Серебряный блеск Лысой горы - Суннатулла Анарбаев 4 стр.


Абдулазиза очень обижало то, что свояк презрительно называет его лавочником. "Ладно, унижай, пусть большевики дадут тебе по заслугам", - злобно сказал он про себя. Взяв винтовку, он вышел из пещеры и сел на камень, лежавший перед входом. В голову лезли разные мысли. Но о чем бы он ни думал, перед его глазами стоял железный сундук, зарытый под помойкой. Из пещеры доносился голос старшего сына, он бредил во сне, с кем-то ссорился. "И во сне торгует", - с гордостью прошептал Абдулазиз.

Абдулазиз начал считать по пальцам, сколько дней, как он ушел из кишлака. Когда он подсчитал, сколько мог бы заработать за это время, сердце у него чуть не разорвалось. Пока нет закона советской власти о запрещении частной торговли, почему бы ему не торговать? Вот если бы... Абдулазиз оглянулся на пещеру, сердце у него забилось. Как предать их?.. Турдыкула убил вот этот, постового убил тот, если все это сказать, может быть, его оставят в покое? В прошлый раз, когда схватили Разыка, ведь его же не убили! Абдулазиз поднялся с камня и сунул голову в темную пещеру. Дыхание и сопение там заглушалось громким храпом. По коже Абдулазиза прошла от волнения дрожь. У, этот храп можно узнать из ста тысяч храпов: так храпит только Разык-курбаши. Абдулазиз прислонил винтовку к камню, на цыпочках зашел в пещеру. В темноте не видно было седла и уздечки, но где они лежат, он хорошо знал: еще четыре шага и повернуть налево... В это время что-то заскрипело. Абдулазиз обмер и стал молиться. Еще раз заскрипело. "Будь ты проклята, мышь", - сказал он про себя и облегченно вздохнул. Мышь грызла сухари, которые лежали в углу.

Абдулазиз взял седло и стал спускаться к речке, где паслись лошади. Ноги его дрожали, он спотыкался и падал, но боли от ушибов не чувствовал.

Промелькнула мысль о сыновьях, но вернуться в пещеру у него не хватило духу, и он успокоил себя: "Если разбудить их, то вряд ли они согласятся уйти: ведь дядя обещал им интересные путешествия. Пока он будет разговаривать с ними, Разык может догадаться, и тогда..." Он вскочил на лошадь и несколько раз ударил ее кнутом.

Он не помнил, как добрался до Куксая, пробираясь там, где не ступала нога человека. К утру, если поможет бог, он доберется до Аксая и, не заходя домой, пойдет в местный исполнительный комитет. Он обратится прямо к Кучкару, скажет, где находятся убийцы, и приведет его туда. Он скажет, что они покушались и на него, Кучкара. Этим он сохранит жизнь себе и своим детям, и его торговые дела начнут бурно развиваться. У него будут такие товары, которых нет в кооперативе. Уж если Максум на собрании бедняков сказал, что деление земли происходит по велению бога, то он даже превзойдет его в лести. Затратит пять, нет, три метра красной материи и повесит на своей лавке лозунг: "Да здравствует советская власть, которая дала возможность частной торговли и тем самым улучшила благосостояние народа!.."

Сердце его чуть не разорвалось, когда он услышал из темноты чью-то команду:

- Руки вверх!

Два всадника выскочили из еловой рощи навстречу ему. Ничего не соображая от страха, он закричал им:

- Убийца не я!.. - А когда понял, что жив, что приставленный к груди ствол винтовки еще не выстрелил, стал быстро повторять: - Это не я, это не я!

- Не каркай, как ворона, - сказал один из всадников.

Абдулазиз по голосу узнал бывшего пастуха Максума, казаха Джанизака. А вон тот джигит, могучий как див - сын Умат-палвана Туламат. Оба они из Аксая. Абдулазиз стал обращаться то к одному, то к другому, не зная, как им польстить. В это время подъехала группа всадников. Увидев среди всадников человека в военной форме, он спрыгнул с лошади и потянулся к стремени этого человека.

