Интересная вещь – этот портсигар. На черно-белом эстампе за письменным столом сидела обезьяна, подперев рукой подбородок. На обезьяне было пенсне. Взгляд обезьяны направлен в окно, на что-то, похожее на черный подсолнух.
– Да, маэстро. Это Дарвин. Он наблюдает солнечное затмение.
Яков вернул портсигар Богусу.
– И что же видит Дарвин? Череду перерождений от обезьяны до "Битлз"?
– Неизвестно. Возможно, думает, что человек отличается от животного только тем, что курит.
– Вы верите в происхождение человека от обезьяны?
– Словосочетание "происхождение человека" для меня – сугубо поэтическое. Реальный человек – вот что интересно. Ecce homo – вот человек. – Богус указал на Яну. – Реальная. Все прочее – поэзия. Поэзия оставляет место для свободы. Вы согласны?
– Я устал от поэзии. Для меня поэзия – это ад.
– Может, вы играете не за ту команду?
Яков замолчал.
– Богус, а вы любите рассказывать истории? – спросила Йоланта. – Я ужасно люблю красивые истории.
Девушки продолжили ненавязчивое распитие "Бехеровки".
Яков поднялся, не говоря ни слова, вышел и закрылся в своей комнате.
9
Этой ночью Майя ложилась спать одна.
10
Где-то около одиннадцати, когда все уже должны были спать, дом был растревожен криками.
Яков сбежал вниз посмотреть, что происходит.
Спустились посмотреть также Майя и Иван.
Возле закрытой двери ванной стояла Яна. Она скреблась в дверь и приговаривала:
– Масичка, ну пусти, дай я с тобой поговорю…
Из ванной доносилось рыдание Йоланты.
Матвей, голый, стоял под дверью.
– Открывай, кому говорю! Открывай, мерзавка! Я тебе покажу "играться". Вообще охамела…
– Да иди ты, слышишь? Нашелся тут фраер… – Яна сказала это так презрительно, что Матвей лишился дара речи. Он развернулся и, бормоча проклятья, ушел.
– Что случилось? – спросила Майя.
– Я не знаю, – буркнула Яна. – Все нормально. Масичка, он уже ушел, пусти меня.
Дверь в ванную приоткрылась, и Яна проскользнула в щель. Дверь закрылась, и снова послышалось горькое рыдание.
11
Яков остановил Майю, взял ее за плечи и спросил:
– Ты как?
Майя не откликалась.
– Да что это такое с вами стряслось?
Майка, не оборачиваясь, пожала плечами.
– Ты плачешь? Почему ты плачешь?
– Нипочему, – прошептала Майя сквозь слезы.
– Тогда почему плачешь?
– Страшно, поэтому и плачу…
– А почему страшно? Почему страшно?
Майя снова пожала плечами.
– Что-то изменилось между нами и больше не будет таким, как когда-то.
– При чем тут мы?
Майя тихонько зарыдала. Яков обнял ее и с ужасом понял, что не чувствует ничего.
12
Богус сидел один возле пылающего камина.
Трубка давно погасла.
Иногда он подкладывал еще полено. В трубе выл ветер. Было три часа ночи.
В дверь в сад что-то заскреблось.
– Любимый, это я.
В дверях стояла на четвереньках Йоланта. Кошечкой она подошла к Богусу и потерлась головой о его колено.
Йоланта была голой.
– Ты такой мужественный, – сказала она ему на ухо, оказавшись у него на коленях. – Как ты меня нашел? – промурлыкала она, распуская узел его галстука – Ты позволишь мне поиграть еще немного? Я еще не наигралась. Позволишь? – Йоланта заглянула ему в глаза. – Мой бесценный. Еще немножко… – Йоланта отползла, не сводя с него глаз. – Еще немножко поиграюсь… Еще немножко…
Богус подложил еще одно полено, и огонь запылал ярче.
В трубе выл ветер.
Эписодий третий
IX. Золотая чайка переплывает бездну Allegretto (подвижно)
1
Богус застал Якова в зимнем саду за роялем. Только начинало светать, но большие окна давали достаточно освещения, чтобы опредметить террасу.
