Повесть, посвященная подвигу советских людей в Великой Отечественной войне.
Абдурахман Абсалямов
БЕЛЫЕ НОЧИ
На Карельской земле наступили белые ночи. Солнце круглые сутки не сходит с неба. Обходя горизонт дозором, оно словно сторожит кого-то. Наступление зари замечаешь лишь по изменениям красок. Сначала небо бледно-серое, голубизна просвечивает только издали. Но с приближением рассвета она густеет, небо слегка окрашивается алым сиянием. На горизонте, будто павлиньи перья, переливаются розовые, красные, желтые, зеленые полосы. Они то рассыпаются, то вновь сливаются друг с другом. На них лебедиными стайками наплывают облака и, озаренные их светом, превращаются в причудливые скалы.
- Что и говорить, Север дик и суров. Но белые ночи… Не знаю, как вы, но я просто влюблен в них, - сказал Саша Володаров, минер-разведчик, лежа на мягком мху. Из-под его выцветшей пилотки выбились рыжеватые завитки волос. На крупном подбородке ямка. За жесткими губами белеют ровные зубы. Брови густые, черные, Взгляд проницательный.
- Может быть потому, что я сам ленинградец, меня так волнуют белые ночи, - продолжал Саша, любуясь зажатым в тонких пальцах ландышем. - Бывало, с наступлением их отправляемся мы с Наташей бродить по Неве или куда-нибудь за город. Идешь, рука в руке, утренний ветерок подувает, тишина, а кругом такая красота, так хорошо, диву даешься. Чуть голову повернешь - сверкает, устремившись ввысь, золотой шпиль Петропавловской крепости.
Напротив Саши лежит старшина Опанас Грай, могучего сложения, остроносый, с усами соломенного цвета.
- Нет, Сашко! - возражает он мягким украинским говорком. - Звездные ночи Полтавщины я ни на какие белые не променяю. Что это за ночь, если месяц не светит! Эх, как сейчас помню, пойдешь на Днипро, луна волны серебрит. И вдруг вынырнет, сверкнет чешуей рыбка. А иной раз в ясные ночи звезды начнут падать. Вот где красота-то! И еще любил я смотреть на далекие огни Днепрогэса. Кажется, не огни, мечты твои разгораются.
- Хе, что это за ночь! - перебил его сидевший на корточках узбек Измаилджан Юлдашев. - Вот если бы видели вы прекрасные ночи нашей Ферганы!..
Измаилджан Юлдашев малоразговорчив. Но сейчас, стосковавшись по родным местам, он долго рассказывает о том, как приятно сидеть лунной ночью в винограднике, смотреть в небо и слушать журчанье воды в арыке. Затем, как бы спохватившись, что говорит так много, он замолчал и смущенно улыбнулся. От нахлынувших воспоминаний глаза его под черными, как смоль, бровями заблестели и на крутой, словно срезанный, лоб набежали едва заметные морщинки.
Чуть поодаль от них на боку лежит Джигангир Мубаракшин. Он только прислушивался к общему разговору, не вмешиваясь в него: во-первых, здесь он самый молодой, а во-вторых, о чем он мог рассказать, если все время жил в городе. Правда, еще мальчиком побывал он с матерью в Таканышском районе, в гостях у дедушки. Ему запомнилось, как по тихим деревенским улицам прошли ребята с гармонью, а на заре пели петухи. Но все это по сравнению с услышанным показалось ему таким незначительным, что рассказывать об этом он постеснялся. К тому же ему одинаково нравились и белые ночи, и ночи под Полтавой, и ночи Ферганы.
Неожиданно резко заговорил, приподнявшись на локте, ефрейтор Аркадий Лунов:
- Я спрашиваю, вы сейчас где: на фронте или в доме отдыха? Один размечтался о любимой девушке, другой о рыбалке, третий - о винограднике. А мне ничего не надо - ни белых ночей, ни луны, ни звезд. Да-да! Я хочу, чтоб сейчас были непроглядные ночи. Я один бы отправился в тыл к немцам, разнес бы все их доты и блиндажи на Валзаме. Стыдно! На других фронтах наши наступают. За один месяц немца из Крыма прогнали. Второй Украинский фронт через Прут уже переправился, а их соседи в Тернополь вошли. Ленинградцы тоже двинулись, не сегодня - завтра в Выборге будут. А мы сырые землянки сторожим.
