Глухо рвануло совсем рядом. Истребитель подпрыгнул и застонал от обрушившейся на палубу воды.
- Ну, еще разик - и к рыбам в гости, - спокойно сказал Гордюшенко и зачем-то спустил завернутые рукава тельняшки, как бы подчеркивая, что все кончено.
В машинном отсеке сразу стало тихо, как в склепе, и если грохот стрельбы никак не пугал Лешу, то эта грозная тишина проползла по его спине холодной змеей. Он скорчился и рванулся к трапу. Но жестокая сила оторвала его от спасительных перекладин, и он увидел над собой бешеные, белые от злобы зрачки Гордюшенко и занесенный над головой кулак.
- Куды? Заслабило?! Драпу даешь? До команды сверху не трожься с места, а то размозжу!
Леше стало невыносимо стыдно своего неожиданного порыва к спасению. Рядом стоял товарищ в таком же безнадежном положении, но этот товарищ не думал о бегстве и встречал смерть, как следует бойцу. Леша жалко и виновато всхлипнул, и Гордюшенко понял. Он выпустил Лешу и мягко сказал:
- Ну и дурной! Куды бежишь? Это тебе не земля…
Истребитель снова рвануло. Леша шатнулся и больно треснулся губами о станину мотора. Инстинктивно он схватился за рот и вдруг процвел блаженной улыбкой. Гордюшенко недоуменно смотрел на сияющего Лешу. Ему подумалось, что парень спятил от страха. Но Леша схватил Гордюшенко за руку, и, оскаливая челюсти, закричал:
- Вот он!.. Рви!..
Гордюшенко попятился. Он еще не понимал. Тогда Леша ткнул пальцем в свой знаменитый зуб, и глаза Гордюшенко вдруг сыпнули искры.
- Анафема! - закричал он и схватил Лешу за горло. У Леши сразу помутнело в глазах. Он видел еще, как Гордюшенко другой рукой шарил по станине мотора, хватая большие плоскогубцы, измазанные мазутом. Леше показалось, что Гордюшенко сейчас разобьет ему череп плоскогубцами. Уже теряя сознание, в дыму и удушье, Леша слышал еще яростный вопль Гордюшенко:
- Рот раззявляй!
Он бессознательно зевнул, распяливая челюсти, как зевает вытащенная на берег рыба. Что-то кракнуло, и Леша упал в красный туман, в пустоту.
Очнулся он от отчаянной острой боли во рту, которая пронизывала челюсть и сверлила в мозгу. Он лежал на палубе. Над его головой слышались торопливые удары металла о металл. Ничего не соображая, Леша приподнялся. Гордюшенко, ворча, расколачивал что-то молотком на станине мотора, потом отбросил молоток и ринулся к коробке зажигания.
Леша пощупал голову. Голова была цела. Он провел по лицу, чтобы стереть холодный пот. Отняв руку, увидел на ней кровь. Сунув палец в рот, он наткнулся на острый, как булавка, обломок зуба.
Гордюшенко распрямился. С его щек падали крупные капли пота. Он включил стартер, и мотор, точно обрадовавшись, взвыл с утроенной силой.
- Есть мотор! - крикнул Гордюшенко в трубку всей грудью и повернулся к Леше, счастливый и светлый. Он вытащил из заднего кармана брюк маленькую алюминиевую фляжку и протянул Леше.
Слабо улыбаясь, прислонясь к переборке, Леша полоскал рот спиртом. Боль немела. Темная тень заслонила люк, и по трапу скатился Сердюк. Голова его была перекручена полотенцем, и сквозь полотно проступало коричневое пятно.
- Вовремя справился, - сказал он Гордюшенко, - уходим, как черти. Миноносец при пиковом интересе. Только раз и зацепил. Мне вот кожу ободрало да Максимку при пулемете повредило… А тебя, никак, тоже задело? - спросил Сердюк, заметив кровь на подбородке Леши.
- Это я его малость суродовал, - конфузливо вымолвил Гордюшенко. - Зуб у него понадобился.
- Зуб? - Сердюк вскинул брови.
