Я кипел, задыхался от ярости, жадно впитывал жабрами воздух, чтобы вконец не зачахнуть.
Все еще слабый,
Джонатан
P.S. Спасибо за "Чужой дом". Это действительно шедевр, ради таких книг и вправду стоит заделаться интеллектуалом, глотающим поэзию литрами! Немного остыну и напишу о своих впечатлениях поподробнее…
Кей Бартольди
"Дикие Пальмы"
Фекамп
1 февраля 1998.
Вот это да! Сколько в Вас злости! Успокойтесь, пожалуйста!
Я чем-то Вас обидела? Рассердила своим "книгоспасительством"?
Вы завидуете простому человеческому счастью?
Я свое счастье сделала своими руками, дорогой мсье Шилдс! Совершенно самостоятельно! И Вы еще не знаете, откуда мне пришлось подниматься, причем без помощи любящих родителей и похотливых Пигмалионов!
И я никому не позволю смеяться над своими достижениями!
Переболейте злорадством в одиночестве! Продолжим переписку, когда в Вас не будет ни ложки дегтя, ни прочих гнусных примесей.
На сем разгневанный поставщик гордо показывает Вам язык!
Джонатан Шилдс
Отель "Портовый"
Ла-Рошель
5 февраля 1998.
Мадемуазель Кей, прошу Вас принять мои глубочайшие извинения!
Должно быть, я слишком много вина выпил в одиночестве. Иногда, под вечер все кажется мне беспросветным. Перед глазами на большой скорости пролетает вся предыдущая жизнь, так что поневоле хочется притормозить и вернуться на исходную позицию, все переиграть, как говорит моя нынешняя хозяйка.
А тут еще Рождество…
И "Чужой дом".
Я понимал, что эта книга меня "тряхнет", но не рассчитывал, что встряска будет настолько сильной.
У меня тоже есть своя страшная тайна, а вот исповедоваться некому!
Это меня и взбесило.
Успею ли я получить прощение прежде, чем будет слишком поздно?
Не слишком ли долго я ждал?
Вдруг я умру, так и не объяснившись?
"Сын Бакунина" тоже потряс меня. Я перечитал эту книгу сразу же как написал Вам о ней (видите, я изменяю Вашему книжному магазину с другими лавками!). Любопытно, насколько по-разному выглядит один и тот же человек в глазах окружающих, которые настроены к нему благосклонно или не вполне… В двадцать-двадцать пять лет так трудно объяснить собственное поведение, а тем более - свои отношения с другими! В этом возрасте иной раз не отличишь любовь от самолюбия!
Неужто мне всю жизнь придется расплачиваться за однажды совершенную подлость?
Или я казню себя слишком жестоко - то была всего лишь легкомыслие.
Щегольство на грани убийства.
Я сделал больно другому человеку, другим людям.
Я тоже был беззаботным и жестоким юношей. Я не так стар, как говорит Натали.
Простите мне эти приступы ехидства, Кей, я виновато склоняю голову.
На колени не встану - я слишком горд, но Вы задели меня за живое.
Живите счастливо средь Ваших книг.
А я пребуду в Вашей памяти случайным прохожим.
Я не рисуюсь, мне еще ни в чью жизнь не удалось войти, разве только заскочить проездом.
Вероятно, я не так смел, как хотелось бы.
Джонатан, кающийся грешник
Кей Бартольди
"Дикие Пальмы"
Фекамп
15 февраля 1998.
Не нравится мне этот снисходительный тон. "Живите счастливо средь Ваших книг"! Моя жизнь, стало быть, кажется Вам недостаточно яркой. Какое, право, высокомерие, презрение, злорадство!
Можно подумать, что Вы в этой жизни достигли большего.
И неужто Вы так собой горды, что готовы высмеять ближнего, который, кирпичик за кирпичиком, воздвигал свое шаткое здание?
Все мы одержимы иллюзией счастья, гонимся за ним, как безумные. Это бездумное стремление к счастью и заставляет нас жить. Иначе можно было бы лечь и ждать, когда придет твой час!
Что мне сделать с Вашим кредитом?
Потратить его по своему усмотрению и наприсылать Вам книг, которых Вы не заказывали?
Не желаю быть у Вас в долгу!
Кей Бартольди, зануда
Джонатан Шилдс
Отель "Голубые ели"
Бискаросс
20 февраля 1998.
Надо же, как внимательно Вы читаете мои послания!
Каждое слово учитывается, взвешивается, рассматривается под лупой!
Мне вменяется в вину самая незначительная ошибка, любая попытка иронии!
Ну что ж, я польщен!
Джонатан, сноб
Кей Бартольди
"Дикие Пальмы"
Фекамп
26 февраля 1998.
