- Увидишь, - загадочно ответила новая Глашина знакомая. Она воткнула свечу в горлышко пустой зеленой бутылки и зажгла ее. В углах зашевелились огромные черные тени, поползли по стене.
- Жизнь у нас привольная, вольготная, - сказала Мальвина, потягиваясь. - Живем - не тужим.
"Какая может быть у тебя привольная жизнь, - подумала Глаша, оглядывая Мальвину, - если у тебя даже платья нету?"
- Надену в воскресенье новое платье, - словно отвечая на Глашины мысли, продолжала Мальвина, - в кино пойду - Гарри Пиля смотреть, Мэри Пикфорд. Ты знаешь, в нее влюбился граф. Такой богатый, на своем собственном автомобиле ездит, а она грязная-прегрязная... замарашка. Он купил ей серебряное платье, - мечтательно рассказывала Мальвина, - все вышитое жемчугом, и повел ее в сад. Он ей вот такой букет цветов подарил, - показала девочка, - а потом привез в красивый, белый дом. И они стали ужинать... ужинали-ужинали, и она ела и ела, - видно, голодная была, - а он только тырк вилкой - и отбросит. Тырк вилкой - и отбросит.
Вдруг она прислушалась.
- А вот и наши собираются, - сказала она. - Сядь в уголок и молчи, пока не позову.
Глаша села в уголок на груду серого тряпья.
Вошел несчастный, хромой старик, весь согнувшийся в три погибели, опиравшийся на две палки. На глазах у него были черные очки. Вошла старуха, похожая на бабу-ягу, - такой всегда представляла ее себе Глаша. У нее изо рта торчал длинный зуб, а глаза были выпученные, словно висели на ниточках. Вошел мальчик на костылях, в рваных штанах, из которых торчала розовая голая коленка. Вошла молодая женщина с грудным ребенком, завернутым в одеяло.
Она размахнулась и вдруг бросила ребенка в угол.
- Убьется! - крикнула Глаша и кинулась к ребенку. Он лежал тихо, не шевелился. Глаша подняла его на руки и вдруг поняла, что это вовсе не ребенок. В одеяле было завернуто полено.
- Это что такое? - услышала Глаша голос над самым ухом, и чья-то рука взяла ее за плечо. Она повернулась и встретилась взглядом с женщиной, кинувшей ребенка.
- Ей ночевать негде, - сказала Мальвина. - Это я ее привела. Ты ее не тронь, Катерина.
- А-а, - протянула женщина. - Глядите-ка, какую девчонку Мальвинка выискала.
Старик положил на стол палки и, совсем не хромая, подошел к Глаше. Чтобы лучше ее рассмотреть, он снял свои черные очки. Подошла к Глаше и старуха с висящими словно на ниточках глазами. И мальчик, отбросив костыли, подошел и стал рассматривать Глашу. Старуха протянула костлявую, коричневую и жилистую руку и взяла Глашу за подбородок.
- Ангельское личико, - прошамкала она, - глазки голубенькие, - каждый подаст, каждый подаст, - повторила она. - Ай да Мальвинка!
- Обижать я ее не дам, - сказала Мальвина.
- А мы ее обижать и не будем, - прошамкала старуха, еще больше выставив свой длинный, словно собачий зуб. - Мы ей работу дадим, жить с нами будет. У тебя мать есть?
- Нету, - ответила, осмелев, Глаша. Она убедилась, что эти странные люди не собираются делать ей ничего дурного.
- А отец? - спросила женщина, которую звали Катериной.
- И отца нету.
- Ну вот и хорошо, что нет, - сказала старуха.
Все стали заниматься своим делом. Старик вдруг потянул себя за бороду, борода отклеилась, и Глаша увидела совсем молодое лицо. Старуха разожгла в углу керосинку и, что-то приговаривая, стала стряпать.
- Поди-ка сюда, - сказала она бывшему старику, и он подошел к ней, совсем больше не согнутый, а, наоборот, высокий и худой. Они стали шептаться. А мальчик подошел к Мальвине и Глаше и сказал:
- Они в поводыри ее хотят определить.
Глаша не поняла, что это значит.
- Много набрал? - спросила Мальвина мальчика.
- Мне хватит, - сказал мальчик и зевнул. - Поспать бы.
