Ездили торговцы зимой на собаках, не страшась ни ветров, ни пург, летом - на шхунах, вельботах, байдарах и даже пешком, как праздноходящие из стойбища в стойбище переходили.
- И откуда их столько появилось? - удивлялись инрылинцы. - Наверно, на родине у танныт земля перевернулась…
Были и свои кавралины - объезжающие землю. Но они не торговали, их даже не называли торговцами. Они просто предлагали свои услуги, чтобы избавить людей от дальних поездок. Брали у анкалинов лахтачьи, нерпичьи шкуры, ремни, жир и везли это к чаучу, обменивая на камус, пыжик, короткошерстные шкуры оленей. Чаучу, в свою очередь, доверяли им свои вещи и просили обменять на нужное у анкалинов. Так и ездили кавралины, помогая и тем и этим. А потом кавралины стали обменивать вещи и в факториях. "Ведь мы же не танныт, делаем как настоящие люди, - говорили они. - Мы просто помогаем". Анкалины и чаучу доверяли им ценные вещи, но потом кавралины напоминали, что они много корма затратили, ехали долго, полозья у нарт тонкими стали, вот-вот сломаются, и человек, сочувствуя горю кавралина, отдавал часть выменянного. Кавралины пробирались в такие места, в которых даже и не мечтал побывать самый отчаянный таннытский торговец. Так и жили инрылинцы, пользуясь услугами торговцев и кавралинов.
Но однажды осенью, когда к берегу подошел лед и стал смерзаться, пришла с севера весть. Зажало льдами недалеко от стойбища Валькар усатые лодки Ысвенсона. Говорили, товаров много на них, а в стойбищах патронов нет, винчестеров нет. Голодно.
Зимой, как установилась санная дорога, прошло через Инрылин много собачьих упряжек на север. Собак у приезжих столько, что не смогли инрылинцы накормить всех, но поделились последним. Танныт в остроконечных шапках со звездами, совсем тонкие, как Пыськов. Наверно, его братья. И едут на север, чтобы забрать со шхун Ысвенсона товары и дать всем людям.
Уехали дальше люди с добрыми вестями, а Ринтылин тут же разъяснил, что не могут они забрать чужие вещи, так же, как не может один человек снять кухлянку с другого.
Правильные слова сказал Ринтылин, умные, но сомневались люди - эти танныт совсем не такие, каких раньше встречали…
Узнали после, что товары не забрали, но заставили торговать так, как заставил торговать в свое время Пыськов Чаре.
Стойбище Инрылин стояло в стороне от больших дорог, никаких больших событий в нем не происходило, только вестей стало так много, что люди не успевали все осмыслить. И пока доходила до сознания одна весть, появлялась другая…
Дошли слухи до инрылинцев, что выбирают в стойбищах главных начальников. Все хорошо знали энмынского Рагтыгыргина, а теперь ему дали новое трудное имя - Пыретсетатель.
Приезжал один человек в Инрылин, говорил, нужно выбрать одного председателя на несколько стойбищ, так как маленькие они, хватит одного на всех. И помощников к нему.
А потом, когда удлинились дни, приехал из Увэлена один чукча. Интересным словом себя называл - Рикылин, говорил, что он новая власть, советская.
- Какая ты власть? - рассмеялся Ринтылин. - Такой же, как и мы.
Не обратил внимания на насмешку приезжий, сообщил, что собирается Большое собрание, от каждого стойбища посыльного надо выбирать. Должен поехать человек и от Инрылина.
Долго думали инрылинцы, стоит ли ехать на Большое собрание? Сомневались. И уже было решили не ехать, как случилось такое, что все перевернулось в головах инрылинцев. Забрали торговца Соколопа из Энмына, хотя он тоже был русилин, и увезли куда-то. Исчез из Анаяна Пьёт. А в Увэлене кооперат - новый торговый дом открылся. Говорят, откроют и в Энмыне. После приезжающие подтвердили слухи.
- Что же, можно съездить, - сказал свое слово Ринтылин. - Можно послушать. От этого, конечно, сыт не будешь, но интересно все же…
И выбрали инрылинцы от себя своего односельчанина Эвыча.
- Ладно, пусть послушаю, - согласился Эвыч.
Рассчитали инрылинцы: семь дней туда, семь обратно, четыре дня в Увэлене. Следовательно, надо ждать Эвыча, когда солнце начнет заходить за гору Пырканай.
Дождались наконец.
Ходит Эвыч из яранги в ярангу, рассказывает, о чем на Большом собрании говорили. Интересные вести. Следуют инрылинцы за Эвычем, еще и еще раз хотят послушать.
