Герои повести Игоря Всеволожского – двенадцатилетние Павка и Глаша – жили в военном городке на Амуре, на базе Амурской военной флотилии. Осенью 1918 года безмятежное их детство кончилось – городок захватили японцы и белогвардейцы-калмыковцы. Матросы-амурцы ушли в тайгу и создали партизанский отряд, а Павка и Глаша стали их верными помощниками в борьбе против интервентов...
Содержание:
Игорь Всеволожский - Амурские ребята 1
Глава первая - "СЮРКУФ, ГРОЗА МОРЕЙ" 1
Глава вторая - ВЫБРОШЕНЫ ИЗ ДОМА 7
Глава третья - В ГОРОДЕ 10
Глава четвертая - "ХИЖИНА ДЯДИ ТОМА" 14
Глава пятая - НОВОСЕЛЬЕ 16
Глава шестая - АРЕСТ 21
Глава седьмая - ЧОРТОВО БОЛОТО 27
ОТ АВТОРА 32
Игорь Всеволожский
Амурские ребята
Глава первая
"СЮРКУФ, ГРОЗА МОРЕЙ"
Свежий амурский ветер гнал пыль по дороге. По самой середине широкой улицы, мимо красных двухэтажных флигелей матросских казарм бежал парнишка лет двенадцати, с обветренным, загорелым лицом, веснушчатый и курносый. Золотистый чуб лихо торчал из-под потертой бескозырки. Бушлат, застегнутый на один крючок, раздувался черным пузырем на ветру. В одной руке парнишка держал удочки, а в другой - ведерко.
Мальчик пробежал мимо водокачки, мимо матросской лавочки, торговавшей хлебом, сахаром, керосином, кетой и лубочными картинками, и свернул на пустырь, на котором, словно грибы, росли домики с подслеповатыми окошками. Тут мальчик вдруг остановился: он увидел на пустыре худенькую девочку в полосатой тельняшке и короткой, до колен, юбке. На загорелых ногах у нее были огромные матросские порыжелые штиблеты. Солнце золотило ее светлые волосы, заплетенные в косички. Девочка достала из большой круглой корзины белую матросскую форменку, свернутую жгутом, поднялась на цыпочки и стала развешивать ее на веревке. Глаза у девочки были широко раскрытые, синие, словно васильки, а тоненькие руки покрыты коричневым загаром.
"Опять эта Глашка! - подумал Павка. - Начнет сейчас приставать и дразниться - ввек не отвяжешься".
Других девчонок Павка просто не замечал. Все они вели себя тихо, смирно, бегали в школу, хихикали по углам или ходили по улице по-двое, обнявшись и секретничая. Глашка же совсем была не похожа на других девчонок. Она никогда не играла с ними. Она любила мальчишеские игры и требовала, чтобы мальчики принимали ее в свою компанию.
Ох, уж эта Глашка! Всегда-то она попадалась на Павкином пути. Сядет ли он ловить рыбу в укромном местечке - Глашка тут как тут, приплетется с огромной корзиной и нарочно полощет белье под боком, мутит воду, пугает рыбу и еще насмехается над рыболовом. Размечтается он с друзьями о том, как он вырастет, пойдет на корабль служить, выслужится на боцмана, а после станет командиром, - вдруг Глашка тут как тут, трясет своими крысиными косичками, таращит круглые, словно плошки, глаза.
- Командиром будешь? Как же!
И самое обидное, что Глашку ничем не запугаешь. Сколько ты с ней ни ругайся, последнее слово всегда останется за нею.
Павка решил обойти девчонку стороной. Но она уж заметила его и крикнула:
- Много рыбы наловили?
- Наловите вы столько! - буркнул под нос Павка. Он прошел мимо Глашки, стараясь не смотреть на нее. Она крикнула ему что-то вслед. Наверняка опять насмехается над ним!