Вы не просто высокомерны, Вы еще и невнимательны!
Вы так и не сказали, что мне следует делать с Вашими деньгами!
Жан-Бернар не знает, к какой статье отнести эту сумму…
Что это - "кредит" или "прибыль"?
Я в сомнениях, он в сомнениях, мы оба в сомнениях…
А чек по-прежнему у меня!
Кей Бартольди
Джонатан Шилдс
Отель "Парковый"
Сен-Жан-де-Люз
22 марта 1998.
Распорядитесь деньгами по своему усмотрению!
Я покидаю побережье и устремляюсь в горы…
Направляюсь в Фон-Роме…
Мне надоело зимнее море, у меня от него голова идет кругом…
Непрощенный
Джонатан
P.S. С каких это пор бухгалтер у нас именуется "Жан-Бернар"? Хорошенькое повышение!
Кей Бартольди
"Дикие Пальмы"
Фекамп
10 марта 1998.
Джонатан!
Своим письмом Вы, сами того не подозревая, в корне изменили ситуацию.
Безграничная самонадеянность и нездоровое любопытство помогли Вам избежать расплаты!
Сменив морские берега на альпийские луга, Вы поймали меня за язык, сразили моим собственным оружием.
Только я собралась Вас игнорировать (задрав нос)…
В упор не замечать (скромно потупив взор)…
Позабыть Вас, как сверток оставленный на вокзальной (церковной, парковой…) скамье… Здесь покоится Джонатан Шилдс, самодовольный, неотесанный американец!
Только я решила утратить к Вам всякий интерес…
Как Вы произнесли волшебное слово: Фон-Роме!
Фон-Роме, Джонатан! Фон-Роме!
Это заклинание вызывает в памяти книгу, маленькую жемчужину французской словесности, которую никто не ищет ни в одной библиотеке, ни в одной книжной лавке! Ни один из влиятельных литературных критиков никогда не упоминает о ней! Ни один библиофил не нашептывает ее название с трясущимися руками, возведя к небу полные слез глаза…
Восемьдесят восемь с половиной страниц, крупным шрифтом, в карманном формате…
Восемьдесят восемь с половиной страниц магии, упоения, чувственности, неистовства, чудовищной и в то же время божественной любовной игры, повседневной жестокости, привычной бесчеловечности…
Жемчужина, повторяю я, жемчужина!
Это одна из тех книг, которые горячим клеймом впечатываются в твою жизнь! Одна из тех книг, от которой никогда не оправишься, которая будет будить тебя среди ночи, со словами: "Еще! Еще!", которая прилипнет к твоей коже и нежным привидением будет следовать за тобой неотступно.
Роже Мартен дю Гар, "Африканское признание" - запомните.
Речь идет о настоящем сокровище, Джонатан. Прошли месяцы, если не годы, прежде чем я решилась перечитать эту книгу без слез.
И раз уж говорю о ней теперь, значит, я не до конца к Вам остыла…
Я пока еще не до конца утратила интерес к заблудшему американцу, который воображает о себе невесть что и презирает нас, простых смертных!
Прочтите эту книгу, Джонатан, непременно прочтите!
Отправляю ее Вам сегодня же и предупреждаю: целым и невредимым Вам не остаться. Приготовьте платки, капли, сиропчики, салфеточки для протирки очков (в вашем возрасте без них наверняка не обойтись!) и шарфик, чтобы, зацепившись за стул, не ускользнуть навеки из этого мира!
Великодушная
Кей
P.S. Единственная проблема - цена издания: книга вышла карманным форматом (издательство "Галлимар", серия "Игра воображения") и стоит, прошу прощения, до смешного дешево. Как мне распорядиться остатком?
Джонатан Шилдс
Отель "Пиренейский"
Фон-Роме
16 марта 1998.
Письмо получил, никакой книги нет в помине!
Что это Вы так развеселились?
Неужто Жан-Бернар поддался искушению?
Или Вам наконец удалось отыскать дерево, трактор, надежную крышу и сельского механизатора и утолить свой великий голод?
Одинокие женщины ненасытны и беспощадны, страшнее только смерть.
А с остатком поступайте, как знаете!
Выпейте шампанского со своим женишком!
Джонатан
Кей Бартольди
"Дикие Пальмы"
Фекамп
20 марта 1998.
Ну вот, опять началось! До чего же Вы отвратительны!
Вы страдаете фобиями?
Так боитесь любви, что предпочитаете наткнуться на ненависть?
Или Вы в таком восторге от самого себя, что женщины должны повиноваться малейшему Вашему жесту и ползать за Вами на коленях?
Перестаньте строить из себя владыку вселенной!
