- Нет уж, давайте разберемся! Я не могу оставить этот вопрос открытым, я сейчас старикашку разоблачу. Ты, - говорит, - дед, в общем-то, нас неправильно понял. Если ты думаешь, что мы просто явились грабить твою сберкассу, ты глубоко ошибаешься. Скажу больше: мы вообще в завязке, а сберкассу пришли брать исключительно потому, что новые деньги вышли. Ведь интересно же, ты посуди: вышли новые деньги, а мы их еще в руках не держали…
Значит, кассир на эти слова ответил новым разоблачением, уголовники, в свою очередь, тоже начали чего-то там развивать - короче говоря, началась беседа, пожилой заводила даже свой пост оставил. Самое интересное - некоторые вкладчики тоже приняли в ней участие. Но я, это будем прямо говорить, потихонечку улизнул.
Уж не знаю, чем у них там закончилось, но на другой день я опять пришел вкладывать деньги на мотороллер, хотя уже и с опаской - не под закрытие, а под обеденный перерыв. Все тихо, спокойно. Нигде ничего не побито, плакаты висят на своих местах, финиковая пальма в кадке, народ толпится, кассы стучат, а мужественный старик пересчитывает купюры…
- Вообще это жуткое дело, сколько сейчас всякой нечисти развелось, - сказал Спиридонов. - Вот вы не поверите, но у нас на одиннадцатом этаже одно время жил настоящий шпион по фамилии Иванов. Весь подъезд знал, что он шпион, а ему хоть бы что!
- Наверное, он был не шпион, - предположила Зинаида Косых, - наверное, это его соседи оклеветали.
- Да нет же, самый настоящий шпион! Я один раз выносил ведро - у нас мусоропровод на лестничной клетке - и своими глазами видел, как к нему заходил связной. Связной говорит: "Арктика!" Иванов ему: "Антарктика!"
- И все-таки странно, что фамилия у него была Иванов, - заметила Малолеткова.
- Ну конечно, - откликнулся Лыков, - вы бы хотели, чтобы он жил в Текстильщиках под фамилией Резенфорд!
- Я одного не понимаю, - сказал Журавлев. - Чего органы-то смотрели?!
Спиридонов пожал плечами.
- А может быть, он был и не шпион, может быть, его действительно соседи оклеветали…
- Знаете, что я сейчас скажу?! - сказала Зинаида Косых, восторженно поблескивая глазами. - Совсем мы с вами, граждане, очумели! Зачем нам, спрашивается, бежать за сантехником, когда имеется телефон?! Снял трубку, набрал номер аварийной службы водопровода - и все дела!
- Действительно, товарищи, как это мы сразу не сообразили? - сказал Страхов и тронул свои очки.
- Это нас водопровод доконал, - сказал Зюзин. - В мирное время мы бы сразу сообразили.
Вслед за этим примечанием наступила короткая пауза, в течение которой все, пригорюнившись, похоже, подумывали о том, чем же в конце концов закончится история с наводнением. Впрочем, с потолка сеяло уже мелко, в двойном свете похоже на грибной дождь, но на полу вода стояла так высоко, что ножки стульев скрылись наполовину. В проходе плавали папки, какие-то серьезные бумаги, невесть откуда взявшийся окурок сигары, коробочка из-под скрепок, коробочка из-под чертежных перьев, чья-то пудреница, похожая на экзотического моллюска, а в районе шкафа с деловой перепиской покачивались на мелкой волне лыковские домашние тапочки, клетчатые, с помпоном.
- Слушай, Лыков, давно хочу тебя спросить, - сказал Спиридонов. - Почему ты носишь на работе домашние тапочки?
- У него подагра, - ответила за Лыкова на сострадательной ноте Зинаида Косых.
- Скажите, пожалуйста! - продолжал Спиридонов. - При таком скромном происхождении такая аристократическая болезнь. Сигара, случаем, не твоя?
Между тем завсектором Журавлев, по-птичьи уставясь в телефонный справочник, набирал номер аварийной службы водопровода. Было занято; было занято так настойчиво, бесперспективно, что минут через десять Журавлев свирепо швырнул трубку на рычаги.
