Омытые недавним дождем листья били его по лицу и как будто шептали: "Бесстыдник". Он остановился в нескольких шагах от окна, поднял ветви усыпанной плодами яблони - и чуть не вскрикнул. За столом, напротив окна, сидела Нигора. Ее густые черные брови были озабоченно нахмурены, глаза устремлены в книгу. Нигора была одета в белое крепдешиновое платье. Занавески на окнах были тоже белые. И вся комната, наполненная светом, была бела, тиха и торжественна. Шербек замер, не в силах оторвать глаз от девушки. Но вот Нигора встала, потянулась и зевнула. Отпустив ветви яблони, Шербек в последний раз посмотрел в окно, Нигора раздевалась. Белое платье утонуло в темноте.
- Спокойной ночи, желаю видеть хорошие сны! - прошептал Шербек,
Утром Шербек пошел в контору. Ему очень не хотелось встречаться с Ходжабековым, но председатель был уже около правления. Он беспрерывно давал какие-то указания, появлялся то у сенокосилок, то среди людей, отправлявшихся в луга. Наконец бригады косцов были готовы к выезду. Первой отправлялась бригада Шербека. На одной двухконной арбе разместились люди, на другой - полевая кухня. Следующая арба была занята палатками и постелями. Процессию завершали три косилки. Шербек выслушал напутствие председателя, и караван тронулся. Когда достигли долины Кайнар, на горизонте показалось солнце. Оно залило своими яркими лучами высокие холмы, окружающие с трех сторон долину. В густой траве застрекотали кузнечики.
Косари, как всегда, остановились у источника. С давних пор в Аксае живет легенда об этом источнике.
Одного из предков Максума прозвали "Бермас-бай", что значит "Жадный". Как-то он привел сюда наемных рабочих - мардикаров - на сенокос. Пока они косили, он сам начал готовить им обед. Слуги трудились изо всех сил, рассчитывая, что обед, приготовленный хозяином, будет особенно вкусным. Пока они прошли долину из конца в конец, время подошло к полудню. Они спросили:
- Бай-бобо, кипит ли ваш обед?
- Ничего, кишки не порвутся. Бог даст, скоро закипит, - ответил хозяин.
Мардикари снова взялись за работу. Когда они подошли к источнику, скосив еще одну полосу, начало уже темнеть.
- Хозяин, кипит ли ваш котел? - опять спросили они.
- Бог даст, скоро закипит, а пока трудитесь, - ответил тот.
Мардикари приуныли.
- Пока у хозяина закипит котел, источник может испариться, - сказал один из них.
Второй добавил:
- Он скорее умрет, чем даст лепешку.
Мардикари забрали свои косы и ушли по домам. С тех пор народ назвал этот источник "Кайнар", что значит "Кипящий".
Между тем бригада устраивалась на новом месте. Лошадей пустили на траву и стали строить палатки, разгружать вещи. Недалеко от источника установили котел. За работой не заметили, как наступила ночь.
Назавтра солнце вышло такое свежее, яркое, будто умылось в рассветной росе. Хорошо откормленные лошади тянут косилки. Высокую траву волнует ветер, как лицо голубого озера. Под лучами солнца она блестит, как разноцветный атлас. Скошенная острыми ножами косилки, трава ложится ровными, красивыми рядами.
Шербек с несколькими членами бригады косил траву в оврагах, примыкающих к Кайнару, где не могла пройти косилка. Жара донимала его. Он снял пиджак и засучил рукава полосатой рубашки. Опытные косари смотрели на работу зоотехника с доброжелательными улыбками.
- Шербек, сынок, косу держите спокойно, сильно не нажимайте, - посоветовал идущий позади старый колхозник. - Посмотрите, вот так. Тогда и уставать не будете.
Шербек вытер платком лицо, поплевал на ладони и снова энергично замахал косой.
Для Шербека не прошли бесследно эти жаркие трудовые дни. Он заметно осунулся. Всегда розовые щеки потемнели от загара. Бриться было некогда, и лицо его обросло черной бородой.
Однажды в косилке Туламата сломался нож. Он отправился за новым в кишлак. Вернулся поздно. Сразу бросилось в глаза, что он побывал в парикмахерской. Его черная борода была аккуратно подстрижена, а черные усы старательно закручены кверху. Он зашел в палатку, лег на кошму и крикнул:
- Эй, чайник с чаем сюда!