- Ну да… для справности мотора. У меня замыкатель в зажигании обломился, а у него зуб, понимаешь, из платины… И как он догадался? Иначе сели бы на дно. Да ты выдь, Лешка, посиди на ветру, продуйся. А то зеленый, как трава.
Опираясь на Сердюка, Леша выкарабкался наверх. Истребитель несся к базе, распарывая воду. Кругом сверкало море. Миноносца не было. Только над горизонтом курилась еще легкая струйка его дыма. От воздуха, от ветра Лешу замутило. Он сел на палубу, прижимаясь спиной к кожуху.
Рядом прозвучали шаги. На плечо Леши легла рука. Он открыл глаза и увидел наклоненное к нему ласковое лицо начальника дивизиона.
- Молодец, товарищ Шириков, - сказал командир, - благодарю за службу! Доложу о вашей находчивости командующему. Благодаря ей мы выскочили из чертовской неприятности. Спасибо!
Леша пытался встать, но командир прижал его к палубе. Тогда Леша сказал слабым, срывающимся голосом:
- Не стоит благодарности, товарищ начальник дивизиона. Служу трудовому народу! - и устало опустил веки.
Леша шел через базар в новой форменке и брюках первого срока, штанины которых были отглажены до остроты ножа. За три дня, истекшие с памятного боя, он отлежался, отдохнул и чувствовал себя отлично. Зуб уже не болел, и только пустота, ощущаемая языком, была еще непривычна.
Он шел веселый, довольный жизнью и собой, поглядывая по сторонам и поплевывая. И внезапно услыхал за спиной робкий оклик:
- Алексей Васильич!
Леша не спеша обернулся. Военному моряку, получившему боевое крещение, надлежит соблюдать достоинство и не унижать себя торопливостью.
Перед ним стояла Ириша.
Минуту оба молчали. Потом оба начали медленно краснеть и так же медленно побледнели. Туманные глаза Ириши смотрели ласково и жалобно.
- Как здоровье ваше, Алексей Васильич? - спросила Ириша нерешительно.
- Ничего… благодарю вас, Ирина Тихоновна. Здоровье как здоровье, - с достоинством ответил Леша.
Снова молчание, и, опуская ресницы, Ириша тихо промолвила:
- Вы на меня не сердитесь, Алексей Васильич… Я про вас ошибалась по глупости. Думала, вы так себе человек, а вы…
- Ничего, Ирина Тихоновна, - перебил Леша, - с кем не бывает.
- Ах, - почти не сказала, а вздохнула Ириша, - теперь про вас весь город знает… И как вы с белыми сражались, и как через вас истребитель спасли. И вы меня простите за мои надсмешки над вами.
- Ну чего там. Кто старое помянет, тому глаз… (Леша едва не сказал "зуб") вон! Если вам не неприятно со мной находиться, пойдемте на бульваре посидим. Я тоже об вас скучал, Ирина Тихоновна.
Леша взял Иришу под руку. Они прошли в чахлый садик, не по заслугам называемый городским бульваром. Был полдень, самая жара, и на бульваре никого не было. Они выпили в киоске ледяной бузы, которую продавала сонная толстая гречанка. Сели на скамеечке в дальнем углу. Ириша, притихшая и ласковая, попросила Лешу рассказать, как он воевал. Леша сначала отнекивался, - он-де не рассказчик, - но Иришины глаза так просили, что Алеша сам увлекся и наговорил с три короба, хотя приврал совсем немного.
Ириша сидела, опустив голову. Над верхней губой ее, на темнеющем пушке, мерцали серебристые капельки пота. Леша осторожно обвил тонкую Иришину талию, и Ириша не противилась, только вздохнула. Тогда, осмелев, он приподнял остренький Иришин подбородок. Ириша слегка вздрогнула и попыталась отклониться. Леша засмеялся.
- Может, ты про зуб мой вспомнила, про железный, - сказал он смешливо, - что тебе не нравился? Так ты, Ириш, не сомневайся. Ведь того зуба больше нет, а он свою службу сослужил.
Он оскалил рот, показывая пустоту на месте выломанного зуба. И не успел еще закрыть рот, как Ириша уронила голову на его плечо.
