Собрание сочинений - Сэлинджер Джером Дэвид 9 стр.


Наконец меня посадили за этот вонючий столик, прямо под самой стеной и за столбом, нафиг, откуда ни шиша не видно. Такой крохотный столик - там если из-за соседнего не встанут, фиг протиснешься, - а они, гады, никогда же не встают, поэтому приходится на свое место чуть ли не карабкаться. Я заказал скотч с содовой - это у меня любимый напиток, после замороженных дайкири. У Эрни, даже если тебе лет шесть, бухла выкатят, так темно там и всяко-разно, а кроме того, всем наплевать, сколько тебе лет. Там можно даже сторчавшимся хмырям приходить, никто и глазом не моргнет.

Меня окружали туполомы. Я не шучу. За этим другим крохотным столиком, сразу слева от меня, считай, у меня на горбу, сидел такой чмошный парень и его чмошная девка. Моих лет где-то, может, чуть постарше. Уржаться. Видно было, как они изо всех сил стараются то, что налито, слишком быстро не допивать. Я немного послушал, о чем базарят, потому что делать мне все равно больше не фиг было. Он ей на уши приседал о каком-то футбольном матче, который накануне посмотрел. Все пасы, нафиг, в игре описал до единого, без балды. Жутче зануды я никогда не слыхал. А видно было, что девке его футбол этот, нафиг, до фонаря, а на вид она была еще чмошнее него, поэтому, наверно, хочешь не хочешь, а слушай. Уродинам туго приходится. Мне их бывает очень жалко. Иногда я не могу на них даже пялиться, особенно если они с каким-нибудь бажбаном, который им про футбольный, нафиг, матч втирает, от меня базары еще хуже. Справа сидел такой типус весь из себя из Йеля, в сером фланелевом костюме и жилетке в клеточку, как гомики носят. Все эти гады из Лиги Плюща на одно лицо. Мой штрик хотел, чтоб я в Йель пошел, а может, в Принстон, но чесслово, даже под страхом смерти, ёксель-моксель, я б в Плющовую Лигу не сунулся. В общем, этот йельский типус сидел с такой нефиговой на вид девкой. Ух симпотная. Но слышали б вы, о чем они трындели. Во-первых, оба бухие. А он чего делал при этом - он ее под столом мацал, а сам при этом втюхивал про какого-то парня у них в общаге, который сожрал целый пузырек аспирина и через это чуть кони не двинул. А девка его всю дорогу вякает:

- Какой ужас… Нет, дорогой мой. Не надо, пожалуйста. Не здесь. - Прикиньте: мацаете вы кого-нибудь и одновременно втюхиваете про какого-нибудь самоубийцу! Я чуть не сдох.

Но вот сижу я там один такой и начинаю себя ощущать просто чемпионской жопой в этом заезде. Делать не фиг - только кирять да курить. А я вот чего - я подозвал официанта и говорю: не хочет ли, мол, Эрни со мной выпить? И попросил передать, что я - брат Д.Б. Только не думаю, что халдей передал. Эти гады никогда никому ничего не передают.

Тут вдруг ни с того ни с сего подваливает ко мне эта девка и говорит:

- Холден Колфилд!

Ее звали Лиллиан Симмонз. С ней мой брательник Д.Б. одно время ходил. Буфера у нее будь здоров.

- Привет, - говорю. Естественно, попробовал встать, только в таком месте это сильно постараться надо. С ней был какой - то морской офицер - с таким видом, точно в очко ему кочергу вогнали.

- Как изумительно тебя видеть! - говорит эта Лиллиан Симмонз. Фуфло неразбавленное. - Как твой старший братик? - Вот что ей на самом деле надо было.

- Отлично. Он в Голливуде.

- В Голливуде? Как изумительно! А что он там делает?

- Не знаю. Пишет, - говорю. Мне с ней не хотелось в это вдаваться. Сразу видно: для нее это неслабый кипиш, что он в Голливуде. Это почти для всех так. В основном для тех, кто его рассказы никогда не читал. Рехнуться да и только.