Я протянула Вам эту книгу, как спасательный круг, я дала Вам последний шанс, а Вы продолжаете глумиться?
Бросаете вызов?
И что это Вас так интересует моя жизнь, Джонатан?
Какая Вам разница, с кем я сплю - с трактором или со стариком, чьи очки запотели от нетерпения и вожделения?
Это частное дело, Джонатан!
А Вы разъезжайте себе по Франции, или там по Наварре, и оставьте меня в покое!
Кей
P.S. Книжку я послала отдельно. В скором времени получите! Если что, купите ее в первой попавшейся лавке!
Джонатан Шилдс
Отель "Пиренейский"
Фон-Роме
1 апреля 1998.
Кей!
Простите, тысячу раз простите, десять тысяч раз простите, сто тысяч раз простите, миллион раз простите!
Кей, забудем, все, что было, забудем наши ссоры, наши попытки друг друга уязвить, нашу обидчивость и задиристость.
Предлагаю сложить оружие.
Вы упрекаете меня в высокомерии, но я не просто отношусь к Вам, как к равной, я преклоняюсь перед Вами, я сдаюсь, отбрасываю чрезмерную гордость и дурацкую спесь.
Признание уже готово сорваться с губ, но я медлю, Кей, я все еще боюсь. Боюсь Вашей реакции, боюсь вожделенной встречи, которую столько раз представлял себя в деталях.
И не решался назначить.
Для меня это будет встреча с самим собой, без фальши и притворства, без искусных масок и лживых речей.
Тысячу раз я мысленно задавал вопросы и сам же на них отвечал.
Тысячу раз я не смел задать их Вам.
Молчание - главная беда мужчин.
Я хочу излить Вам душу - и не могу…
Поговорим лучше о книге!
Спасибо за этот страшный подарок.
Вы не можете представить, как глубоко он меня задел.
Это было так сильно, так красиво, так больно! Как удар молнии, как пуля в висок! Любовь, скрытая от людских глаз. Тайна. Влечение плоти. Запретная страсть. А надо всем этим - жизнь, безразличная, безличная, и человеческая природа, ненасытная, первобытная, распутная… Она стремится все позабыть, покрыть пеленой беспамятства. И если время способно вылечить любую рану, то чего эти раны стоят, причем здесь, вообще, любовь?
Эта комната над отцовской лавкой…
"Там мы росли, и были неразлучны. Там мы были свободны, понимаете, свободны. Там, на третьем этаже, мы были предоставлены сами себе, и всегда соблюдали меру. С годами разница в возрасте сглаживалась. Мы понимали друг друга с полуслова, и это было кстати, мы одинаково страдали от вспышек отцовского гнева, которые весь день громовыми раскатами доносились из лавки".
Эту историю я мог бы рассказать по памяти.
Я мог бы сам написать эту книгу (хотя вряд ли у меня вышло бы так же талантливо, будем оценивать себя трезво…)
"Подобные вещи случаются как бы сами по себе, совершенно естественно. Задним числом, восстанавливая последовательность событий, понимаешь, что иначе и быть не могло.
Это продолжалось четыре года. Чуть больше четырех лет. И я нисколько этого не стыжусь. То были самые прекрасные годы моей жизни. Только тогда я, собственно, жил по-настоящему!"
Кей, мое сердце готово вырваться из груди, но по-прежнему требует: "Еще… Самую малость".
"Двое любящих, прожив много лет бок о бок и попритершись друг к другу, постепенно приходят к полнейшему, глубочайшему взаимопониманию, возникающему органически, неосознанно. Именно так и складываются счастливые пары… Мы были такой парой с самого начала, мы ладили так, будто у нас за плечами долгая совместная жизнь. Так оно, впрочем, и было…"
Я цитирую по памяти, воспроизвожу то, за что зацепилась моя память. Она более не отличает правду от вымысла… Она ничего не понимает.
Вы приложили раскаленное железо к моей кровоточащей ране, Вы взломали замок на моем измученном сердце, и я онемел, обессилел. Я все запустил: книжку, путешествия. Живу в четырех стенах с видом на горы, прекраснейшие горы в мире, а перед глазами - тонюсенькая книжечка, которую доставил мне в желтой сумке французский почтальон, не подозревая, что подкладывает бомбу…
Если Вы хотели мне отомстить, заставить сознаться в тщетности и бессмысленности прожитых лет, всех моих стремлений и свершений, сравнять меня с землей, растоптать ногами, то Вы достигли цели, Кей…
Признаю себя побежденным…
Джонатан
Кей Бартольди
"Дикие Пальмы"
Фекамп
26 апреля 1998.
Джонатан!
Я долго раздумывала над ответом.
