Еще сутки прошли, заполненные промысловой работой. Циклон продолжал нестись на юго-запад. И Москва, и Вашингтон прогнозировали точно - ураган обрушился на гранитные берега Гренландии, он ломал ледяные горы, перебулгачивал пустынные фиорды. Метеостанция на Ян-Майене доносила, что острову тоже достается, но центр бури промчался западнее. С промысла снялась в порт "Печора": последние дни шла обильная рыба, и морозильные камеры свежей сельди, и емкости бочкового товара были заполнены доверху. С уходом "холодной" базы на промысле не оставалось рефрижераторного судна: Березов приказал всем траулерам рыбу засаливать.
На другой день Березов, стоя на мостике, ждал послеобеденной сводки - предсказанного поворота циклона на юго-запад, к берегам Америки.
С полудня в море прибывала зыбь, безветренные волны с тихим рычанием набрасывались на борта плавбазы. У носового трюма разгружался "Звенигор" Бродиса; дожидался очереди "Коршун" Никишина, у кормового трюма стояла "Березань" Новожилова, за ней "Ока" Петренко. Березов переводил бинокль с траулера на траулер. У Петренко были заставлены бочками шкафут и полубак, трюмы он не раскрывал, но Березов знал, по предварительной сводке по радио, что трюмы "Оки" полны - Иван Петренко был из тех капитанов, кто не побежит на сдачу, когда есть хоть крохотная, свободная емкость и местечко для нее на судне. У Никишина вытаскивали из полного трюма бочки, главная палуба и полубак в два слоя были забиты ими - этот славился быстротой разгрузки, подготовка к сдаче начиналась у него не на подходе к базе, а при выходе из рабочего квадрата - долгих отдыхов и "травли" по кубрикам энергичный капитан не признавал. Зато на "Звенигоре" и "Оке", хотя бочек на палубе тоже хватало, людей не было видно. "Поменялись кинофильмами и прокручивают, пока другие разгружаются", - подумал о них Березов. Капитану, вышедшему из штурманской, Березов показал на промысловиков.
- Трудно без "Печоры", Андрей Христофорович. Будем вспоминать времена, когда главной помехой в добыче рыбы были мы, приемщики.
Трофимовский, отличный хозяйственник, сам проделывающий экономические расчеты - умение такое считалось у капитанов редчайшим даром, - уныло вздохнул. Старые времена, когда промысловым судам приходилось по неделе, по две простаивать в очередях на разгрузку, конечно, уже не вернутся, баз теперь много на флоте. "Печора" ушла в порт, а из порта на днях выйдут в океан "Онега" и "Комсомолец". Но пока они не появятся на промысле, попыхтеть придется.
Солнце опустилось на воду, запад ярко сиял: от места, куда обрушилось солнце, вздымались тонкие перистые облака. И небо, весь день нежное и голубое, потеряло свою томную голубизну, в нем появилась густая краснота, к северу и югу оно отливало коричневым. Небо не погасало, а меняло цвет - и даже на востоке, где давно уже пора было народиться темноте, оставалось таким же светящимся.
- Что вас заинтересовало, Николай Николаевич? - спросил Трофимовский, заметивший, с каким удивлением Березов рассматривал небосвод.
Березов со смешком ответил, не отрываясь от заката:
- Если бы мы находились не в Арктике, а в тропиках, я сказал бы, что на нас движется тайфун. И яркий закат, и толчея на воде… Лишь черного летящего облачка не хватает, и впечатление такое, будто вот-вот оно вынырнет из-за горизонта!
- Небо грозное. - Трофимовский обводил глазами небосвод. - Знаете, если бы мы по старинке, без сводок по радио, без метеопрогнозов, по одним приметам вели суда, я бы сейчас приказал все задраивать и занайтовывать…
Из штурманской выскочил обеспокоенный вахтенный штурман: давление вдруг стало падать. Березов с капитаном заторопились в рубку. Перо на барографе валилось вниз. Березов вызвал по спикеру синоптика, тот запаздывал с вечерней картой погоды. Синоптик вошел в рубку, когда Березов бросил микрофон. В руках синоптика была еще пахнущая краской карта.