- Товарищ сын Закира! Товарищ сын Закира! - закричал он.

Начало светать, когда небольшой отряд во главе с Кучкаром на взмокших лошадях приблизился к пещере.

Абдулазиз, сидевший на лошади, указал на черное пятно в горах.

- В пещере остались два моих сына. Да поможет вам аллах, не трогайте их, они не виноваты. Во всем виноват курбаши Разык. Он сказал нам: "Если не пойдете со мной, всех вас зарежу..." - Абдулазиз хотел сказать еще что-то, но вдруг темное пятно в горах сверкнуло и раздался гром.

Абдулазиз лег на шею вздрогнувшей лошади и крикнул: "О аллах!"

Один за другим раздалось еще несколько выстрелов из пещеры. Упала чья-то лошадь. Кто-то выругался.

Кучкар отдал свою лошадь Джанизаку, а сам укрылся за камнем и, сделав руки рупором, крикнул тем, кто был в пещере:

- Не надо зря проливать кровь! Если хотите остаться в живых, то сдавайтесь!

На его предложение те, кто был в пещере, ответили выстрелом. После этого отряд, оставив лошадей, стал окружать пещеру.

Кучкар предупредил своих товарищей, которые стреляли не прицеливаясь:

- Цельтесь на огонь в пещере. - И пополз на четвереньках к большому камню.

Умат-палван почувствовал, что его халат промок от крови, которая стекала из маленькой раны на кончике правого уха.

- Ты еще попадешься мне в руки, - прошептал он и зарядил ружье.

Туламат, укрываясь за большими камнями, подобрался близко к темному отверстию пещеры, которое казалось ему ртом сказочного дракона.

Рассвет беспокоил Кучкара. Перед пещерой, метрах в шестидесяти, была чистая поляна. На ней не было ни еловых кустарников, ни камней. Пока перебежишь эту поляну, даже неприцеленная пуля может убить или ранить. Пробраться в пещеру сверху нельзя, там отвесная скала. Если бы была граната - другое дело. Бросить ее в пасть пещеры, и каменное укрытие перед пещерой и Разык-курбаши со своими джигитами разлетелись бы на куски.

Кучкар установил свою винтовку между рогатками кустарника и приготовился стрелять, как вдруг услышал за спиной чье-то тяжелое дыхание. Оглянувшись, он увидел Умат-палвана. Все лицо у него было в крови.

- Ранило? - забеспокоился Кучкар.

- Да ухо зацепило. Оказывается, в детстве мало драли, - сказал Умат-палван.

Кучкар потянул Умата за кустарник. Вырвав из чапана кусок ваты, он зажег его и приложил к ране, а потом своим платком перевязал ухо. В это время густой туман, поднявшийся с реки, прикрыл их и стал подниматься выше, в горы.

Кучкар понял, что для атаки не может быть более удобного момента, и крикнул:

- Вперед!

Кто-то пробежал мимо него. То здесь, то там слышался топот сапог. Выхватив из ножен саблю, которая осталась на память о Бадалшо, Кучкар устремился к пещере.

Пули со свистом пролетали над его головой. Вот она, эта черная громадная пещера, во рту которой преграда - камень по пояс человека. Кучкар перепрыгнул через него, и в этот миг высокая черная фигура будто выросла перед ним из-под земли. Едва Кучкар успел оттолкнуть рукой ствол ружья, раздался выстрел. Как его учили на военной подготовке, он с силой размахнулся и опустил саблю на голову врага. Перед его глазами мелькнул широко открытый рот, в ушах зазвенел душераздирающий крик.

Кучкар посмотрел под ноги и увидел скорченное тело врага. Человек был мертв, но Кучкару казалось, что он все еще кричит. Недалеко от него сцепился с кем-то врукопашную Туламат. Оба, тяжело дыша, катались по земле. Кучкар как пьяный стоял над ними, не зная, что делать. Подскочивший Умат-палван наступил на руку врага и стал давить ее подошвой, будто перед ним была гадюка.