Лешину свадьбу праздновал весь дивизион. Начальник дивизиона и комиссар сидели на почетных местах, в голове стола. Когда поздравили молодых и три раза прокричали горько на весь Бердянск, начальник дивизиона поднялся и постучал ножом по тарелке. Все стихли.
- Товарищи, - сказал начальник дивизиона, - мы пожелали молодым счастья и любви, а теперь я скажу Леше Ширикову несколько слов. Во-первых, начну с сюрприза, который мы приготовили Леше к этому дню.
Начальник дивизиона вынул из нагрудного кармана кителя бумагу и прочел приказ командующего флотилией:
- "Согласно рапорта начальника дивизиона истребителей, военного моряка Леткова, за № 17, награждаю младшего моториста флагманского истребителя "Ильич" Алексея Ширикова серебряными часами за проявленные в бою с противником 10-го сего июня находчивость и доблестное поведение".
Начальник дивизиона вынул из другого кармана блеснувшие часы и протянул их Леше.
- Бери!.. Носи с честью и учись быть всегда хорошим бойцом и хорошим моряком! Наша семья - самая дружная! Моряк моряку всегда брат, помни это, Шириков, и пусть твоя личная семья не заслонит от тебя нашего большого революционного долга. Мы еще повоюем вместе. Будь счастлив, Леша!
Командиру захлопали.
- Ну, твоя очередь отвечать, Шириков, - произнес комиссар, лукаво поглядев на Лешу.
Леша встал. Он никогда не говорил никаких речей и стал красен, как только что вымазанное суриком днище корабля.
- Конечно, спасибо вам, товарищ начальник, а также нашему командованию, - сказал Леша, вспотев от натуги, - за награду и за ваше обо мне мнение. Только какая же моя тут доблесть? Если правду сказать, так я здорово испугался сперва, вот Гордюшенко видал, подтвердить может. И как мне зуб в голову вошел, сам не припомню. Так что, если уж говорить, то это зуб мои вроде доблестный оказался, а я почти ни при чем. Заслуга моя маленькая. Пока послужил народу только зубом, но желаю сказать, что ежели придется, то буду рвать врага всеми зубами, которые, между прочим, у меня все на месте и новый даже красивше старого. Правда, Ириш?
И Леша Шириков весело осклабился, показывая два ряда крепких естественных зубов, среди которых сверкал новенький фарфоровый резец.
- Выпьем, дорогие товарищи, - продолжал Леша, подымая стакан среди общего смеха, - за храбрый наш Красный флот и чтоб всегда он бил врага, где ни встретит! Ура!
Все закричали "ура" и зазвенели стаканами. Потом грянула гармонь в руках у Гордюшенко и гремела до утра. И долго еще говорили в Бердянске, что это была самая веселая и счастливая свадьба за многие годы.
Севастополь, 1938 г.
Белый верблюд
Неприятности у командира отделения Васи Соколова начались с самого утра.
Приняв при заступлении на вахту спасательную шлюпку, отведя команду на пост, проверив наличие и пригонку спасательные нагрудников, Вася только что начал поверку знания гребцами своих обязанностей, как рассыльный позвал его к помощнику вахтенного командира.
- А где он? - небрежно спросил Вася, потянувшись.
- На верхней… у левого носового каземата, - протараторил рассыльный на ходу и исчез. Вася подтянул ремень, поправил, бескозырку и гоголем сгрохал по трапу со спардека на верхнюю палубу.
Вдоль левого борта стояли в строю стажеры-механики, и старший помощник разговаривал с ними, прохаживаясь вдоль шеренги. Вася бурей промчался между старпомом и строем и уже готовился завернуть за вентилятор, но окрик старпома вернул его назад.
- Скажите, старшина Соколов, - спросил старпом, подымаясь на носки (он был мал ростом и при служебных разговорах старался казаться выше), - кто вас обучал вежливости и правилам поведения на палубе?
Тон у старпома был ехидный и не предвещал доброго, а Вася не мог понять, в чем его проступок, и потому ответил коротко и сухо:
- Я сам, товарищ капитан-лейтенант.