Мальвина разложила на земляном полу тряпье и легла.
- Ложись, - сказала она Глаше. Глаша легла рядом с Мальвиной и скоро заснула.
* * *
В ту же ночь, когда Павка, усталый от бесплодных поисков Глаши, крепко спал на тюфячке, его разбудила Варя.
- Павка, вставай, - сказала она, наклоняясь над мальчиком.
Павка протер рукой глаза.
- Пойдем, - заторопила Варя.
Они вышли во двор. Кудлатый пес Касторка с заросшей шерстью, похожей на хризантему мордой завилял хвостом. Варя вошла в сарайчик, где хранилась всякая рухлядь: ломаная мебель, дырявая посуда, старые пружинные матрацы. В сарайчике ждала их Анна с фонарем.
- Выкопай яму, Павка, - попросила Варя. - Ты сильный.
- Зачем яму? - спросил Павка.
- Спрятать кое-что нужно.
Она показала на две плетеные рогожные сумки, такие, с какими хозяйки ходят на базар.
Сумки были чем-то плотно набиты.
- От Петра из тайги человек приедет, - сказала Варя. - Для него это... Никита Сергеич приказал...
Павка понял, что в тайгу надо передать что-то важное и до приезда человека надо закопать, чтобы никто не обнаружил. Он взял лопату, стоявшую в углу, поплевал на ладони и стал копать. Земля была твердая, и Павка даже вспотел от натуги. Он копал и слышал, как переговаривались между собой Варя и Анна.
- Петеньке душегрейку свяжу, - говорила Анна. - Мерзнет, поди, в тайге на сырой земле. Да поесть чего бы послать? Хлебца с ветчинкой, что ли... Варя, а вдруг Петенька сам приедет? - радостно шептала Анна. - Нет, не дай бог, - тут же озабоченно шептала она. - Заберут его японцы, споймают, убьют...
На дворе вдруг хрипло и отрывисто залаял Касторка. Так он лаял всегда на чужих. Павка перестал копать и прислушался. Кто-то тихонько царапался у калитки.
- Туши фонарь, - шепнула Варя Анне, и Анна дунула на фонарь. Наступила полная темнота. Варя тихо вышла. Павка слышал прерывистое дыхание Анны. Он понял, что женщины затеяли что-то опасное, за что здорово может попасть от японцев. Со двора послышался Варин голос.
- Кто там? - спрашивала она.
- Тяжело больной к профессору, - сказал кто-то за калиткой.
- Профессор в госпитале, - дрогнувшим голосом ответила Варя.
- У больного оспа, больной волнуется, - ответили за калиткой.
- Входите, - сказала Варя и стала отпирать калитку.
Павку вдруг осенило, что "у больного оспа" - это условный пароль! Совсем как в "Сюркуфе, грозе морей". Когда Сюркуф приходил к своим друзьям, он всегда говорил: "Море волнуется". И перед этим паролем растворялись все двери.
Варя прикрикнула на Касторку, и он затих. Она тихо поговорила с кем-то, потом снова слегка скрипнула калитка, на улице послышались тихие, удаляющиеся шаги.
Варя вошла в сарай.
- Зажигай, Анна, - сказала она.
Анна зажгла фонарь. В руках у Вари Павка увидел какой-то сверток и большой черный револьвер.
- Господи! А он сам не выстрелит? - тихо ахнула Анна.
- Он сам никогда не стреляет, - пояснил Павка, удивляясь ее безграмотности. - Где же видано, чтобы револьвер сам стал стрелять?
Неглубокая ямка была готова. Варя стала укладывать в ямку сумки, пакет, револьвер.
- Зарывать? - спросил Павка.
- Зарывай, - сказала Варя.
Павка накидал землю, затоптал яму ногами.
- Никому, Павка, не проговорись, слышишь? - сказала Варя.
- Что я, дурак, что ли? - обиделся Павка. - Гроб-могила, три креста.
Это было самою страшною клятвою амурских пиратов.
Павка сам не знал, что бывает с нарушившим страшную пиратскую клятву. Но уж что-нибудь наверное случится, пахнущее могилой и гробом.
Павка оставил женщин на дворе и вернулся в подвал. Он лег и долго не мог заснуть.