Из темного угла пещеры вытащили дрожащего Баки-байбачу.

Туман рассеялся. Засверкало солнце. Пещера наполнилась голосами людей и лязганием оружия. Но не обнаружив ни среди живых, ни среди мертвых Разыка-курбаши, все забеспокоились.

Кучкар сказал Баки-байбаче:

- Найди курбаши! Иначе обмотаем тебе голову твоими же кишками.

От реки ползком поднялся в пещеру Абдулазиз,

- Убийца постового, - показал Абдулазиз пальцем на Баки-байбачи. - А убийца семьи Турдыкула- Разык-головорез! Мы с сыновьями не грешны. Аллах свидетель!

Обозленный тем, что Разык-курбаши ускользнул, Умат-палван, услышав от Абдулазиза, кто убийца бедного Бадалшо, с силой ударил Баки.

- Бей кровопийцу! - закричал он, еще раз ударив его в живот ногой.

Кучкар задрожал от крика Баки: "Умираю! О братцы!" Он хотел сказать: "Оставь его", но перед глазами возникли окровавленные головы Турдыкула, его беременной жены и маленьких детей, лицо ушедшего бесследно из этого мира Бадалшо. Они будто твердили ему: "Кого ты жалеешь?" Его сердце превратилось в камень. Ему не было жалко даже Абдулазиза, который плакал над телом убитого сына. И Кучкар с возмущением сказал товарищам:

- Эх, упустили Разыка-курбаши, а ведь он почти попал к нам в руки!

Пока Абдулазиз сидел у пещеры и с нетерпением ждал, когда захрапит Разык, тот раздумывал и составлял план действий.

Курбаши был недоволен Максумом: он должен был ходить по кишлакам, собирать недовольных советской властью людей и направлять к нему в отряд. Он обещал укрепить войско ислама. "Почему же никто не идет? Или все довольны советской властью? Разве мало таких, кто потерял свой хлеб во время продналога, вату из одеял во время хлопкового налога и кто теряет в эти дни землю и лошадей? Эти трусы боятся сами начать борьбу и ждут призыва храброго человека. Да, именно так. От того, что мы лежим в пещере, толку не будет. Надо побродить по кишлакам, уничтожить похожих на Кучкара безбожников и сжечь их дома. При виде этого спрятавшиеся в норы рабы Магомета выползут на свет. Да, да, надо ходить по кишлакам. Коммунистов и комсомольцев надо как следует наказать!" Приняв окончательное решение, Разык-курбаши крепко заснул и проснулся только перед рассветом. Он вышел из пещеры и увидел винтовку, стоявшую у камня. Сторожа не было. Разык подумал, что Абдулазиз отошел куда-то недалеко, и вдруг услышал конский топот. Чьи это лошади? Сердце его дрогнуло, почуяв недоброе. Он различил в темноте несколько всадников. Вот они остановились. Это, конечно, враги. Люди Максума дали бы о себе знать. Разык разбудил своих джигитов.

У него не было сейчас времени размышлять о том, где же лавочник. "Может быть, убежать?" - подумал он в смятении. Но куда можно дойти пешком? А лошади внизу, у реки. Нет, надо защищаться здесь. Разык взял на прицел одного из всадников.

Пещера оглушила его гулким эхом. Но все равно он уловил чей-то голос: "...Сдавайся!" Чтобы джигиты не слышали этого страшного слова, Разык-курбаши стрелял все чаще и чаще и кричал своим джигитам:

- Стреляйте!

От выстрелов со стен и потолка пещеры сыпались камни, песок. Разык поднял голову, чтобы воодушевить своих джигитов, в тот же миг шапка его была сбита метким выстрелом. Он посмотрел на племянника, который лежал возле него, и сказал: "Видел? Шапка, которую ты подарил мне, сбита пулей". Но сын лавочника не откликнулся. Он лежал неподвижно, уткнувшись лицом в землю.