- Прискорбно, - сказал старпом, покачав головой, - скажите самому себе, что у вас был плохой учитель. Вы видите, что я разговариваю со строем, и влезаете, как клин, между мной и шеренгой. Могли обойти. Чтоб этого больше не было. Можете быть свободны.
Вася исподлобья взглянул на механиков. Их молодые лица цвели недвусмысленным и обидным для Васи смешком. Соколов сделал поворот налево с подчеркнутой отчетливостью классного строевика, строго посмотрел на механиков и с независимым видом отправился дальше.
Выговоров и замечаний он терпеть не мог и расстроился. Но не успел еще успокоиться и забыть происшествие, как последовала новая беда. После выхода с рейда, когда соединение занималось эволюциями, с ходового мостика крейсера мелькнул в воздухе темный комок. Раздался чей-то крик: "Человек за бортом!", и сразу звонко ударил выстрел дежурной зенитки.
Вася, подремывавший на солнышке, облокотись спиной о киль-блоки баркаса, молниеносно вскочил и ринулся в висящую на шлюпбалках спасательную шестерку. За ним вскочили двое гребцов готовить шестерку к спуску. Помощник вахтенного командира, дежурный боцман и подвахтенная смена взбегали на спардек, становясь на тали.
Минуту спустя шлюпка уже была на воде. На золотящейся ряби, за кормой крейсера, плясал буек с флажком, и гребцы, краснея от натуги, закусив губы, наваливались на весла.
Подобрав с воды буек и сброшенную вместо упавшего за борт койку, Вася победоносно подвел шестерку под тали. Когда ее подняли и завалили шлюпбалки, с мостика пришло приказание: командиру спасательной шлюпки явиться к командиру корабля. Вася побежал на мостик с радостным предчувствием. После утреннего конфуза приятно было получить похвалу от командира корабля, а в похвале Вася не сомневался. Маневр прошел отлично - шлюпка со "спасенным" была поднята на борт через шесть с половиной минут после отвала. Пусть кто-нибудь попробует справиться быстрей.
Запыхавшийся, Вася сияя взбежал на ходовой мостик. Народу тут было немало. Командир корабля, вахтенный командир, штурман, сигнальщики. И все смотрели на Васю Соколова. Вася поднес руку к виску.
Командир корабля вежливо ответил на приветствие и, опустив руку, неожиданно сурово спросил Васю:
- Вам говорили, что нужно делать, когда шлюпка спускается на воду на ходу корабля?
- Да, товарищ капитан второго ранга, - недоуменно ответил Вася.
- Незаметно, чтобы вы это усвоили. Вы - командир шлюпки. Во время спуска шлюпки куда нужно смотреть? Вперед! По походному концу! А вы куда смотрели? Назад, на буек. А пока вы занимались этим глазеньем, шлюпку могло разнести. За чем вы должны следить в основном? Пока походный конец не отдан, шлюпку нужно держать строго параллельно борту корабля. Если зевнете, ее либо прижмет кормой к корпусу и раскрошит, либо поведет носом от корабля, поставит лагом к волне и опрокинет. Нужно уметь маневр делать четко и с любовью. Раз вы сели старшиной на шлюпку, вы на ней полный хозяин, Стенька Разин. Понятно?
- Понятно, - совсем упавшим голосом прохрипел Вася, избегая смотреть на окружающих.
- Потом, за какую банку у вас был закреплен походный конец?
- За первую, товарищ капитан второго ранга, - сказал Вася.
- Врать не надо… За вторую, сам видел. Хорошо, вас на малом ходу спустили. А на среднем завертело бы каруселью и со всей командой под киль к чертовой бабушке… Идите и отучитесь от вранья.
Сигнальщики откровенно хмыкали. Удар попал в больное место. Васина привычка фантазировать и подвирать была известна кораблю и не раз подводила Васю под насмешки товарищей и неприятности. Но избавиться от нее Вася никак не мог. Воображение у него было неудержимое и поэтическое.
