- Ходжабеков спросил о тебе: кто он, чем занимается здесь. Я ответил: свинопас. И расхвалил тебя как мог.
- Значит, он не узнал меня! Где же ему узнать - ведь в то время бритва парикмахера еще не касалась моего лица. А теперь что? - Ашир злобно фыркнул. - Вот! - Он широко открыл рот, показывая свои желтые зубы, которые крошились, как мука. - Вот! - Он показал на свой лоб, испещренный морщинами. - Стал как дряхлый старик.
- Брось терзать свою душу, ты и сейчас не уступаешь молодому. - Саидгази похлопал его по плечу. - Все это от водки. Если не сегодня, так завтра узнает тебя Ходжабеков. Но, по-моему, лучше, чтобы он тебя не узнал. Советую тебе - перестань злиться на него. Лучше думай о своем благополучии. Что прошло, того уж не вернешь.
Ашир так и сделал. Он очень старательно думал о своем благополучии. Но спокойствию и благополучию пришел конец, как только в колхоз приехал зоотехник Шербек.
Ашир возненавидел зоотехника с первого взгляда. Его раздражало розовое, как яблоко, лицо юноши с добрыми, доверчивыми глазами, вся его сильная, высокая фигура, приветливое отношение к людям. "Когда-то и я был таким, как ты. Раздавили, сломали", - думал он.
Вот почему после приезда Шербека на свиноферму Ашир, пылая злобой, примчался в правление и еще с порога закричал Саидгази:
- Ваш зоотехник оскорбил меня! Он не захотел со мной разговаривать по-человечески! Я для него всего-навсего поганый свинарь...
Глава пятая
Нигора, вернувшись с гор, с головой ушла в работу. Только поэтому мысли об отце и о поведении Ходжабекова не слишком мучили ее. Но иногда все же ею овладевало недоумение: почему не показывается Шербек, не повлияли ли на него толки об отце?
Может быть, это только кажется, что и отношение Акрама стало холодно-официальным. Раньше он был очень предупредителен и ласков, охотно объяснял, если она чего-нибудь не знала. Ведь у него столько лет практики за плечами. Теперь он редко заговаривает с ней. А может быть, это совсем не из-за отца, а у него какое-нибудь горе, неприятность? А что, если спросить у него? Ведь они коллеги по работе и должны друг другу оказывать поддержку. Просто стыдно, что она до сих пор не подумала об этом! И однажды вечером, дождавшись, когда Акрам остался один, Нигора зашла к нему в кабинет. Акрам перелистывал "Огонек", внимательно рассматривая цветные фотографии. Когда на пороге появилась Нигора, Акрам отложил журнал в сторону и придал своему лицу подчеркнуто деловое выражение.
- Чем могу служить? - холодно спросил он.
Нигора растерялась и даже забыла, зачем, собственно, пришла.
- Так просто... зашла, - сказала она, виновато улыбаясь.
Нигоре показалось, что глаза Акрама потеплели.
- Акрам Юнусович, у вас в последнее время грустное лицо. Что-нибудь случилось?..
- Доктор Нигора Назаровна, - сказал Акрам, нервно постукивая пальцами по столу, - прошу вас не вмешиваться в мои личные дела. Я не ребенок, в ласке не нуждаюсь, а в женскую дружбу не верю...
- Извините, если помешала, - прошептала она и, опустив голову, вышла из кабинета.
"Ну зачем пошла набиваться со своим сочувствием?" - упрекала себя Нигора. Лицо ее пылало от обиды, от досады на самое себя, она не помнила, как дошла до дому.
