На этот раз Турдыкул ехал в Аксай с поручением Разыка-курбаши. Он должен был встретиться с Абдулазизом-лавочником, и если тот скажет: "Приезжайте, в кишлаке красных нет", то это известие передать курбаши.
- Я больше никогда не хочу видеть Разыка-вора. Веди меня к красному командиру, - решительно сказал Турдыкул.
- Отвести тебя туда нетрудно, но пока не поймаем Разыка, не будет нам с тобой покоя, - ответил Кучкар.
После этого они вдвоем начали составлять план, как поймать остатки шайки Разыка.
Красноармейцы, переодевшись, как дехкане, встретили вместе с Абдулазизом "дорогих гостей". Они ухаживали за ними, сбиваясь с ног. Лавочника предупредили, чтобы он как можно больше жаловался на притеснения советской власти. В эту же ночь наевшихся до отвала пловом, в который была подсыпана анаша, спавших как убитые Разыка-курбаши и его бандитов связали по рукам и ногам и отправили в городскую тюрьму. За то, что Турдыкул участвовал в уничтожении банды Разыка-курбаши, правительство простило его вину. После этого он со своей семьей вступил в члены союза кошчи.
- Ты вытащил меня из ада, - с благодарностью говорил он Кучкару.
"И вот Турдыкула нет. А ведь его жена была беременна. Хури говорила, что дети у нас родятся в одно время. Вчера он встретил Турдыкула в поле. Его жена принесла обед, завязанный в платок. Дочь и сын, играя в прятки, кружились вокруг него. Теперь их нет... Трудно представить себе это. Беспощадный злодей! На него жаль даже пули. Этого палача нужно наказать всеми наказаниями, которые только существуют на белом свете..."
Глава третья
После похорон Турдыкула люди долго не расходились, забыв о том, что в поле их ждет работа. В одиночку трудно вынести такое горе. Все вместе они направились к бывшей мечети Ишан-бобо, где теперь помещался сельсовет.
Кучкар сказал Фазлиддину-кары, чтобы он приготовил список членов союза кошчи и комсомольцев, разделив их на отделения. Взяли на учет все оружие, которое было у людей; несколько охотничьих ружей, две сабли, кинжалы, ножи и даже оставшиеся с прошлых времен топоры и дубины. Когда оружие распределили между отделениями, подошел Умат-палван.
- Змеиное гнездо у Абдулазиза, - торопливо сказал он.
Толпа двинулась к дому лавочника. Некоторые вспомнили, что лавочник является зятем Разыка, и гневно кричали:
- Это осиное гнездо нужно сжечь! Нужно отомстить!
Взломав ворота, первым вбежал во двор Абдулазиза Туламат. Он нашел где-то банку с керосином и, ударив ногой по окну, собрался плеснуть керосин в комнату, как вдруг увидел, что в углу сидит женщина, прижимая к себе плачущих от испуга детей. Увидев Туламата, женщина бросилась к нему, как наседка, защищающая своих цыплят от ястреба.
- Если ты считаешь себя мужчиной, то сначала построй дом, а потом ломай, безродный!
Туламат, услышав эти слова, на миг растерялся, но тут же, подняв высоко банку, хотел облить керосином эту "высокородную". Кучкар остановил его:
- Брось! Ты что, будешь воевать с женщиной?
Женщина как будто только сейчас поняла, что перед ней мужчина. Отпустив руку Туламата, она закрыла лицо платком и, отвернувшись, проговорила:
- Вы хуже басмачей.
- Она ведь сестра курбаши. Слышали ее слова? - крикнул кто-то.
- За что ты называешь нас басмачами? Разве мы, как твой брат и твой муж, убили целую семью? - сказал, разозлившись, Умат-палван.
- Лжете! Мой муж даже курицы не зарежет!
- Может быть, он курицу и не зарежет, но сегодня ночью он убил человека и сжег его дом.
Слова Кучкара снова зажгли ярость в сердце Туламата: эта ведьма еще оскорбляет их и оправдывает своего мужа и брата! Ведь он своими руками вынес тело Турдыкула, его жены и детей из горевшего дома. Их горячая кровь была на его руках! Туламат быстро плеснул керосин в комнату и, не слушая Кучкара, зажег спичку. Жена лавочника громко закричала, заплакали дети, ухватившись за подол ее платья. Умат-палван, стоявший позади Туламата, успел потушить огонь.