- Самый большой пыретсетатель много говорил, даже все люди вспотели. Надо, говорит, пыретсетатель во всех стойбищах выбрать. У чаучу тоже пыретсетатель должен быть. Будут пыретсетатели с помощниками - легче жизнь новую строить…
- Верно ли? - сомневаются инрылинцы.
- Коо? - сомневается Эвыч и рассказывает дальше. - правильно говорил, голодают в стойбищах часто. Надо большие увераты делать, мяса больше запасать…
- Кэйвэ! Кэйвэ! - поддакивали люди.
- Кооператы будут везде открывать. Пыретсетатель говорил, чтобы все в кооператы вступали. Три нерпы в долг отдать надо. Можно не сразу. Покупать в кооперате дешевле можно.
- Врут танныт, - заметил Ринтылин. - Кооперат хорошо, это не пыретсетатель, у которого никаких товаров нет. Но как верить? Все танныт такие. Вот было же так в Янракынноте. Тымнеквын помнит. Торговал сначала Ысвенсон, потом другой америкалин пришел, дешевле продавать стал. Янракыннотцы у второго все покупали, ему сдавали шкурки. Тогда Ысвенсон снова вернулся, сказал: "Я хочу хорошо сделать, берите как даром". Янракыннотцам лучше стало, почти все даром. Экимыль был - весело. Первый америкалин ушел, прогнал его Ысвенсон и опять по-старому стал торговать. Обманул америкалин. Так и сейчас. Одни танныт прогнали других, а потом все по-старому будет…
- Ка-а-ко! - воскликнули люди и согласились с Ринтылином.
Смутился Эвыч, умолк.
- Ладно, дальше сказки рассказывай, - подбодрил Ринтылин. - Сказку всегда приятно слушать.
- Охотиться всем вместе надо, то-ва-ри-че-ты-ва организовать, - с трудом выговорил новое слово Эвыч. - Что убьем - всем поровну делить…
Антымавле не вмешивался в разговор. Человек имеет право высказываться тогда, когда он уже станет настоящим хозяином. "А может, верно, так лучше будет? - размышлял он. - Кооперат свой, товары дешевле…" - и робко попросил Эвыча рассказывать дальше. Остальным тоже было любопытно.
- Где товаричетыва будут, вельботы дадут. Долг отдавать за вельбот не сразу - за двадцать лет…
- Вельбот? - встрепенулся молчавший до этого Тымнеквын. - Это хорошо, но как долг платить будем? У нас ничего нет. Лучше не брать.
- Я тоже так думаю, - согласился Эвыч.
Много говорили люди. И вдруг кто-то вспомнил:
- А сын Тугая жив?
- Ии, живой еще. Даже охотником настоящим стал.
- Говорили, что его Ивметун заберет.
- Келет не сразу забирают душу. - вмешался Тымнеквын. - Кто знает, может, еще что и случится.
- Летом на таннытскую землю поедет, чтобы еще лучше разбираться в чужеземных откровениях. Там его Ивметун не тронет. Далеко. Не любят наши духи чужих земель…
Долго обсуждались вести, привезенные Эвычем. Люди и верили и не верили, сомневались и колебались.
Решили выждать немного.
Весной открылось в Энмыне отделение Увэленского кооператива, нарт много пришло с товарами из Увэлена. А перед самым бездорожьем, когда вот-вот должны были тронуться реки, приехал в Инрылин на трех нартах начальник Энмынского кооператива Глебов. Говорил, что по всем стойбищам проедет, узнает, какие товары людям нужны, предлагал вступать в кооператив. Но боялись, инрылинцы, не верили.
- Нарт только много надо, чтобы можно было возить товары по стойбищам, - пожаловался Глебов Тымнеквыну и предложил Антымавле стать каюром.
- Коо, - неопределенно ответил Антымавле.
Антымавле - торговый человек
Бежит по снегу шестерка собак. Покачивается нарта на застругах. Доволен собаками Антымавле. Хорошо их выращивает Имлинэ. Не перекармливает, но держит всегда сытыми. Не допустит, чтобы собаки на ночь на улице оставались, заведет их в чоттагин. У нерадивых хозяев собаки пакостят: ремни едят, края шкуры у яранг обгрызают, постромки жуют. Нельзя таких собак без присмотра оставить, а за своих Антымавле не беспокоится.
Остановил упряжку недалеко от места, где капкан должен быть, пошел пешком. Еще издали заметил, что в капкане зверек.
- Что такое? - удивился Антымавле, высвобождая зверька. Морда и голова его были желтыми от жира.
Второй капкан оказался пустым. Третий стоял на месте настороженным, был умело накрыт сверху пластинкой плотного снега, но рядом ясно виднелись следы лыж-ракеток. Человек ступал, широко расставляя носки, волоча и закидывая ноги. Но следы еще не улика: взял человек песца или нет - не скажешь. И если бы не черточки от когтей зверька и пластинка снега, положенная чужой рукой, трудно было бы определить, что в капкане был песец.