- Да что случилось? - крикнул Березов, выхватывая карту. - Повернул на юго-запад твой проклятый циклон?
- Повернул на восток. Циклон прорывается не в Датский пролив, а между Ян-Майеном и Исландией. Скоро он обрушится на наши суда.
Березов, ошеломленный, выглянул в иллюминатор на запад. На ярком, красно-коричневом небе, над самой линией горизонта, быстро ширилось черное облачко - то самое, которое он предсказывал.
10
Впоследствии и простые рыбаки, перештормовавшие жестокую бурю, и ученые метеорологических институтов, и различные следственные комиссии, и тем более Березов с руководителями промысла не раз, задавали себе вопрос - почему циклон так неожиданно и катастрофически изменил направление. И на этот простой и такой бесконечно важный вопрос никто не мог дать удовлетворительного ответа. Движение циклона наблюдали с самолетов, анализировали метеозондами, данные наблюдений вводились в электронные машины, все результаты сводились к одному - путь буре через Датский пролив к Америке. А циклон, даже не заметавшись в разные стороны, как бы нащупывая лучшую дорогу, что часто происходило при поворотах бурь, разом бросился на северные берега Европы. И весь рыбацкий флот, промышлявший южнее Ян-Майена, оказался на магистральном морском шоссе урагана, самого свирепого за последние десять лет в Атлантике, как потом установили.
В часы, что еще оставались до бури, Березову было не до раздумий и анализов. Надо было срочно готовить флот к борьбе с ураганом. С этой минуты и до часа, когда буря умчалась дальше на восток, Березов уже почти не выходил из радиорубки. Его уже не было на судне, он весь был в эфире - командовал, выслушивал, требовал ответа, кричал, упрашивал, приходил в отчаяние, снова командовал. Открытый для всех шестнадцатый радиоканал наполняли выкрики и вопросы, суда перекликались и переговаривались, кто ругался, кто звал на помощь, кто сообщал, что обошелся без помощи, - Березов слушал всех, он был со всеми.
И первым, что он властно потребовал от капитанов, было приведение судов в штормовую готовность. "Аврал, немедля!"- прокричал он на открытой для всех частоте.
Вторым распоряжением он вызвал к аппарату Луконина. "Резвый" с "Хариусом" на буксире подходили к Фарерам, до Торсхавна оставалось не больше трех часов хода.
- Дойдет он сам? - запросил Березов. - Ответьте, может он часов за шесть добраться сам? Если может, немедленно отдавайте буксирный трос и поскачите сюда, Василий Васильевич. Нужны вы будете здесь, очень нужны!
Луконин несколько минут молчал в эфире - совещался с капитаном "Хариуса". Тот без спора согласился расстаться с буксиром: море у Фарер спокойное, встречаются местные рыбацкие суда, машина работает без перебоев - доберемся и сами в укрытие.
- Иду назад! - доложил Луконин, и Березов вздохнул с облегчением: ненадежное судно вывели из района ожидаемой бури, за него можно не беспокоиться. - Сообщите, когда доберетесь в Торсхавн! - приказал Березов капитану "Хариуса". Луконин отключился, и прошло несколько часов, прежде чем Березов снова вызвал его на связь.
Теперь, когда неотложные распоряжения были сделаны, оставалось ждать. Березов вышел наружу. И тот единственный раз, когда он на полчаса выбрался на мостик, совпал с первым ударом бури. Черное облачко, возникшее на горизонте, захватило половину неба, на одной половине небосвода наступила ночь, на другой еще сиял вечер и тускло перемигивались звезды. А затем в вантах засвистел ветер и хлынул дождь. Березов отскочил под навес, кто-то подал ему прорезиненный плащ, что-то проговорил, он натянул плащ на плечи, не видя, кто подает, не слыша, что говорят.
