* * *
Павка, получив от Исайки пачку липких газет, кричал, бегая по главной улице города:
- Красные бегут, красные бегут!
- Читайте газету, красные бегут!
- Большой пожар на Медвежьей улице! Большой пожар!
- Кошмарное убийство старуха семидесяти лет!
Он услышал, что бойкий газетчик Фомка кричит на углу:
- Вырезана старуха и двое детей! Кошмарное убийство!
"Вот ловкач, - подумал Павка, - ведь о двух детях в газете ни слова не сказано. Это он врет, чтобы распродать поскорее все газеты".
Прохожие охотно покупали у Фомки газету.
Тогда Павка решился.
- Вырезана старуха и четверо детей! - закричал он.
Ух, и пошла же тут торговля! Павка расхрабрился и вскоре уже кричал:
- Вырезана старуха и пятеро детей!
Через несколько минут число убитых детей было доведено до семи.
От покупателей не было отбоя.
- Кошмарное убийство! - кричал Павка. - Вырезана старуха и семеро детей!
Каждому было интересно прочитать поподробнее про такое кошмарное убийство. Все брали газету, и никто не замечал Павкиного обмана. Калмыковский солдат с отмороженными щеками, подошедший к Павке, когда у него уже почти не оставалось газет, взял у него листок. Он заплатил деньги, развернул газету и спросил хриплым голосом:
- Старуха есть, а где семеро детей?
- И семеро детей есть, - храбро ответил Павка. - Всех вырезали.
Он понял, что попался, и решил улизнуть. Но солдат крепко схватил его за ворот.
- Обманывать? - хрипло сказал солдат. - В "вагон смерти" захотел?
- Пустите, дяденька! - взмолился Павка.
- Давай деньги, - сказал солдат, оглядываясь по сторонам.
Павка отдал солдату деньги, полученные за газету.
- Давай все деньги, щенок! - захрипел солдат.
- Да вы что делаете? - воскликнул Павка. Солдат шарил рукой у Павки в кармане.
- Не рассуждать! - крикнул солдат. - За обман солдата калмыковской армии подлежишь реквизиции...
Павка укусил солдату руку, но солдат больно ударил его по носу. Из носу потекла кровь.
- Пикнешь - убью, - сказал солдат страшным голосом и отпустил Павку.
Что теперь делать? Итти к Исайке? Но Исайка все равно не поверит. Он потребует деньги, все деньги сполна. А где Павка возьмет такую уйму денег?
Он поплелся домой, совсем убитый. Он боялся встретить Исайку.
Целый день он промучился, думал, как заработать денег, у кого попросить? Просить было не у кого. Залог - шесть драгоценных выпусков "Сюркуфа" - пропал навсегда.
Он заснул, проспал ночь мертвым сном. Утром встал, взял гитару и пошел бродить по улицам. Без работы было скучно. Он заглядывал в витрины магазинов и лавочек, подолгу стоял у выставленных товаров. На главную улицу он выходить боялся: там он сразу наткнется на Исайку. "Не начать ли петь по дворам? - подумал Павка. - Может, заработаю денег?" Он вошел в один двор и спел "Ах вы, сени, мои сени". Но никто не подал ему ни копейки. С одного двора его прогнал дворник. Тогда Павка решил итти домой. Он перебежал главную улицу и свернул в переулок.
- Стоп! - вдруг крикнул кто-то совсем рядом с Павкой.
Павка поднял глаза и увидел разъяренного Исайку. Лицо бывшего пирата было красно. Глаза его налились кровью.
- С моими деньгами сбежал, портовик? - спросил Исайка и тяжело ударил Павку кулаком в грудь. Павка пошатнулся и чуть не упал.
- Отдавай деньги! - крикнул Исайка и ударил Павку по лицу. - Хватай его, ребята!
Павка почувствовал, что его крепко держат за руки. Его схватили два верных помощника Исайки, которые всегда вместе с ним ходили в кафе и кино.
- Ты не дерись! - крикнул Павка.
Переулок был пустынен, и помощи ждать было неоткуда. Только какой-то слепой, опираясь на плечо измазанной нищенки, ковылял по переулку.
- Я с тебя шкуру спущу, - страшным голосом закричал Исайка, снова вплотную подходя к Павке. Он вырвал у Павки гитару.