- Я, между прочим, один раз развелся из-за телефона, - объявил Страхов. - Приезжаю в командировку в Каменец-Подольский, начинаю названивать домой, как и что, а у меня дома к телефону все время подходит какой-то черт. В конце концов ему надоело мне отвечать, он и говорит: "В ванной твоя Надежда, перезвони". Ну, естественно, сгоряча мы потом с Надеждой Павловной развелись…
- Это еще что! - сказал Спиридонов с силой. - Я со своей женой развелся из-за политических разногласий - вот это да! Да было так… Сразу после Нового года познакомился я с одной потрясающей девицей, и, прямо скажу, она меня закружила…
- Не ожидала я этого от вас, - вставила Малолеткова и таинственно улыбнулась. - Не ожидала.
Спиридонов иронически махнул на нее рукой.
- Ну так вот. Закружила меня эта девица, стал я через день являться домой к утру, а дело было, должен заметить, как раз в разгар англо-аргентинского столкновения. Ума не приложу, какая муха меня укусила, но чтобы как-то самортизировать первый удар, я прибегал к следующему приему: едва только жена открывает дверь, я ей: "Как там ситуация на Мальвинских островах?"
Жена первое время этому вопросу очень удивлялась: для нее был загадочен такой политический результат моего загула. Но потом это перестало помогать, и, конечно, дома у меня начался Содом и Гоморра.
Недели через две случайное чувство меня отпустило. Прихожу я как-то домой, а жена меня спрашивает:
"Что это ты сегодня не интересуешься про Мальвинские острова? Там как раз за истекшие сутки произошли исключительные события".
"А ты откуда знаешь?" - спрашиваю ее.
"В "Известиях" прочитала".
"Очень, - говорю, - интересно! Сколько лет с тобой живу, а это, наверное, первый случай, когда ты газету используешь, фигурально выражаясь, по назначению. С удовлетворением констатирую этот факт".
Жена в ответ:
"Ты во всем виноват. Как придешь домой с третьими петухами, так сразу спрашиваешь про Мальвинские острова. Я, конечно, заинтересовалась".
Я говорю:
"Короче, профессор: что там произошло за истекшие сутки?"
"За истекшие сутки, - говорит, - англичане высадили десант и сейчас продвигаются к Порту-Стэнли".
"Ну, - отвечаю, - достукались аргентинцы! Я всегда утверждал: Англию на фу-фу не возьмешь, сначала научись воевать, а потом уж суйся. Тем более что идеологическая сторона конфликта какая-то темная, кто из них прав, кто виноват - это покрыто мраком".
Жена говорит:
"А я целиком на стороне аргентинцев. Что ж им, по-твоему, оставалось делать? Смотреть, как англичане попирают международное право? Ведь нужно же было как-то вернуть свои исконные земли, верно?"
"Так ведь это, Анюта, - говорю, - получается интервенция! Ведь двести лет уже, как англичане отвоевали у аргентинцев Мальвинские острова, - это же не шутка! Это то же самое, как если сейчас Швеция пойдет на нас войной за Ленинградскую область!"
"С одной стороны, Витя, конечно, так, но, с другой стороны, зачем равнять нейтральную Швецию с английским империализмом? Потом: мы с татаро-монголами за родимую землю пятьсот лет воевали, верно? Значит, когда речь идет об освободительном движении, время не в счет. Били захватчиков и будем бить!"
"Так! - говорю, причем уже сам на взводе. - Понимаешь, Анюта, если по-твоему рассуждать, то нужно no-новой перекраивать карту мира. Ты понимаешь это, садовая голова! А между тем только потому до сих пор не разразилась третья мировая война, что после второй решили: каждый остается при своих деньгах".
"Ну, я не знаю! - говорит жена. - G одной стороны, ты прав, а с другой, не прав. Вообще ты, по-моему, что-то путало излагаешь".
Тут я, конечно, взъелся.
"Да нет, это ты путано излагаешь! "С одной стороны, с другой стороны!.." Тебя полчаса послушать - успокоительное нужно пить!"
"А ты чего, собственно, выступаешь-то?! - говорит жена. - Ты чего выступаешь-то, недоумок?!"
