- Ишь ты, по важному делу! - усмехнулся рабочий и ушел с товарищами в цех. Вскоре из здания вышел Никита Сергеич, старик лет шестидесяти, с рыжевато-бурой бородкой и короткими седыми усами. Вид у старика был суровый, и Павка его побаивался. Он слыхал, что Никита Сергеич приехал сюда молодым человеком с оружейных тульских заводов и прожил здесь всю свою жизнь: здесь женился, состарился, потерял и жену и дочь и теперь живет совсем один, бобылем.
- Павка? - удивился Бережнов. - Тебя брат, что ли, прислал?
- Не, не брат. Дядя Остап просили передать, чтобы вечером заходили, - сказал Павка.
- Празднует, значит, свое шестидесятилетие? - улыбнулся в усы Бережнов. - Придем, уважим, так и передай.
Он порылся в кармане своих промасленных широких штанов и достал леденец.
- Пососи, - сказал он, протягивая леденец Павке.
Бережнов бросил курить и всегда носил с собой полкопеечные леденчики. Как захочется курить - возьмет леденец в рот и сосет вместо папиросы.
"Уж наверное вкуснее дыма", подумал Павка, засовывая в рот леденец, пахнувший мятой и грушей.
- Дюшес, - сказал Павка. Леденцы "Дюшес" он считал самыми лучшими конфетами.
- Ну, герой, беги, а у меня и без тебя дела много, - сказал Бережнов. - Скажи Остапу - приду.
- Есть! - ответил Павка по-матросски и побежал, но не обратно, а на сопку, выраставшую между подъездными путями портовых мастерских и рекой. Это было самое высокое место в военном городке. На покатых склонах сопки, по краям пыльной дороги, стояли деревянные домики, крашенные корабельной свинцовой краской. В этих домиках помещалось управление портом и управление мастерскими, а на самой вершине сопки возвышалась серая деревянная мачта, на которой днем вывешивали портовые сигналы, а ночью мелькал огонь.
Павка стал возле мачты.
Внизу, под обрывом, у деревянной пристани, по-морскому - "у стенки", стояли корабли, тесно прижавшись друг к другу. Они казались сверху железными плоскими утюгами. Павка знал, что при желании можно пройти через все корабли без сходен и трапов. Их палубы, обшитые стальной бронею, еле поднимаются над водой. Из бронированных башен торчат прикрытые парусиновыми чехлами жерла орудий. На корме каждого корабля золотой вязью написано его имя: "Шторм", "Смерч", "Буря", "Гроза"...
На "Грозе" служат и Косорот и брат Петр.
В летнюю кампанию они месяцами не бывают дома. "Гроза" уходит в далекие походы на Амур и Сунгари. Комендор в походах испытывает свою пушку, пулеметчики проверяют резвость своих пулеметов, механик - быстроту корабельного хода, а рулевые - поворотливость на вид неповоротливых кораблей.
Как мечтал Павка пройти на корабле до самого моря!.. Моря он никогда не видел и представлял себе его так: белая пена, как у хлебного кваса, и волны высотой с дом. Берегов не видно, по серому небу стелются черные тучи, а в волнах, наверное, плавают прожорливые и злые акулы. Эх, дойти бы хоть раз до самого бурного моря!..
Но это было никак нельзя: матросам строго-настрого воспрещалось приводить на корабль родных и тем более брать их с собой в дальние походы. Павка знал, что пока не вырастет, не плавать ему на корабле по Амуру.
Скоро придет зима, подумал Павка. Петр станет жить на берегу, в своей халупе. Он будет лишь не надолго наведываться на корабль. Корабли с первыми же морозами выйдут на середину реки и вмерзнут в лед, - похожие на большие и странные жилища: из узких труб всегда будет валить дым, на грозных башнях будет мирно сушиться белье, а матросы протопчут с берега к кораблям по белому снегу желтые тропинки.
И в зимнюю кампанию корабли останутся крепостями, вооруженными скользящими, стреляющими во все стороны пушками, но крепости эти станут неподвижны...
До зимы еще далеко, сейчас только сентябрь.
Павка посмотрел вдаль.
Река чудесно отливала синевой в солнечном свете, и на самой середине ее лежал остров, окруженный пеной прибоя и золотым кольцом прибрежного песка. На пожелтевшей, выцветшей за лето сопке посреди острова чернел рыбачий шалаш. Это был знаменитый таинственный остров пиратов, на котором так любили бывать все портовые ребята.