"Коршун" Никишина и "Ока" Петренко, не дождавшись своей очереди, отошли от плавбазы. Березов увидел в бинокль, что на палубах снуют матросы, убирая в трюмы выставленные наружу бочки и занайтовывая наверху то, что нельзя было упрятать. Два траулера, успевшие разгрузиться, отвалили от причалов, на палубах было чисто, команды энергично задраивали трюмы, одна лючина за другой валились на горловины. Первый траулер отошел сразу, второго усилившееся волнение прижимало к правому борту "Тунца". Тогда сама плавбаза забила винтом и отошла от суденышка, а оно рванулось вперед и выскочило из-под высокого носового подзора "Тунца" в свободное пространство. На плавбазе зажглись огни, кругом засверкали промысловые суда. И плавбаза, и траулеры перестраивались носом на запад - ураган, как врага, надо было встречать грудью. Взорвалась молния, с неба низринулся гром, но грохот его был перекрыт ревом осатаневшего ветра.
Ветер нарастал с ужасающей быстротой. Впоследствии, изучая, как рушилось давление на лентах барографов, как близко валились одна на другую черные линии изобар на синоптических картах районов бедствия, следственные комиссии приходили к выводу, что все происходило закономерно, только это и могло произойти - давление за час падало на десять миллибар, ветер рос соответственно: вся атмосфера, как лавина, понесшаяся с горы, низверглась во внезапно образовавшуюся в ней воронку разрежения. Буря неминуемо должна была быть быстро нарастающей и мощной, таков был потом справедливый вывод. Она была, несмотря на все заблаговременно полученные штормовые предупреждения, ошеломляюще внезапной, таково было ощущение рыбаков, спешно поворачивающих свои суда на ветер.
И еще не успел Березов уйти с мостика в радиорубку, как волны стали долетать до фальшборта. Они не были просто огромны, огромным волнам Березов бы не удивился, он повидал много бурь на своем веку. Каждая следующая волна была мощнее предыдущей. Фальшборт плавбазы метров на восемь поднимался над водой, но валы уже вторгались на палубу. Мостик, на котором стоял Березов, был еще метров на семь выше, но и сюда, на пятнадцатиметровую высоту, долетали брызги.
На палубе "Тунца" не было ни души, бочки в стензелях закреплены цепями, люки задраены, массивные концы подняты и занайтовлены тросами, лебедки закрыты, все, что могло подвинуться, пошатнуться, покачнуться - убрано. "Молодцы!" - подумал рассеянно о команде плавбазы Березов и больше о ней не думал всю ночную бурю: суда в двадцать тысяч тонн водоизмещения с пятью тысячами лошадиных сил в машине не по зубам и грозному урагану. Все его мысли были с промысловиками, почти пятьдесят суденышек штормовало сейчас вокруг плавбазы в черном океане - железные скорлупки по пятьсот тонн водоизмещения, по триста сил в двигателе…
Березова бросало то направо, то налево, а когда судно лезло на волну, швыряло назад. "Черт! - выругался Березов. - Руки что ли слабеть стали!" Не выпуская поручней, он выбрался в ходовую рубку. Прибор показывал крен до тридцати градусов, на развертке локатора вспыхивали острыми точками промысловые суда. Березов заглянул к штурману. В штурманской рубке над картой склонились Трофимовский, старпом и все три штурмана.
- Дайте-ка и мне одну карту, - попросил Березов и ушел в радиорубку.
Он спросил радиста, нет ли чего нового? За вахтенного радиста, занятого выслушиванием эфира, ответил сидевший рядом начальник радиостанции. Новостей нет. Суда усиливают штормовую безопасность, держат носом на волну. Березов вынул утреннюю сводку - дислокацию флота с координатами судов и стал переносить их на карту. Каждый траулер обозначался точкой с номером судна. За день многие суда меняли свои координаты, но далеко от утренних мест уйти не могли. Семь судов, толпившихся у плавбазы и пропавших сейчас в бурной мгле, он обозначил большим кружком с номерами по окружности: они были где-то поблизости. Только для спасателя, повернутого от Фарер к Ян-Майену, он не смог обозначить местонахождение. Березов нанес лишь точку поворота "Резвого".