"Ну ее, некогда с девчонкой ругаться", решил Павка и, не оборачиваясь, пошел к поселку.
Возле одного из домиков, у раскрытых дверей, обе половинки которых были ярко размалеваны гребешками, ножницами, щетками и пульверизаторами, изрыгающими зеленую жидкость, стоял коротенький человечек в ватных синих штанах и в стеганой синей куртке.
- Никашка! - крикнул парнишка, подходя к человечку. - Забирай улов, давай денег.
Человечек снял с ведерка тряпку, вынул трепещущую щучку и подержал ее в руке. Потом, подсчитав на-глаз содержимое ведерка, зашел в домик. В домике стояло парикмахерское кресло, а на подставке перед зеркалом в красивых флаконах дрожали зеленые, фиолетовые и красные душистые жидкости. Никашка откинул занавеску, с которой скалили зубы чудовищные драконы, пожиравшие синих птиц, и исчез за нею. Парнишка поджидал его у порога. Он разглядывал вывеску - "Стрижка и брижка. Г.г. флотским скидка" - и в нетерпении переступал с ноги на ногу.
Никашка не в первый раз покупал у парнишки рыбу. Он давно жил в военном городке, и звали его вовсе не Никашка. Но настоящее имя Никашки было так трудно выговорить, что его никто не помнил. Никашка брил и стриг все начальство, матросов и ребят за весьма доступную цену. Он был всегда вежлив, всем улыбался, причем рот его с толстыми губами съезжал то на левую, то на правую щеку. Намыливая клиентов, Никашка занимал их разговорами и всем верил в долг, никогда никому не напоминая об отдаче. Поэтому клиентов у него было более чем достаточно.
Павка тоже ходил стричься в парикмахерскую к Никашке. В парикмахерской всегда стоял необычайно приятный запах: пахло резедой, ландышами, фиалками и еще чем-то неизвестным, но удивительно вкусным. Павка важно садился в кресло и говорил:
- Постричься.
Парикмахер брал блестящие острые ножницы и начинал стричь Павку. Ножницы летали вокруг Павкиной головы, казалось, не касаясь волос. Клочья остриженных золотистых волос летели во все стороны. Павка рассматривал зубастого дракона, пожиравшего птиц, и думал:
"А чем бы мне освежиться: фиалковым экстрактом, вежеталем или хинной водой? Пожалуй, лучше фиалковым экстрактом: он и пахнет дольше и больше вызывает зависти у портовых мальчишек".
Никашка покупал у Павки весь улов рыбы и платил не обсчитывая, не больше и не меньше, чем Павка мог бы выручить на базаре.
Вот и сейчас он вышел наконец из парикмахерской и протянул Павке на желтой сухой ладони деньги.
- Молодая человека хочет купить себе шлюпку? - спросил, ласково улыбаясь, Никашка. Его оттопыренные уши смешно задвигались, а усы, черные и жесткие, как сапожная щетка, приподнялись кверху, обнажая острые, как у собаки, зубы.
Шлюпку! Это было затаенной мечтой всех мальчиков городка. У Павки и его приятелей был старый-престарый баркас, похожий на дырявое корыто. То ли дело своя собственная шлюпка, новенькая, выкрашенная светлой голубой краской! По ночам ее можно привязывать к пристани тяжелой и крепкой цепью, а днем - птицей лететь на ней по Амуру, рыбалить, перебираться на пустынный и дикий остров, рыть пещеры, играть в пиратов, ходить на абордаж, устраивать гонки... Да мало ли что можно сделать, имея свою собственную шлюпку с веслами, с парусом и с флагом!
Но шлюпка стоила так дорого, что если даже наловить пудов пятьдесят рыбы и продать ее за хорошую цену Никашке, все равно на покупку шлюпки нехватило бы денег.
- Нет, - сказал Павка вздыхая и спрятал деньги. - На шлюпку нехватит.