- У меня деньги солдат отобрал, - пытался объяснить Павка. Но Исайка еще раз ударил его кулаком в переносицу. Синие и зеленые круги поплыли перед Павкиными глазами.
- Павка, бей их! Не поддавайся! - услышал он вдруг звонкий голос и почувствовал, что его никто больше за руки не держит. Он услышал отчаянный Исайкин крик. Исайка сидел на земле и держался за нос обеими руками. Двое его оруженосцев крепко держали какую-то замарашку, а она отбивалась от них ногами. Поодаль стоял слепой нищий и ругался. Павка понял, что нищенка пришла ему на помощь. Он ринулся в бой. Он был сильный и в честном бою мог драться один с тремя врагами. Через несколько минут противники бежали по переулку и за ними, бросив на землю Павкину гитару, улепетывал бывший пират.
Нищенка кинулась к Павке и закричала:
- Павка! Павка!
Павка не узнавал ее, он вглядывался в вымазанное не то сажей, не то ваксой лицо и вдруг понял: да ведь это Глашка!
- Глашка, чего ты с ними сделала? - спросил он.
- А я их зубами покусала. Исайку прямо в нос, а других... - И Глаша засмеялась.
- Чего ж это тебе вздумалось за меня вступаться? - строго спросил Павка.
- Как чего? - ответила Глаша. - Может быть, я сама...
К ним, ковыляя, подошел старик-нищий. Он опирался на палки.
- Ты что же меня кинула, детонька? - спросил он жалобным голосом. - Идем домой.
- Я... с тобой не пойду... - сказала Глаша, испуганно прижимаясь к Павке.
- Да ну его, Глашка, пойдем! - сказал Павка и взял Глашу за руку.
Вдруг нищий выпрямился, вырос в два раза и схватил Глашу за плечо.
- Бежать хочешь, дрянь? Нет, не убежишь!
- Павка, он не слепой и не старый, он...
Нищий отбросил в сторону палки и с силой дернул к себе Глашу.
- Да ты что, сдурел? - крикнул Павка. - Портовых обижать? - И он дернул нищего за бороду. Борода, к величайшему удивлению Павки, легко отвалилась и осталась у Павки в руке.
Нищий вытянул худые желтые руки и кинулся на Павку.
- Глашка, беги. На углу подождешь! - крикнул Павка и знаменитым пиратским приемом ударил нищего ногой в живот. Нищий охнул, схватился за живот, и словно сломался пополам.
- Тоже гусь, - сказал Павка, тяжело дыша, - с портовиками драться лезешь. Дунь на тебя - рассыплешься.
И, не теряя времени, он побежал догонять Глашу.
* * *
На другой день Павка проснулся чуть свет. Он приподнялся и увидел Глашу. Девочка спала на тюфяке, закинув руку за голову.
Павка встал и прибрал постель. Он достал горбушку черствого хлеба и кувшин с молоком и поставил кувшин возле Глаши на пол. Разломив хлеб пополам, он меньшую часть положил в карман штанов, а большую - на пол, рядом с кувшином. Пусть поест, когда проснется. Потом, стараясь не шуметь, он вышел за дверь.
- Ведь я Глашку нашел, - сказал Павка, входя на кухню, - ее слепец какой-то с собой водил. Ненатуральный слепец. Я ему бороду оторвал. - Он вынул из кармана бороду и показал Варе. - А Глашка в подвале спит.
Варя побежала в подвал. Павка не торопясь сошел за ней по деревянной скрипучей лестнице. Но в подвал не вошел. "Опять, наверное, реветь будут", решил он.
Павка не ошибся: скоро донесся плач, всхлипывание, - очевидно, плакали и Варя и Глаша.
Павка сидел на лестнице и ждал: когда же это кончится?
"Вот чудная, - думал он о Варе, - к ней каждый день люди с паролями ходят, приносят какие-то вещи, а ревет она по каждому пустяку, как девчонка".
Наконец Варя и Глаша вышли из подвала. Варя повела Глашу в дом, растопила ванную и вымыла девочку начисто. Через час Глаша и Павка сидели на кухне и пили чай.