Я не знаю, что Вам сказать, просто не представляю.
Я только что закончила работать, лежу на постели.
День прибывает. Солнце забирается все выше и заливает скалы. Монастырские колокол сверкают все ярче. Постепенно распускаются листья, маленькие зеленые сигаретки. Деревянный мол, разделивший море пополам, сияет и скрипит, с двух сторон атакуемый волнами. Чайки следят за кораблями и, обнаружив в кильватерной струе рыбу, мигом кидаются в воду и снова взмывают вверх с окровавленной добычей в клюве…
Слышно, как Жозефа расставляет на набережной столики, а Лоран кричит ей, что еще не время, слишком свежо, слишком ветрено. Такая погода в Нормандии не редкость. Натали отправилась к Рике и детям, у младшего ветрянка. Рике по вечерам куда-то уходит, ничего не говорит, возвращается поздно.
За окном гигантский синий подъемный кран крутится, как флюгер, нагружая длинное красно-серое карго под названием "Вагенборг". Он напоминает аиста, стоящего на одной ноге. Мы похожи. Я тоже как будто стою на одной ноге…
Я живу как флюгер, на ветру.
И уже не первый год.
Эта книга перевернула мою жизнь, совсем как Вашу, Джонатан.
Я давно ее не перечитывала: стоит перевернуть страницу, и я теряю всякое чувство реальности и сижу на отшибе, ослепленная, обездвиженная, обессиленная, лишенная последней надежды.
Хочу вновь пробудиться к жизни!
Во что бы то ни стало!
Кей
Джонатан Шилдс
Отель "Терраса"
Сет
1 мая 1998.
Отвечу Вам строками Эмили Дикинсон, которую Вы, похоже, любите:
"Почему?" - вопрошает любовь,
Это все что любви остается.
"Почему?" - об эти три слога
Разбиваются насмерть сердца.
Так почему же, Кей, почему?
Джонатан
Кей Бартольди
"Дикие Пальмы"
Фекамп
5 мая 1998.
Потому что однажды мне разбили сердце, Джонатан…
И я не уверена, что осколки склеились.
Потому что мне сделали больно, так больно, что я едва не умерла…
Потому что я видела, как умирает некто удивительно на меня похожий: моя кровь, мое дыхание, мои легкие, кожа, волосы, зубы и даже улыбка, - а я осталась жить.
Потому что я хочу любить жизнь вопреки всему.
Вопреки всему.
Весеннее солнце бьет мне прямо в ноги, заставляя встать с постели…
Море ласкает меня на рассвете, когда город еще только отряхивается от сна.
Гладкие камни на пляже привыкли к моим шагам.
Волны, отступая, сообщают свой ритм камням.
Соль на моей коже - лучшее лакомство.
И сыры мадам Мари.
И пирожки мсье Ленэ.
И мидии с жареным картофелем в ресторане у Лорана и Жозефы.
И нежное грубоватое сердце Натали.
И белый свет маяка, мой единственный спутник в ночи.
Прочих я гоню прочь.
Вожделею, призываю, обнимаю, заманиваю… и обрубаю все связи.
Одним ударом.
Стремглав.
Прочие существуют до тех пор, пока длится физическое наслаждение, желание кожей почувствовать иную кожу, спрятаться в крепкие мужские объятия, отдаться в обработку, вспашку, просевку.
На этот случай и пригодится трактор…
Или очки, запотевшие от нетерпения, если вдруг захочется нежности.
Впрочем, я ненавижу нежность, страстность, влюбленность, исходящие не от Него…
От того, кто однажды утром ушел на своем корабле.
Я смотрела, как он отплывает, сжимая руку близкого человека, который тоже больше всего на свете любил мужчину, покинувшего нас в ту ночь.
Чего ради? Кого ради?
Ну почему, Джонатан? Почему он уехал?
Я так и не смогла этого понять.
И с тех пор предпочитаю одиночество.
В маленькой комнатке с видом на море. С книгами, с чайками, которые надо мной смеются, с ветром и бурей.
Это самые надежные спутники жизни.
Они ничего не спрашивают, ничего не требуют. Любовь возникает, когда двое начинают делиться сокровенными мыслями, запретными тайнами. Все остальное - не любовь, а простое трение кожи о кожу, мимолетное наслаждение, после которого чувствуешь себя опустошенной, будто в твой дом ворвались грабители.
Оставьте свою тайну при себе, а я приберегу свою.
Вспомните старую женщину и священника из "Чужого дома".
Секреты созданы не для того, чтобы делиться ими с посторонними.
Героиня книги забыла об этом и умерла.
Что я о Вас знаю?
И Вы хотите рассказать мне всю свою жизнь!
Ну уж нет, Джонатан!