- Каждая молодая человека должна иметь своя шлюпка, - продолжал Никашка. - У вас, молодая человека, брат капитана, и вы должна быть капитана.
- Ну, какой мой брат капитан, - сказал Павка, - он матрос-комендор "Грозы", председатель судового комитета.
- Харабрая матроса, - похвалил Павкиного брата Никашка, - очень харабрая матроса.
Он прищурил раскосые глаза и спросил:
- Когда ваша брата уходит в похода, ваша с собой берут?
- Ну да, беру-ут, - огорченно протянул Павка. - Нельзя меня взять. Запрещается.
- Жаль, жаль, - покачал головой Никашка. - Я бы был капитана, я бы всегда с собой брал такая хорошая молодая человека. Я слыхала, ваша брата стреляет из пу-пу-лемета?
- Ну да-а, - сказал Павка, - из пулемета. Из башенного орудия он стреляет. Понял? Из башенного.
Павка хотел уже описать орудие, которым отлично владеет брат-комендор, но Никашка вдруг заулыбался, заерзал, весь изогнулся крючком, смотря колючими, острыми глазками мимо Павки. Павка обернулся. К парикмахерской подошел командир одного из кораблей, седой моряк с нашивками на рукаве кителя.
- Извиняюсь, молодая человека. Работать надо. Такая приятная беседа. Прошу заходить, - сказал любезно Никашка, наклонив голову, покрытую черно-синей жесткой щетиной. Он откинул занавеску с оскалившим зубы страшным драконом, пропустил вперед клиента и сам вошел в парикмахерскую.
* * *
Павка добежал до матросской кооперативной лавочки. Отставной хромой боцман Остап с такими длинными и пушистыми усами, что казались они невзаправдашними, отвешивал на весах фунт колотого сахару высокому матросу.
Павка отлично знал этого матроса. Это был Глашин брат, механик с "Грозы" Иван Павлович Косорот. Он был очень похож на свою сестру. Такие же широко раскрытые, словно плошки, глаза, такие же крепко сжатые губы. И характер совсем Глашкин: никого и ничего не боится.
Про Косорота рассказывали чудеса. Рассказывали, что когда однажды в город приехал зверинец, матрос вызвался войти в клетку с большущими медведями. Собралась огромная толпа. Матрос вошел в клетку, медведи стали рычать. Но Косорот сказал медведям: "За ваше здоровье", выпил стопку водки и закусил огурцом. Потом он спокойно вышел из клетки.
В начале войны он однажды вступился за товарища. Схватил за ноги злого, драчливого кондуктора и перебросил через борт в реку. Кондуктор хлебнул воды, вылез мокрый на палубу, отряхнулся, словно собака, погрозил Косороту кулаком и пошел жаловаться начальству. Косорота судил военный суд. Приговорили его к каторжным работам на острове Сахалине. Косорот пробыл три года на Сахалине, в тюрьме. Совсем недавно, в революцию, он вернулся домой и стал снова служить на флотилии.
- А, Павка! - приветствовал Косорот мальчика. - Ты что же Глашку мою обижаешь?
- Ее обидишь, как же, - протянул Павка, но сам сразу насторожился. Он только вчера подрался с Глашей. Наверное, она успела пожаловаться брату. И вот он теперь задаст Павке! Но Косорот протянул Павке кусок сахару.
- Сахару хочешь?
Павка взял сахар недоверчиво и осторожно: а вдруг он сахар даст, а потом как начнет - за Глашку-то... Но Косорот вынул из кармана бушлата деревянный портсигар и закурил. Павка отлично знал этот портсигар. На нем был вырезан рисунок: якоря, оплетенные змеями. Этот рисунок вырезал сам Косорот, когда был еще на Сахалине.
Косорот сказал Павке:
- Ты не очень ее того... кулаки-то не шибко в ход пускай. Хоть она и отчаянная, а все же девчонка.
- Ладно, - осмелев, сказал Павка, - дерется она почище мальчишки.