Я, честно говоря, в крик:
"Ах ты, - кричу, - такая-сякая! В политике ни в зуб ногой, а еще обзывается!.."
Одним словом, из-за Мальвинских островов начались у нас с ней скандалы. Всю зиму мы так с Анной провоевали. Придем с работы, поужинаем и за старое. Положим, я заведу:
"Как хочешь, Анюта, а я не перестаю удивляться на твою жесткую позицию в вопросах войны и мира. Конечно, разные бывают войны, бывают и справедливые, даже насущные, но при данном раскладе фишек - я имею в виду наличие ядерного оружия - любой международный конфликт может закончиться космической катастрофой. Поэтому трезвые политики всегда ставят интересы человечества выше всяких узкогосударственных интересов. Это не то что поджигатели англо-аргентинского конфликта, у которых без малого не дошло до применения' ядерного оружия из-за пяти квадратных километров песка и щебня".
Жена, положим, на это возражает:
"Когда речь заходит о национально-освободительном движении, то тут нужно идти напролом, невзирая ни на какие космические катастрофы. А ты, Витя, как в жизни ни с чем пирожок, так и в политике ни с чем пирожок".
"Почему это, - спрашиваю, - я в жизни-то ни с чем пирожок? Какие у тебя имеются доказательства?"
"Доказательств у меня, - отвечает, - вагон и маленькая тележка. Кто, например, прошлым летом проморгал моющиеся обои? Кого обдурили в смысле расширения метража? Кому по полгоду долги не платят?"
Понятное дело, после таких обвинений мы скатываемся на личности- и пошло! Таким образом каждый день, без отгулов и выходных. Главное, ведь мы с ней двенадцать лет прожили - и ничего, а тут гляжу: ну чужой человек, жесткий какой-то, некоммуникабельный!..
Провоевали мы с ней целую зиму, а весной отнесли заявление на развод. Я думаю, ото был первый в истории человечества развод из-за политических разногласий.
- А-атлична! - воскликнул Лыков.
- Что отлично-то?! - спросил его Спиридонов.
- А то отлично, что ты, Студент, все наврал. Я же знаю твою Аньку: безвредная баба, воды не замутит. Вы небось развелись из-за того, что ты просто-напросто загулял.
- У меня тоже сложилось такое впечатление, - сказала Зинаида Косых, - что мы имеем дело с игрой фантазии.
- Я голову даю на отсечение, что мы с Анной развелись из-за политических разногласий! - запротестовал Спиридонов.
- Вообще-то по нашей жизни все может быть, - задумчиво сказал Страхов. - Чем она, собственно, и отлична.
- То, что наша жизнь - дай бог каждому, никто и не отрицает, - согласился Зюзин. - Но врать все же нехорошо.
- Да не врет он, - вступился за Спиридонова нормировщик Клюшкин. - Куда ему соврать, он что, сочинитель, что ли? Он - пролетарий умственного труда. Я, например, сяду письмо писать тетке в Волоколамск, и то весь потом изойду, не то что историю сочинить.
- Тем более что когда дело касается супружеских отношений, возможны самые неожиданные повороты, - сказал Журавлев и высморкался в свое полотенце. - Этот тезис я могу подтвердить следующим примером… Знал я одну супружескую чету: она - плотненькая обаятельная женщина, полевод, он - первый пахарь - района, но со странностями мужик. Например, он давал электричество. Как, положим, электростанции дают электричество, так и он давал электричество. Бывало возьмет в руки лампочку от карманного фонарика, а она горит… Или подсоединят его к амперметру - стрелка показывает наличие тока… Впрочем, это мелочь, так сказать, нонсенс по сравнению с тем, что он учудил после того, как жена его бросила и ушла. Дело в том, что в связи с уходом жены этот пахарь захватил самолет сельскохозяйственной авиации.
Чего она от него ушла - неизвестно, видимо, он ее своими странностями довел до точки кипения, однако антагонизм между ними, наверное, сложился такой, что обычными средствами тут было не обойтись.