- Где твои муж и брат? Скажи, иначе мы растерзаем тебя на части! - гневно обратился он к жене лавочника.
В это время в маслобойне кто-то закричал:
- Эй, люди, сюда!
У Кучкара промелькнула мысль: "Неужели поймали?" Все бросились в ту сторону.
Посмотрев на Умат-палвана, который бежал рядом, наклонив свое тяжелое тело вперед, Кучкар подумал: "Сейчас он их съест!" На низком лбу Умат-палвана собрались морщины, расплющенный нос покраснел.
Когда они подбежали, люди вытаскивали из маслобойни что-то в мешках.
В дверях появился человек с огромным канаром, набитым пшеницей, из-за спины его торчали стволы винтовок. Следом за ним вышли еще шестеро с оружием. Последним протиснулся в дверь маленького роста чернявый джигит с мешком.
- Вот он! - закричали люди. - Бадалшо, расскажи, как ты нашел эти вещи!
Бадалшо до вступления в союз кошчи и получения земли работал у Абдулазиза-лавочника маслобоем. И теперь Кучкар ждал, что скажет этот скромный, молчаливый человек.
Бадалшо поставил на землю мешок, вытер лоб полой своего полосатого халата и снова стал повторять то, что уже говорил до прихода Кучкара.
- Ака, раньше я у Абдулазиза масло сбивал, вы знаете...
Кучкар кивнул головой.
- Я жил в маслобойне и поэтому знаю все как свои пять пальцев. - Он показал растопыренную пятерню. - Недавно я зашел в маслобойню и увидел, что моей комнатушки нет. На том месте, где была дверь, хозяин поставил стену. И теперь я подумал: "Может, за этой стеной курбаши?" Мы сломали ее и увидели мешки с пшеницей. Под ними - сундук. А в сундуке винтовки, патроны, сабли. Вот оно как!
Кучкар взял одну винтовку и стал рассматривать ее со всех сторон.
- Вот этими винтовками мы и уничтожим хозяев, - сказал он.
Кучкар приказал затащить канары с зерном обратно в маслобойню и повесить на дверь замок. Ключ отдал Умат-палвану.
- Это зерно общественное, - сказал он.
Все с этим согласились. Затем тут же на месте Кучкар начал показывать, как нужно обращаться с оружием. Вечером он оставил трех человек в доме Абдулазиза, а вокруг кишлака поставил сторожевых.
Бадалшо неприязненно посмотрел на своего друга, который храпел, обняв винтовку.
- Эй, ака! - стал он тормошить его.
Но тот пробормотал что-то и снова заснул.
С того места, где они лежали, была видна калитка, ведущая из сада Максума в горы. Позади буйно разросшийся клевер. Вдалеке монотонно шумела река. Бадалшо продрог на сырой земле. И, наверное, оттого, что его друг уснул и он остался в одиночестве, в голову лезли всякие мысли. Какие-то знакомые лица мелькали перед глазами. Одно, нежное, ласковое, - лицо девушки. Наверное, она уже замужем, у нее сейчас много детей. Отец ее не подпускал Бадалшо даже близко к своему порогу, говоря, что он нищий и его дочери не пара. Тут Бадалшо вспомнил, что Умат-палван вчера сказал ему: "Хорошую женщину для тебя нашел. Будешь жить у нее". Сегодня должны были получить окончательный ответ. Чтоб сгорели ваши дома, басмачи, вы испортили все эти дела!
Где-то в клевере заквакала лягушка. Приятель Бадалшо, лежавший в яме, все храпел, как будто соревнуясь с лягушкой. Этот храп раздражал Бадалшо.
- Сейчас он не проснется, даже если басмачи снимут с него штаны, - проговорил он. - Смотри, лежит, обняв винтовку, как жену!
Бадалшо встал, потирая затекшую ногу, и вдруг заметил тень возле садовой калитки Максума. Он спрятался за урючину и стал наблюдать. Это была женщина в парандже. Она неслышными, легкими шагами шла по дорожке, часто останавливалась и прислушивалась, оглядываясь вокруг.