Слева, в нескольких верстах от портовых мастерских, висел над рекой ажурный железнодорожный мост, и по нему бежал длинный-предлинный поезд. Небо за мостом было словно прикрыто лохматою серою шапкою - это дымили фабричные трубы города Приамурска. Приамурск был не чета маленькому военному поселку - базе Амурской военной флотилии. Приамурск был расположен в восемнадцати верстах от базы. Он лежал на нескольких сопках, на половину деревянный, на половину каменный. Его широкие улицы тянулись на многие версты, то опускаясь глубоко вниз, в пади, то взбираясь высоко на сопки.
Павка часто бывал в Приамурске с братом-матросом. А еще чаще Павка встречался с лютыми врагами портовых ребят - городскими мальчишками. Портовые ребята называли себя "портовиками", а городских именовали "городовиками". При встречах они всегда отчаянно дрались: многие уходили с поля битвы с синяками, с подбитым глазом или носом, с разорванными рубахами и штанами.
Направо, за излучиной широкого Амура, начиналась тайга, густая, непроходимая, темная, без конца, без края. Павка не раз бывал в тайге с друзьями. Они забирались в такие дебри, куда солнечный свет почти не проникал. На головы им сыпались колючие иглы, сухие листья и крепкие орехи. Ребята пробирались все дальше и дальше и иногда забирались в такие места, откуда и выбраться, казалось, совсем невозможно.
Раза два они заходили даже до большого бездонного болота - "Чортова болота". "Чортово болото" с виду было совсем не страшное, на нем росла изумрудного цвета трава, цвели какие-то невиданные белые и желтые цветы, которые очень хотелось сорвать. Но если ступишь за ними неосторожно, шагнешь лишний шаг - никто тебе ничем не поможет. Засосет тебя в один миг, и не останется ничего, ничего...
Павка приложил руку к глазам и поглядел еще раз на остров. Вдруг он нахмурился. На острове кто-то копошился. Какая-то шлюпка пристала к желтой песчаной отмели. Из шлюпки выскочили какие-то люди - отсюда они казались игрушечными фигурками - и стали вытаскивать шлюпку на берег.
- На нашем острове? Городовики? Опять?
Павка терпеть не мог городских мальчишек. Еще бы!
У портовиков отцы и братья - настоящие матросы и плавают на настоящих боевых кораблях, а у городских отцы - рыбники, колбасники и лабазники. Предводитель городовиков хвастливо называет себя "Сюркуфом, грозой морей", - а ведь это попросту Исайка Ионкин, сын толстого кабатчика Ионкина. Тоже Сюркуф нашелся! И вот теперь эти сухопутные крысы осмелились высадиться на острове пиратов. Ну нет, городовикам это так не пройдет!
Не разбирая дороги, Павка побежал с сопки к реке. Камни прыгали у него из-под ног и катились с грохотом. Острые ветки багульника хлестали мальчика по лицу. Толстый пень сунулся под ноги и больно ударил по коленке. Павка сбежал к корабельной пристани, повернул влево, перелез через забор, побежал над самой рекой, спотыкаясь о кочки, и наконец добрался до сторожки баканщика, возле которой ждали его друзья-портовики, храбрые амурские пираты, - многие из них в отцовских старых бушлатах и огромных отцовских заплатанных штиблетах.
- Где баркас? - спросил Павка.
Его лучший друг Нос-Курнос показал на ветхий баркас, на котором наверняка рыбалили еще деды. Краска с баркаса давно сползла и облупилась, а на носу его было написано облезлым золотом: "Ласточка".
- Вперед! В поход! - крикнул Павка.
- В поход! - подхватил Рыжик, быстроглазый, с облупившимся носом.
Ребята наперегонки побежали к баркасу.
* * *
"Ласточка" с трудом отвалила от берега.
Павка стоял на корме по-матросски, широко расставив ноги. Черный бушлат был небрежно накинут на плечи.
- Правая греби, левая табань! - крикнул Павка звонким голосом, и гребцы хором ответили: "Есть, капитан!" Баркас, переваливаясь с борта на борт, вышел на середину реки.
- Флаг до места! - скомандовал Павка, и на мачту взвился флаг неопределенного цвета, потрепанный, взлохмаченный, не раз побывавший в отчаянных схватках. Шершавой, загорелой рукой Павка схватил висевшую у него на груди серебряную дудку и поднес дудку к губам. Щеки его надулись, словно два пузыря. Дудка залилась соловьем.
- В оба глядеть! - крикнул Павка.
- Есть в оба глядеть! - ответили гребцы.
Мальчики гребли изо всей силы. Ветер рвал парус, сделанный из потертого матросского одеяла.
Павка чувствовал себя настоящим командиром большого корабля, настоящим капитаном.
- Городовики на острове! - сказал Павка. - Держись, ребята, не поддавайся!