Вот, наконец, она в своей комнате. Дешевенькая железная кровать, стол со стопками книг, ученическая стеклянная чернильница и керосиновая лампа. Это единственные ее друзья. Нигора, не раздеваясь, опустилась на стул у окна, прикрыла горящие щеки ладонями. "И Шербек, наверное, такой же, как Акрам! Иначе нашел бы время встретиться. Ходжабеков, конечно, уже успел наговорить ему про отца, и теперь он боится дружить со мной". Нигора достала из стопки книг тетрадь, нашла чистую страничку. "Мамочка, - писала она, - как вы себя чувствуете? Здоров ли дедушка? В прошлый раз вы писали, что дедушка вышел на пенсию и очень скучает обо мне. Скажите дедушке, что ваша Нигора не такая бледная и тихая, какой была в институте. Она поправилась. Так и скажите..." Слезинка упала на последнюю строчку, и буквы расплылись. Дальше Нигора писала, что друзей у нее много, скучать некогда, что живет она у старичков, которые приняли ее, как родную. И работой она довольна. "И все-таки я очень соскучилась о вас и о дедушке... - Нигора всхлипнула. - Я знаю, что вам тяжело, но вы храбрая, выносливая". Как еще можно похвалить ее? "Моя богатырка мамочка! В этот раз я вам послала двести пятьдесят рублей. Это, конечно, мало, но скоро пришлю еще. Мама, я знаю, что вы по вечерам шьете, что глаза ваши устремлены на иголку, а сердце со мной. Обо мне не беспокойтесь. Я ведь говорю, что у меня все хорошо. Если что-нибудь нужно, напишите. Ведь вы сами называли меня своей единственной опорой. Когда же мне заботиться о вас, если не сейчас. Пришел ли ответ на наш запрос об отце? Мама, поцелуйте моего седобородого дедушку. До свидания. Будьте здоровы, мамочка".
Нигора положила ручку и встала. Ей вдруг показалось, что в комнате как-то неестественно тихо. Она распахнула окно. В тот же миг в комнату ворвался бодрый шум Аксая. Нигора закрыла глаза и мысленно перенеслась в горы, где она недавно была. Над Кашка-тавом облако, позолоченное по краям, голубой рассвет, росистая трава в долине. Где-то кричит куропатка...
До сих пор она не верила в однообразие сельской жизни. Ей никогда не бывало скучно в кишлаке. Правда, близких подруг у нее не было, а из тех парней, что заглядывались на нее, ни к кому не лежала душа. Но зато была работа, книги, поездки в горы, где ее волновало и радовало все: простые и мужественные люди, вечно бегущий Аксай, цветы и птицы. Сейчас впервые она почувствовала себя одинокой. Даже эта комната, которую она старалась сделать уютной, казалась сейчас чужой и холодной. Разве здесь она дома? Нет, ее дом в городе. Ей вдруг представилось, что вернулся отец, все родственники собрались вокруг стола, нет только ее, Нигоры.
За окном опустились сумерки. Скоро надо было идти в больницу на дежурство.
Заработал дизель колхозной электростанции, В окнах домов вспыхнул неяркий свет.
В это время Шербек свернул в чайхану на берегу реки и увидел Туламата, как всегда окруженного слушателями. Усач рассказывал о своей недавней поездке в город.
- Есть там, братцы, гостиница. Перешагнешь ее порог - усталость как рукой снимет. А все из-за хозяйки... Или как там, заведующей. Ну и баба, скажу я вам! Ноги крепкие, грудь высокая, лебяжья шея - одним словом, цветок. Однажды в коридоре мы столкнулись с ней лицом к лицу. Чтобы дать ей дорогу, я прислонился к стенке и при этом задел плечом что-то твердое. Раздался грохот. Но я не обратил внимания - не мог оторвать глаз от хозяйки. Потом очнулся - смотрю, на полу лежит ящик от пожарного крана с разбитым стеклом. От стыда я чуть не умер. А хозяйка посмотрела на меня и улыбнулась: "Вот это мужчина! Сколько силы у вас в плечах..." Пусть бог простит меня, что на старости лет говорю о таких вещах, но уж больно она хороша была!
Все вокруг хохотали, и только два богобоязненных старика, сидевшие поодаль, сурово посмотрели на Туламата.
- Голову сломал - все думаю: как бы ей понравиться? Пошел в парикмахерскую, там меня постригли, усы чем-то намазали, побрызгали одеколоном. Надел набекрень тюбетейку и вернулся в гостиницу, а ее нет. Оглядел себя в большом трюмо, обрадовался: ну чем я хуже городского? Фигура что надо, а под тенью усов могут отдыхать сразу две девушки. "Вот теперь хозяйка наверняка полюбит тебя!" - сказал я вслух. Вдруг позади раздался хохот. От неожиданности я повернулся, да так, что зацепил ногой тумбочку под зеркалом. Зеркало полетело и разбилось вдребезги. От испуга у меня волосы встали дыбом: оказывается, за моей спиной стояла хозяйка. Она подошла ко мне и сказала: "Ничего, ничего, оплатите стоимость зеркала, и все будет в порядке". Отдал я ей все деньги, что были в кармане, и был доволен, что не забрали в милицию. Дал себе клятву больше не показываться на глаза хозяйке. Три дня и три ночи шагал пешком до своего кишлака. Вот так-то, ребята. Дорого обошлась мне любовь к хозяйке. До сих пор зло берет. Вот так-то, братцы, любовь делает меня неуклюжим...