Шербек понял, что Туламат навеселе, успел отвести душу.
- Туламат-ака, вы требуете чаю, будто съели целого барана, - пошутил Шербек.
Усач, положив тюбетейку на колено, озорно подмигнул Шербеку.
- Эх, братец Шербек, жена сварила на бараньем сале такой вкусный плов, что нет слов описать. На дне блюда, хочешь - верь, хочешь - не верь, целая пиала жира осталась. Чтобы добро не пропадало даром, я смазал им усы.
Сидевшие рядом колхозники рассмеялись. Туламат серьезно посмотрел на них, словно удивляясь: "Чему они смеются?"
- Эй, Туламат, хитрец, в прошлый раз ты говорил, что зарезал барана и отложил курдюк, чтоб смазывать усы, - сказал кто-то из колхозников.
- Курдюк тоже есть, хранится отдельно.
- Почему же не захватил хоть половину? Пригодился бы здесь.
- Ишь, чего захотел! А если вы его у меня утащите?
Колхозники расхохотались. Туламат ловко переливал из пиалы в чайник и обратно. Лицо его было так невозмутимо, как будто этот разговор не имел к нему никакого отношения. Когда смех затих, он искоса поглядел на Шербека и сказал:
- Да, я видел в Аксае эту девушку-доктора. Она передавала тебе привет.
- Да будет она здорова. - Сердце Шербека екнуло. Перед глазами встала Нигора в белом платье.
- Что же ты, братец, задумался? Мне кажется, на твою голову свалилась печаль? - спросил Туламат, усмехнувшись в усы.
Прикинувшись грустным, Шербек ответил:
- Да, вы угадали.
- Есть поговорка: когда рядом с тобой твой осел, поклажа твоя не останется на дороге. Расскажи нам все. Мы с тобой! - Туламат уперся левой рукой в колено, а правую приложил к груди.
Все ждали, что будет дальше.
- Так-то оно так, но все же это только поговорка.
- Ты не веришь мне? - Туламат обиженно посмотрел на Шербека.
- Ну ладно, я верю вам, - Шербек поднял голову. - Если я попрошу вас, как младший брат, об одном одолжении, вы не откажетесь?
- Э-э, брат, за тебя я готов заложить душу дьяволу!
- Ладно, тогда скажу, - Шербек вздохнул. - Туламат-ака, вы не дадите мне в долг три-четыре тысячи рублей? К осени я бы вернул вам...
Правая бровь у Туламата опустилась вниз, а левая - поднялась вверх. Это означало у него раздумье.
- А-а, тебе уже известно, что я выиграл по займу...
Сидевшие замерли от удивления: когда это он выиграл?! И почему никто об этом не знает?
- Расскажи, как это было, - стали просить Туламата.
- Однажды сынок принес газету, я развернул ее и увидел таблицу займа. У меня было облигаций на четыре тысячи четыреста сорок четыре рубля. Завернутые в платок, они ждали своего часа на дне сундука. "Выиграть бы двадцать пять тысяч", - сказал я жене. "Дай бог", - говорит она. Вы же знаете мою жену. Она женщина с предрассудками, что с ней поделаешь! Но про себя я тоже подумал: "О, помоги бог!" Ищу, ищу по номерам - ничего нет. Только хотел бросить все - вдруг номера совпали. "Я же говорила!" - вскрикнула жена. Женщина есть женщина, она всегда бывает права. Потом я пошел в конюшню, оседлал ахалтекинского жеребца и, бросив все дела, уехал в район. - Туламат оглядел слушателей и покрутил усы. - В сберкассе отсчитали мне, как орехи, ровно двадцать пять тысяч. Выхожу на улицу и вижу: подъезжает на мотоцикле мой друг - начальник милиции. Обнялись мы с ним, поздоровались. Он сказал: "Поздравляю!", а я ему:"Благодарю". Оказывается, слух о моем выигрыше облетел уже весь район! Друг мой на мотоцикле, а я на ахалтекинце, - закатились прямо в ресторан. Смотрю, со всех сторон начали собираться друзья. Шербек, мальчик мой, я тебе скажу: не имей сто рублей, а имей сто друзей. Друзья у меня, сам знаешь, какие: один работает в райпотребсоюзе, другой - в райисполкоме, третий - в военкомате, все важные персоны. "Ладно, - думаю, - один раз живем на свете, надо веселиться". Из одной, из другой двери все идут и идут. "А, мулла Туламат, повезло тебе!" - говорят все.