После этого он сел в массивное вращающееся кресло. Все, что можно сделать, сделано. Придут новые сообщения, придет время снова действовать. Сообщений не было. Трофимовский держал базу носом на волну, но ветер менял направление по часовой стрелке, поднятые им валы изгибались веерами, били то в правую, то в левую скулу. Временами крен становился таким сильным, что Березов хватался за подлокотники, изо всей мочи прижимался к спинке кресла, чтобы не вывалиться на пол. От грохота ветра даже в рубке было трудно говорить, тело уставало от этого непрерывного грома, как от ударов. Иногда Березов, раскрывая глаза, смотрел в задраенный иллюминатор. За окном простиралась ночь, свергнувшаяся в океан раньше времени. В черной ночи, когда плавбаза кренилась влево, Березов видел океан, белый от пены. "Метров тридцать пять, тридцать шесть в секунду! - размышлял Березов. - Вот же ветерок, еще, пожалуй, до тридцати восьми наберется". Лишь на следующий день Березов узнал, что ветер южнее Ян-Майена достигал сорока пяти метров в секунду.
Успокоительно тикала морзянка. Радист не снимал наушников. Березов не видел его лица, но было что-то спокойное в том, как он сидел. У рации изогнулся начальник радиостанции, он вращал регуляторы, переключаясь с частоты на частоту и снова возвращаясь на шестнадцатый канал. Его лицо Березов видел хорошо. Лицо начальника радиостанции было спокойно. Чрезвычайных происшествий не было.
- Опроси-ка флагманов, как дела на флотилиях, - приказал Березов второму радисту. - Похоже, они забыли, что я еще существую и что мне надо периодически докладываться.
Радист выстучал приказ. Один за другим флагманы выходили на связь. Флотилии штормовали благополучно. "Подготовку к буре завершили до ветра, теперь держим на волну", - бодро докладывали флагманы.
Березов закрыл глаза. Яркий свет заливал приборы, свет мешал Березову сосредоточиться. Вокруг него надрывался беснующийся океан. Крохотное, отмеченное во тьме лишь ходовыми огнями, суденышко грудью держало на ветер, его сшибало, швыряло, несло назад - оно упрямо пробивалось вперед. Березов стоял в рубке траулера, всматривался в стекло, оборачивался на кренометр, сам хватался за штурвал, помогая рулевому быстрей выйти на курс. Их было много, небольших суденышек, затерянных в бурной мгле. Березов перебегал с одного на другое, все были одинаковы и каждое - особое, надо было побывать на каждом, ко всем пристально - присмотреться - все ли там благополучно? Березов видел их все вместе и поодиночке.
И он думал о том, что на траулерах последнего выпуска на трюмах высокие комингсы и лючины задраиваются крепко, закладываются стальными шинами, черта с два буря сорвет такое крепление. А на первых, послевоенных траулерах - ах, каким же они тогда казались совершенством морской техники! - комингсов нет и крепление трюмов - простые барашки, тоже сталь, конечно, воде она не под силу, но тяжелого удара они, пожалуй, не выдержат. И машины на тех старых, по восемь, по десять лет плавающих судах тоже послабее, триста лошадей на валу, всего триста, а у новеньких - четыреста - прибавка немаловажная.
Березов с закрытыми глазами, мысленно перебираясь с траулера на траулер, с отчетливостью видел, как по разному ведут они себя на волне, все одинаково шли на нее грудью, но одних она отшвыривала легче, те захлебывались, их до самой рубки накрывало волнами, другие держались уверенней, эти упрямо взбирались на гребень вала, разрезали форштевенем пенный обрушивающийся козырек. За них можно не беспокоиться, они выдюжат, думал Березов. И снова он возвращался быстрым, отчетливым воображением к судам постарше, тревожился о них, пытливо всматривался - как они там?
- SOS! - закричал радист. - Кто-то терпит бедствие! Березов метнулся к рации. Плавбазу положило на левый борт, Березов повалился на радиста, тот еле удержал его. Второй радист лихорадочно вертел регуляторами, улучшая слышимость. Канал был пуст.
- Да кто терпит бедствие, кто? - крикнул Березов. - Отвечай немедленно - кто?