- У больного оспа. Больной волнуется, - пробормотал он. Рядом с ним совершаются такие непонятные вещи!
Наконец он заснул и во сне увидел Сюркуфа. Сюркуф был одет в свой обычный костюм - в красный камзол с кинжалом у пояса, но как две капли воды был похож на Косорота.
- Ну, капитан, - сказал он Павке, - прикажи полный ход вперед.
И Павка увидел, что он стоит на мостике большого стального корабля. Корабль плывет по бурному морю, море пенится и брызжет на палубу, а Павка командует:
- Полный вперед!
Все Павку слушаются, матросы прибегают за приказаниями. На горизонте показываются неприятельские корабли.
Павка приказывает:
- Открыть огонь! - и вдруг видит Глашку.
Она поднимается по трапу на мостик, смотрит бесстыжими глазами и говорит:
- Мне скучно. И я хочу итти в матросы.
А Косорот-Сюркуф смеется и говорит:
- Возьми ее, Павка, в матросы. Не обижай ее. Она хоть и отчаянная, а все же девчонка.
И пропадает вдруг Косорот, и нет больше корабля, и стоит Глашка против Павки в густом лесу. По лесу ходит Митрошин медведь, а у Глашки лицо грустное и бледное, совсем как тогда, у хозяйки; под одним глазом - синяк, под другим - другой, на глазах слезы, и хотя Павка терпеть не может слез, вдруг ему становится жалко Глашку. Она всхлипывает, а он берет ее за руку и говорит так, как на самом деле никогда не говорил с Глашкой:
- Ну, полно тебе реветь. Ну, успокойся. Ну, больно тебе, да? Обидно, да?
- И больно и обидно, - отвечает Глашка и вдруг, припав к Павке на грудь, отчаянно плачет.
И Павка не знает, что же ему с нею делать, и гладит ее по вздрагивающей спине, по дрожащим косичкам и все говорит:
- Ну, полно тебе, Глашка. Полно!
* * *
Утром Мальвина разбудила Глашу. Все обитатели сарая были уже на ногах. "Старик" приклеивал седую длинную бороду. Женщина, которую звали Катериной, укутывала в одеяло полено. Мальчик примерял костыли и ковылял по сараю. Старуха сняла с керосинки большой жестяной кипящий чайник и понесла его на стол.
Глаша поняла наконец, что это нищие, которые стоят у церкви и выпрашивают подаяние. И как ловко они приспосабливаются к своим ролям! Мальчишка так перебирает костылями, будто всю жизнь ходил на костылях, Катерина, словно настоящего ребенка, убаюкивает свою деревянную куклу, и "старик" весь согнулся в три погибели, кряхтит, стонет, как будто ужасные болезни сидят в нем и грызут его тщедушное тело.
- Иди, Глаша, чай пить, - позвала Мальвина, и Глаша подошла к столу. Все сидевшие за столом уставились на Глашу. Мальвина придвинула к Глаше жестяную кружку с горячим чаем, кусок сахару и ломоть хлеба.
- Ешь, - сказала она.
Мальвина нравилась Глаше. Решительная, с резкими движениями, с грубым голосом. Уж эта-то себя в обиду не даст!
Глаша прихлебывала горячий чай и старалась не обращать внимания на нищих. Вдруг старуха зашамкала:
- А что, Глашенька, не поможешь ли слепенькому найти дорогу? Заплутает он, собьется с пути, в яму упадет, - показала она на "старика". - А ты и поддержишь.
Мальвина подтолкнула Глашу локтем: соглашайся.
Глаше стало смешно: этакий здоровый детина валяет дурака и притворяется слепеньким. Нацепил себе кудлатую бороду, чтобы казаться стариком! "Ну зачем я его поведу?"
- Напоим, накормим, спать будешь вместе с Мальвиной, - продолжала противным ласковым голосом старуха.
- Ладно, - сказала Глаша. - Я это могу.
- Переоденься! - сказала старуха.
- Зачем?
- Лучше будет.
Через несколько минут Глаша шла по улице. Вместо бушлатика на ней были надеты какие-то грязные лохмотья. На плечо тяжело опирался вздыхающий, хромающий ненастоящий слепец. Глаша смотрела во все глаза, не увидит ли Павку.