Косорот и Остап засмеялись.
- Ну, говори, зачем прибег? - спросил дядя Остап.
- За выпусками, - ответил Павка, показывая полученные от Никашки деньги.
- О, це только и бигают, что за выпусками. С ума посходили, - сказал старый боцман, шевельнув усами, и вынул из-под прилавка целую горку тоненьких книжек в разноцветных обложках. - Выбирай, что ли...
Он разложил книжки перед Павкой.
Это были чудесные обложки! Ярко-красный парусный корабль с черным флагом на мачте палил желтым пламенем из всех орудий. Синее море бушевало. По морю бегали белые барашки. На носу корабля стоял, скрестив руки, статный человек в красном камзоле, с кинжалом у пояса. Это был любимец и герой всех мальчиков города "Сюркуф, гроза морей", - двадцать выпусков, по три копейки каждый.
Остап любил Павку и часто давал ему читать выпуски даром. Но читать - это одно, а вот купить выпуски в полную свою собственность! Счастливцев, обладавших всей серией легендарных приключений, среди мальчиков - приятелей Павки - не было. Обладатель двух выпусков считался зажиточным человеком, имевший пять выпусков подряд - богачом, а Павка за свои восемь замусоленных, зачитанных до дыр книжек пользовался таким почетом, что с ним мог сравниться только дядя Остап, хромой боцман в отставке, друживший с ребятами и рассказывавший им сотни всяких историй.
И вот теперь Павка мог купить еще пять, нет, не пять, а целых шесть выпусков похождений знаменитого пирата, грозы морей.
Он развернул выпуск девятый. Этого выпуска он еще не читал. Вот это похождение, так похождение! Храбрый пират встретил военный корабль английского флота. Корабль был послан самой королевой для уничтожения пиратов. Королевский корабль выпалил из пушки и ждал, что Сюркуф немедленно сдастся. Но пират стрельнул ядром в ответ и, распустив все паруса, ринулся на англичанина. Нос пиратского судна впился в борт английского корабля. Раздался громовой треск. "Пушки, - читал Павка, - попадали с пье... с пьедесталов". Вот здорово закручено - с пьедесталов! Пираты с криком прыгали на борт королевского корабля. Они размахивали над головой кривыми кинжалами. Они сбрасывали за борт матросов. Они не щадили офицерских жизней, а капитана, поймав, привязали канатом к мачте. Капитан в блестящем, расшитом золотом мундире стоял у мачты и просил пощады. Сюркуф благородно подарил ему жизнь.
Павка так увлекся чтением, что забыл и про боцмана и про Косорота. На секунду оторвавшись от книжки, он увидел, что Косорота уже нет, а старый боцман облокотился на стойку, положил локоть среди блюд с розовой кетой и серебристыми селедками и смотрит на него.
- Отобрал выпуски, молодец?
- Отобрал, - ответил Павка, с сожалением отложив на прилавок книжки, на которые нехватало денег. Он заплатил за выпуски, спрятал шесть драгоценных книжек под бушлат, простился с Остапом, и вышел на крыльцо.
Остап окликнул его своим густым басом:
- Павка!
- Я, дяденька Остап.
- Не забыл передать Петрусю, чтоб приходил ко мне вечерять?
- Не забыл.
- Да будь ласков, забеги к Никите Сергеичу в мастерские.
Это нарушало Павкины планы, но он обещал:
- Есть забежать к Никите Сергеичу.
Так всегда отвечали на кораблях матросы, и Павка всегда старался разговаривать настоящим, морским языком.
- Скажешь, что дядя Остап его ждет вечерять. Да и сам заходи до мене, - пригласил старый боцман Павку.
- Есть зайти, дяденька Остап. Спасибо, - обрадовался Павка.
- Шестьдесят рокив, хлопец, исполнилось мне сегодня.
- Ой, какой ты старый! - не удержался Павка.