- И будешь сторожить, если надо. Вот назначат тебя командиром дивизии, тогда, пожалуй, не придется, - сказал только что подошедший Миша Чиж и сел на большой серый камень. Низенького роста, очень подвижный, Чиж слыл в роте остряком.
Лунов покосился в его сторону.
- Молчал бы, чижик-пыжик!
- Чиж - птичка не простая. Это каждому известно. О ней, товарищ генерал-ефрейтор, даже в песенке поется. А вот про тебя, не знаю, сложат ли песенку.
В другое время солдаты от души посмеялись бы над словами Чижа, но сейчас даже никто не улыбнулся. А Лунов, еще больше разгорячившись, продолжал:
- И кому это надо, чтобы мы здесь небо коптили? Может, тебе, Измаил? Война кончится, ты домой поедешь, тебя родные встретят. А куда я поеду? Ни отца, ни матери, ни сестер. Всех фашист замучил. До войны я и не знал, что такое горе, не понимал, как это может сердце болеть, а теперь оно у меня огнем пылает, на куски рвется. Хочу бить врага без пощады. Просил, чтоб к снайперам меня перевели. Не переводят. Дескать, ты минер…
- И хороший минер.
- Какой там хороший! Чтоб быть хорошим, воевать надо. Лучше смерть, чем вот так лежать, бездельничать… О Гастелло читали, наверно.
Опанас Грай укоризненно покачал головой:
- Вот как? Уже о смерти заговорил? А я-то думал, что ты немного умнее, Аркадий.
Лунов не ожидал, что разговор примет такой оборот. Не находя слов, он уставился на Опанаса Грая.
- Гастелло - герой. Народ никогда не забудет его, - тихо произнес Опанас, - потому что он жизнь положил. Но Гастелло дрался не с тем, чтоб погибнуть, а чтоб победить и жить!
Лунову стало неловко за свои необдуманные слова. Он слегка покраснел. Но молчать не мог - велики была его горе и ненависть. Он приподнялся на коленях и сжал кулаки:
- Я мстить хочу, товарищ старшина, мстить! До сих пор перед глазами сожженная фашистами наша древняя Вязьма. Не забыть мне расстрелянных земляков, родных. И не могу я, как этот фантазер Сашка, мечтать о белых ночах или тосковать о Фергане, как Измаилджан. Кровь у меня кипит!
Измаилджан сверкнул черными глазами:
- Нет, друг, вы говорите неправду. Я не только за свою Фергану воюю, а за всю родину. Я не был в Вязьме, но целиком разделяю вашу боль и тоже хочу драться, а не лежать здесь. - Затем, обращаясь, к Опанасу, он спросил: - Товарищ Грай, вы самый старший среди нас, парторг в роте. Скажите, верно говорит Измаилджан Юлдашев?
- Верно говоришь, Измаил! Очень верно. Горе у нас одно и враг у всех один.
- Верно! А Аркадий думает, что только у него одного горе, только он один мститель, а другие лишь о белых ночах болтают.
- Я не говорил этого, Саша. Ты преувеличиваешь.
- Нисколько. Так у тебя выходит.
Все прислушались. Издали донеслось цоканье копыт.
- Едут, - сказал Чиж, вскочив.
Перед землянками на взмыленных конях появились командир отдельной роты минеров капитан Разумов со своим ординарцем Гришей Маркиным. Они круто осадили коней. В мгновенье ординарец спрыгнул с седла и принял поводья из рук капитана. Несмотря на свои годы, капитан соскочил с коня так же молодцевато и, ответив на приветствия вытянувшихся солдат, бросил на ходу:
- Лейтенанта Каурова ко мне!
Миша Чиж побежал к землянке, где жили командиры взводов.
- Коней-то как загнали, - сказал один из минеров.
- Стало быть, срочное дело. Капитан зря гнать не будет, - ответил другой.
Ординарец отвел лошадей под навес.
- Отпусти подпруги-то, - посоветовали ему. Но ординарец не любил, когда вмешивались в его дело.
- Не учи, сам знаю! - отрезал он.
Мимо землянок в сторону командного пункта шел лейтенант Кауров, худощавый, среднего роста, с черными кудрявыми волосами, выбившимися из-под надетой набекрень пилотки. На груди его позванивали медали и ордена. Припадая на правую ногу, он прошел в КП .