- Как волнительно, - говорит эта Лиллиан. Потом со своим флотским меня познакомила. Звали его коммандер Блоп или как-то. Из тех, кто думает, будто все решат, что он хлюздя, если он не сломает тебе сорок пальцев, когда руку жать будет. Господи, просто ненавижу. - А ты тут совсем один, детка? - спрашивает эта Лиллиан. А сама в проходе все движение, нафиг, перекрыла. Сразу видно - нравится ей так движение перекрывать, чем больше, тем лучше. И халдей этот ждет, чтоб она с места сдвинулась, а она даже не замечает. Уржаться. По всему видно, халдею она не очень в жилу, да и флотскому, видать, не очень, хоть он с ней и пошел на свиданку. Да и мне она не очень в жилу. Никому не в жилу она. Тут хочешь не хочешь, а ее как-то пожалеешь. - У тебя разве девушки нет, детка? - спрашивает. Я такой уже стою перед ней, а она даже не сказала мне сесть. Такие тебя часами на ногах держать могут. - Ну не симпатяга ли? - говорит она своему флотскому. - Холден, ты с каждой минутой все симпатичнее. - Тут флотский ее подталкивает: пойдем, мол. Сказал, что она весь проход перегородила. - Холден, давай-ка с нами, - говорит эта Лиллиан. - Бери стакан и пошли.

- Я уже уходить собрался, - отвечаю я. - У меня кое с кем встреча. - Сразу видно, она ко мне шьется. Чтоб я потом Д.Б. все рассказал.

- Ах ты маленький такой-сякой. Ну и ладно. Когда увидишь своего старшего братика, передай, что я его терпеть не могу.

Потом она свалила. Мы с флотским сказали друг другу, как нам приятно было познакомиться. Я всегда на этом чуть не подыхаю. Вечно говорю: "Приятно было познакомиться", - тем, с кем знакомиться мне было вовсе не приятно. Но такое всегда надо говорить, если не хочешь сдохнуть.

После того, как я ей сказал, что у меня кое с кем встреча, другого выхода, нафиг, не осталось - только свалить. Нельзя было даже поторчать еще немного, послушать, как Эрни что-нибудь хоть чутка приличного сыграет. Но сидеть за одним столиком с этой Лиллиан Симмонз и этим ее флотским - ну уж дудки, так со скуки сдохнуть недолго. И я свалил. Только вот когда куртку забирал, рассвирепел. Приходят и вечно тебе все говняют.

13

Обратно в гостиницу я двинул пешком. Роскошь - сорок один квартал. Пошел я не потому, что мне походить пешком хотелось или как-то. Больше потому, что совсем не в жиляк было залазить еще в один мотор и потом из него вылазить. Иногда утомляет ездить в такси - как утомляет кататься на лифте. Вдруг ни с того ни с сего нужно пройтись - и плевать, далеко это или высоко. Совсем пацаном еще я очень часто ходил наверх до самой нашей квартиры. Двенадцать этажей.