- Ну и ну! - сказал про себя Бадалшо. - Как джейран скачет! Или она волшебная?! Что будет делать волшебница у Максума? Наверное, жена кары. Говорят, она стройная! - Огонь прошел по телу Бадалшо.
Он выглянул из-за урючины, осторожно, как кошка, пробрался на дорогу. "Не разбудить ли приятеля?" - подумал он, но сразу же отказался от этой мысли.
- Сам... - прошептал Бадалшо с пересохшим горлом и двинулся следом за женщиной в парандже.
Сабля, висевшая на поясе, волочилась по земле, задевала за траву и кусты, мешала быстро идти. Бадалшо приподнял полы халата вместе с саблей. Но сапоги... вот беда! Никогда не скрипевшие, сегодня они скрипят, как несмазанная телега.
Клеверное поле осталось позади. Остались позади виноградники и джида на берегу ручья. "Ладно, пусть отойдет подальше, я узнаю, кто это!" - подумал Бадалшо. Сердце его громко стучало, словно хотело выпрыгнуть из груди. Вдруг ему в голову пришла мысль: "Может, здесь ее ждет любовник?" Дрожь охватила его, он замедлил шаги. В это время он ощутил ладонью холодное прикосновение сабли. Бадалшо прибодрился. "Ну и что же, если любовник", - сказал он себе. Но удаляться от кишлака ему все же не хотелось. Приблизившись к низкому, обсыпавшемуся от дождей дувалу, он слегка кашлянул. Она испуганно вздрогнула, и, как ему показалось, хотела убежать, но, наверно решив, что это бесполезно, остановилась и оглянулась. Бадалшо кашлянул еще раз. "Я не черт, а человек", - хотел сказать он, но язык не слушался - во рту пересохло. Вот сейчас он подойдет к этой стройной женщине, возьмет ее за мягкие, как пух, руки, обнимет... Ох! Но как только Бадалшо приблизился к женщине, ноги у него подкосились; он остановился и еле слышно начал:
- Душенька, я не черт... - и развел руки, чтобы обнять ее, но в это мгновение почувствовал, что в его грудь вонзился нож...
К утру Бадалшо нашли в винограднике Максума. Он только один раз открыл глаза, чтобы навсегда запомнить тех людей, которые склонились над ним. Бадалшо похоронили рядом с Турдыкулом. Умат-палван сказал людям, которые несли носилки с телом Бадалшо:
- Вчера Турдыкула не стало, сегодня Бадалшо, а завтра-послезавтра настанет наша очередь... - Товарищ Закир-оглы! До каких пор будем спокойно ждать? Вы были в рядах Красной Армии, ведите нас. Или, убив Разыка-курбаши, мы успокоимся, или убитые успокоимся!
Глава четвертая
Бабакул, расстелив палас у шалаша, тоскует в одиночестве. Прямо перед ним Лысая гора - Кашка-тав. Она теперь не сверкает как серебро, а унылой громадой замерла на фоне вечернего неба. В стороне Аксая ярко блестит Венера, она веселится, натягивая месяц как лук. Внизу, в долине, птица исакгой тянет грустную песню. Голос еще одной птицы исакгой слабо слышится с кладбища. Бабакул прислушался к их мелодиям, и у него сжалось сердце. Вспомнил легенду о девушке и юноше, которые были прокляты отцом и превратились в птицу исакгой. Они обречены вечно искать друг друга, но так никогда и не встретиться.
Собака, которая дремала недалеко от шалаша, положив голову на лапы, вдруг вскочила. Бабакул подумал: "Что она учуяла?" Пока он доставал из шалаша охотничье ружье, другие собаки тоже подняли лай. Бабакул осторожно прошел мимо отары, поднялся на холм и увидел четырех всадников. Собаки свирепо лаяли, преграждая им дорогу. Их били кнутами, они отбегали, но, вернувшись, снова бросались, как будто хотели разорвать всадников на куски.