Радист предостерегающе поднял руку. Передача ключом возобновилась. Радист повторял вслух:
- …Сорвало лючины… Волна наполняет трюмы… Передача прервалась так же внезапно, как началась. Несколько секунд тишина в рубке нарушалась лишь ревом ветра снаружи. Потом сквозь шумы в эфире прорвался чей-то далекий голос, который прокричал конец неуслышанной фразы: "…помощи поскорей!" - и снова наступило молчание.
Березов немного подождал, не повторится ли призыв о помощи, потом крикнул в микрофон:
- Товарищи, кто это был? Кто знает, сообщите!
В эфире зазвучали голоса, они перебивали друг друга, сталкивались, спорили - все суда приняли отчаянный призыв терпящего бедствие товарища:
- Никишин! - Да нет, не Никишин. - Я с Никишиным недавно разговаривал, он бежит на юг. Новожилов это, у него смыло сети. - Я Новожилов, сети смыло, верно, в остальном ничего, штормую. - Никишин, отзовись, Никишин! - Николай Николаевич, говорит Петренко, это Бродис. Бродис это, голос на него похож. - Бродис, ответьте флагману, как у вас, прием. - Я Никишин, я Никишин, у меня все в порядке, штормую без потерь. - На связи Бродис, что там за паника насчет меня? Это же был Доброхотов, Доброхотов это, его голос!
В рубку вошел взволнованный Трофимовский.
- Слышал? - спросил Березов. - Кто-то терпит бедствие, а кто - не понять. Как на локаторе?
- Обозрению мешают волны, но все, кто показывался в развертке остались, - ответил Трофимовский. - В радиусе пятидесяти миль никто не исчез.
Березов с минуту раздумывал. В районе, очерченном пятьюдесятью милями от плавбазы, штормовал практически весь флот. На севере, на новых рабочих квадратах, куда перемещался промысел, за пределами пятидесяти миль траулеров быть не должно, да и буря шла оттуда, она гнала суда на юго-восток, ближе к плавбазе. На юге, за электронным обзором, оставались суда, подчищавшие уже обработанные квадраты, их было немного. Несчастье могло произойти и с теми, кто попадал в развертку локатора, и с теми, кто оказался вне локаторного поля. Березов поглядел на свою карту, она вся была густо усеяна номерами штормующих судов, они разбрасывались на полтораста миль по меридиану, почти на сотню миль по параллели - с кем произошла беда?
- Опросить весь флот! - приказал Березов радисту. - Всем капитанам отвечать по флотилиям, кратко - кто, где, в каком состоянии. - А ты, - сказал он Трофимовскому, - поставь одного из штурманов у второго локатора - не отрываться, следить, кто как штормует, куда несет… И дай пеленг, чтобы определялись по плавбазе.
Трофимовский удалился в штурманскую. Аппарат выстукивал ответы: капитаны сообщали, как дела, где они сейчас - скорей по собственному соображению, чем по пеленгу, - и нужна ли помощь. Минута шла за минутой, количество опрошенных судов умножалось, ни один, кого вызывали флагманы, не молчал - борьба с бурей у всех шла благополучно. Березов все с большим недоумением всматривался в карту, он начинал думать, что судно, запросившее помощи, не из их флота. Правда, в районе промысла, слишком далеком от морских трасс и традиционных мест рыболовства, других, не "Океанрыбы", судов еще не было ни одного, но не исключено, что буря подхватила какой-то пароход и гонит его издалека. И Березов прикидывал: если незнакомец еще на плаву, он вскоре появится в локаторе, и тогда можно будет организовать помощь, даже если радиостанция у них отказала - погнать плавбазу навстречу чужому электронному пятнышку, засветившемуся среди своих.
Сомнения Березова прервал голос радиста:
- Есть! Есть! Передает Карнович. Он принял повторный сигнал бедствия.
И тут же из приемника вынеслись взволнованные голоса, штормующие суда запрашивали, у кого бедствие и куда идти на помощь. Все приняли сообщение "Бирюзы".
- Опять передает Карнович, - быстро говорит радист. - Он принял SOS, очень слабый, отчетливы только слова: "…нуждаюсь срочной помощи!"