"Следы Рэнто, - догадался Антымавле. - Только он так ходит".
После приезда Эвыча с Большого собрания серьезных изменении в стойбище не произошло. Правда, изредка инрылинцы наведывались в Энмын, брали кое-что в кооперативе, но вступать в него не хотели.
Прошло лето, наступила осень, потом - зима. Охота в море была удачной, в ярангах были мясо и жир.
Антымавле, как только выпал настоящий снег и шкурки песцов стали совсем белыми, выставил капканы. Если море дает еду, то песец даст то, чем можно добыть ее, а также те вещи, без которых уже не обойтись чукче. Тымнеквын тяжело страдал, когда в доме не было чая и табака.
Антымавле оказался умелым не только в море, но и в тундре. Этой зимой ему особенно везло. Еще летом нашел Тымнеквын два песцовых выводка. Хотя и слаб был старик, но на месте усидеть не мог, все время пропадал в тундре или в море. Он сумел подкормить выводки, и до самого снега молодняк задержался на месте. Тымнеквын даже точно знал, сколько молодых песцов появилось в каждой норе, и строго предупредил Антымавле, чтобы вылавливал не всех, иначе на следующий год песца на этом месте не будет.
Второй раз проверял капканы Антымавле. В первый раз он принес двух и сейчас вез домой одного зверька. Но его беспокоило, что морда песца в жиру. Значит, нашли они другую приманку, могут стронуться с места.
Все рассказал Антымавле Тымнеквыну, только о пропаже умолчал.
- Завтра еще съезди, по следам пойди, - посоветовал Тымнеквын. - Где-то падаль море выбросило.
Еще затемно выехал Антымавле. Стояла тишина, было пасмурно и тепло. Тундра и небо сливались в одно целое, и трудно было определить край земли.
Следы песца вели к большой горловине Кувлючинской губы.
Антымавле проехал далеко стороной и спустился с пологого холма на песчаный берег. Следы вошли в тропку, которая повела вдоль ледяного выступа, намытого волной еще осенью. Видно было, что не один песец ходит в ту сторону.
Проехав дальше, Антымавле увидел у противоположной стороны косы что-то огромное, черное. Послышалось предупреждающее тявканье песцов, несколько теней прошмыгнуло в сторону - и собаки, сбившись в кучу, резко остановились перед черной громадой. Это был кит, выброшенный на берег южным ветром из губы.
Черная туша наполовину вмерзла в лед. Снег кругом был истоптан следами песцов и ворон. Попалось несколько свежих следов и белых медведей. Песцы, видимо, давно уже обнаружили эту кормежку и прогрызли в ките целые норы.
"Какая удача!" - обрадовался Антымавле и пожалел, что у него всего три капкана.
- Это хорошо, - сказал Тымнеквын, когда Антымавле рассказал про выброшенного морем кита. - Не уйдет песец в море, до самой весны у кита держаться будет.
Через несколько дней встретился Антымавле с Рэнто.
- Зачем песца из капкана взял? - постеснялся сказать Антымавле позорное слово "украл".
- Разве ты видел?
- Следы твои, только ты так ходишь. А на левой лыже косточка-заплатка продавливается в снег.
- Следы не лицо, которое ты видишь, а лыжи могут быть чужими. - Рэнто нагло уставился в глаза Антымавле.
- Издеваешься…
- Тебе счастье, почему мне нет? Я хочу, чтобы одинаково было, потому оставил тебе одного, - сознался Рэнто и переступил с ноги на ногу, готовясь разрешить спор по-другому. Антымавле подумал, что сейчас, пожалуй, не одолеет Рэнто, повернулся и молча пошел в сторону, а Рэнто проводил его удовлетворенным взглядом…
- Ну-ка, посмотри, - сказал Тымнеквын Имлинэ, показав глазами на две песцовые шкурки, натянутые на правилках. - Может, готовы?..
Имлинэ отложила в сторону лахтачьи подошвы для весенних торбасов Антымавле, у которых аккуратно прокусывала рант, сняла с балки подсыхающие шкурки, пощупала.
- Уже высохли. Жир соскоблить надо. - И принялась счищать маленьким пекулем жир.
- Может, отвезти? - обратился старик к Антымавле.
Старику уже давно хотелось побывать в Энмыне и узнать, что это за новый кооператив, о котором так много говорят люди. Он чувствовал себя лучше, да и пешком не идти - довезут собаки. Почему же не поехать? Тем более, что в доме нет чая, табака. Нужны капканы, патроны к винчестеру.