- А что, ребятки, - сказала вдруг Варя, - пойдете сегодня со мной на новоселье? Мой батько в город перебрался.
- Пойдем! - крикнули сразу Павка и Глаша.
Японцы выселили дядю Остапа из военного городка. Они закрыли лавочку, торговавшую кетой, сахаром, керосином и книжками. Японцам не понравилось, что в лавке вечно толпились портовые рабочие.
Несколько дней назад Остап пришел в город и снял новую квартиру.
Под вечер Глаша надела Варину кофточку, подрезанную Варину юбку и Варины черные туфли. Павка забрал гитару, и ребята отправились с Варей на новоселье к дяде Остапу.
Они спустились к самому берегу Амура. Здесь жили рыбаки. В палисадниках лаяли собаки. Женщины ходили к прорубям с коромыслами. Тут и там лежали опрокинутые лодки. Пахло дегтем и смолой.
Они дошли до розового домика с ярко-голубым палисадником. Это и была новая квартира Остапа.
- О це дило, це дило! - закричал Остап, встречая гостей на пороге. В руках у него был молоток - он только что вколачивал в стены гвозди и вешал картины. Он был такой же веселый, и усы его были такие же пушистые и длинные, как и раньше.
- Тикайте в кубрик! - скомандовал старый боцман и пропустил ребят в комнату. Варю он крепко и нежно поцеловал.
В небольшой квадратной комнате у стены стояли две железные койки, покрытые серыми казенными одеялами. На стенах висели картины, которые Павка сразу узнал: взрыв "Петропавловска", корвет "Гремучий" в кругосветном плавании и семиэтажный пароход "Император", совершающий рейсы Гамбург - Америка. Висела и новая картина - какой-то дядько в барашковой шапке, с пушистыми и длинными, как у Остапа, усами. В углу стоял знакомый сундук, по середине - стол, а у другой стены - большой красный шкаф. В окна был виден Амур, такие же домики, крашенные зеленой, голубой и оранжевой краской, многоцветные палисадники, опрокинутые на берегу лодки.
Остап о чем-то пошептался с Варей, хитро улыбнулся и спросил:
- А що, хлопец да дивчина, нравится вам у меня?
- Еще бы не понравилось! - воскликнула Глаша.
- До того хорошо, даже невозможно! - подхватил Павка.
Остап еще пошептался с Варей и вдруг спросил:
- А що б вы казали, если б я забрал к себе вас обоих?
Павке и Глаше показалось, что Остап шутит. Жить словно на настоящем корабле! Рядом с дядей Остапом, знающим столько разных историй!
- Ой, да это ж не может быть! - не поверил Павка.
Остап покрутил свой ус и сказал:
- Довожу до сведения: дисциплинка у меня суровая. Драться, ругаться, цапаться в кубрике - ни-ни! Лица, руки мыть дочиста, щоб блестели, воды не бояться, грязь смывать - оттирать. Палубу, трапы драить, по дудке обидать - полдничать, по дудке спать лягать, койки прибирать. Все ясно?
- Все! - воскликнул Павка. Он был в восторге от речи дяди Остапа.
- Зачисляю в команду, - отрезал Остап. - Садись обидать.
Ребята сели за стол. За окном заалел закат.
- Что ж, дочка, - сказал Остап, разливая суп, - выходит, что и старый дид пригодился?
- Пригодился, батько! - воскликнула Варя и стала что-то шептать Остапу.
Павка за обе щеки уплетал вкусный рыбный суп. Глаша от него не отставала. Павка смотрел на картины, развешанные на степе, и все хотел спросить у Остапа, кто же это усатый дядько.
- Эх, если б был жив мой Илюша! - вдруг вырвалось у Вари.
- Ничего, дочка, - обнял Остап за плечи Варю, - отольются им слезы, придет время...
Он встал и пошел к окну. Тук-тук, тук-тук - стучала по полу его деревяжка.
- Дядя Остап! - спросил Пазка, показывая на портрет. - А что это за усатый дядько?
- Тарас Бульба, - сказал Остап. - Купил на барахолке.
- А кто такой Тарас Бульба?
Тук-тук! - стукнула деревяжка. Остап повернулся и взглянул на Павку.
- Тараса не знаешь?
- Не знаю, - ответил Павка. - А он что - пират?