Стало в ресторане полным-полно. Все свои. Начальник милиции рассадил всех по порядку: откуда мне знать, у кого какой чин. И пошли заказывать. Заказ за заказом! Все несут и несут, конца и края этому нет. Разве Туламат допустит, чтобы гости не ели? Я кричу им: "Ешьте, друзья, наливайте, друзья!" Потом подошла официантка, улыбается, тоже, наверно, радуется за мой выигрыш, начала считать, и оказалось, надо заплатить девять тысяч девятьсот девяносто девять рублей. "Э-эх, куда ни шло, думаю, мы находим деньги, а не они нас", - вытащил две нераспечатанные пачки, по пять тысяч каждая, бросил их на стол. Даже сдачи не взял. На этом свете пусть говорят спасибо. "Как, - спрашиваю, - наелись, напились?" Они ответили: "Хватит". - "Ну, тогда пошли", - предложил я. Все дружно встали. Помогли мне сесть на ахалтекинца. Бесценные у меня друзья! Я уже отъехал, когда меня догнал на мотоцикле друг, начальник милиции: "Неужели ты поедешь домой с пустыми руками? Ты, которого так уважают в кишлаке? Неужели не хочешь купить подарки родным и близким?" - "Спасибо, - сказал я, - что напомнил". И мы вместе пошли по магазинам. Домой я вернулся, израсходовав двадцать тысяч. Э-э, брат, деньги - это пыль на руках. Ф-фу, дунешь - улетят. Остальные пять тысяч отдал жене: "Что-нибудь купишь". Она купила дочкам сюзане и простыни. Вот так вышло, братец. И почему ты не сказал о своей нужде раньше?! Разве я бы отказал тебе? - Туламат так естественно изобразил сожаление, что кто-то не выдержал и под общий смех сказал:
- Ох, и врешь ты, Туламат, как по маслу!
Туламат удивленно пожал плечами и спокойно продолжал пить чай.
Не успели закончить сенокос, как началась жатва. Бригаду Шербека перебросили на жатву, а Шербек вернулся к своим обязанностям.
После Кайнара он заметно изменился: то ли оттого, что постригся и побрился, или оттого, что надел соломенную шляпу и белый китель, лицо его казалось побелевшим.
Шербек решил прежде всего побывать на новом скотном дворе. Дорога шла через пшеничные поля. Шербек задумчиво смотрел на тучные, созревшие колосья, словно застывшие под палящим солнцем. "Если не успеем быстро убрать, пшеница начнет осыпаться", - думал он.
Возле скотного двора Шербек никого не встретил. Привязав лошадь в тени, он вошел в помещение. Пестрая корова, стоявшая в первой загородке, перестала облизывать пустую цементную кормушку, взглянула на Шербека и жалобно замычала. Другие коровы лежа пережевывали жвачку. Шербек заметил их впалые бока и голодный взгляд. "У председателя это называется стойловое содержание скота", - с горечью подумал он.
В другом конце коровника Шербек увидел мать.
- Мама, а где остальные?
- Пошли за клевером, сынок. С тем, который рос поблизости, уже покончили, а сейчас пошли далеко.
- А пока они принесут, коровы будут стоять голодные?
Хури заглянула в лицо сына и испугалась.
- Говори спокойно, сынок, спокойно. Прямо душа у меня в пятки ушла. Если один раз крикнешь, она может улететь... - Хури заметила, что сын покраснел. - Ты думаешь, мы здесь бездельничаем? С рассвета до поздней ночи не знаем покоя. Как только есть свободная минута, запрягают лошадей и едут за клевером. Все устали от этого вашего ученого метода.
- Он называется - стойловое содержание скота.
- Да, да...
- Мама, - с нежностью произнес Шербек, словно извиняясь за свою недавнюю резкость.
- Что, милый?