Сразу после того, как ушла жена, первый пахарь района прихватил кое-какое снаряжение, взял дробовик и отправился на стоянку самолетов сельскохозяйственной авиации, которая в то время опыляла у них сады. "Кукурузник" он захватил без особых хлопот: припугнул дробовиком экипаж и запер его в кабине. После этого он начал располагаться: постелил матрас, вынул провизию, коробку патронов, книжку от скуки - он вообще рассчитывал на продолжительную осаду. Экипаж, конечно, тут же сообщил по рации о налете, и через какие-нибудь полчаса самолет уже окружали милиционеры. По такому небывалому случаю на место происшествия прибыл сам начальник районного управления внутренних дел, майор, а может быть, подполковник.
Я думаю, что если бы самолет захватил простой уголовник, то его пристрелили бы, и дело с концами, но тут ситуация эклектическая: знатный пахарь, гордость района, с самим Никитой Сергеевичем по петушкам. Поэтому начались переговоры. Из преамбулы выясняется, что пахарь не освободит самолет до тех пор, пока к нему не вернется его жена. Майор, а может быть, подполковник пришел в смятение, по все-таки говорит:
"Что это вы себе позволяете, гражданин?! Какой, понимаете ли, волюнтаризм!.. Вы отдаете себе отчет, что это уже будет государственное преступление?"
"Знать ничего не хочу! - отвечает пахарь. - Вернется жена домой, тогда и получите "кукурузник".
"Ну, это уже ни в какие ворота не лезет! - говорит майор, а может быть, подполковник. - Вы давайте как-нибудь самостоятельно улаживайте свои семейные дела. При чем тут, собственно, сельскохозяйственная авиация?"
Однако пахарь стоит на своем, да еще пугает, что если выйдет не по его, то он расстреляет экипаж, а потом наложит на себя руки.
Ну, видит милиция - делать нечего. Посовещались и поехали за женой. Вечером подвозят ее к самолету. Она говорит своему преподобному пахарю:
"Вылазь, сукин сын! Так и быть, возвращаюсь к тебе на продолжение мучений. Видно, такой мой крест".
- М-да!.. - произнесла Малолеткова и строптиво сложила губы.
- И в этом случае я ничего сверхъестественного не вижу, - сказал нормировщик Клюшкин. - Подумаешь, "кукурузник" человек захватил! Я вот в прошлом году проиграл в "петуха" шесть миллионов рублей, и то ничего!
- Ну, это ты, положим, загнул, - сказал Зюзин.
- А вот и нет! - парировал Клюшкин. - Шесть миллионов как одну копеечку проиграл! И проиграл-то часа, наверное, за два, самое большее за три, потому что у нас были оголтелые ставки.
- Ну и как же ты эти шесть миллионов отдал? - поинтересовался Лыков.
- Я их вообще не отдал, это будем прямо говорить, не отдал - и все! Как же можно отдать шесть миллионов?! И тот мужик, которому я их проиграл в "петуха", тоже понимал, что денег ему не видать как своих ушей. Но расстроился он, конечно, страшно. "Дай, - говорит, - я тебе хоть по морде съезжу!" И я отлично его понимаю, потому что, с одной стороны, он вроде миллионер, а с другой стороны, ему не на что похмелиться. Хотя этот мужик сантехником работал, фактически при деньгах.
- Кстати, о сантехниках, - встрепенулся Журавлев и взялся за телефон.
Опять он минут десять набирал номер аварийной службы водопровода, но на этот раз ему удалось прорваться.
- Алё! - диким голосом закричал Журавлев в телефонную трубку. - Аварийная служба? Тут у нас, понимаете ли, беда: затопило целое служебное помещение.
- …
- А тогда почему у вас всю дорогу занято?
- …
- Вообще-то религиозными вопросами нужно заниматься в неслужебное время! - отрезал Журавлев, положил трубку и высморкался в полотенце.
- Ну что? - спросило его сразу несколько голосов.
- Они принимают вызовы только в ночное время.
- А-атлична! - воскликнул Лыков. - Значит, в дневное время можно беспрепятственно погибать.
- В дневное время нужно обращаться в жилищноэксплуатационную контору по месту жительства.