- Дурень ты, дурень, - с сожалением сказал Остап. - Только и знаешь, что своих пиратов. Да знаешь ли ты, хлопец, что и моего батьку звали в честь Тараса Бульбы Тарасом, а меня в честь Тарасова сына нарекли Остапом?
- Не слыхал, - сказал Павка.
- Про Тараса Бульбу, написал Николай Васильевич Гоголь, - сказал Остап.
Тук-тук, тук-тук - застучала Остапова деревяжка, и он подошел к шкафу. Он открыл шкаф и достал какую-то брошюрку. Павка разглядел, что на обложке нарисован такой же усатый, как на картинке, дядько в барашковой шапке.
- А мне почитаете? - спросила Глаша.
- И тебе. Вот пообидаем и почитаю. Грешно не знать Николая Васильевича Гоголя и не слыхать про Тараса Бульбу.
Когда они отобедали и Глаша прибрала со стола, Остап принес лампу, поставил на стол, зажег, расправил усы и принялся читать:
"А поворотись-ка, сын! Экой ты смешной какой! Что это на вас за поповские подрясники?"
Читал Остап хорошо, с чувством, иногда останавливался и поглядывал на Павку и Глашу. Ребята слушали внимательно.
Остап читал про Запорожскую Сечь, про храбрых казаков, которые дрались с поляками за русскую землю. Глаша оперлась подбородком на руки и, широко раскрыв синие глаза, слушала не отрываясь. Павка, когда Остап останавливался, подгонял:
- Читай, дядя Остап, читай!
А дядя Остап продолжал читать:
"А что, паны", сказал Тарас, перекликнувшись с куренными: "есть еще порох в пороховницах? не ослабела ли козацкая сила? не гнутся ли козаки?"
"Есть еще, батько, порох в пороховницах. Не ослабела еще козацкая сила; еще не гнутся козаки!"
"И наперли сильно козаки: совсем смешали все ряды. Низкорослый полковник ударил сбор и велел выкинуть восемь малеванных знамен, чтобы собрать своих, рассыпавшихся далеко по всему полю. Все бежали ляхи к знаменам; но не успели они еще выстроиться, как уже куренной атаман Кукубенко ударил вновь с своими незамайновцами в середину и напал прямо на толстопузого полковника. Не выдержал полковник и, поворотив коня, пустился вскачь; а Кукубенко далеко гнал его через все поле, не дав ему соединиться с полком. Завидев то с бокового куреня, Степан Гуска пустился ему навпереймы с арканом в руке, всю пригнувши голову к лошадиной шее, и, улучив время, с одного раза накинул аркан ему на шею. Весь побагровел полковник, ухватясь за веревку обеими руками и силясь разорвать ее; но уже дюжий размах вогнал ему в живот гибельную пику".
- Да, это почище Сюркуфа, - одобрил Павка. Подумав, добавил: - А только когда я вырасту, я в конницу не пойду. Я кораблем стану командовать.
- Опять, Павка, захвастался! - сказала Глаша. - Не видать тебе корабля как своих ушей.
- Ах, ты так? - обиделся Павка и вскочил с лавки. - Вот лопни мои глаза, провались я на этом месте, если я на корабль не попаду!
Нет, видно, никогда не отучишь эту девчонку дразниться!
- Полно вам ссориться, - сказала Варя.
- Обещание давали? Давали! - услышал Павка спокойный и добрый голос Остапа.
Ребята сразу притихли.
Но Остап уже говорил о другом:
- Ты, Павка, газетами торгуешь?
- Торговал, - сказал Павка. - А больше торговать не на что. Солдат деньги отобрал, и Сюркуф мой пропал в залоге. Шесть выпусков, - грустно сказал Павка.
- Ну, этому делу легко помочь, - сказал Остап и поближе подошел к койке. Он вынул из-под тюфяка газету и протянул Павке:
- А ну-ка, почитай, хлопец.
Эта газета была совсем не похожа на те, которые продавал Павка.
Газета была напечатана на коричневатой бумаге и называлась "Красный клич". Павка никогда не слыхал о таком названии.
- Читай, читай, - сказал дядя Остап.
Павка развернул лист и прочитал:
Дальний Восток будет советским.