- Как только солнце будет заходить, пусть выпустят коров на пастбище. Скажите заведующему фермой. На обед и на ночь пусть приготовят корм, а остальное время пусть пасутся. Хорошо?
- Хорошо-то хорошо. Но не попадет ли нам от председателя?
- Ничего не будет!
Хури печально посмотрела вслед сыну. Его распоряжение встревожило ее. Ведь Ходжабеков не любит, когда отменяют его распоряжения. К тому же, может быть, метод стойлового содержания коров и заслуживает внимания. Не зря ведь о нем столько разговоров.
Шербек между тем отправился в Кзылджар, где прежде был скотный двор. Теперь его отдали под свиноферму. По дороге он возмущался и рассуждал сам с собой. Как может руководить колхозом человек, который столько лет не выходил из кабинета и ничего не понимает в сельском хозяйстве? Стойловое содержание скота - это хорошо, об этом писали в газетах и на конференциях говорили. Но как можно не принимать во внимание местные условия? Для того чтобы накормить пятьдесят коров, несколько человек должны с утра до вечера возить корм. В результате молоко обходится очень дорого. Какой толк, если этот метод не окупает затраченный труд и не приносит прибыли?
Шербек вспомнил те двести тысяч, о которых говорил ему Ходжабеков, и настроение его еще больше испортилось. Да, выходит, что Нигора критиковала его справедливо. Ведь эти деньги на покупку овец были взяты из неделимого фонда. Они могли бы пойти на другие нужды...
Шербек мысленно занялся подсчетом. Неужели каждый купленный ягненок стоит четыреста-пятьсот рублей? А кроме того, ведь большинство ягнят было взято у колхозников в порядке контрактации.
В душу Шербека закралось сомнение. Не мутят ли воду Ходжабеков и Саидгази?
Вдали показался свинарник. На него было больно смотреть: вместо окон - дыры, в стенах - щели. Казалось, он того и гляди рухнет. Сколько раз Шербек просил у председателя построить новый свинарник, так и не смог убедить. Как убедишь, если его первый советчик - Саидгази.
Под крутым, оврагом виднелась низенькая хибарка - жилье свинопаса Ашира. Обычно, когда он пускает воду на свою бахчу, вода разливается до свинарника и образует большую лужу. То же было и сейчас. В луже лежало несколько свиней, другие ковырялись в грязи, в надежде найти что-нибудь съедобное. Недалеко от свинарника на отгороженной забором площадке под солнцем лежали, вытянувшись как дохлые, поросята. Наверное, Ашир утром загнал их сюда, да так и оставил. Это ведь колхозные! Что ему, жалко?
Приподнявшись на лошади, Шербек крикнул:
- Ашир!
Ответа не последовало. Слышно было только щебетанье воробьев на чердаке и хрюканье свиней. Шербек соскочил с лошади и пошел в свинарник. На пороге он невольно остановился. Там была такая грязь, что некуда ступить.
- Ашир! - еще раз крикнул Шербек.
Никто не отозвался.
Шербек, круто повернувшись, зашагал к дому Ашира.
Огромная белая собака, лежавшая на бахче, вскочила и с лаем бросилась на него. Люди говорили об этой собаке: "Если зверь не похож на своего хозяина, то жить не будет". Шербек ударил собаку кнутом. Но она не отступила. В это время в дверях появился Ашир.
- Не бей! - пропищал он и побежал к Шербеку.
Зеленые глаза Ашира на обросшем черном лице были полны злобы. Годами не видевшие мыла руки сжались в кулаки.
- Если ты такой сильный, то бей меня, у меня каменное тело, выдержит все! - Он распахнул рубашку и ударил себя кулаком в грудь. От него исходил такой сильный запах чеснока и водки, что Шербек невольно поморщился.
- Успокойтесь! Я пришел за вами. А вместо вас меня встретила собака. Ну-ка, идите за мной, - Шербек повел его в свинарник.
Когда они дошли до площадки, где лежали поросята, Шербек не выдержал:
- Бессовестный вы человек, Ашир! Разве можно держать поросят на таком солнце, ведь их хватит солнечный удар! А что делается в свинарнике? Вы же неделями его не чистите, грязь по колено.