Миша Чиж, сгорая от любопытства, подбежал к своему другу Грише Маркину. Не потому ли Чиж и звался Чижом, что он всегда летел первым разузнать интересную новость? Не раз от начальства доставалось ему за дурную привычку. Но что ж поделать?
- Гриша, а, Гриша! Где вы были? - спросил Чиж друга, который все еще возился около лошадей.
- Далеко… Отсюда не видать.
- Небось у генерала?
Ординарец пропустил вопрос мимо ушей.
- Балуй, балуй, безухая дуреха. Укусить хочешь, черт! - крикнул он лошади.
А Чиж твердил свое:
- Ну, Гриша, скажи. Ты мне друг или нет?
Гриша подошел к нему вплотную.
- Чего ты шебутишься, чижик-пыжик? Надо будет - вызовут, скажут. А пока голову не ломай. Все. Разговор исчерпан.
Но трудно успокоить Чижа-непоседу. Он заикнулся было спросить еще о чем-то, но в эту минуту дверь землянки отворилась и звонким голосом Кауров позвал:
- Старшина Грай!
Из-под навеса высунулся любопытный Чиж. Опанас мигом поднялся, поправил гимнастерку, пригладил усы и направился к лейтенанту. Приложив руку к пилотке, отдал честь:
- Слушаюсь, товарищ гвардии лейтенант!
- Стройте роту. С вами будет говорить капитан.
- Есть строить роту!
Грай четко повернулся кругом и побежал к землянкам, замаскированным еловыми ветками. Вскоре послышался его густой бас:
- Выходи строиться!
Солдаты высыпали из землянок.
- Джигангир-уртак, кажется, затевается что-то серьезное, - сказал Измаилджан и кинулся к винтовкам.
Но лейтенант крикнул вдогонку:
- Без оружия!
Спустя несколько минут под высокими густыми соснами выстроилась вся рота. Когда солдаты выровнялись, Грай скомандовал громко, так что отозвалось на весь лес:
- Ро-та, смирна-а-а! Равнение на середину!
Строй застыл, и головы бойцов повернулись к лейтенанту. Прищуренными голубыми глазами Грай окинул строй и твердым, чеканным шагом направился к Каурову.
Приняв рапорт, Кауров ушел к командиру роты, а Грай пристроился к правому флангу.
Из землянки вышли капитан Разумов и лейтенант Кауров. Подошли к строю:
- Здравствуйте, товарищи!
- Здравия желаем, товарищ гвардии капитан! - дружно, как один, ответили минеры.
Капитан Разумов прошел вдоль всего строя, всматриваясь в каждого бойца. Но никто не опустил глаз, встретив пронизывающий взгляд своего командира.
"Ох, какие орлы!" - с гордостью подумал Разумов. У середины строя он остановился, широко расставил ноги и заложил руки за спину. По его очень серьезному лицу, по тому, как он испытывающе смотрел на всех, минеры смекнули: будет сказано что-то важное. А капитан медлил, как бы подыскивая нужные слова.
Наконец он обратился к строю:
- Очень серьезное дело. Нужно шестерых. Есть желающие?
Какое задание, об этом капитан умолчал. И все же минеры сразу подумали о Валзаме. Это и понятно: куда бы их ни посылали, что бы они ни делали, на их пути была вражеская крепость Валзама. Недаром немцы хвастливо назвали ее львиным логовом. На десятки километров вокруг нее топкие болота. Окружает Валзаму цепь скал, и она закрывает единственную дорогу, проходящую по этим местам.
Рассказывают, до революции этот чудесный уголок Северной Карелии входил во владения одного из богачей. С приходом Советской власти Валзама стала излюбленным местом отдыха трудящихся. Но теперь осталось только одно воспоминание от некогда прекрасных вилл. У подъезда огромного разрушенного дворца, по обе стороны входной лестницы дремлют мраморные сфинксы. Они - единственные стражи на этих руинах. А кругом траншеи, выдолбленные в камне, бронеколпаки для кругового обстрела, стена колючей проволоки, по которой пущен электрический ток, да минные поля в двенадцать рядов. Здесь проходит главная линия обороны противника на Карельском фронте.