Пока Бабакул раздумывал, отозвать ли собак и что это за гости разгуливают темной ночью, раздался выстрел. Собаки, визжа, рассыпались в стороны. Когда Бабакул подбежал, одна из собак лежала на земле. Всадник, застреливший собаку, спокойно открыл затвор винтовки и выбросил гильзу.
Бабакулу до слез было жаль собаку.
- За что вы убили эту несчастную? - спросил он.
- Ты забыл, что она виновата передо мной, - с угрозой ответил всадник.
Ночь была темная, но Бабакул легко узнал его: это был тот вор, который украл у него ягненка, а потом попал в зубы к собаке.
- Вы отомстили бессловесному животному. Как вам не стыдно! - сказал Бабакул, глядя на свою издыхающую собаку.
- Будь благодарен, что я и тебя не застрелил! - услышал он в ответ.
Всадник, стоявший позади всех, выехал вперед и вмешался:
- Курбаши, родной, не унижайтесь до этого пастуха. Если его застрелить, стадо Максума останется без присмотра.
Бабакул узнал и своего защитника: это же лавочник Абдулазиз, а те два всадника, что позади, - его сыновья.
Всадники взвалили на лошадей четырех жирных баранов, сказав Бабакулу:
- Деньги мы заплатили Максуму. Если кто-нибудь будет спрашивать, не видел ли ты нас, скажи "нет". Понял?..
Когда они уехали, Бабакул с горечью подумал:
"Странные времена настали. Безбожнику говорят: ты неверующий, что с тебя взять, а верующие вон какие дела творят. Люди испортились, что чисто, что погано они не разбирают. Максум говорил, что это признаки конца света. О аллах, прости меня! Все точно так, как он говорил! Чего не хватает Абдулазизу-лавочнику? Ведь люди говорят, что он богаче Максума, только очень скупой, поэтому даже мало ест и плохо одевается. Все, что зарабатывает, он обменивает на серебро и золото. И такой благочестивый мусульманин и почтенный, богатый человек вместе с бродягой-вором крадет у своего наставника баранов. О аллах, какое настало время!"
В то время как Бабакул, сидя в своем шалаше, сокрушался об испорченности нравов, Разык-курбаши, кружась около пика Каракуш, ругал себя за то, что не застрелил пастуха. Что изменилось бы, если одним босоногим на свете стало меньше? "Как бы это милосердие не стоило мне головы", - думал он.
Абдулазиз настороженно смотрел на огромные, как горы, плечи Разык-курбаши, ехавшего впереди.
В этом взгляде были ненависть и страх. Теперь он связан с этим рыжим головорезом. Курбаши завел его в тупик, и только он может спасти.
Наконец они добрались до пещеры в горах, которая служила приютом для Разыка после побега из тюрьмы. Разык и сыновья Абдулазиза, войдя в пещеру, бросились на сухую землю и сразу уснули. Только Абдулазиз не мог заснуть. От долгой езды у него болело в паху, спину ломило.
- Трудность пути - трудность могилы, - шептал он, потирая спину. - Разык говорит, что, если ткани, украденные из кооператива, сшить, как канары, и набить соломой, будут легкие матрасы. Вранье! Легко будет только в могиле.
Тоска не давала уснуть Абдулазизу. Он бросил свой родной дом и нашел себе приют там, где живут дикие звери. Под ним вместо постели камни и песок, вместо подушки под головой седло. Будь проклята такая жизнь! Кому он оставил полную лавку товара?
А золото, серебро и украшения жены, спрятанные в железном сундуке под помойкой? Неужели он собирал их для того, чтобы теперь бросить все и бродить по горам? Сын почтенного Ишана-бобо Максум сейчас спокойно лежит в своем доме. А брат его Фазлиддин-кары устроился секретарем сельсовета. Оба они вошли в доверие советской власти. Ох, и хитрый этот Максум.