– Приветствую, маэстро! – произнес Богус. – Девушки говорили, что вы поднимаетесь рано.
– Приветствую, – сказал Яков, не отрываясь от клавиш.
– Шнитке? – спросил Богус.
– Сильвестров.
– Концерт для фортепиано и виолончели?
– "Метамузыка".
– "Метамузыка"… Хм…
Богус поставил на огонь кофе.
– Маэстро, я так понимаю, у вас возник ли проблемы с выполнением заказа? Вы бес покоите великих отцов. Высокое дерево низ ко гнется, маэстро. Вы не забыли историю про Нил?
Богус назвал несколько имен.
Яков перестал играть на фортепиано и повернулся к Богусу.
– Вы знаете, Богус, я тоже человек образной речи. Как-то раньше было стыдно в этом признаться, а при вас – нет. Так вот. Богус, вы видели Гималаи?
– Нет.
– Величественные горы. Один олигарх решил выяснить, в чем же великий секрет жизни. Он собрал большой эскорт из джипов, коней, колесниц и отправился в Гималаи искать мудреца, который знал ответ. Мудрец жил на вершине высокой горы, далеко в Гималаях. По дороге свита олигарха падала в глубокие ущелья, их рвали дикие звери, они тонули на переправах через горные реки. Но олигарх не сдавался. Когда с ним никого не осталось, он пошел дальше сам. Его мобилка села, его паспорт раскис, а кредитную карту вырвало из рук ветром. Наконец он дошел до пещеры, в которой жил отшельник.
– Вон как.
– Да. Итак, олигарх спросил у отшельника: "О достойный! Скажи мне, в чем великий секрет жизни?" Отшельник оценил усилия вельможи и ответил: "Я расскажу тебе, в чем великий секрет жизни. Слушай внимательно. Секрет жизни в том, что жизнь – это река". Олигарх посмотрел вокруг, чем бы бросить в отшельника, чтобы сразу прибить, но тот жил бедно и в пещере ничего не было. Тогда олигарх закричал в гневе: "Я потерял всех своих слуг, все мои джипы и колесницы остались на дне глубоких ущелий! Мой телефон сел, мой паспорт раскис в говно, прошу прощения, мою кредитную карту сдуло ветром! И я прошел столько километров, чтобы услышать, что жизнь – это река?" Отшельник оценил самообладание олигарха и сказал: "Хорошо. Хорошо, ты убедил меня, ты – достойный. Я открою тебе настоящую тайну жизни. Жизнь – это не просто река. Это очень большая река".
– Привет темным отцам! – Яков хлопнул крышкой рояля, встал и пошел в кабинет.
Майя уже хлопотала у стола, нарезая хлеб на тосты самым длинным ножом в доме, и Богус засмотрелся на блеск его лезвия.
– А где же наш Иван? – поинтересовался Богус у Майи. – Вчера я не видел его до ужина. Майя, скажите, Яков любит своего брата? А Иван – он рисует?
2
– Милый мой композитор, ты выглядишь разбитым, как старая барабанная палочка. Позволь тебя приголубить…
– Не трогай. Жертвы твоих неясностей не спали всю ночь. Зачем ты с Матвеем так по ступила?
Йоланта улыбнулась и расправила волосы.
– Он бы нам только мешал.
– Что ты несешь…
– Он бы не успокоился, пока не достиг цели. Мне не нравится такое отношение. Он бы надоедал. Он ужасно навязчивый. А еще он бы мешал нам.
– Вам?
– Нет. Нам. А твое внимание, композитор, должно быть в творчестве, в божественных дерзаниях. Я сделаю все, чтобы никто не отвлекал тебя.
– Не слишком много берешь на себя?
– Женщина должна заботиться о земном, чтобы мужчина мог прорываться в небеса.
– Как заманчиво. Почему у тебя эта улыбка?
– Не знаю, композитор. Может, у тебя есть догадки?
– Вот, держи. Лекция первая. И не улыбайся так.
3
В три часа дня возле дома зарокотала машина.
С базара вернулись Матвей и Богус.
– Что это такое? – спросил Яков, указывая на третьего персонажа, который зашел на веранду вместе с Матвеем и Богусом.