- Эй, мужчина ли ты? Подними голову, трус!

Разык хотел поднять голову племянника и, коснувшись его лба, почувствовал под рукой что-то липкое. Кровь! Разыку стало тяжело дышать.

Он понял, что конец близок. В голову пришла мысль: "Бежать!" Какой-то внутренний голос кричал ему: "Беги, а то умрешь".

- Стрелять! Стрелять, говорю вам, трусы!.. - хрипло закричал он джигитам и, не помня себя, на четвереньках пополз из пещеры. Над его головой со свистом пролетали пули. Разык будто сровнялся с землей, припав к ней лицом, он прикрыл ладонями голову. Ему показалось, что земля стучит громче, чем его сердце. Или это у него в груди так стучит? Нет, это не похоже на стук сердца, это скорей топот ног. Кто-то бежит к нему. Разык пополз изо всех сил. В ладони впивались колючки, ногти кровоточили, острые камни царапали колени. Только одна мысль сверлила мозг: как бы не рассеялся туман. Пусть он будет душить его, пусть намочит одежду, но только бы не рассеялся. Он согласен, чтобы вечно был туман, только бы...

Перед ним замаячила еловая роща. Он оглянулся, вскочил на ноги и побежал. Через некоторое время в ногах не осталось силы. Споткнувшись, он упал в яму, выполз из нее на четвереньках. Внутренний голос настойчиво повторял ему: "Беги, беги!" Он опять побежал. Как рыба без воды, он глотал воздух, широко раскрывая рот. Винтовка так отяжелела, что вот-вот оторвет руку. Разык бросил винтовку. Ему стало немного легче. Через некоторое время и сабля показалась ему лишним грузом: она все плотнее сжимала поясницу, задевала за камни и, попадая между ног, мешала бежать. И саблю бросил Разык-курбаши. Но легче почему-то не стало. Выбиваясь из последних сил, он сбросил чапан и пояс-платок. В это время земля под его ногами будто задвигалась. Снизу, издали, белые тополя на берегу Куксая будто побежали ему навстречу. Сзади что-то обрушилось. Разык с опаской оглянулся, и в глаза ему бросился крутой берег оврага. "Мне, наверное, показалось. Ведь не было оврага", - подумал он и продолжал бежать. Зеленая поверхность земли заколыхалась, закачались кустарники и ели, а из глубины земли раздался страшный шум. В голове Разыка промелькнула мысль: "Не схожу ли я с ума?"

Он хотел остановиться - и не мог. Теперь он бежал не по своей воле, его словно подталкивала какая-то неведомая сила.

Вдруг земля раздвоилась, и перед ним появилась бездонная пропасть. Мелькнула лёссовая земля, толстый, желтоватого цвета корень травы явяпрок. Пропасть все шире и шире. "Оползень", - с ужасом подумал он. Вот она, бесцветная лёссовая земля... Корень травы явяпрок и бездонная пропасть, как ад...

Он снова попытался остановиться, но ноги, его продажные ноги не слушались, а отяжелевшее тело тянулось вперед. Еще два шага, шаг…

В этот миг он почувствовал толчок и острую боль под левой лопаткой. Звука выстрела он уже не услышал...

Кучкар, бежавший по следам Разыка, нашел винтовку, потом саблю и, поднявшись на небольшой холмик, увидел далеко впереди, на краю обрыва, фигуру полураздетого человека. Он размахивал руками, как будто пытаясь ухватиться за что-то невидимое.

"Разык-курбаши!" - мелькнуло в голове у Кучкара. Он опустился на колено и прицелился. Прогремел выстрел, и курбаши, в последний раз взмахнув руками, исчез в пропасти...