- Не верти головой, - сказал слепец и прижал еще сильнее Глашино плечо. - К церкви веди.
Глаша повела его к церкви. Нищие занимали места на паперти. Прошел поп, тот самый, который на базаре ел булку и не поделился с Глашей. Нищенки кинулись целовать ему руки. И Катерина с ребенком была тут, и старуха, и мальчишка на костылях. Среди каких-то незнакомых и чужих нищих стояла Мальвина, протянув руку. На щеке у нее алела страшная язва. Глаша ужаснулась и удивилась, но сразу сообразила, что и язва, наверное, фальшивая, как и борода у слепца, и хромота у мальчишки. Слепец стал на место и, опираясь на Глашино плечо, загнусавил:
- Я слепой, я вас не вижу, об одном лишь вас прошу: помогите, пособите вы слепому старику.
На колокольне зазвонили. К церкви стали подходить какие-то древние, чистенькие старушки. Они непрестанно крестились и совали в подставленные руки самые мелкие деньги. На извозчике подъехали две нарядные женщины: молодая и старуха. Нищие загнусавили все разом. Нарядные женщины стали раздавать деньги.
- Боже мой! Посмотри, какая прелесть! - сказала молодая старухе и протянула Глаше бумажку.
Слепец ловко вытянул из Глашиных рук бумажку и спрятал ее в карман. А молодая женщина, входя в церковь, несколько раз оборачивалась и смотрела на Глашу.
В это утро многие останавливались возле слепца и смотрели на Глашу. Два офицера тоже протянули Глаше бумажку, и слепец так же ловко вытянул ее и спрятал в карман.
Из церкви послышался голос попа, потом запел хор. Больше никто не проходил мимо нищих. Нищие стали разговаривать и браниться. Глаша думала: как бы улизнуть? На главной улице она, может быть, встретила бы Павку.
Но слепец крепко вцепился в плечо, - уйти было невозможно.
Когда служба в церкви закончилась и снова зазвонили в колокола, богомольцы стали расходиться. Глашиному слепцу опять перепало немало мелочи. Последним из церкви вышел поп. Он перекрестил нищих широким рукавом рясы, похожим на крыло, и сказал:
- Бог подаст.
Потом пошел по улице.
- Домой веди, - сказал Глаше слепец.
Глаша повела его. Они прошли несколько улиц. В переулке, у дома, где когда-то Павка и Глаша встретили офицера, похожего на Никашку, стояли часовые. Дверь растворилась, и часовые пропустили человека, заросшего густой рыжей бородой. Лицо человека показалось Глаше знакомым. Но где она видела этого человека, она вспомнить не могла.
Они пошли дальше и вскоре были дома, в сарае. Мальвина стирала грязным полотенцем свою страшную язву. Старуха варила картошку. Слепец снял бороду и куда-то ушел. Катерина с мальчишкой о чем-то шептались, показывая на Глашу.
Глаша совсем промерзла в своих отрепьях и теперь дрожала. Зуб у нее не попадал на зуб.
- Надень, - сказала Мальвина и протянула Глашин бушлатик.
Глаша надела свой бушлат и быстро согрелась. Слепец вернулся пошатываясь, Глаша разглядела его. Это был чахоточный парень с совсем молодым лицом и румяными щеками. Глаза у него были здоровые, но мутные.
- Опять напился? - спросила старуха. - Садись картошку есть.
Все сели за стол и молча, обжигаясь, стали есть горячую картошку.
- Ешь, Глашенька, ешь досыта, - ласково сказала старуха и положила перед девочкой столько картошки, что Глаша подумала: всего никогда не съесть!
Бывший слепец засмеялся бессмысленным, пьяным смехом.
- Пропивай, пропивай, ирод, - забурчала старуха. - Счастье привалило, счастье пропьешь!
Катерина и мальчишка смотрели на слепца завистливыми глазами. И только Мальвина, ни на кого не глядя, ела, ела и ела.
После обеда Глаша вздумала было выйти из сарая, но старуха резко окликнула ее:
- Ты куда?
- Пройтись.
- Нельзя.
Глаша поняла, что ее не выпустят. Пьяный слепец подошел к ней и, глядя ей прямо в глаза, прошипел:
- Попробуй только...