- Бедный Туламат, ни за что пострадал, хоть бы один поцелуй был! - посочувствовал кто-то.
- Ах вы, шалуны, - покачал головой Туламат. - Если я не уйду, вы, пожалуй, и меня научите бесстыдству...
Он поднялся и вместе с Шербеком вышел из чайханы. А Шербек шел и думал: "Меня тоже любовь делает неуклюжим. Что это я все стесняюсь зайти к Нигоре?" Решившись, он направился в цветник возле больницы.
Два часа просидел он на скамейке в цветнике в надежде, что Нигора выйдет. Но она не показывалась. Сомнение охватило его: "Может быть, ее здесь нет?" Он уже готов был встать и уйти, как вдруг на цветы упал луч света. Кто-то в белом промелькнул у стены.
- Нигора! - тихо окликнул Шербек.
Белый халат заколебался.
- Нигора! - на этот раз голос Шербека звучал увереннее.
Белый халат отделился от стены. Прорезав темноту, он приблизился к кустам.
- Шербек?! Что вы здесь делаете так поздно?
Шербек растерялся. Все приготовленные слова куда-то улетучились.
- Голова... - он показал на висок, как будто Нигора могла что-нибудь увидеть в темноте. - Пришел за пирамидоном. Не найдется ли у вас?
- Я сейчас...
- Нигора! - поспешно позвал Шербек.
Нигора вернулась.
- Что?
- Здравствуйте.
- Здравствуйте.
В темноте их руки встретились.
- Садитесь, пожалуйста.
Шербек поймал себя на том, что продолжает держать в своей руке маленькую, мягкую, слегка влажную от волнения руку Нигоры, и покраснел.
- С тех пор как мы вернулись с гор, прошло немало дней, - сказал Шербек, нарушив тишину.
- Да, с тех пор мы не виделись.
- Живем в одном кишлаке, а не видим друг друга по целым неделям...
- У вас, кажется, много работы. Вам некогда…
Шербек почувствовал укор в ее голосе.
- Да, верно, работы было много. В Кайнаре косили траву. А сейчас ремонтируем зимние стоянки для овец. Но я ни на минуту не забывал вас. Даже приходил к вам домой. Два-три раза приходил сюда. И все никак не могу поймать вас...
- Нигора! Нигора! - послышалось из окна больницы.
- Иду!
- Идите скорей, больной плохо.
- Наверное, я от вас прячусь, - сказала Нигора, улыбаясь. - Да, вам принести пирамидон?
- Спасибо, уже прошло.
- Я должна идти, не обижайтесь на меня... - сказала она извиняющимся тоном.
С уходом Нигоры как будто стало еще темнее. Тишина... Все спят. Не спят только больная, сидящая около нее Нигора и Шербек.
Глава шестая
В конце августа Суванджан приехал в лесопитомник и направился прямо в дом Джанизака, держа в руках четырех убитых им жирных куропаток. Комната была пуста, дверь открыта настежь. В нерешительности Суванджан остановился на пороге. Вдруг послышался голос Айсулу:
- Ты хочешь быть подпоркой в дверях?
Суванджан вздрогнул от неожиданности и обернулся, но при этом ударился головой о косяк. Айсулу заливисто расхохоталась, и столько безотчетной радости было на ее смуглом лице, что Суванджан не смог рассердиться, но для виду обиженно буркнул:
- Кто умирает, а кто смеется!
- А что мне плакать, что ли? Ну-ка, покажи, каким местом стукнулся?
Айсулу обхватила голову Суванджана, погладила больное место.
- Ах ты, ребеночек! Теперь перестало болеть?
Суванджан внезапно обнял девушку и стал целовать, приговаривая:
- Вот тебе, вот тебе! Я покажу, какой я ребенок!
