было интересно, где находится предел выносливости человека.
"Sweeter than roses…" – успокаивал контратенор.
– …одним из самых сильных табу для нас является потребление мертвечины. Для чего природа установила этот предохранитель? Неужели для того, чтобы уберечь человека от отравления трупными токсинами? Но этот запрет не исчезает даже тогда, когда тухлое мясо проварено в скороварке. Почему, спрашивал я себя, почему интеллект должен покоряться инстинктам? Этого я не понимал. Хотя инстинкт и отвращает нас от протухшего мяса, вываренного в трех бульонах, организм воспринимает эту пищу и готов функционировать дальше. Что касается блюд на огне, то тут могу поделиться опытом и сказать, что термическая обработка улучшает вкус птичьего мяса, даже мяса таких помойных птиц, как ворона или голубь. Однако портит вкус рыбы – например, минтая или трески. Хотя, опять-таки, улучшает вкус земноводных и рептилий, скажем, ящериц. Сырое мясо лягушек похоже на сырое мясо раков. Жаб пробовать не рекомендую – они часто ядовиты. А змеи – питательны.
– Как интересно, – отметил Яков.
"Ненавижу, ненавижу вас всех", – кричала мысленно Майя.
– К сожалению, не нашел общего языка с моллюсками. Улиток есть сырыми не решился, их внутренности кишат инфекцией и паразитами. Приготовленные на огне, они становятся вполне приемлемыми. Как-то на Тянь-Шане я две недели питался гречкой и слизнями – такими крупными моллюсками без раковин. Дождевые черви, поджаренные на масле, тоже служат источником протеинов в бедном белками рационе. Но их нужно по держать голодными, чтобы они опорожнились. Насекомые, скажу вам, господа, – отдельное царство. Самыми вкусными до сих пор считаю саранчу и кузнечиков. Я бы даже сказал, они обладают некоторыми психотропными качествами. Несъедобными оказались чешуекрылые. Сильнее всего я отравился, когда съел несколько куколок неизвестной мне бабочки. Коконы шелкопряда, правильно приготовленные, я пробовал в Китае, это еда на любителя. Жуки, пауки, а особенно муравьи и их личинки – съедобны и питательны. Жуки обычно имеют свой запах. Если при обработке неприятный запах исчезает, я это расцениваю как признак съедобности. Если усиливается – даже не пробую. Бросьте на раскаленный противень муху и таракана, и вы поймете, о чем я говорю…
Майя вышла из-за стола и покинула веранду. До нее еще доносился голос Богуса:
– И все-таки эта музыка, дорогой Яков, эта музыка!.. Она завораживает своей умеренностью и красотой. Кажется, она утихомирила бы даже дикого зверя…
Кастрат выводил божественные мелодии, которые было слышно во всем доме: "Alleluia, alleluia".
15
Каждый музыкальный инструмент, будучи малым отображением Вселенной, состоит из вибратора и резонатора.
В скрипке вибрирует струна, в кларнете – трость, в женщине – фаллос. Если у женщины нет рядом мужчины, она ищет вибраторы-заменители, которые бы помогли извлечь из себя звук. Поэтому мужчина – и композитор, и исполнитель, суть которого – вибрировать. Фрейд перестраховался, указав, будто пещера, шляпа, и яма, и собор – образы влагалища. Вагинальные фантазии – лишь прообраз Пустоты, купол которой освещает золотой штепсель-лингам, воткнутый в розетку магнетического женского начала.