Вот уже свыше двух лет длятся кровавые бои за Валзаму. Попытка лобовым ударом овладеть Валзамой не дала успеха, и тогда наше командование решило взорвать вражеские укрепления. Пользуясь темнотой осенних ночей и спадом воды из-за отсутствия дождей, наши минеры прокопали вдоль дамбы длинную подземную галерею. Много усилий ушло на это. Предполагалось заложить в этот подкоп столько тола, что вся Вал-зама могла бы взлететь на воздух. Работа уже близилась к концу, когда гитлеровцы узнали об этом и неожиданным ударом свели на нет все наши усилия.
Бойцы тяжело пережили временное поражение. Но бои за Валзаму не прекращались. Такая обстановка сложилась весной 1944 года. А этим летом находившиеся в длительной обороне войска Карельского фронта получили от Верховного Главнокомандующего приказ о подготовке к наступлению по всему фронту. Первый удар предполагалось нанести где-то в районе Валзамы.
Наступили горячие дни. Командира отдельной роты минеров капитана Разумова вызвали к генерал-майору Давыдову. Перед минерами его роты была поставлена задача - взорвать Валзамский мост, который находился в тылу валзамских укреплений.
- Вот смотрите! - и генерал указал на испещренную красными, синими и коричневым отметками карту. - В укрепленный район врага ведут две дороги: шоссе и железнодорожный путь. Если мы до начала нашего наступления сумеем взорвать Валзамский мост, противник лишится возможности подвозить боеприпасы и продукты. Задание очень ответственное, капитан. Подберите самых храбрых ребят. Лучше всего - добровольцев, - И, взглянув на часы, генерал закончил, не повы шая тона - Сегодня пятница. А в понедельник, к 10 часам утра моста не должно быть. Ясно?
- Ясно, товарищ генерал-майор. Только… разрешите и мне пойти…
Заложив руки за спину, генерал принялся ходить по комнате. Разумову ничего не оставалось, кроме как наблюдать за генералом. Пострижен наголо. В молодости должно быть, был красавцем, лицо его и сейчас было привлекательно, во взгляде сквозит ум. Только мужественные честные люди смотрят вот так. На золотых, шитых шелком, погонах играет солнечный зайчик.
- Я ждал, что вы так скажете, - наконец заговорил генерал. - Нет, дорогой капитан, я не могу послать вас. Вы мне понадобитесь.
Краснея, Разумов попросил разрешения идти. Генерал сказал:
- Да, да, идите. И не забудьте зайти к начальнику штаба. Вам Владимир Андреевич даст дополнительные указания.
Всю дорогу Разумов думал о задании. На счету у минеров немало взорванных мостов, дотов, складов, поездов. И далекие рейды им не в новинку. Но этот участок еще не освоен ими: сюда их перебросили совсем недавно. Они успели предпринять одну вылазку на Орлиную скалу, да и то совместно с дивизионной разведкой. И, как назло, сейчас белые ночи. Даже в полночь светло, как днем! Задание казалось почти невыполнимым, но приказ есть приказ, и его надо выполнять.
Сейчас, перед строем, Разумов мысленно представил все это. И повторил свой вопрос:
- Есть желающие?
Лунов хотел откликнуться первым, но волнение сжало ему горло.
Послышался спокойный голос:
- Я пойду, товарищ гвардии капитан.
Это был Опанас Грай. Капитан окинул взглядом крепко сложенного старшину.
- И я пойду, - отозвался из строя Саша Володаров. Вслед за ним - сержант Джигангир Мубаракшин, ефрейторы - Измаилджан Юлдашев, Миша Чиж и другие.
Только тут Аркадий Лунов смог говорить.
- Я обязательно пойду! - крикнул он не по-уставному.
Разумов выбрал первых шестерых, остальным приказал разойтись.
- Старшим назначаю лейтенанта Каурова, - сказал Разумов, - помощником - старшину Грая.
Лица минеров посветлели при упоминании фамилии лейтенанта Каурова, умного, смелого, всеми уважаемого офицера.
- Я верю, - продолжал капитан Разумов, - задача, которую поставил генерал, будет выполнена. Какое задание, об этом лейтенант Кауров скажет на месте. Пока - секретно. Товарищ Грай, готовьте группу в дорогу. Приступайте немедленно, времени у вас мало.
Когда офицеры удалились, Опанас Грай, поглаживая усы, хитро подмигнул Лунову:
- Вот видишь, и о нас вспомнили.
Подул резкий ветер. Чиж запрокинул голову?
- Кажись, братцы, тучи собираются.
Все смотрели вверх. По небу плыли иссиня-черные тучи. Сверкнула молния, раздался оглушительный удар грома.