А на улице и не поймешь вообще, был снег или нет. На тротуарах его почти и не осталось. Но дубарина такой, что я вытащил этот красный кепарь из кармана и надел - надристать, как я там выгляжу. Я ему даже уши опустил. Узнать бы, кто в Пеней мои перчатки свистнул, потому что руки у меня задубели. Хотя что бы я сделал, если б даже узнал? Я же ссыкун такой. Стараюсь не показывать, но я ссыкливый. Например, если б я в Пеней выяснил, кто свистнул перчатки, я бы пришел к жулику в комнату и сказал: "Ладно. Как насчет вывалить мне мои перчатки?" А жулик, который их спер, наверно, сказал бы - невинненьким таким голоском и всяко-разно: "Какие перчатки?" И тогда я, наверно, вот чего бы - я бы зашел к нему к чулан и нашел бы где-нибудь эти перчатки. Он бы их в галоши засунул или как-то, например. Я бы их вытащил и предъявил ему, и сказал: "Полагаю, это твои, нафиг, перчатки?" Тогда жулик, наверно, посмотрел бы на меня так очень фуфлово, невинненько и сказал: "Я этих перчаток в жизни не видел. Если твои, забирай. Не нужна мне, нафиг, эта параша". Тогда я, наверно, постоял бы там минут пять. С перчатками, нафиг, в руке и всяко-разно, но как же мне хотелось бы двинуть ему в челюсть или чего-то - сломать ему эту челюсть нафиг. Только у меня кишка была б тонка так сделать. Я бы просто там стоял и старался выглядеть круче некуда. А можно бы что - можно бы сказать чего-нибудь очень язвительное и наглое, чтоб его взбесить - а в челюсть не бить. В общем, если б я сказал что-нибудь очень язвительное и наглое, он бы, наверно, встал, подошел ко мне и сказал: "Слышь, Колфилд. Ты меня жуликом, что ли, назвал?" И вот потом, вместо того, чтоб сказать: "Тут ты, нафиг, прав, так я тебя и назвал, гад, жулье вонючее!" - я б, наверно, ответил только: "Я вижу только, что мои, нафиг, перчатки засунуты в твои, нафиг, галоши". И тут бы он сразу понял наверняка, что ни в какую челюсть ему давать я не стану, и сказал бы тогда: "Слышь-ка. Давай уж выясним. Ты меня вором назвал?" И тогда я б, наверно, ответил: "Никто никого никем не назвал. Я знаю только, что мои перчатки - у тебя, нафиг, в галошах". И так оно бы тянулось часами. Но я б наконец свалил из его комнаты, а в челюсть бы ему так и не двинул. Наверно, пошел бы в тубзо, вытащил бы нычку и с сигой перед зеркалом изображал крутого. В общем, про это все я и думал по дороге к гостинице. Ссыкуном быть не в жилу. А может, я и не весь ссыкун. Фиг знает. Может, я ссыкливый с одной стороны, а с другой мне просто надристать, потерял я перчатки или нет. У меня в чем еще засада - мне почти всегда до фонаря, если я чего потеряю: штруня моя просто на стенку лезла, когда я был пацаном. Некоторые целыми днями ищут, чего потеряли. А у меня, похоже, ничего и нет такого, что потерять мне было б не до фонаря. Может, поэтому я с одной стороны ссыкло. Но это, конечно, не откоряка. По - честному. Надо вообще не быть ссыкуном. Если должен кому-то в челюсть заехать, и тебе вроде как это в жилу, так и надо заехать. Просто у меня это не очень получается. Я лучше кого-нибудь из окна выпихну или башку ему отрублю топором, чем в челюсть давать. Драки я ненавижу. В общем, пофиг, даже если меня бьют, - мне это, понятно, не в жиляк, но в драке меня больше всего пугает лицо того, с кем машешься. Терпеть не могу смотреть ему в лицо, вот в чем засада. Хоть бы с повязками на глазах дрались или как-то. Нехилая такая ссыкливость, если вдуматься, но все равно ссыкливость, куда деваться. Себе не наврешь.

Чем больше я думал про перчатки и ссыкливость, тем тоскливее мне становилось, поэтому я решил, пока шел и всяко-разно, притормозить и бухнуть где-нибудь. У Эрни я всего три залил, а последний даже не допил. Вот чего я умею - бухло держать неслабо. Могу кирять всю ночь, а даже видно не будет, если мне зашибись. Однажды в Вутоне мы с одним пацаном, Рэймондом Голдфарбом, купили пинту скотча и выхлестали ее в капелле как-то вечером в субботу, пока никто не видел. Он нажрался вдрабадан, а по мне даже не заметно было. Я только спокойный такой стал, невозмутимый. Проблевался перед сном, но по-честному не надо было - это я себя заставил.

Ладно, в общем, перед гостиницей я намылился было в этот бар, мусорка мусоркой, но оттуда вырулили два мужика, никакие, как не знаю что, и давай у меня спрашивать, где тут метро. Один на вид вроде такой сильно кубинец, он мне всю рожу перегаром завонял, пока я им объяснял, как пройти. В конце концов я в этот бар, нафиг, даже заходить не стал. Просто вернулся в гостиницу.

А там вестибюль вообще пустой. Духан стоит - точно мильон забычкованных сигар. Честно. Спать не в жилу, никак, но паршиво. Тоскливо и всяко-разно. Хоть бы сдохнуть, что ли.

И тут ни с того ни с сего я попадаю в поганейший переплет.

Первым делом, как в лифт захожу, лифтер у меня спрашивает:

- Иннересно времечко провести, дружок? Иль те ссышком поздно?

- Это в каком смысле? - переспрашиваю. Я не просек, на что он намекает и как-то.

- Компашка на ночь иннерсует?

- Меня? - спрашиваю. Очень тупой ответ, но как-то неудобняк, когда к тебе подваливают с таким вопросом.

- Те скока лет, шеф? - спрашивает лифтер.

- А чего? - отвечаю. - Двадцать два.

- Ага. Ну так как нашёт? Иннерсует? Пять зелени за палку. Пятнадцать за ночь. - Он глянул себе на часы. - До полудня. Пятерку за раз, пятнаха до полудня.