Получив урок от командира корабля, Вася совсем насупился. После возвращения с похода он мрачно переоделся в чистое платье, собираясь на берег. В семнадцать часов отпускным разрешили посадку в катер. Вася вышел на берег и быстро отделился от веселой гурьбы товарищей. Ему не хотелось гулять со всеми - еще свежо было ощущение двукратного позора.
Он решил зайти в парк, пострелять в тире. Он был отличным стрелком и очень любил показывать свое искусство, особенно перед девушками. Кроме того, ему просто нравилась самая обстановка тира, несколько таинственная. Пышная декорация тропического леса на задней стене и уродливые фигуры-мишени, которые от попадания пуль не умирали, а, наоборот, оживали, - треща, кувыркаясь, распадаясь, - все это было чрезвычайно привлекательно.
Вася поздоровался с заведующим тиром, как со старым знакомым, и тот протянул ему мелкокалиберную винтовку.
Вася уперся локтями в прилавок, повел стволом и оставил черную точку на белом кружке в центре большой размалеванной жестяной розы на длинном зеленом стебле. При попадании металлические лепестки со звоном раскрывались и из них выглядывала головка блондинки.
Он плавно нажал курок. Роза зазвенела лепестками, и блондинка приветливо улыбнулась.
Заведующий тиром ударом по голове загнал блондинку снова внутрь мишени. Вася выстрелил во второй раз, блондинка опять выскочила.
Так повторялось пять раз. Потом Вася перенес огонь на шарик, танцующий в струйке фонтана, и еще пять раз подряд сбил его. Любопытные, зашедшие поглазеть на стрельбу, восхищенно перешептывались.
Вася обернулся. Рядом стояла девушка.
- Хорошо стреляете, - сказала она, и голос ее был мягок и нежен, как песня.
- Служу Советскому Союзу, - растерянно ответил Вася, словно похвала девушки была похвалой командира. Они взглянули друг на друга и засмеялись.
Пять минут спустя они уже гуляли вместе по аллее и болтали, будто были давно знакомы. Он уже выяснил, что его спутницу зовут Лелей и что она направляется в сад металлистов на танцевальную площадку.
- Хотите пойти со мной? - предложила Леля. - Я одна, и мне будет с вами веселей. Я с большим удовольствием погуляла бы здесь, такой чудесный вечер, по мне нужно повидать брата.
Вася немедленно выразил согласие сопровождать свою новую приятельницу хоть на Северный полюс.
В саду металлистов было людно и шумно. Джаз гремел металлом. Кружились пары. Вася пригласил спутницу на один танец, потом на другой. Он обнимал тонкую и упругую талию дамы и, тая, смотрел в синюю глубину ее глаз. Через полчаса он Понял, что влюблен навсегда.
В перерыве между танцами они присели в укромном уголке.
Разговор был пустяковый, скользящий поверху, обычный. Всегдашний разговор только что познакомившихся людей, основным качеством которых является молодость и беззаботность. Но Васе хотелось, чтобы разговор стал значительным, чтобы эта особенная, сказочная девушка, неожиданно воплотившаяся мечта, поняла сразу, что и он, Вася Соколов, не обыкновенный краснофлотец, каких сотни на каждом корабле, а совсем исключительный, интересный, смелый, талантливый.
Вася начал рассказывать разные яркие эпизоды из морской жизни. Сначала он говорил о них вообще, как о случившихся с другими людьми, но постепенно страсть к фантазии и творческий темперамент увлекли его, и героем самых интересных и необыкновенных случаев начал становиться он сам.
Леля слушала с интересом, звонко хохотала в смешных местах и испуганно расширяла зрачки, когда рассказ шел об опасностях и трудностях морского дела, и Вася увлекался все больше и больше.
- Это что, - сказал он небрежно, когда Леля вскрикнула от изумления и волнения, представив себе, как Вася на полном ходу крейсера перепрыгнул с полубака на бочку, чтобы закрепить конец. - В нашем деле всегда нужно быть находчивым. Из всякого положения нужно сразу выйти. Вот, например, какая штука была в прошлом году, когда наша подводная лодка из заграничного похода шла.
- А вы разве подводник? - спросила Леля. - У вас ведь на ленточке написано "Чапаев". А "Чапаев" ведь крейсер, а не подводная лодка.