- Ну и даешь ты! - расхохотался Сидельников. - У меня и в мыслях нет…
- У всех нет, а потом оказывается…
- Перестань! - притворно возмутился Володя. Он снял с вешалки новый полушубок, по-хозяйски оглядел его, отряхнул выпавшие шерстинки. - Генке на вечерние сеансы не разрешай. Пускай лучше телевизор смотрит. А то вон Голованова пацан начудил в клубе, теперь милиция разбирается…
- Все? Других указаний не будет?
- Будут… Смотри мне тут, - шутя пригрозил Володя и обнял жену.
- Смотри мне там… - вдруг обмякла Зина. Прижалась к мужу, поправила на нем неумело повязанный галстук. - Когда вернешься?
- Если дело сладится, дня через два-три буду дома. Большой интерес валяться на гостиничных койках. Работать надо. План выполнять…
- И я про то же. - В голосе Зины прозвучало примирение. И Володе сразу стало легко.
- Давай присядем, - сказал он. - На дорожку. Как положено.
Посидели на кухонных табуреточках. Посмотрели друг другу в глаза. Хорошо посмотрели. Открыто. Володя еще раз притиснул к себе жену, чмокнул ее в темя, которым она как раз доставала до его губ, подхватил с пола модный чемоданчик, шагнул за порог. Он знал, что Зина наблюдает за ним в окно и, не поворачиваясь, помахал ей рукою.
Володя Сидельников шел вдоль кривых поселковых заборов по узкой тропке, вытоптанной за долгую зиму поверх деревянных тротуаров и пешеходных мостков на сваях. Теперь тротуары никак не угадывались. И не так-то скоро угадаются. До весны еще далеко, хотя январское солнце уже заявляло о себе, слепило и радовало отдаленной надеждой.
Мороз держал в меру, весело скрипел под легкими ботинками, слишком легкими, казалось, после неуклюжих рабочих валенок, какие всю зиму верно служат лесорубу. И кримпленовые брюки не ощущались на теле, будто не было их вовсе, потому морозец вкруговую охватывал ноги. Но в общем и целом было тепло. Спасал полушубок.
Володе всегда нравилось это необычное сочетание одежды: парадная легкость, компенсированная грубым овчинным теплом. Одеваясь так, он чувствовал себя книжным барином, могущим в любую минуту скинуть с себя соболью шубу и оказаться средь шумного бала в парадном фраке. Шумным балом теперь ему представлялись ресторан скорого поезда, где он будет обедать, городская гостиница, где он станет жить, широкие лестницы руководящих учреждений, по которым придется бегать, подписывая документы на выдачу пильных цепей Кусинскому лесоучастку… Потом, когда успешно завершится главное командировочное дело, он зайдет в магазин с кроваво-яркой вывеской "Рубин", небрежно запустит руку в карман грубого полушубка, достанет все оставшиеся деньги и купит Зине какую-нибудь дорогую побрякушку. Ему для жены ничего не жалко. Подумаешь, скромница, пластинки заказала. Это, конечно, само собой. Но разве рублевая пластинка подарок для жены лесоруба, который за свою однодневную зарплату может купить двадцать, а может и тридцать пластинок?! Особенно, если будут цепи и, следовательно, - кубики деловой древесины…
На высоких соснах у конторы шумно галдело воронье. У крыльца по-прежнему пыхтел бензиновым дымом козюбинский "газик". Ивана в машине не было.
Шофер встретил Сидельникова в коридоре, тут же высунул из рукава истертого полушубка часы на широком браслете, осуждающе помотал головой:
- Долго чешешься, начальник. Учти, мне к восемнадцати ноль-ноль надо быть дома. Это хоть в узел завяжись…
- Смотри, какой ты точный, - усмехнулся Сидельников. - Боишься опоздать на свидание с английской королевой? Так она баба не гордая - подождет такого красавца…
- Имел я в виду королеву. Сегодня ж хоккей!
- Н-у-у?! - притворно удивился Сидельников. Он не любил хоккей. Иногда смотрел ледяные баталии из солидарности с сыном Генкой, считал и самую игру и частое смотрение ее по телевизору пустой тратой времени… Субъективно, что и говорить, относился к хоккею лесоруб Владимир Сидельников, передовик производства, обладатель многих трудовых наград, любитель охоты, рыбалки, мототранспорта, умных книг, героических кинофильмов и хорошей музыки.
- С канадцами! - радостно, не почувствовав иронии, сообщил Иван, когда Сидельников взялся за ручку козюбинской двери. - Давай по-быстрому…
- Если с канадцами - тогда я мигом, - дурачился Володя, зная, что никуда шофер не денется, раз получил указание Степана Петровича, будет материться и ждать, сколько надо, хоть до самой ночи, пусть даже по телевизору станут показывать матч нашей сборной с командой марсиан. Участку нужны цепи.
Степан Петрович тоже торопил Сидельникова. Командировочное удостоверение уже лежало на его столе, подписанное и скрепленное гербовой печатью. Володя прочитал документ и ухмыльнулся. Там, в графе "должность", было на машинке отпечатано "агент по снабжению".
- Это ты спрячь на нужный случай, - сказал Козюбин. - В гостинице предъявишь, иначе туда не пропишут… Но лишь бы зря не козыряй. Понял?
- Все ясно, - сказал Володя, пряча документ.
- Быстренько получи в кассе - и жми на станцию. Кассирша у себя ждет… Если что срочное - звони из города по телефону. Сюда или домой. В любое время дня и ночи звони… Основной курс держи на "Лесоснаб". Там люди толковые, помогут, подскажут… На всякий случай загляни в хозяйственный магазин. Там, кто-то мне врал, продают разные запчасти за наличный расчет…
- А как же это… потом… Бухгалтерия отчет спросит, - несмело спросил Володя.
- Это не твой вопрос. Ты получаешь премию. А за нее, за премию, отчитываются только перед родной женой. - Степан Петрович стыдливо отвел в сторону глаза. Но вдруг воспрянул, видимо, вспомнив, ради какой цели идет он на незаконные действия, и твердо сказал: - Цепи вези. Они окупят… Двадцать кубов древесины - и вся любовь до копейки.
Володя понимающе кивнул, а под полушубком почему-то пробежал холодок. Ощущение было такое, как много лет назад, когда он, деревенский пацан, лез через заборный пролом в соседские парники за огурцами. Муторное было ощущение, противное…
Деньги он получил без проволочек. Когда расписывался в ордере, заметил, что кассирша смотрит на него с ехидной ухмылочкой: премия, мол, премией, а денежки-то незаконные, не твои… Володя сердито сунул купюры в карман, поторопился на улицу.
Иван Буратино сидел в машине, поглядывал в мутное окошко, нетерпеливо прогазовывал, как поезд, пробующий тормоза.
- Давай, Ваня, втыкай четвертую, - сказал Володя, усаживаясь. - Теперь чем скорей, тем лучше.
- Ну да, - проворчал шофер, трогая с места. - То тянут сами резину, а то скорей…
- Ладно, не ворчи, - добродушно сказал Володя. Его уже одолевали заботы предстоящей командировки. - Главное нам с тобой - на поезд успеть. Билет еще взять надо… - Он помолчал, раздумывая. - Скорый в Савероград поздно приходит. Говорят, в гостиницу трудно устроиться…
- Устроишься, - заверил Буратино со знанием дела. - Только красненькую не пожалей.
- Чего? Чего не пожалеть?
- Десятку, чего. - Буратино уже перестал злиться, оживился. - Подходишь к окошку: там человек двадцать-тридцать ждут. Ты прямичком вперед. Без лишних вопросов протягиваешь администраторше паспорт, говоришь: "У меня бронь министерства. Гляньте, пожалуйста, будьте добры". Она смотрит и все дела.
- Куда смотрит? - не понял Володя.
- На луну! - Буратино сплюнул в окошко. - Из паспорта красный уголок торчит. На него и смотрит.
- А если она паспорт в рожу бросит? Честная баба попадется - и бросит. Или милицию позовет. Не все ж на свете сволочи и взяточники…
- Хе! Тогда скажешь: "Прошу прощения, у меня в паспорте просто лежали деньги".
- А как же бронь министерская?
- Возмутись! Бюрократы, мол! Вызвали на совещание человека за тысячу верст, а гостиницу не заказали, не позаботились.
- Но в области-то министерств нету.
- Тютя ты, Сидельников, - с удовольствием подытожил Иван. - Посылают же таких в командировку! Нету министерств - есть другие руководящие организации. Ты ж в какую-то едешь. На нее и вали!
- Деловой ты мужик, Ваня, - отметил Володя снисходительно.
- Деловой не деловой, а тертый, это да. Хочешь жить - умей вертеться…
Машина быстро проскочила поселок, вырулила на зимник: широченный зимник, отлично укатанный и приглаженный, но крученый, как гадюка на плесе. По обе стороны дороги тянулись отвесно срезанные снежные увалы, точь-в-точь повторяя конфигурацию зимника. Будут они тянуться, эти увалы, до самой станции, без малого сто километров. В конце апреля, когда по-настоящему шумнет весна, дорога раскиснет, пойдет на слом, а сугробы, наворочанные за зиму косорылыми грейдерами, будут убывать потихоньку, считай, до самого июля. Уже и деревья распустятся, и трава пробьется из волглой земли, а сугробы все еще будут дотаивать, как свечи. И человек, промышляющий в летней тайге, измученный неподвижной духотой чащобы, слепнями и гнусом, с наслаждением сунет разгоряченные руки в рыхлый снег, бывший не так давно обочиной работящей дороги. А летних путей из Кусинска станет два: речной и вертолетный. Теперь они бездействовали. В ходу была снежная магистраль, по которой Володя Сидельников мчался в ответственную командировку.
Навстречу "газику" часто попадались лесовозы. Исходя черным дизельным дымом, они надрывно тащили к нижнему складу огромные пачки двадцатиметровых, искореженных техникой хлыстов. Если лесовоз встречался на вираже, приходилось Ивану сбавлять скорость, а то и совсем останавливаться, чтобы неповоротливый, как бронтозавр, лесовоз не причесал крышу козюбинского транспорта вершинами мертвых деревьев. Лица у водителей лесовозов были сосредоточенными и усталыми. Крутить баранку многотонного КрАЗа на вертлявом зимнике - это не то, что играться бубликом "козелка"…
А солнышко садилось все ниже. А лесовозы попадались все реже, поскольку основные лесосечные делянки и нижние склады, на которых готовили к сплаву древесину, оставались теперь позади. И потому Ваня Буратино давил на железку так, что "козелка" иногда опасно заносило. Но, что ни говори, шофера Козюбин подобрал себе надежного, можно сказать, виртуоза. Сидельников ехал с ним впервые.
Они как раз проскочили лесную полянку, где стоял кордон лесника. От этого кордона до станции оставалось меньше сорока километров. Даже по зимнику - час езды, от силы. Володя глянул на часы.
- Значит, поезд в шестнадцать пятьдесят, - сказал он. - А теперь только четырнадцать тридцать пять… Успеем. Даже пообедать успеем… Кажется, перерыв в вагон-ресторане с трех до пяти. Не помнишь, Ваня, когда там перерыв?
- Не помню, - спокойно ответил водитель. - Давно не ездил в поездах… А ты чего в город навострился? Это удивительно, чтоб Степан Петрович машину дал, - добавил он ревниво, понимая: по важному делу едет бензомоторщик, иначе бы добирался до станции на попутных.
- Кое-какие дефициты добыть надо, - небрежно обронил Сидельников. - Для пользы дела, как говорят.
- У тебя там блат, что ли?
- Некоторые деловые связи имеются, - соврал Володя, но показалось мало, и он добавил: - Дядька мой начальником базы трудится в "Потребсоюзе".
- Понятно, - сказал Иван с ехидной ухмылкой. - Но что-то он хреново старается, твой дядя.
- С чего это ты взял?
- А с того. В магазин зайдешь - товару битком. Полки трещат. Глаза разбегаются. А детально станешь изучать - ничего нужного.
- Нужное всем нужно, - философски заметил Володя. - А что, к примеру, тебе требуется в данный момент?
- Иглу мне надо. Может, достанешь?
- Какую иглу?
- Для "Эстонии". Стерео. Шесть рублей стоит. Вместе с головкой - шесть рублей… Вышла, понимаешь, из строя последняя иголка, пластинки дерет. Три письма на завод написал: человек, мол, в глухом лесу живет, нуждается в культурном развитии, четыреста семьдесят отвалил за вашу музыку, а она медведем воет из-за какой-то паршивой иголки. Бесполезно, так и не прислали.
- А ты давно "Эстонию" купил? - поинтересовался Володя. Не слышал он в Кусинске разговоров, чтобы холостяк Иван Буратино приобрел такую шикарную музыку.
- Не моя, Нинки Овчинниковой. Нормировщицы…
- A-а… У тебя с ней этот… роман, ага?
- Н-е-е, не роман, - шмыгнул носом Буратино. - Повесть. Так дешевле обходится. При повести иглой можно обойтись, а при романе не обойдешься…
- Ладно, - пообещал Сидельников. - Постараюсь добыть. Вообще-то, жениться тебе надо, Ваня…
- Да ну? - Иван с иронией взглянул на собеседника. - Вы вот переженились, а толку что? Одни заботы и расходы: то надо, другое купи. Не-ет, я погожу пока. Не созрел еще…
Машина выскочила на взгорок, за которым открывалось снежное поле, а дальше чернели малочисленные домики станции с водонапорной башней в центре поселочка. Башня была крыта оцинкованным железом, и солнце, садясь за дальним лесом, отражалось от белой крыши, зеркально ослепляя окрестность.
Иван подвез Сидельникова к деревянному домику, обсаженному с трех сторон березами, голыми в эту пору, тоскливыми. С четвертой стороны угадывался низенький перрон и тускло поблескивали четыре железные нитки, убегающие в одну сторону - на Москву, в другую - дальше на север. Володе надо было в сторону столицы. Там, на выходе, светилась, будто подвешенная к воздуху, кругляшка семафора.
- Ну, будь здоров! Привет Кусинску! - Володя взял свой чемоданчик, выпрыгнул из "козла", громко хлопнув дверцей; помахал водителю и направился в зданьице вокзала.
Иван приоткрыл свою дверь, крикнул ему вдогонку:
- Ты ж про иглу не забудь! Ладно? - И, круто развернувшись, резко взял с места.
В крохотном зальце было холодно, видимо, он не отапливался вовсе, и не было там ни души. Окошко под вывеской "Касса" было задраено наглухо, вроде и не открывали его сто лет.
Володя присел на холодную лавку, посмотрел на часы, вновь шагнул к окошку, легонько постучал в него согнутым пальцем, потом побарабанил кулаком - никто не отозвался.
За противоположной стенкой периодически раздавался сильно приглушенный треск какого-то аппарата. Времени до прихода поезда оставалось мало. Сидельников вдруг забеспокоился, пошел выяснять обстановку. Там, за перегородкой, была какая-то жизнь.
Теплое и уютное помещеньице с торца вокзальчика оказалось операторской, где на пульте мигали разноцветные лампочки. Даже не верилось, что в этой глуши существует такая тонкая техника, управляющая движением поездов. Дежурный, молодой, аскетического вида человек, повернувшись на звук шагов, строго смотрел на вошедшего Володю пронзительно-голубыми глазами.
- Товарищ начальник, - Володя почувствовал себя неловко под этим взглядом. - До скорого осталось пятнадцать минут, а кассира нету. Ведь не успею взять билет.
Дежурный устало вздохнул, отвернулся, переключил что-то на своем пульте…
- Заказ был? - спросил он после паузы.
- Разве заказывать надо?
- Конечно.
- Как же теперь, - забеспокоился Володя. - У меня срочное дело в Северограде. Любыми путями надо уехать.
- Путь один, - сказал дежурный с большим значением. - Он неторопливо прошелся по комнате, заложив в карманы руки. - По телеграмме, что ли? На похороны?
- Еще хуже… Надо что-то придумать, - Володя просительно смотрел на железнодорожника. - Я - из Кусинска… Опаздываю на областной хозактив, - сорвал он.
- За орденом едешь?
- За медалью…
Дежурный подошел к пульту, поднял телефонную трубку, набрал номер. Ему не ответили. Набрал другой. Подождал.
- Ал-ле! - зазвенел разухабистый женский голосок.
- Варвара у тебя, нет? - спросил дежурный.
- Тута, - услышал Сидельников, будто разговаривали совсем рядом. - Андрей, ты?
- Нет, принц Уэльский! Болтаете там, понимаешь, в рабочее время… - Он метнул взгляд на электрические стенные часы. - Гони быстро Варьку…
- Соскучился, - хихикнула женщина. - Гляди, Светке доложу. Она тебе мигом сделает профилактику аппаратуры…
- Прекрати немедленно, - повысил голос дежурный, понимая, что пассажир слышит весь разговор. - Чтоб через минуту здесь была. - И Володе: - Сейчас явится. Не знаю только…
- Надо что-то придумать… - других просительных слов Володя подобрать не мог, волновался. - У меня важное дело, товарищ начальник.
- Начальник, начальник… дает мне пакет… Срочное дело. У всех дела, и у всех важные… на первый взгляд. А посмотришь… с холодным вниманием вокруг… - Он глянул в окошко, впервые улыбнулся: - Плывет, расписная…
Через минуту в операторскую впорхнула молодуха в железнодорожной шинели. Ома мельком взглянула на Сидельникова и тут же повернулась к дежурному. - Андрей, апельсины нужны? У Маши - продавщицы - от нового года остались в "заначке". Надо, говорит, отдать своим, а то сгниют.
- Апельсины… - пренебрежительно протянул Андрей. - Чего с пассажиром будем делать? Скорый на подходе.
- А что с ним делать? - Она равнодушно посмотрела на Володю. - Предварительного заказа у меня нет. Запроса я не делала.
- Выпиши ему безымянку, - сказал дежурный. - У человека важное дело в городе.
- Деловые все до чего! А я нарушать не собираюсь…
- Выпиши безымянку, - повелительно перебил Андрей.
- Давай письменное распоряжение, - улыбнулась кассирша. - Толкаешь меня, начальник, на незаконные действия и нарушение Устава.
- Устав от суетных забот, я ухожу в другое царство… Варвара! Быстро выпиши билет. Осталось три минуты. - В голосе Андрея прозвучала по-настоящему начальственная нота. Варвара, должно быть, наняла, что дальше выступать не стоит и вразвалочку пошла к выходу. Володя двинулся следом, услужливо поддерживая ее за локоть, чтоб не поскользнулась, не упала, не повредила руку, которой надо выписывать билет.
Он хотел войти в кассу, но она отослала его к окошку.
- Не положено! У меня материальные ценности и документы, а у тебя, может, в кармане наган…
В другой раз Володя подхватил бы шутку, но сейчас не до-того было - вот-вот подойдет поезд. Он быстро обежал вкруговую, через зал ожидания. Там по-прежнему никого не было, и касса была наглухо закрыта, но он услыхал, как стукнул штемпельный аппарат, потом загремел засов, и из бойницы кассы на затертую полочку выскользнул билет до Северограда. Это был "безымянный" билет, без номера вагона и места.
- Чего тебе привезти из города? - благодарно спросил Володя у кассирши, пытаясь заглянуть в окошко кассы.
- Смотри, Шурка тебе привезет. У него плечи в два раза ширше твоих. - Она засмеялась там, внутри, потом посоветовала добродушно: - Беги. Поезд на подходе. - И с грохотом захлопнула окошко.
- Ладно. Свои люди - сочтемся, - крикнул Володя и поспешил на перрон.
Подошел голубой экспресс "Северное Сияние", но ни в одном вагоне не открылась дверь. Володя метнулся вперед, будто мог удержать тепловоз, пока ему отопрут дверь и впустят. Андрей в красной фуражке стоял на перроне.
- Бригадир в седьмом! - крикнул он Сидельникову. - Сейчас мы его потревожим. - Он подошел к седьмому вагонку, неторопливо ступая по очищенным от снега шпалам. Дежурный не суетился, понимал: поезд не уйдет, пока он, хозяин маленькой станции, не даст разрешения машинисту. Сознавая это свое великое преимущество, Андрей настойчиво постучал жезлом в стенку штабного вагона. Изнутри скоро отозвалась и открыла дверь проводница. Это была пожилая женщина в форменке и меховой шапке с опущенными ушами.
- Бригадир на месте? - властно спросил дежурный.