- Ладно, - говорю. Это против моих принципов и всяко - разно, но мне было так тоскливо, что я даже не подумал. Вот в чем вся засада. Когда очень тоскливо, даже думать не можешь.

- Лана не? Палку или до полудня? Точней давай.

- Палку.

- Лана, какой номер?

Я поглядел на красную хрень с номером, на ключе.

- Двенадцать двадцать два, - говорю. Я уже вроде как пожалел, что все это раскочегарилось, да уж теперь не дрыгнешься.

- Лана. Минут через пятнадцать пришлю девчонку. - Он открыл двери, и я вышел.

- Эй, а она симпотная? - спрашиваю. - Мне старая кошелка невпротык.

- Не кошелка. Ты не перживай, шеф.

- А кому платить?

- Ей, - отвечает. - Поехали, шеф. - И он захлопнул дверь прямо у меня перед носом.

Я зашел в номер, поплескал водой на волосы, да только ежик толком ни пригладишь все равно, никак. Потом проверил, воняет из пасти куревом и теми скотчами с содовой, что я выхлестал у Эрни, или не воняет. Надо просто руку ко рту поднести и дунуть, чтоб до ноздрей долетело. Воняло вроде не очень, но зубы я все равно почистил. Затем надел другую чистую рубашку. Понятно, что не стоило ни фертиться из-за шлюхи, ничего, только мне все равно заняться было нечем. Меня чуточку поколачивало. У меня вполне себе встал и всяко-разно, только все равно колотило. Правду вам сказать, так я целка. По-честному. Было несколько случаев расстаться с девственностью и всяко-разно, но до дела так пока и не дошло. Всегда чего-то мешает. Например, вот сидишь у девки дома, и предки ее не вовремя возвращаются - или боишься, что вернутся. Или на заднем сиденье у кого-нибудь в машине, а на переднем всегда другая свиданка гудит - в смысле, какой-нибудь девке обязательно подавай знать, что по всей, нафиг, машине творится. В смысле какая-нибудь девка с переднего сиденья всегда оборачивается посмотреть, чего где. Всегда чего-то, в общем. Но пару раз я чуть было не сломал. Один раз в особенности помню. Хотя чего-то не так пошло - я даже не помню уже, чего. Такая фигня - почти всякий раз, когда с девкой еще чуть-чуть - и сделаешь, - с нормальной девкой, не шлюхой или как-то, в смысле, - она канючить начинает, дескать, постой. Со мной засада же в том, что я стою. А другие парни - не стоят. Куда тут деваться. Ты ж никогда не знаешь, по-честному они хотят, чтоб ты коней придержал, или просто боятся, как не знаю что, или просто говорят тебе "постой", чтоб, если не встанешь, ты же и виноват окажешься, а не они. В общем, я всегда стою. Засада в том, что я начинаю их жалеть. В смысле девки же, в основном, такие тупые и всяко-разно. С ними чутка пообжимаешься, как у тебя же на глазах у них мозги из башки высвистывает. Взять девку, когда она уже распалилась, - у нее ж вообще мозгов нету. Фиг знает. Говорят: постой - я и стою. Потом всегда жалею - когда уже домой их отвез, - но все равно стою.

Ладно, в общем, пока я другую чистую рубашку надевал, я вроде как прикинул, что мне крупно подфартило в каком-то смысле. Я прикинул, что если она шлюха и всяко-разно, я могу на ней порепетировать на тот случай, если женюсь когда-нибудь или как-то. Я насчет такого дергаюсь иногда. Однажды я книжку читал, в Вутоне, и там был такой очень хитровывернутый галантный пижон. Мсье Бланшар его звали, до сих пор помню. Книжка паршивая, а Бланшар этот - ничего так себе. У него было такое здоровенное шато на Ривьере в Европе и всяко-разно, а делал он в свободное время вот что - он баб дубинкой охаживал. Первостатейный подонок и всяко-разно, но баб с ног сшибал будь здоров. И где-то там он вот как говорил: дескать, женское тело - это как скрипка и всяко-разно, и правильно сыграть на ней может только неслабый музыкант. Книжка-то очень фофанская, я понимаю, но про скрипку у меня из башки все равно никак не лезло. В каком-то смысле именно потому мне и хотелось порепетировать, на случай если когда-нибудь женюсь. Колфилд и его Волшебная Скрипка - ух. Фофанство, это я секу, но не слишком уж и фофанство. Мне было бы в жилу так вот неслабо уметь. Половину времени, если совсем уж правду вам сказать, когда я с девкой дурака валяю, самая нехилая засада у меня - это найти, ёксель-моксель, то, чего мне там вообще надо, вы ж понимаете, да? Возьмите ту девку, с которой у меня едва не случилось половое совокупление, я рассказывал. У меня где-то час ушел на то, чтоб, нафиг, бюзик с нее снять. А когда я его снял, она мне уже чуть в глаз не плюнула.