Даже застонал от злости и постучал себе по лбу ладонью: "Живешь столько лет на свете, а в голове пусто". Перед его глазами мелькали недавние события: вот он ломает плуг, убивает волов, сбрасывает в уборную зерно. Теперь он понял, что только разоблачил себя этими поступками. Потом Абдулазиз вспомнил, как ругался с председателем комиссии по земельной реформе Кучкаром-коммунистом, как обманул его, сказав, что земли у него меньше, чем сорок танапов. А когда измерили землю, то разоблачили его ложь и отняли землю. Этой ложью он добился лишь того, что Кучкар стал его ненавидеть. И вот тогда-то как снег на голову свалился этот рыжий головорез и потребовал, чтобы он, Абдулазиз, показал ему дом Кучкара, а потом дом Турдыкула,
А что было дальше! Абдулазизу кажется, что он сходит с ума, когда вспоминает эту кровавую бойню. Крик проснувшейся маленькой дочери Турдыкула... Надо было совсем потерять разум, чтобы сбежать с этим проклятым палачом. Если бы остался в кишлаке, кто бы узнал, что он сподвижник Разыка? А теперь все будут подозревать его. Кто убийца? Скажут: Абдулазиз и его сыновья. А настоящего убийцу Разыка они разве во сне видели, откуда им знать! Уважаемый человек, лавочник, стал изгнанником, бродягой. Может быть, и с женой они увидятся лишь на том свете. Ладно, он согласен с тем, что не пойдет в кишлак и никогда не увидится со своей женой, но что будет с зарытыми сокровищами? Серебро и золото так и останется под помойкой? Абдулазиз повернулся с одного бока на другой и застонал. Через некоторое время он постарался успокоить себя: ведь командующий войсками ислама, собирая армию, хочет взять Аксай, и центр района, и даже большие города, и вот тогда...
Когда в предрассветной дымке показались синеватые вершины Кашка-тава, Абдулазиз почти совсем успокоился. Он хотел совершить утренний намаз, но боль в пояснице не позволила ему это сделать, и он уснул.
Так прошла первая ночь в пещере. Весь следующий день они по очереди вылезали из пещеры, ждали, не появится ли подкрепление. Ведь Максум обещал посылать к ним джигитов, которые решат посвятить свою жизнь борьбе с неверными. Но за весь день в "штаб-квартиру" курбаши пришли только двое: зять Максума Баки и его брат.
Разык-курбаши поздоровался с Баки, обнявшись. Они были односельчане. Во время обеда, когда пили украденную в лавке водку, Баки рассказал о своих приключениях. Он вместе с братом избил членов комиссии по распределению земли, которые пришли в их дом, чтобы описывать имущество. Один из членов комиссии получил тяжелые ранения и спустя день умер. Поняв, что им не миновать тюрьмы, братья скрылись.
- В ту ночь, когда я вышел от Максума, постовой преградил мне путь, я его тоже уничтожил! - Морщинистые щеки Баки были красные, как селезенка. Он ударил себя рукой в грудь. - Наше дело такое! Или мы их, или они нас.
Абдулазиз посмотрел на этих опьяневших игроков, которые без конца повторяли "все равно умирать...", и пришел к убеждению, что войско ислама не умножится и не только город, но и Аксай они не возьмут в свои руки. А если выдать Разыка и Баки?! И, подумав так, Абдулазиз поспешил опустить голову, чтобы сидящие напротив не догадались о его мыслях.
Разык-курбаши, с жадностью раздиравший баранью грудинку, вдруг сказал:
- Тебя трясет малярия, лавочник?
- Да, да... это у меня давно...
Сыновья не поняли хитрости и стали уговаривать отца:
- Съешьте горячей шурпы, может быть пройдет.
Абдулазиз заставил себя есть, хотя пища застревала в горле. От этих усилий он вспотел и перестал дрожать, а потом осмелел до того, что бросил взгляд на курбаши, который лежал в глубине пещеры, подложив вместо подушки седло.
Поедая мясо баранов, которых взяли из загона Максума, и запивая его бульоном, поглаживая свои животы, они долго беседовали. Курбаши рассказывал, как он уничтожал красноармейцев, как нападал со своей бандой на кишлаки и, взвалив на лошадей девушек, увозил их в горы, а там устраивал пиршества... Этими разговорами он старался внушить племянникам: "Если будете послушны, вас ждет много приятных и сладких минут".
Абдулазиз, глядя, как жадно слушают курбаши его сыновья, облизывая пересыхающие губы, подумал про себя: "Они еще совсем мальчишки".
Когда все легли спать, курбаши сказал:
- Лавочник, ты иди на дежурство.