– Уважаемый маэстро! Мы с вашим братом заехали на рынок – на Краковский. Там я осуществил все возложенные на меня госпожой Яной полномочия. Его зовут Месье. И он полностью ваш.
В коридоре сидел взрослый черный пудель. Вследствие нехватки такта он завалился на бок, выставив на всеобщее обозрение доказательства того, что он действительно пес.
– Какой пуделек классненький, – сказала Яна. – На на на!
Пудель подбежал к ней и уперся мордой между ног.
– Спасибо за внимание к моим гостям, господин Богус. Но почему пудель? – спросил Яков.
– Да, маэстро, это хороший вопрос. Я спрашивал себя: "Может, нам нужен ротвейлер? Нет, это не может быть ротвейлер. Тогда, может, это ризеншнауцер? Нет, это не может быть ризеншнауцер. Может, это овчарка?.."
"Месье", – мысленно повторил Яков.
4
За столом собрались все: Богус, Матвей, Иван, Яков, Майя, Ира, Яна и Йоланта. Йоланта спрашивала, кому еще рагу, и добавляла салата. Богус попросил две порции. Матвей съел три.
Рагу у Йоланты получилось вязким, перченым, душистым. Оно истекало соками разгоряченной прелестницы.
Майя отварила рис для себя.
5
Когда за столом воцарился сытый дух, заговорила Майя, пантера с зелеными глазами.
– Господин Богус, что вы думаете о конце света? Ближайшая дата – это две тысячи двенадцатый, год вашего чемпионата. Ведь игра в мяч пошла от майянцев.
– Да, это была ритуальная игра, игра-мистерия. Играли двенадцать игроков, по количеству богов в пантеоне. Они швыряли друг другу тяжелый каучуковый шар. Майянская Вселенная лежит на четырех цветах: на черном, белом, на синем и на желтом. Четыре стадии, две стороны, одна вселенная. Я имею в виду один мяч.
– Как флаги Евро две тысячи двенадцать. Флаги Польши и Украины.
– Да, Майя. Неотвратимое на то и неотвратимо, чтобы происходить. Я не задумываюсь над тем, что будет в две тысячи двенадцатом. Кто знает, когда наступит мой две тысячи двенадцатый? А когда может наступить две тысячи двенадцатый для вас?
– Финальный матч будет в Донецке, – прибавил Матвей. – Представь себе, Майя. Стадион "Донбасс-Арена". Прожектора. Трибуны. Ринат Ахметов. Возле него – Чарлз Дарвин. Над полем – полное солнечное затмение. На трибунах – танцы святого Витта. До конца света – три минуты, ровно три минуты. Равнодушным не останется никто. – Матвей заговорил голосом спортивного комментатора: – Итак, арбитр подает мяч, мяч переходит к Кецалькоатлю, пас на Перуна, опасная ситуация на штрафной площадке, полузащитник Кали-Юги Тескатлипока пытается сыграть против правил, снова Лакшми-Нараяна… пас на Алу Парата, Алу Парата обводит второго полузащитника Уицилопочтли… Передача на Кецалькоатля… ГОЛ!!! ГОЛ!!! Такого экстаза мы еще НЕ ИСПЫТЫВАЛИ!!! "Шамбала" – чемпион!
Йоланта заржала.
– Простите, – сказала она, успокоившись. – Снесло голову. Так смешно!
Богус кивнул, словно между прочим:
– В две тысячи двенадцатом произойдет решающий матч, Яков. Представляете звучание своей симфонии на открытии этого чемпионата?
Яков покачал головой. Скрестив руки на груди, он сидел отдельно от всех, как засохший корень.
– Нет, ее не будет.
Яков взглянул на Матвея. Матвей закатил глаза к небу, встал из-за стола и пошел на кухню.
"Ну вот. А ты волновался. Ты победил!"
Яков ощутил жар в ногах. Предчувствие свободы.
– Матвей, что ты задумал? Прекрати! – вскрикнула Майя. Яков успел только увидеть лезвие ножа, которое блеснуло возле его глаз, и треск липкой ленты. При чем здесь лента?