Айсулу, наконец, вырвалась из его объятий и подбежала к зеркалу.
- Ой, что ты наделал! Посмотри на мои щеки! Как я теперь покажусь деду?
Во дворе послышался кашель Джанизака. Айсулу отскочила от Суванджана и села на подоконник.
Когда Джанизак вошел в комнату, Суванджан, растерянный, стоял посередине, Айсулу, отвернувшись, глядела в окно.
- А, это ты? Ну, здравствуй! Как поживаешь? Вы поссорились, что ли?
- Нет, вот ваша дочь... - Взгляд Суванджана упал на принесенных им куропаток, которые лежали на полу. Он поднял их и продолжал: - Отец сказал мне: "Отнеси куропаток Джанизаку, он обменяет их на порох у агронома". А она думала, что я принес куропаток ей и обиделась. На, бери одну!
Взгляд Айсулу не предвещал ничего хорошего. "Ну и мастер ты врать!" - говорили ее глаза.
- Не надо! Обойдусь, - отрезала она.
Джанизак, взяв из рук Суванджана куропаток, прикинул, сколько они весят, и вышел из комнаты, бросив Суванджану:
- Посиди здесь.
Как только дед вышел, Айсулу спрыгнула с подоконника и в воинственной позе остановилась перед Суванджаном.
- Обманул старого человека!
Но тут же успокоилась и с любопытством спросила:
- А что ты будешь делать с порохом?
- Волков стрелять.
- Застрели для меня лисицу!
- Если стрелять, шкура испортится. Даже этого ты не знаешь?! Лисицу ловят капканом у норы.
- Тогда поймай для меня.
- А для чего тебе?
- Шапка износилась. Возьми меня на охоту! - стала просить Айсулу.
- Хорошо. Когда за тобой прийти?
- Когда хочешь.
- Ладно, я приду завтра вечером...
Джанизак вернулся с небольшим свертком.
- Вот тебе, - Джанизак отдал сверток Суванджану. - Здесь пятьсот граммов пороха и пятьсот граммов свинца. И пули для кабанов.
- Спасибо, утагасы.
- Передай привет отцу.
- Приезжайте к нам в гости! - крикнул на прощанье Суванджан.
На следующий день он пришел, как договорились, за Айсулу. Он был одет в тулуп, на плече висела винтовка. Айсулу уже ждала его. На ней было то же красное платье, на голове шаль, на ногах - сапоги. Посмотрев на нее, Суванджан сказал:
- Надо было одеться теплее.
- Не замерзну.
- Посмотрим.
- Да, чуть не забыл... Есть у вас кетмени?
- Есть.
- Принеси.
Айсулу побежала на бахчу и вернулась с кетменем в руках.
- Зачем зря таскать эту тяжесть?
- Если встретится медведь - стукнем его по голове кетменем.
Айсулу поверила.
Когда они подошли к тому месту, где сливаются речки Куксай и Тентаксай, последние красные лучи солнца начали исчезать. Воды было мало, каменистые берега и корни деревьев обнажались. Река монотонно шумела. Позади - плоскогорья, овраги и пещера - ее в народе называют "Пещерой девы" и о ней ходят разные легенды. Из пещеры вытекает хрустально чистый Холодный родник.
Подойдя к роднику, Суванджан снял тулуп и расстелил его. На тулуп он положил ружье. Потом лег сам и стал жадно пить родниковую воду. Айсулу тоже захотелось попробовать этой прозрачной воды. Она опустилась рядом на колени, но волосы упали на грудь и мешали ей, пришлось черпать воду горстями. Поднявшись, Айсулу огляделась вокруг и только теперь заметила, что наступает ночь.
- Где же мы будем ловить лисицу? - удивленно спросила она.
- Здесь.
- Но здесь ее нет.
- Она, наверно, ищет место, где ее ждет Айсулу, - пошутил Суванджан. - Пойдем! Дай мне кетмень!
Они прошли мимо зарослей кустарника и остановились.
- Когда мы пасли овец, я видел здесь нору лисицы, - сказал Суванджан, оглядываясь по сторонам.
Где-то невдалеке раздался шорох. Они осторожно двинулись в ту сторону, как вдруг Суванджан провалился ногой в какую-то яму.
- Что случилось? - Айсулу нагнулась над ним.