- А тогда почему у них всю дорогу занято? - спросил Клюшкин.
- Это они просто трубку сняли, потому что у них проходил атеистический семинар.
- Ну что же, товарищи, будем звонить в контору, - сказала Зинаида Косых и деятельно вздохнула. - Против бейдвинда не попрешь.
Журавлев поерзал на столе, взял в руки телефонный справочник, нашел номер конторы и стал звонить.
- Но все-таки я хочу заметить, - продолжала Зинаида Косых, - что какой-то странный у нас народ. Люди тонут, а у них атеистический семинар! Или вот еще такой случай… Есть у меня приятельница в деревне, которая находится поблизости от нашего садового товарищества "Бережки". Я у нее молоко беру и вообще. Так вот эту женщину однажды премировали бесплатной туристической путевкой в Чехословакию. И вы представляете: она еще сомневается - ехать или не ехать! Казалось бы, пользуйся улыбкой судьбы, собирай быстренько чемоданы, а она еще думает, ехать или не ехать…
"Чего тут думать-то? - говорю. - Конечно же, надо ехать!"
А она отвечает:
"Вам, городским, хорошо рассуждать, у вас всего и забот, что белье в прачечную отнести, вам хоть на Северный полюс езжай - все ничего. А у меня хозяйство! Куры, утки, два подсвинка, корова Зорька и вообще. Как я от них уеду, ты рассуди! Ведь если я хоть на неделю оставлю без присмотра всю эту ораву, то вернусь я точно на пепелище - такая моя семья. Я по этой причине даже лечусь исключительно народными средствами, чтобы только не ездить в районную поликлинику, потому что мои мужики могут за несколько часов привести все хозяйство буквально к нулю, и тогда придется перебиваться с петельки на пуговку".
Я ей возразила:
"Хозяйство хозяйством, - говорю, - а мир тоже нужно бы посмотреть, это очень обогащает. Ну что вы! Вот была я в восьмидесятом году в Болгарии - ведь это же совсем другая жизнь!"
В общем, я ее убедила. Главный мой козырь, конечно, был тот, что путевка бесплатная, как с неба свалилась. Ну, написала она заявление на загранпаспорт, вещи собрала, деньги поменяла, проводы устроила, отбыла. Но вы представляете: через день встречаю ее у продовольственного ларька.
"Что же вы, - говорю, - так и не поехали в Чехословакию?"
"Поехать-то я поехала, - отвечает, - да, видимо, не судьба. Я ведь на поездах-то сроду не путешествовала, а это, оказывается, просто страсть! Купе маленькая, дышать нечем, а главное - вперед не видно! Как же можно ехать, когда вперед не видно?!"
Ну не балда?!
- Что-то я все время не туда попадаю, - сказал Журавлев и пристально посмотрел на телефонную трубку. - То выйду на зоомагазин, то на частную квартиру, то на издательство "Русский язык", то на бассейн "Москва"…
- Вообще с этой заграницей постоянно получается ерунда, - сказал Зюзин. - Вы хоть знаете, как я выучил японский язык?
- Не знаем, - хором отозвались Малолеткова и Косых.
- Когда я еще работал официантом, как-то вызывает меня заведующий залом и говорит: "По секрету и только для тебя: скоро у нас будут набирать официантов для отправки в Японию; в Осаке, при советском павильоне, открывается ресторан со своей обслугой. Четыре месяца тебе на изучение японского языка. Представляешь: они начинают набор, а у тебя на руках десять взяток".
Делать нечего - выучил я японский язык. Просидел, как проклятый, четыре месяца над учебниками, про гулянку думать забыл, даже к телевизору охладел. Через четыре месяца являюсь к директору ресторана и как бы между прочим говорю: "Между прочим, - говорю, - я тут недавно выучил японский язык".
Он говорит:
"С чем вас и поздравляю".
"Если нужно, - продолжаю, - готов хоть завтра вылететь на Японские острова".
"И это, - говорит, - хорошо. Только зачем ты туда полетишь?"
"Как же, - говорю. - А Осака? А советский павильон? А ресторан со своей обслугой?"
"В первый раз слышу", - отвечает директор.