Яков начал вырываться, но было уже поздно. Матвей заломил ему руки за спину и смотал их скотчем. Майя (было слышно, что ей не хватает воздуха) кричала:
– Ты что делаешь?! Матвей, прекрати! Хватит! Ты что, сдурел?
Матвей заломил ему ногу и примотал ее к ножке стула. Пара секунд, чтобы примотать и вторую.
– Ну вот, теперь все нормально. Господин Богус, вы не пугайтесь, это у нас сугубо семейные разговоры. Не обращайте внимания, продолжайте. – Матвей вытер пот со лба. – Что там вы рассказывали про Марию-Антуанетту?
– Ах, Мария-Антуанетта? Мария-Антуанетта из рода Габсбургов была уверена, что влияла на ход событий при помощи колоды карт. Раскладывая пасьянс, она считала, что мир понимает и слушается ее. Когда началась Французская революция, королеву бросили в тюрьму, чтобы отсечь ей голову. Мария-Антуанетта всю ночь раскладывала пасьянс, который повернул бы мир так, чтобы казнь отменили. Ее застали за незаконченным пасьянсом. Ее последние слова на эшафоте были таковы: "Почти получилось".
– Ты слышишь, Яков? Почти про тебя история. Да-да, продолжайте, господин Богус, я вернусь через минутку. А ты, – он показал ножом на Майю, – даже не думай ему помогать. Ты поняла меня? В угол. То-то же.
Матвей побежал на второй этаж.
– Более, что здесь происходит! – Майя схватилась за голову. Она бросилась отвязывать Якова. Но Матвей пришел быстрее, чем она успела что-либо сделать.
– Я же сказал: не подходи. Это тебя не касается. Он – не твоя семья. Он – моя семья. Это ты освободила мамину комнату без моего разрешения?
– Да, я там…
– Большое спасибо.
– …занималась йогой…
– Ты не против теперь заниматься йогой в другом месте?
Матвей одним движением опрокинул стул с Яковом на задние ножки.
– Вы общайтесь, общайтесь… А мы с бра том пойдем писать симфонию.
И Матвей потащил стул с Яковом к лестнице.
6
– Яков, ты не представляешь, как мне неприятно это делать. Неприятно… и тяжело… – кряхтел Матвей, втаскивая стул с братом по лестнице. – Мне очень, очень жаль, что это происходит. Я так и знал, что ты выкинешь какой-то фокус.
– Да какой фокус? Вы делаете мировые катастрофы! Вы устраиваете геноцид!
– Не преувеличивай наших заслуг, Яков. Я делаю это для твоего же блага. Солипсист хренов, – сказал Матвей, затаскивая стул в мамину комнату. – Тебя что, для этого папа с мамой сделали? Так, и чтобы никаких глупостей мне. Нож очень острый. Я волнуюсь. Я могу психануть.
Матвей разрезал липкую ленту и выдернул из-под Якова стул. Тот повалился на пол.
– Сделай то, что должен сделать, и живи достойной жизнью! – сказал Матвей уже на пороге, держа в руках нож и стул. Вышел и закрыл дверь с другой стороны на ключ.
– Я что, кровью должен вам на стенах писать симфонию? – прокричал Яков ему вслед. – Тут ничего нет.
Через некоторое время дверь открылась, и Матвей бросил в комнату горсть маркеров.
X. Черный заяц, красная рука Andante non troppo (неспешным шагом)
1
Вся компания сидела тихо.
– Ты, – сказал Матвей Майе. – Я тебя знаю. Можешь оставаться. Чтобы никаких поджогов дома. Найду твоих родителей и сожгу их дом, чтоб ты понимала. Чтоб никаких, поняла? Это тебе не романтическое кино. Никаких подкопов, тайного освобождения, никаких покушений на главного надзирателя. Завтра мне нужно съездить в Киев. Я приеду и проверю, не было ли диверсий. И проверю, что там наш маэстро. На хлеб и воду его. Ты отвечаешь за него, уяснила?
Майя поняла, что настал момент, по которому она плакала, когда слушала Мари Лафоре, когда думала про Львов. И от ее решения зависит все.