Глава пятая

Кучкар, передав конвоирам, прибывшим из центра, Баки-байбачу, Абдулазиза и его старшего сына, занялся делами. Плодородные земли Максума были розданы беднякам еще до трагической смерти Турдыкула и его семьи, но сады и виноградники все еще оставались в руках Максума. На смену весне приходит лето, а виноградники Максума все еще не открыты. Если они еще неделю будут под землей, то почки перерастут и при открытии рассыплются. А то, что останется, погибнет от солнца. Думая об этом, Кучкар собрал людей, которые не получили земли или получили очень мало. Прежде всего он отделил четверть гектара виноградника для того, кто его выращивал - для старого садовника муллы Махмуда. Этот человек не знал ни одной буквы алфавита, но люди звали его муллой за мудрость и мягкое, отзывчивое сердце.

Во время раздела виноградника мулла скромно стоял в стороне, а потом подошел к Кучкару и сказал:

- Простите меня, мулла Кучкар, спасибо за внимание, но я не могу взять эту землю...

Эту фразу "не могу взять" Кучкар слышал уже второй раз, как начал делить богатство Максума. А в соседнем кишлаке такое случалось еще чаще. Люди, получившие землю Разыка-курбаши, услышав о том, что он убежал из тюрьмы, возвратили ее в комиссию по земельной реформе. В Аксае, как и в соседнем кишлаке, прошел слух, что Разык-курбаши пригрозил смертью тем, кто взял чужую землю. А после трагической смерти Турдыкула и Бадалшо люди говорили, что этому извергу ничего не стоит убить человека.

- Вы испугались угрозы Разыка-курбаши? - спросил Кучкар у муллы Махмуда. - Его тело лежит на берегу Куксая. Не бойтесь! Берите землю.

Мулла Махмуд, потупив взор, слегка улыбнулся и стал играть с бородой.

Кучкар, подумав, что он не верит, сказал:

- В конторе лежат его чапан и пояс. Я покажу вам.

Мулла Махмуд укоризненнно посмотрел на Кучкара и тихо сказал:

- Я не людей, а бога боюсь, мулла Кучкар. Ведь этот виноградник остался от Ишан-бобо. Если я обижу потомков Ишан-бобо, он поднимется из могилы.

После слов муллы Махмуда некоторые верующие дехкане тоже отказались от виноградника. Одни ссылались на то, что они не умеют ухаживать за виноградником, другие - на то, что у них достаточно земли и им некогда будет работать на винограднике.

Кучкар долго уговаривал дехкан взять землю, но из этого ничего не вышло.

Он возвратился в сельсовет рассерженный. Как мог он убедить этих бедных, темных людей, если сам ничего в жизни не видел, ничему не учился! Еще ребенком он должен был помогать отцу в кузнице. Только начали жить свободно - появились басмачи. Разык-курбаши убил его отца, сжег кузницу. Оставив молодую жену с ребенком, Кучкар записался в Красную Армию. Потом вернулся, надеялся на мирную жизнь, но опять появился Разык-курбаши. Разве было время на учебу, на повышение политической грамотности? В центре пообещали: "Вот закончим раздел земли, пошлем тебя в партийную школу". Но как можно делить землю, если даже хорошие люди, поверив лжецам, становятся преградой на этом пути! Бог, Ишан-бобо! Да пусть провалится могила Ишан-бобо! Кучкару показалось, что сидящий перед ним секретарь Фазлиддин-кары смеется.

- Позовите своего родственника!

Фазлиддин-кары встал:

- Кого позвать?

- Своего брата! Кого же еще!

Фазлиддин-кары вышел. Кучкар давно хотел освободить этого человека от должности секретаря. Но увы! Среди бедняков не нашлось ни одного грамотного, чтобы взять на это место. Кучкар не знал о преступлениях Фазлиддина, но душа его чувствовала недоброе: все неприятности в кишлаке исходили от потомков Ишан-бобо. Не только в Аксае, но и в других кишлаках много преданных Максуму людей. Разве они поймут, что такое классовый враг? Лучше всего было бы изгнать Максума из кишлака, тогда прекратится клевета на советскую власть, исчезнут все страшные слухи. Но как избавиться от Максума? От этих мыслей у Кучкара распухла голова. "Надо посоветоваться с районными руководителями", - решил он.

Назад Дальше