- Старый? Я до ста доживу, и то молодой буду. Ну, тикай до Бережнова!
Павка побежал улицей, сбегавшей с сопки к чугунным воротам портовых мастерских. Он был очень горд, что Остап позвал его в гости. Еще бы!
О старом боцмане рассказывали столько интересного!
Дом его стоял поодаль от остальных домишек, на пустыре, недалеко от матросской лавки, квадратный, крытый черным шершавым толем, с заплаткой, на которой серебром было написано "Шоколад Гала-Петер". На крыше высился деревянный флагшток.
Дом этот, как и его хозяин, был прямо-таки замечательный. Старый моряк, потерявший в русско-японскую кампанию ногу, жил в своем доме словно на корабле. Весь дом он называл кубриком, пол - палубой, лестницы - трапами, крохотную кухонку - камбузом, окна - иллюминаторами, а уборную - гальюном.
В углу на столике у Остапа лежал альбом, в который он с давних пор аккуратно вклеивал все встречавшиеся ему в "Огоньке" и в "Ниве" корабли русского и иностранных флотов. Он никогда не говорил: "открыть окна", а говорил: "отдраить иллюминаторы", никогда не говорил: "вымыть и подмести пол", а - "надраить палубу". Взглянув на часы, Остап никогда не скажет: "двенадцать часов", а обязательно - "восемь склянок". А в большом железном ящике у него были сложены высохшие огромные крабы, чучело заморской зеленой ящерицы, панцырь от черепахи и какая-то облезлая райская птица радужной расцветки.
Все это - трофеи его дальних плаваний и походов.
Ребятам дядя Остап рассказывал несомненно достоверные, но такие удивительные истории, что слушатели разевали рты и одновременно верили и сомневались: а могло ли такое случиться на самом деле? В рассказах Остапа участвовали киты величиной с дом, кровожадные и злые акулы, ловцы жемчуга, страшные взрывы подводных мин, храбрые водолазы, подводные лодки, появлявшиеся в самых неподходящих для них местах и взрывавшие начисто неприятельские дредноуты...
Наконец Павка добежал до чугунных ворот портовых мастерских. У ворот всегда стоял часовой с ружьем. Портовые мастерские занимали огромную площадь. Это был целый завод с кузницами, подъемными кранами, подъездными путями. В портовых мастерских ремонтировали военные корабли Амурской флотилии.
Павка кивнул часовому и вошел в ворота. Визгливый паровозик проскочил перед самым Павкиным носом. Павка отскочил в сторону, огляделся вокруг и перешагнул через рельсы. Кругом все гудело. В больших застекленных зданиях ярко пылал огонь и стучали молотки. Над головой у Павки пролетела по проволоке такая чушка, что упади она вниз, от Павки не осталось бы и мокрого места. Но Павка часто бывал в мастерских и знал, что ничего во всем этом страшного нет, нужно только не зевать: чушка сама вниз никогда не сорвется, а паровоз, если не глядеть по сторонам, никогда не задавит.
Павка ловко лавировал в узких проходах между кузницами, цехами, длинными составами вагонеток, стоявших на рельсах... На деревянных подставках стоял катер, и несколько маляров красили его свинцовою, цвета осенней морской воды, краской. Подальше лежали тяжелые многопудовые якоря. Павка дошел до самого большого здания - с закопченными окнами, с покатою круглой стеклянной крышей. Из здания доносился такой гул, что казалось, будто какой-то великан бьет огромным молотом по листам железа. Во дворе несколько человек с трудом взвалили на вагонетку тяжелый чугунный якорь. Откуда-то подбежал паровозик, пискнул и, подцепив вагонетку, потащил ее за собой.
- Дяденьки, - сказал Павка рабочим, погрузившим якорь. - Мне бы Никиту Сергеича на минуту.
Рабочие вытирали с лица пот.
- А он тебе зачем? - спросил один из них.
- По важному делу, - солидно ответил Павка.