На другой странице крупными буквами было написано:
Весь народ поднялся против японских поработителей.
Павка уселся поудобнее и стал читать вслух:
Знайте, товарищи. Помощь придет. В далекой Москве Ленин и Сталин создают многочисленную Красную армию. Она поможет партизанским отрядам прогнать ненавистных японцев.
Остап подошел к окну.
Дальше Павка прочитал:
Партизанский отряд Косорота... захватил огромный японский транспорт с продовольствием, захвачено 4 пулемета, 40 винтовок, патроны, 3 вагона продовольствия. Пришедшая на помощь японцам калмыковская "дикая дивизия" потеряла около 10 человек убитыми.
- Про братишку? - сказала Глаша. - Это все правда?
- Сущая правда, - сказал Остап.
- Дяденька Остап, а эту газету не продают, - сказал Павка.
- Ее не продают, ее даром выдают. Да так, чтоб ни японцы, ни калмыковцы не видали. Увидят - голову срубят. Понял?
- Понял, - ответил Павка. Он думал: наверное, очень интересно торговать такой газетой. Опасно, надо скрываться от солдат и от японцев...
- Достанем тебе газет, - сказала Варя, - торгуй.
- А как подойдет человек и спросит "нашу газету", - добавил Остап, - отдашь вот это. Денег не бери.
- То есть как же это денег не брать? - удивился Павка.
- За брехню - бери, что полагается, - сказал Остап, - за белогвардейские газеты, а нашу правду даром отдавай. Понял?
- Понял, - сказал Павка.
- И имей в виду, хлопец, что поручают тебе серьезное дело. Ты попадешься - другие за тобой попадутся, и не сносить ни тебе, ни им головы. Ты уж не малой. Тебе сколько годов?
- Тринадцать, четырнадцатый, - соврал Павка.
- Врешь, двенадцать, тринадцатый, - поправила Глаша.
- Ну, вот. Никому ни слова. Понял?
- Гроб-могила, три креста, - поклялся Павка.
- Що це таке? - изумился Остап.
- Самая страшная клятва, - сказал Павка.
Остап и Варя рассмеялись.
В это время за окном послышались шаги, и кто-то осторожно стукнул костяшками пальцев в дверь.
Тук-тук, тук-тук - застучала Остапова деревяжка, и он впустил гостя.
- Вот це гарно! И Никита Сергеевич пожаловал на новоселье!
Павка не видел Бережнова с той поры, как японцы казнили Гаврилова.
За это время Бережнов очень изменился. Серая стариковская кожа туго обтянула его худое и сухое лицо. Глаза тускло блестели под старыми, сломанными очками. Волосы, стриженные бобриком, поредели, а усы щеточкой стали совсем седые. Но старомодный костюм был попрежнему опрятен, а галстук - голубые две кисточки - тщательно завязан.
Бережнов приподнял очки и сказал веселым голосом:
- Ну, угощай, хозяин. А, и ты нашлась, чижик? - увидел он Глашу.
Остап и Варя засуетились, накрывая на стол. Никита Сергеевич сел на табурет и забарабанил пальцами по столу.
- Устроила ребятишек-то? - спросил он Варю.
- Устроила. Будут с батькой жить, - сказала Варя.
- Вот и отлично, - весело сказал Никита Сергеевич. - А ты что с гитарой делаешь? - спросил он Павку.
- Это я пою, - сказал Павка.
- А я что, рыжая? - рассердилась Глаша. - Я тоже пою.
- Что же вы поете? - спросил Бережнов.
- "Кочегара", что Гаврилов на вечеринке пел, помните?
На минуту в комнате настала мертвая тишина. Бережнов вынул чистый носовой платок, стал сморкаться, потом снял очки и тщательно протер платком стекла. Остап сунул в рот свой пушистый ус и принялся его жевать. Варя отошла к окну. Плечи ее вздрагивали. Павке сразу вспомнилась вечеринка у Остапа на базе. Как тогда было весело! И вот снова вечеринка, а нет ни брата, ни Косорота, ни Илюшки, ни Гаврилова. Он вздохнул.
- Ну, начинай, Глашка.
Глаша встряхнула своими косичками, Павка взял аккорд на гитаре, и Глаша запела звонким и чистым голосом: