* * *
Никогда для Володи Сидельникова так мучительно не тянулось время. На работе, известное дело, приехал в лес, повалял деревья, перекурил, сидя на свежем пеньке, побазарил с ребятами по поводу событий внутреннего и мирового масштаба, опять покричал "берегись", еще перекурил с удовольствием, - глядишь, время обеда. Приговорил "сидорок", упакованный женой в полиэтиленовую торбочку, попил кофейку из термоса, еще покурил, и еще попилил. Быстро же, черт возьми, день утекает. Особенно зимой, когда рано темнеет. Не успел от одной темноты глаз отдохнуть - вторая на пороге. Значит, конец смены. Есть план! Есть и сверх плана! Порядок! Опять перекур в ожидании автобуса, который привезет из лесу домой, в поселок. Приехал, помылся, переоделся в чистое, поел горячий обед, перекурил, теперь уже вытянувшись на удобном диване, почитал газету или посмотрел телевизор, с Зиной, с Генкой перебросился словечками - все! Ночь. Пора на отдых. Утром - та же карусель. Времени никак не хватает, чтоб дельную книжку лишний раз прочитать или хорошую музыку послушать.
А тут?!
Удалился Гавриил Тихонович, Горик, Егор, попросту говоря, проворачивать важное мероприятие, и Володе стало никак невозможно найти себе занятие в своем пятирублевом люксе. Он оделся, ушел скитаться по городу.
Володя вздрогнул и открыл глаза. Сердце колотилось, как после долгой пробежки. Репродуктор в соседней комнате подавал сигналы точного времени.
В дверь стучали.
Он рывком вскочил с кровати, метнулся открывать. На пороге стоял Горик с большим продолговатым ящиком на плечах. Ящик был обернут рыжей бумагой.
- А я грешным делом подумал, что прикупил ты меня, - Сказал Горик недовольно. - Должна быть зеленая улица, а тут стопор… Хотел давать задний ход… Никого нет? - Он кивнул на дверь.
- Кто же может быть? - удавился Володя.
- Мало ли… Может, подруга. А может, приятели из отдела борьбы с расхитителями социалистической собственности. Мы ж тебе на слово поверили…
Горик вошел в спальную комнату, сгрузил на пол ящик.
- Простите, закемарил нечаянно.
Володе было неловко, что заставил Горика ждать за дверью. И правда ведь, мог уйти. Вот был бы фокус!
- С меня за это причитается, - сказал Володя.
- Ладно тебе… - Горик плюхнулся в кресло, устало вытер ладонью мокрый лоб. - За такую работу надо ордена выдавать. За вредность… Характер, понимаешь, дурной: привык помогать людям…
- Родина вас не забудет.
- Это точно, - согласился Горик с кислой улыбочкой. - Пересчитывать будем? - Он рванул край оберточной бумаги, оголил ящик: новенький, с клеймами по бокам, вкруговую окантованный жестяными полосками.
- Чего их пересчитывать! Упаковка-то заводская. - Сидельников просунул палец в щель между верхними дощечками и под промасленной лощеной бумагой ощутил острые цепные зубья. С трудом сдерживая почти мальчишеский восторг, Володя подошел к столу, оторвал край областной газеты "Рабочая правда" и вытер обрывком испачканный в масле палец. - Здорово вы меня выручили, Гаврила Тихоныч, - сказал он с широкой улыбкой, которую сдержать не мог, и полез в боковой карман, где в полной сохранности лежали "государственные". Вот и дождались они своего звездного часа.
Он отсчитал пятьдесят красных бумажек (вместо оговоренных сорока девяти), протянул деньги Горшку. Тот внимательно следивший за отсчетом, пристально глянул Володе в глаза, прикрыл деньги своей ручищей с растопыренными пальцами.
- Не мечены? - спросил.
- Что?
- Так, ничего… Это я для профилактики. - Он сунул купюры в брючный карман и поднялся. - Убери, - указал на ящик.
Володя попытался засунуть товар под кровать, но тот не проходил по габариту. Пришлось оставить его между кроватью и тумбочкой.
- Хоть газетой прикрой, - посоветовал Горик. - Тут горничные убирают. Сам понимаешь…
- Понятно, - согласился Володя, хотя вовсе не понимал, какое дело горничным до багажа клиентов. - Утром я на скорый поезд - и ту-ту…
- Дома тоже особенно не трепись, - строго предупредил Горик. - Достал, мол, в магазине промышленного оборудования. Есть такой магазин в Париже, без дураков… И вообще, если что - мы с тобой знать не знаем друг друга. Никогда не встречались. Понял?
- Но сегодня-то положено, - все еще улыбался Володя. - Давайте спустимся в ресторан поужинаем. Надо, Гаврила Тихоныч, замочить цепочки, чтоб не рвались.
Горик глянул на часы, вроде куда-то опаздывал, нехотя согласился:
- Ладно. Часок угробим на непроизводительный труд. Нужна когда-то и передышка… Внизу как раз перерыв кончился…
Они спустились в вестибюль, откуда открывалась широкая дверь в ресторан "Центральный". Пока Горик сдавал в гардероб одежду, Володя метнулся в противоположный конец вестибюля, где помещалось почтовое отделение. Он быстро составил две телеграммы в Кусинск. Одну жене: "Прибываю завтра скорым зпт готовь пельмени", вторую Козюбину: "Командировку завершил успешно зпт завтра скорому высылайте козла".
- Может, козочку? - рассмеялась девушка, принимавшая телеграммы.
- Можно и козочку, - подмигнул Володя с явным намеком. Сейчас он ощущал за спиной крылья. Волнение, овладевшее им при виде ящика с драгоценными цепями, теперь превратилось в торжественную легкость, от которой хочется не ходить по земле, а парить в воздухе. И он пошел на штурм: - Так как?
- Все так, - понятливо и чуть смущенно отозвалась девушка, быстро пересчитывая количество слов в Володиных телеграммах.
- Приглашаю на "североградскую" фирменную котлету… из козьей свежатины. Главное - ездить далеко не надо. - Он кивнул в сторону ресторана. - Можно сказать, не отходя от кассы. Когда у вас конец смены?
- В вашем Кусинске все такие шустрые? - насмешливо проговорила девушка.
- Ага, все, как один. Так когда? В девятнадцать ноль-ноль?
- Я не одна, - неожиданно быстро сдалась девушка. Володя даже удивился, что так легко получилось.
- С мужем? - спросил он.
- Нет, не с мужем. С подругой.
- А я с другом.
В это время Горик приближался к почтовому отделению, на ходу прилизывая свои жиденькие волосы.
- Я где-то видела вашего друга, - сказала девушка.
- А я видел короля Камбоджи, - сострил Горик. - По телевизору. Вас это устраивает?
- Вполне…
- Вот и добро, - подхватил Володя. - Приглашаю девочек поужинать, - пояснил он Горику.
- Девочек? Я вижу - кадр в одном экземпляре, - пожал округлыми плечами Горик. - Другие что - пока отсутствуют в наличии?..
В это время из-за тонкой перегородки, откуда минуту назад доносился треск телеграфного аппарата, появился "второй экземпляр". У этого экземпляра были длинные распущенные волосы, которые закрывали почти все лицо: глаза и нос только слегка угадывались…
- Тань, есть там что-нибудь? - спросила длинноволосая. Видимо, она слышала весь разговор и вышла спросить только для того, чтобы доказать "присутствие наличия". Манерно мотнув головой, телеграфистка на мгновение оголила лицо, и мужчины увидели, что лицо это было молодым и красивым.
- Две телеграммы, - сказала Таня.
- Которые надо отослать немедленно, - добавил Володя.
- Это мы посмотрим, - кокетливо проговорила телеграфистка и, прихватив телеграммы, направилась за свою перегородку.
- Люся, еще есть приглашение, - обронила ей вслед Таня. - На "североградскую" фирменную… Как смотришь?
- Положительно, - обернулась Люся. - Так жрать хочется - прямо зубы стучат. - Теперь она свободной рукой придерживала волосы у правого виска, глянула на часы: - Еще сорок минут. Умереть можно… А кто приглашает, эти?
Володю все больше смущало то, что он затеял, но отступать было поздно.
- Зачем же умирать? - бодро сказал он. - Надо роскошно жить и по журналам одеваться.
- Вопрос исчерпан, - властно резюмировал Горик. - Девочки согласны. Мы ждем их в девятнадцать с небольшими копейками…
- Ага, ждем, - поддакнул Сидельников. - Сразу и приходите.
Таня неопределенно кивнула, но Володя почувствовал, что девчата придут. И опять ему стало слегка не по себе от всей этой затеи, ведь никогда прежде не ходил он по ресторанам с чужими женщинами. Верно говорил Иван Буратино: в командировках без этого не обходится. Но, окрыленный успехом сегодняшнего дня, Володя подумал, что ничего зазорного тут нет и ничего плохого по отношению к Зине он не допустит. Это точно.
Уж он-то себя знает. А что кто-то увидит в ресторане с девочками, так Североград не Кусинск, обойдется…
Зал был длинным, узким, и столики располагались всего в два ряда. В дальнем конце высоко над уровнем пола поднималась эстрада, на которой стояли зачехленные инструменты и усилительная аппаратура. Свет в зале был мягким, ласкающим глаз. Володя обнаружил, что свет льется вроде прямо из стан, отделанных грубыми нашлепками из бетонного или алебастрового раствора. Модно оформлен ресторан, что там говорить…
Посетителей после перерыва было пока мало. Официанты собрались у замаскированного фигурной дощечкой входа на кухню и о чем-то оживленно беседовали. Проходя мимо, Горик поздоровался с официантами, и они ему дружно ответили. Володя почувствовал даже некоторую гордость от того, что пришел с человеком, которого все знают…
Они заняли столик в середине зала, у окна, зашторенного грубой тканью, хорошо гармонировавшей с отделкой стен. Через минуту к ним подошел официант - молоденький парнишка в черном костюме, с "бабочкой" под горлом, в туфлях на высоких, почти женских каблуках.
- Знаешь, старик, - сказал ему Горик, небрежно отодвигая меню, - сообрази нам быстренько "Северное сияние", а остальное - по своему вкусу.
- Понятно, - кивнул парень. - Вас двое?
- Четверо, - торопливо сообщил Володя.
- Дамы задерживаются, - обронил Горик. - Они еще в ванной…
Официант легко крутнулся на своих высоких каблуках, ушел.
- Это что такое, "Северное сияние"? - спросил Володя.
- Напиток богов. Сейчас узнаешь.
- Марочное?
- Нет, фирменное.
Наступило молчание. Говорить больше было не о чем. Володя курил, ежесекундно тыкал папиросой без надобности в хрустальную пепельницу и никак не мог придумать, что бы такое сказать Горику, который, вольно развалясь в кресле, смотрел куда-то далеко и мурлыкал под нос песенку…
- Ну, Гаврила Тихоныч, прямо не знаю, как вас благодарить, - нарушил Володя затянувшуюся паузу, Он с удовольствием подумал о ящике, который стоял между кроватью и тумбочкой. Вольно или невольно все в Кусинске будут знать, кто обеспечил успешную работу во время ударных зимне-весенних месяцев лесной страды. Что там ни говори, сколько ни скромничай, а чувство собственной заслуги - крылатое чувство…
- Благодари бога, что не перевелись еще в мире деловые люди, - сказал Горик буднично и устало, по-прежнему глядя отсутствующим взглядом мимо Сидельникова. - Но с каждым днем, учти, этим людям все труднее работать.
- А где вы работаете, если не секрет?
- Я художник. Человек свободной профессии. Кончил академию художеств… Хотя по своей внутренней конституции, складу характера и ума мне надо работать генеральным директором крупной торговой фирмы, а может, и министром финансов… Точно тебе говорю… Бывает, еду в автобусе, а сам представляю себя в салоне какого-нибудь "Эрфранса". А в суровой действительности?! Прирожденный коммерсант и финансист хромает в свою убогую мастерскую рисовать плакаты к очередному празднику трудящихся… Ирония судьбы… Парадокс. Но ничего не попишешь…
- Почему ж вы не пошли учиться по торговой части? - резонно спросил Володя. - В Москве есть институт торговли. Даже международной торговли есть…
- Милый ты мой, - вздохнул Горик, - по моим неполным данным, в наше тревожное время на каждого зверька приходится три охотника с ружьями, капканами и клетками… Вот и покрутись тут, чтоб шкурку не сняли…
- Понятное дело, за воровство наказывают. А если человек честно торгует, чего ему бояться?
- Честно торгует! - расхохотался Горик. - Ты вот себя честным считаешь?
- Вроде да…
- Что ж ты тогда спутался с темной личностью? Ты хотя и сидишь со мной за столом, и пить собираешься, а считаешь жуликом. Ты думаешь, я не понимаю? Что же ты, честный советский гражданин, не купил товар в магазине, а стал искать левые пути, а?
- Так случилось… в магазине не было… - смутился Володя. - Кто ж виноват… Шлют товары, где они не нужны, а где нужны - с огнем не найдешь…
- И я про то же, старик! - Горик вознес кверху палец. - У нас так было, так есть и так всегда будет…
Володя покачал головой:
- Нет, Гаврила Тихоныч, так не будет, - сказал он убежденно. - Это временно.
- Что есть торговля в идеале? Не знаешь?
- Как это в идеале?
- Ну, скажем, в самом лучшем случае.
- Когда все есть…
- Мелко мыслишь, старик. Торговля - это полет мысли художника и глубокий расчет экономиста! Что есть в действительности? Плакатная кустарщина и никакого полета мысли. Вместо экономического расчета - плаванье на дрейфующей льдине. Льдина хоть и большая и толстая, но дрейфующая и может невзначай подтаять, а то и треснуть…
- Не треснет! - убежденно сказал Володя. Его начинал раздражать этот странный разговор. Он чувствовал, что может не выдержать, сорваться, и перевел на другое: - Как думаете, девчата придут?
- Куда ж они денутся.
- Надо было Вадима Дмитриевича пригласить, - вспомнил Володя. - Нехорошо получается: человек помог…
- Вадима? - Горик безнадежно махнул рукой. - Он после шести - на мертвом якоре. Супруга там… не позавидуешь.
- А сам - спокойный мужик, - посочувствовал Володя.
- Ангел во плоти. Святая невинность, - проговорил Горик с заметной иронией. - Только крыльев ему и не хватает…
Официант поставил на стол бутылку коньяка и бутылку шампанского. Потом стал освобождать поднос, загруженный в два этажа: осетринка, нарезанная тонкими ломтиками; заливное мясо с хреном; лимоны с сахаром; какие-то салаты, украшенные петрушкой; в натуральном виде свежие огурцы и помидоры… Володя удивился огурцам и помидорам - январь за окном. В Кусинск эти дары природы попадут только к концу лета. Вот тебе опять достоинства городской жизни! Хотя и в ресторане, и дорого, но можно купить, если сильно захочется или важный случай подвернется, как сегодня…
Володя глянул на дверь, потом на часы: было без пяти семь. Ему хотелось, чтобы скорее пришли девчата и увидели все это богатство еще не початым. Но Гавриил Тихонович уже взялся за коньячную бутылку, однако тут же отставил ее.
- А что, армянского нет?
Официант неопределенно пожал плечами:
- Точно сказать не могу…
- Отнеси этот обратно и скажи Алевтине Павловне, чтоб заменила. Скажи: "Живописец" просит.
Официант унес бутылку и через минуту возвратился с другой. Горик глянул на этикетку, самодовольно произнес:
- Это другой коленкор…
- Шампанское открыть? - заботливо спросил официант.
- Сами откроем. Спасибо, старик. У тебя хороший вкус, - Гавриил Тихонович подразумевал подбор закусок. - Пока свободен. За нами не заржавеет…
Парень понятливо и смущенно кивнул. Даже слегка, показалось Володе, зарумянился. Он был еще очень молод, этот мальчишка в черном костюме с "бабочкой". Видимо, только после учебы. Еще умел стесняться и краснеть. И Володя с грустью подумал о том, что со временем парнишка утратит все это…
Горик налил в фужеры коньяку, затем мастерски - только чуть пшикнуло - открыл шампанское и долил фужеры до верху. При мягком свете, идущем прямо от стен (Володя так и не понял, откуда исходил этот хитрый свет), в бокалах заиграли многоцветные радуги.
- Это и есть "Северное сияние", - пояснил "живописец". - Напиток богов! Давай, чтоб дома не грустили, без дураков. - Он приложился к фужеру и выпил жадно, как лимонад.
Володе тоже понравился напиток, который как-то легко и приятно ударил в голову. Ударил сразу, но не сильно.
- Ничего "сияние", - похвалил он, вдруг ощутив новый прилив хорошего настроения, неудержимого желания делать и говорить что-то хорошее.
На высокой эстраде появились музыканты и стали настраивать аппаратуру. Они были одинаково одеты: черные брюки, светлые жилеты и красные рубахи с отложными воротниками. Ровно в семь эстрада вспыхнула разноцветными огнями, загремел знаменитый "Выходной марш" Дунаевского. Володя любил этот марш, который даже без вина отлично поднимает настроение.
Высокий парень, стоявший впереди всех с электрогитарой, объявил через микрофон, что вокально-инструментальный ансамбль "Чародеи" приветствует гостей, желает им хорошего настроения и приятного отдыха. И сразу загремела поп-музыка, которую Володя, честно говоря, терпеть не мог…
- Пойди встреть работников связи, - сказал Горик. - За дверью стоят, стесняются, святые невинности…
Володя торопливо направился к выходу. Девчата действительно стояли за дверью, прихорашивались у зеркала, или делали вид, что прихорашиваются.
- Пойдемте, девочки, - вежливо пригласил Володя, храбро беря их под руки. - Значит, вы Таня, а вы Люся, - уточнил он.
- А вы Володя, - оказала длинноволосая Люся. - Володя Сидельников. Житель тайги…
- Вы что, успели заглянуть в мое личное дело?
- Нет, в обратный адрес на телеграмме…
- Понятно… Ну, пошли. - Он провел подруг через зал, удивляясь этой своей ловкости. Почти все столики уже были заняты и Володе казалось, что все смотрят на него.
А Горик тем временем сотворил, оказывается, еще четыре "сияния" и тут же предложил выпить за союз рабочего класса с трудящейся интеллигенцией.
- Вы рабочий класс? - очень искренне удивилась Таня.
- Нет, мы интеллигенция… Молодая творческая интеллигенция. Как говорит один мой друг - и шаль с каймою…
Он поднял бокал. Девчата отпили немного и стали энергично закусывать.
- Какая вкуснятина рыба, - проговорила Люся. Она заложила волосы за уши, чтоб не падали в тарелку, и выглядела совсем юно, десятиклассницей выглядела.
- Нравится? - опросил Горик, выкладывая на край тарелки шкурку от лимона. - Смотрите, детки, что ели ваши предки.
- Почему предки? Мы тоже едим, - сказала Таня.
- Оно, конечно, ежели что… - ухмыльнулся Горик.
Таня перестала жевать, задумалась, глянула на подругу. Наступила напряженная пауза. Володе показалось, что "живописец" сказал что-то обидное для девчат и, пытаясь разрядить обстановку, проговорил:
- Потанцевать бы. Но ведь дрянь играют…
- Идейное содержание и художественное воплощение в наших руках, - высокопарно произнес Горик. - Но, друг Володя, за высоту, за красоту - надо платить…
- Какой разговор! - Рука Володи нырнула в "свой" карман и выложила на край стола "красненькую". Второй фужер "сияния" раздобрил его основательно. Он даже с Гавриилом Тихоновичем перешел неожиданно на "ты". - Попроси, - велел он, - чтобы сыграли мою любимую "Историю любви" английского композитора Френсиса Лэя…
Хорошая вещь, - поддержала Таня. - У меня пластика. Магомаев поет…
- Только так! - отрезал Володя с некоторым самодовольством. - Угадываю ваши желания.
- Вы телепат? - рассмеялась Люся, аппетитно уничтожая салат.
- А кто это?