- Ничего, - сказал Суванджан, скрывая боль. - Нашли то, что искали. Нора здесь.
Суванджан, сидя, развязал мешок и достал капкан.
- Пружина из настоящей стали, - похвастался он. - Мастер сделал мне ее за одну шкурку. Сейчас попытаем твое счастье.
Айсулу благодарно улыбнулась.
Суванджан поставил капкан перед самой норкой так, чтобы лисица сразу же увидела кусок мяса, и замаскировал его ветками.
- Теперь поищем, нет ли другого выхода из норы, - озабоченно сказал Суванджан. - Может быть, она уже убежала другой дорогой, пока мы устанавливали здесь капкан?!
Они стали прощупывать руками и ногами заросли кустарника. Айсулу наткнулась ногой на что-то мягкое, это был холмик свежевырытой земли.
- Суван, иди сюда! - позвала девушка. - Это, наверно, другая нора?
Суван сунул руку в нору.
- Нет, кажется, это второй выход из той же норы.
Он заложил дыру камнями, засыпал землей и примял кетменем.
Суванджан работал так ловко и проворно, что Айсулу невольно залюбовалась им.
Они вернулись туда, где оставили тулуп и ружье. Темнота и холод надвигались со всех сторон. Айсулу прижалась к Суванджану, положив голову ему на грудь. Ей было холодно, но сознаться в этом она не хотела.
- Замерзла? - Суванджан положил руку на плечи Айсулу, прижал ее к себе.
Он чувствовал, как теплота ее тела вливается в него, впервые в жизни он ощутил томительное и сладостное волнение от близости Айсулу, стал жадно целовать девушку в губы, щеки, глаза. Айсулу пыталась сопротивляться, но, заражаясь его волнением, покорная, обессиленная, отдалась его ласкам. Как будто горный буран ворвался в его кровь и буйствовал, разрушив границы ума и осторожности...
Внезапно сверкнула молния, разрезавшая, как меч, темноту ночи. Где-то над Кашка-тавом раскатился удар грома.
Упали первые крупные капли дождя, и сразу же хлынул ливень, косой, стремительный, как водопад.
Суванджан, накинув на девушку тулуп, поднял ее на руки и побежал в пещеру. Когда он достиг спасительного свода, на нем не было сухой нитки.
Природа разгневалась. Свет молний проникал даже в глубину пещеры. Айсулу забилась в угол и сидела молча, положив голову на колени. Она будто забыла о существовании Суванджана.
Поднялся ветер. Кусты сгибались до земли, будто просили у ветра прощения. А он со свистом нырял в каменную пропасть, дергал ветви, царапал траву в дикой пляске. Деревья гнулись и скрипели, но свалить их было не так-то легко. Может быть, поэтому баловство ветра перешло в ненависть. Он завыл, как голодный волк, направил свой гнев на облака, раздробил их и погнал.
Суванджан не мог унять дрожи. Зубы его стучали от холода. Айсулу задремала. На ее щеке застыла слезинка. Суванджан осторожно присел на камень возле Айсулу, снял пиджак и прикрыл ей ноги. Он не помнит, сколько времени просидел так, а когда открыл глаза, уже рассвело.
Согнувшись, Суванджан вышел из пещеры и отправился искать капкан.
Еще издали он увидел в мокрой зелени ярко-желтое пятно: лисица!
Лисица судорожно билась, зажатая пружиной. Рыжий хвост ее метался из стороны в сторону.
Суванджан прижал к себе зверя и побежал в пещеру. Айсулу проснулась и стояла у входа.
- На, бери! - Суванджан протянул ей зверя солнечного цвета.
Айсулу взглянула в печальные глаза лисицы и заплакала.
- Бери, ты же хотела, - повторил Суванджан, неловко держа лисицу на вытянутых руках.
Айсулу отступила на шаг и отрицательно покачала головой.
- Пойдем домой, - тихо сказала она.
Чувство вины перед Айсулу не давало Суванджану покоя. Иногда он под видом охоты бродил как тень по берегам Куксая или часами крутился около дома Джанизака. Айсулу, спрятавшись за забором, сквозь щелку наблюдала за ним. Однажды, когда Суванджан, осмелев, перелез через забор, она выросла перед ним словно из-под земли.
- Ты что тут делаешь?