2
Ей уже давно не пятнадцать, не шестнадцать, не восемнадцать, а она все равно лажает. Есть жизнь, которую нужно прожить, и лучшее, что можно с ней сделать, – это позволить ей происходить.
Поняв это, Майя, вплоть до сегодняшнего дня, ставила вновь и вновь один и тот же диск – нью-эйдлсевский сборник с песнями Оливера Шанти, Китаро, Вангелиса и других композиторов, чья музыка отвечала мотиву океанической любви.
В конце концов, Йоланта действительно девочка для секса. Не больше. Достаточно посмотреть на нее, на ее манеру краситься и одеваться – это какой-то эскорт сервис, а не человек.
3
С Матвеем Майя держала дистанцию еще в Киеве, с той поры, когда он попытался ею овладеть на йога-студии.
В Зазеркалье оставался только Иван. Он лучшим образом подходил для того, чтобы разрядить эмоции.
Эмоции нагромождались.
Их становилось тем больше, чем сильнее Майя старалась разобраться в себе и в том, что с ней происходит.
Уже не вспомнить, какой это был день по майянскому календарю, когда Майе довелось встречать Богуса одной за завтраком. Скорее всего, это был день флейты – день выдохов в одиночестве: вздохов от грусти, усталых вздохов, вздохов по любимому. А еще вздохов от труда, от оргазма без партнера, от курения голубого лотоса, от облегчения и от бестолково потраченного дня. Майя поняла, что флейты – ее астрологический знак в космосе Якова. При воспоминании о Якове становилось одиноко.
Одиноко встречать Богуса выпало как раз на флейты.
4
Майя учила с Иваном уроки, потому что решила заменить ему мать. Она много читала, знала, что это перенос, понимала, что здесь замешаны воспоминания об Анатолии. Ничего больше сделать с этим не могла.
Она потеряла свой путь еще там, в детстве. А блуждать в потемках больше сил не было.
Она поставила все на Якова и считала, что он приведет ее назад, к началу всего. Туда, где она утратила себя.
Где есть смысл, более сильный, чем год 2012, туда, где есть ради чего жить и есть за что умирать. Где есть нечто большее, чем нейрофизиологические реакции, и где не обязательно должно произойти то, что она увидела во снах и растолковала по жестам и взглядам.
Но завтра она будет плакать не из-за печального содержания своих снов. Утром она разберется в символах своего сновидения, сделает выводы – и ничего не изменится. Майя знала это и ничего не могла предпринять. Она падала.
Майя зажгла ароматическую палочку. На упаковке с палочками она прочитала девиз фирмы – лучший рекламный слоган за всю историю человечества. "Everyone has a reason to pray – у каждого есть причина помолиться". Разве не фантастика? 5
Она заметила в себе склонность брать над ним верх. С Иваном у нее было неоспоримое преимущество – ведь кто он такой? Ему едва исполнилось четырнадцать, представитель нарциссического поколения эмо. Не слышал про гештальт-терапию и Уилбера, не добирался до Юнга и Грофа, не задумывался, что со всем этим потом делать.
Майя видела сценарий их взаимодействия, пыталась выйти из него и понимала, что сама же хочет еще.
Она подтягивала свой английский видеолекциями Кена Уилбера с YouTube. Лекция, которую они смотрели, была посвящена высшим холонам эволютивного проекта – тонкому и причинному уровням. Для Ивана эта лекция была обречена на непонимание, и Майя ждала, когда тот выкажет недовольство. Он сопел, но переводил предложение за предложением вслух, останавливая фильм на несколько секунд.
– Each of you has the sense of "I am", and recognition of I-am-ness signifies the presence of Big Mind, – говорил маленький Кен Уилбер с монитора.
– "Каждый из вас имеет… смысл"…
– Ощущение или переживание, – подсказывала Майя.
– "…имеет ощущение или переживание"… оф… "переживание "я есть" и"… не разобрал.
– "И распознание состояния Самости обозначает присутствие Великого Сознания". Слушай внимательнее. – Майя пустила видео дальше.
– You\'re aware of your own I-am-ness right now. It\'s the unavailable guide to big mind, and the only way to this is to be aware of the only think – the presence of I am… I am… I am… I am… I am… I am… I am… I am… I am… I am… I am…