Гребцы приналегли на весла, и неуклюжий баркас рванулся вперед, как подстегнутый кнутом старый конь.
Вдали на острове закопошились черные фигурки. Они столкнули на воду красивую голубую шлюпку, вскочили в нее и отчалили от берега. "Сюркуф, гроза морей", в таком же черном картузе, какие носили все лавочники города, в гороховом пиджаке и в серых штанах, отчаянно кричал, подгоняя своих пиратов. Пираты старались изо всех сил, их шлюпка уходила от Павкиного баркаса.
Павка оглядел своих гребцов. Они гребли не переставая. Им некогда было вытереть вспотевшие лица. Баркас был тяжелый, неповоротливый, а шлюпка городских легко скользила по речной глади.
Павка ясно видел теперь лицо Исайки, его рыбьи белые глаза и шрам через всю правую щеку, полученный в одной из жестоких схваток. Исайка смеялся над портовиками.
С пиратской голубой шлюпки показали конец веревки, что значило: предлагаем взять на буксир. Павка знал, что на море нет более жестокой обиды. Пираты за такую обиду расплачивались кровью.
Павка не выдержал и закричал:
- Все равно догоним!
- Пару нехватит! - донеслось с пиратской шлюпки.
- Всех до одного перетопим! - закричал Павка.
- Корыто развалится! - донеслось издалека.
- Руки-ноги повыдергаем, головы оторвем! - в сердцах крикнул Павка.
Он видел, что тяжелому, неуклюжему баркасу, хоть и зовется он "Ласточкой", не угнаться за легкой на ходу шлюпкой.
- Ау! - еле-еле донеслось до портовиков. Шлюпка была совсем далеко.
- Левая греби, правая табань! - скомандовал Павка, и баркас медленно развернулся носом к острову.
Шлюпка городских совсем скрылась из виду, когда портовики подгребли к острову.
Баркас ткнулся тупым носом в песок.
- Трап спустить! - скомандовал Павка, хотя никакого трапа не было на баркасе. Это значило, что портовики могут сходить на берег. Они стали прыгать в воду. Баркас накренился и зачерпнул воды.
- Легче, легче, вы! - крикнул Павка, чуть не свалившись в реку.
И в эту минуту он увидел на дне своего баркаса в ногах у гребцов белокурую девчонку. Это было так неожиданно, что Павка подумал, не заснул ли он. Но нет! Самая настоящая живая девчонка, мокрая с ног до головы, сидела в шлюпке и таращила на Павку синие круглые глаза! Глашка! Она!!
- Ты как сюда попала? - сердито закричал Павка.
- Она, наверное, в ящике для канатов спряталась, - объяснил Нос-Курнос. - Ишь ты, как ее водой окатило.
- Ну и приставала же ты! - выругался Павка. - Никак от тебя не отвязаться.
Глаша легко спрыгнула на песок. Она подождала, пока мальчики вытащили на берег баркас, и подошла к Павке.
- Ну чего тебе надо? - спросил Павка девочку.
- Я тоже хочу стать пиратом, - сказала Глаша. - Мне одной скучно.
- Ты - пиратом? - расхохотался Павка. - Девчонки пиратами не бывают. Тебе - сидеть дома и форменки стирать. Ну чего уставилась? Мешаешь! Убирайся! - И, отвернувшись от Глашки, он приказал:
- Вычерпывай воду из баркаса.
Мальчики стали вычерпывать ковшиком воду.
- Глашку оставить на острове, - сказал Павка.
- Есть Глашку оставить на острове, - ответил Нос-Курнос, исполнявший обязанности помощника капитана.
- Ты еще поговори, - сказала Глаша. - Попробуй оставить - ухо откушу.
- Разве это девчонка? Это чорт! - пробурчал Нос-Курнос, отходя подальше от Глаши.
Павка решил не разговаривать с Глашей.
Он подошел к мальчикам, продолжавшим вычерпывать воду из баркаса, и приказал одному из них посторожить "Ласточку".
- Пошли в шалаш, - сказал Павка остальным, и они пошли.
Мальчики взбирались по откосу на четвереньках, пробиваясь через колючие кусты. Наконец они добрались до вершины. Павка раздвинул кусты и выглянул. Солнце заливало светом полянку и стоявший тут рыбачий шалаш. Шалаш считался пиратской штаб-квартирой. Вокруг шалаша было множество ям: это мальчики искали таинственные клады. Павка первым подошел к шалашу и поднял рогожу, закрывавшую вход. Вдруг он что-то пробормотал и отступил на несколько шагов. Из шалаша вылез коротконогий солдат в желтом мундире.