Глаза у него были такие страшные, что Глаша невольно отшатнулась.
"Все равно убегу", подумала она.
Но убежать ей не удалось ни завтра, ни через неделю.
* * *
Павка каждый день искал Глашу. Он ходил по базару, заглядывал на пристань, расспрашивал торговок и сторожей. Никто не видел девочку, она словно сквозь землю провалилась. Каждый день Павка торговал газетами. Каждый вечер мальчики собирались в старом, пустом рыбном складе, и Исайка отбирал все деньги, кормил протухлой колбасой и соленой кетой. Мальчики его ненавидели, но боялись.
Однажды утром, когда Павка собрался уходить из дома, кто-то постучал в калитку. Варя строго-настрого приказала Павке никогда никому не отпирать дверь, но Варя замешкалась, и Павка спросил:
- Кто там?
- Тяжело больной к профессору, - ответил мужской голос из-за калитки.
- Он спит, - сказал Павка.
- У больного оспа. Больной волнуется, - сказал тот же голос из-за калитки.
Вот оно! Пароль! Человек говорит настоящий пароль, и Павка должен его пустить...
Когда он отпирал калитку, сердце его так стучало, что готово было выскочить наружу.
Крестьянин в мохнатой собачьей шапке, в бараньем тулупе и в таких больших валенках, что, казалось, в каждый валенок можно уместить по три ноги, стоял за калиткой. Позади стоял воз, в который была впряжена бойкая рыжая лошаденка. Вокруг черных ноздрей лошаденки вилось облако горячего пара. На возу возвышалась целая гора сухих, хрупких дров.
- Павка! - сказал тихо крестьянин.
- Васька Шагай! - выдохнул Павка.
Крестьянин приложил к губам палец. С крыльца, накинув на голову коричневый платок, уже сбегала Варя.
- Кто там? Чего надо? - спрашивала она.
- Дровец привез, - ответил крестьянин, - отличных дровец, из тайги... Иль не признала? - спросил он насмешливо.
- Признала. Заезжай, - сказала Варя и отперла ворота. Шагай въехал во двор и стал сбрасывать дрова.
- Павка, иди, куда тебе надо, - сказала Варя Павке. - Деньги получить зайдете на кухню. Хозяин еще не вставши, - сказала она равнодушным голосом Шагаю и поднялась на крыльцо. Шагай подмигнул Павке, усмехнулся и, сбросив с воза последнее полено, пошел за Варей в дом.
Павка с сожалением вышел на улицу. Ему так хотелось послушать, что расскажет Шагай! А Шагай, войдя в теплую кухню, скинул лохматую собачью шапку.
- Ну, Васек, - сказала Варя, - как добрался?
Она притворила дверь в комнаты и прислушалась, не встал ли профессор.
- Добрался - лучше не надо, - весело ответил бывший кок с "Грозы". - Японцы несколько раз останавливали. Подойдут, поглядят, понюхают - дрова как дрова. Ну, ходи-ходи дальше. А как у тебя?
Варя стала говорить почти шопотом:
- Принесли бинтов, иоду, газет... Все заберешь в тайгу. Во вторник еще приезжай.
- Твой-то хозяин скоро уйдет? Надо забирать товар да и к дому.
- Ты что ж? Среди бела дня в тайгу поедешь? - удивилась Варя. За окном было совсем светло. За Амуром на небо выползало большое красное солнце.
- Среди бела дня лучше, - весело сказал Василий. - Ночью всякий прицепится, а днем - кому что в голову придет?
- Ох, и отчаянный ты, Васька! - восхищенно сказала Варя.
- В командира. Косорот-то у нас тоже отчаянный. Слыхала, как он японцев раскрошил?
- Варя! - раздался старческий голос из комнат.
- Погоди, я сейчас, - сказала Варя и вышла.
Василий сел на табурет, поднял голову к потолку. Лицо его сразу стало сосредоточенным и серьезным. Варя вернулась из комнаты и сказала:
- Ушел мой профессор. Теперь можно.
И она провела Шагая в сарайчик. Василий разрыл яму и вынул револьвер, две сумки, пакет. Он сложил все это на воз, прикрыл соломой, старой овчиной и уехал.