В общем, я все ходил по комнате, ждал, когда эта шлюха появится. Хорошо бы симпотная была. Хотя если по-честному, то плевать. Мне вроде как хотелось поскорее со всем разделаться. Наконец кто-то в дверь постучал, а когда я пошел открывать, мне прямо на дороге попался чемодан, и я грохнулся через него и, нафиг, чуть коленку себе не сломал. Я всегда роскошное время выбираю через чемоданы перецепляться или как-то.

Я открыл, а там эта шлюха стоит. В верблюжьем пальто и без шляпы. Как бы блондинка, но видно, что крашеная. Хоть не старая кошелка.

- Здравствуйте, - говорю. Галантно, как не знаю что, ух.

- Это про тебя Морис говорил? - спрашивает. Не очень-то, нафиг, и дружелюбная.

- Это лифтер что ли?

- Ну, - говорит.

- Про меня. Заходите, что же вы? - говорю. Чем дальше в лес, тем я невозмутимей. По-честному.

Она тут же зашла, сняла пальто и вроде как метнула его на кровать. Под ним было зеленое платье. Потом она вроде как боком эдак села на стул, который вместе с письменным столом в номере есть, и давай ногой подрыгивать вверх-вниз. Ногу на ногу закинула и ну себе ногой дрыгать. Дерганая очень для шлюхи. По-честному. Наверно, потому что молодая, как не знаю что. Моего где-то возраста. Я уселся в большое кресло рядышком и предложил ей сигу.

- Не курю, - отвечает. А голосок такой тоненький, занудненький. И не расслышишь ни фига. Ни спасибо не сказала, ничего, когда ей что-то предложили. Ни шиша не петрит, чего тут.

- Позвольте представиться. Меня зовут Джим Стил, - говорю.

- Время есть? - спрашивает. Само собой, наплевать ей, как там меня, нахер, зовут. - Эй, а лет-то тебе сколько, а?

- Мне? Двадцать два.

- Не смеши мои коленки.

Забавно она это сказала. Совсем как малявка какая-нибудь. Проститутки и всяко-разно, они же как говорят: "Черта с два", - или там: "Кончай херню пороть", а тут - "Не смеши мои коленки".

- А вам сколько? - спрашиваю.

- Достаточно, чтобы фишку сечь, - отвечает. Остроумная, куда деваться. - Так время есть или нет? - снова спрашивает, а потом встала и стянула через голову платье.

Вот меня прибабахнуло, когда она так сделала. В смысле - ни с того ни с сего она это вдруг и всяко-разно. Я знаю, полагается, чтоб у тебя ничего так стоял, когда перед тобой берут и стягивают платье через голову, а у меня никак. Никакого стояка и в помине. Больше тоска, чем стояк.

- Так часы у тебя есть, а?

- Нет. Нету, - отвечаю. Ух как меня прибабахнуло. - Вас как зовут? - спрашиваю. А на ней только розовая комбинашка осталась. Как-то совсем неудобняк. По-честному.

- Солнышко, - говорит. - Пошли давай.

- А вам не хочется поговорить чутка? - спрашиваю. Детский сад - такое ляпать, но меня так, нафиг, прибабахнуло. - Вы куда-то ужасно торопитесь?

Она посмотрела на меня, как на полоумного.

- И про какую-такую херомотину ты хочешь поговорить? - спрашивает.

- Фиг знает. Ни про что особенное. Я просто подумал, может, вам захочется немного поболтать.

Она снова села на стул возле стола. Только ей это не понравилось, сразу видно. Опять ногой задрыгала - ух какая же дерганая девка.

- Может, теперь вам сигарету? - спрашиваю. Я забыл, что она не курит.

- Я не курю. Слышь, если ты разговаривать собрался, так давай. Мне вообще-то некогда.

Назад Дальше