В руках у солдата была винтовка с широким штыком, блеснувшим на солнце. Солдат сказал мальчикам:
- Ваша уходи-уходи.
Мальчики переглянулись. Они ничего не понимали. Как мог очутиться на их острове этот странный солдат? Они стояли, переступая с ноги на ногу. Тогда солдат взял винтовку наперевес.
- Ваша уходи-уходи, - повторил он.
- А ну, ребята, айда все к баркасу! - сказал Павка тихо.
Мальчики молча побежали. Они домчались до реки, быстро столкнули баркас в воду.
- И ты садись, - тронул Павка за плечо Глашу.
- И сяду, тебя не спрошусь!
Девочка скинула Павкину руку и спрыгнула в баркас.
- Отваливай! - скомандовал Павка, становясь на корму.
Баркас отвалил от острова и поплыл по течению. Павка взглянул на остров - солдат стоял возле шалаша на сопке и смотрел им вслед. Широкий, словно лезвие ножа, штык блестел на солнце.
* * *
Когда Павка добрался до домика дяди Остапа, оттуда уже доносился веселый смех и оживленный разговор.
Окна Остапова домика были ярко освещены. Павка подошел и заглянул в окошко той комнаты, которую Остап называл кают-компанией. Павка увидел на стенах занятные картины: какой-то взорвавшийся военный корабль взлетал на воздух; парусный фрегат мчался на всех парусах по ярко-синему морю; огромный пассажирский морской пароход с четырьмя толстыми трубами, дымя, несся по волнам, совершенно белым от пены. В углу комнаты стоял сундук, - наверное, тот самый сундук, в котором Остап хранил своих крабов, черепах и чучела райских птиц.
На столе стоял самовар, на тарелках было разложено угощение. Гости разговаривали, но Павка ничего не мог расслышать. И Павке стало смешно: люди размахивают руками, смеются, а отсюда кажется, что они словно в кинематографе: губами шевелят, а ничего не слышно.
Остап сидел прямо против окна, нарядный, причесанный, и все расправлял свои пушистые усы.
По левую руку Остапа сидел Косорот, брат Глаши. Косорот так нравился Павке, что он даже своего любимца Сюркуфа представлял себе похожим на Косорота. Всем известно, что Косорот никого и ничего не боится. Вот таким, как Косорот, хотелось быть Павке. И еще он хотел быть похожим на брата, Петра. Вон он сидит рядом с Косоротом - ведь они неразлучные друзья, - коренастый, плотный, крепко сколоченный матрос с карими глазами. Петр очень умный и очень сильный, недаром его выбрали в судовой комитет.
По правую руку от дяди Остапа сидел его зять, рыжий комендор с "Грозы" Илюшка Зазвонов. Он только недавно, весной, женился на дочке Остапа Варе, и вся флотилия веселилась тогда на их свадьбе. Илюшку Павка любил: это был золото-парень, он вечно выдумывал что-нибудь - то новую приманку для рыбы, то какие-нибудь затейливые улочки, а один раз даже подарил ребятам-портовикам сделанную им самим из дерева скорострельную пушку. Пушка, правда, по-настоящему не стреляла, но зато здорово палила горохом.
Рядом с Илюшкой сидела Варя, его жена, курносая, черноглазая, похожая на девчонку. Ее часто вечерами встречал Павка на улице. Она ходила под руку с Илюшкой и с другими матросами и пела песни. Голос у нее был звонкий, пела она хорошо. Павка знал, что она служит где-то в городе в прислугах.
Рядом с Варей сидел Бережнов в старомодном костюме. Галстук у него тоже был старомодный: два голубых шарика, болтающиеся на голубом шнурочке. Он то снимал, то снова надевал свои очки, перевязанные веревочкой. Наверное, он говорил что-то веселое, потому что все смеялись.
Соседом Бережнова по столу был Гаврилов, рабочий тех же мастерских, что и Бережнов, отчаянный человек. К удивлению всех ребят, он переплывал без передышки Амур взад-вперед в тех местах, где и берега-то противоположного почти не было видно. Он любил возиться с ребятами, учил их плавать и играть на гитаре. Веснушки словно божьи коровки усеивали все его лицо, и ребята не раз принимались считать: сколько у него веснушек? Но на второй сотне сбивались и решали, что гавриловские веснушки никак пересчитать невозможно.
Павка прижался носом к окну и пытался разглядеть: кто же сидит спиной к окну, против дяди Остапа? Но в эту минуту дядя Остап заметил его и поманил пальцем. Павка завернул за угол и вдруг наткнулся на большую лохматую собаку. Он удивился: чья же это собака? У Остапа собак не было. Собака лежала у крыльца и даже не зарычала на Павку.