- Найдите себе такого, кто будет держать свинарник в чистоте! - нагло ответил Ашир.
- И найдем, но пока вы здесь, вы обязаны работать. Вам и вашей жене начисляются трудодни. Колхоз не богадельня, чтобы каждый, кому вздумается, задаром ел его хлеб.
- Скажите спасибо, что я взялся за эту работу. Это же свинарник. Какой мусульманин возьмет на себя такой грех? Подождите, еще побегаете за Аширом...
Он повернулся и, пошатываясь, направился в свою хибарку. Шербеку ничего не оставалось, как уйти отсюда ни с чем.
Это уже не первый разговор с Аширом. Вначале Шербек пытался убеждать его, рассказывал, как нужно ухаживать за свиньями, разъяснял, что это одна из самых доходных статей колхоза. Он старался следовать совету Саидгази. Когда год назад Шербек начал работать зоотехником, бухгалтер сказал ему:
- Советую вам обращаться с людьми осторожно, никого не обижайте, вы завоюете авторитет. Вот, например, на свиноферме есть один человек, Ашир. Люди прозвали его Аширом Злым. Он немного не того... чудаковатый и горячий. Много горя видел в жизни, поэтому и стал таким. Мы его еле уговорили пойти в свинарник. Ведь свиньи - нечистые существа, и все истинные мусульмане презирают их...
И Шербек искренне старался найти общий язык с Аширом. Но, как видно, все было впустую.
После развода с Якутой Ашир начал спиваться. Раньше, когда он продавал ткани, обмеривал покупателей очень незаметно. А когда начал пить, то терял чувство меры и делал это так заметно, что несколько раз попадался. Наконец однажды его поймали на месте преступления и передали дело следователю. Ашир испугался и сбежал. Но скоро его поймали на базаре, где он продавал краденые вещи. Все-таки ему не удалось избежать суда. В исправительно-трудовом лагере его назначили хлеборезом, как бывшего продавца, видимо руководствуясь поговоркой, "хоть птичку, но пусть мясник режет". Но и здесь через некоторое время заключенные обнаружили, что их обделяют, и жестоко избили его.
Срок наказания кончился, Ашир вернулся в родные края, но в городе оставаться ему не разрешили. Пришлось поехать в кишлак. Он выбрал Аксай. Но для кетменя надо иметь сильные руки, для косаря нужна крепкая спина, а для садовода - умение. Ничего этого у Ашира не было, а главное - не было желания честно трудиться. В это время начались разговоры о большой пользе свиней в развитии колхозного хозяйства, и председатель "Аксая" искал подходящего свинопаса. Как раз в это время в Аксае появился Ашир. Он прикинул в уме и решил, что на свиноферме можно кое-чем поживиться, тем более что и председатель и бухгалтер усиленно уговаривают его идти туда.
Вскоре ему пришлось сдавать свиней на мясокомбинат. Кроме того, он получил разрешение продать на базаре для колхозных нужд мясо трех свиней. Ашир сделал все так гладко, что не подкопаешься, и с большой выгодой для себя. Зашел к Саидгази отчитаться. Бухгалтер пронзительно посмотрел на Ашира сквозь очки величиной с пиалу и почему-то ухмыльнулся.
- В таких делах нужна осторожность, - мягко сказал он. - Ведь вы уже несколько раз попадались.
Ашир испугался. Ему показалось, что этот маленький очкастый человек знает все, что творится у него внутри.
Саидгази продолжал улыбаясь:
- Э-э, чему только не учит нас жизнь! У вас есть дети и у меня...
Ашир понял эти слова так: "Я не буду тебе мешать".
Он второпях сунул руку во внутренний карман пиджака. Достал пачку сторублевок, разделил, не считая, на две части, одну из них протянул Саидгази.
Саидгази спокойно спрятал в карман свою долю.
- Ладно, все сделаем как следует, - успокоил он.
Так началась дружба Саидгази и Ашира.
Два года назад благополучное существование Ашира было потревожено. В укрупненный колхоз как с неба свалился Ходжабеков, тот человек, который похитил у него птицу счастья - Якутой.
Однажды Саидгази спросил у Ашира:
- Помнишь, когда появился новый председатель, ты побледнел и изменился в лице. Почему?
Ашир рассказал.