Антымавле ни разу не продавал свою добычу торговцам. Всегда этим занимался старик: он был более опытным в обменных делах, лучше знал нужды хозяйства и привозил самое необходимое.
- Ну что же, поезжай, - согласился Антымавле.
Дней через пять старик вернулся. Вид у него был бодрый, веселый.
- Я сначала принес одного песца - посмотреть, что даст Клепов, - рассказывал Тымнеквын, по-своему выговаривая имя Глебова. - Думал, если плохо, то пусть поеду в Кенискун в факторию. Клепов долго смотрел песца, дул на шерсть, дергал рукой шкуру. Он, оказывается, амыныкачкен - однорукий. Потом сказал: "Хороший песец. Давай еще". Я ответил: "У меня нет". Он говорит: "Смотри, бери что хочешь. Еще бы один песец такой же - новый винчестер можно взять". Дешево товар отдавал. Я долго смотрел и попросил, две плитки чая, мешочек сахару, две пачки патронов. Клепов засмеялся и добавил мне еще кусок красивого материала. Я подумал: хорошая камлейка Имлинэ. Возьму. "А может, ты ошибся?" - спросил я. "Нет". Тогда я принес второго песца. Опять засмеялся Клепов. "Не бойся, - говорит. - Новая власть не обманывает, торгует честно". - "А ты разве власть?" - спросил я. "Нет, - говорит. - Я только продаю то, что дает мне новая власть". - И Тымнеквын стал выкладывать из нерпичьей сумки одно за другим. - Смотрите, сколько привез…
- Кыкэ! - радостно воскликнула Имлинэ, увидев нарядный ситец, пощупала руками, примерила и тут же выбежала на улицу, чтобы разнести подарки соседям.
- Потом Клепов про кооперат говорил. Если будешь в кооперате, можно в долг брать. Я сказал: "В долг брать не хочу. Лучше сразу привозить буду". Много говорил про кооперат, я не понял. Но, наверно, все же кооперат хорошо…
К весне, когда шкурки стали плохими и песцов уже нельзя было ловить, Тымнеквын напомнил Антымавле:
- Теперь ты съезди в Энмын, песцов сдай. Может, поможешь Клепову. Ему много нарт надо, товары по стойбищам возить.
И Антымавле уехал в Энмын.
Трудно было Антымавле объясняться, с Глебовым: один не знал русского языка, другой - чукотского. Глебова очень интересовали люди, и всегда перед выездом в стойбище он расспрашивал Антымавле, используя небогатый запас чукотских слов, мимику, жесты.
- Эттырультин нымельхин? - смешно выговаривал Глебов.
- Вот такой… - Антымавле делал страшное лицо, произносил короткие, отрывочные фразы, резко размахивал руками.
- А Эмлынто?
- Такой… - На лице Антымавле появлялась глупая улыбка, голос становился тихим, заискивающим.
Чтобы нагляднее было, Антымавле соскакивал с нарты, смешно вывертывал ноги и ковылял, доказывая походку человека. Глебов порою не выдерживал, хохотал, хватаясь за живот.
Первый раз Антымавле с Глебовым проехали по всем береговым стойбищам до самого Нутепынмына. Везде Глебов говорил о Советской власти, которая хочет помочь людям, о кооперации. Люди стали кое-что понимать, вступали в кооператив, но многие колебались. Переводчики, плохо знавшие русский язык, не могли правильно перевести слово "пай" и прибегали к старому "ачын" - долг. Это отпугивало людей. Некоторые прямо говорили, что не хотят кооператива, не хотят Советской власти. Но товары у Глебова брали охотно. Их дешевизна действовала более убедительно, чем слова.
Антымавле нравился "однорукий", как называл Глебова Тымнеквын. Он оказался совсем не похожим на тех танныт, с которыми приходилось встречаться раньше. Глебов чем-то напоминал того проезжего, который показал, как умрет Тиркэрмечин.
Антымавле страшно переживал, что люди не понимают Глебова, но сам, тоже не сознавая, что значит кооператив, вступил в него.
Когда вернулись из поездки по стойбищам, Глебов сказал, что ему причитается плата. Он может взять ее товарами или деньгами.
- Разве я тебе сдавал пушнину? - недоумевая, спросил Антымавле.
- Нет. Но ты работал, а за каждую работу положено платить.
- Мне ничего не надо. Я просто помог тебе, - робко возражал Антымавле.
- Бери, бери, - настаивал Глебов.
- Ну, раз ты хочешь, пусть, возьму.
Однажды Глебов пожаловался, что не может все время развозить товары, так как и на месте хватает работы, и предложил Антымавле:
- Попробуй один, сам.
- Разве я умею понимать русские черточки, разве я смогу отпускать товар? - испугался Антымавле.
Но Глебов решил пойти на риск. Еще в первую поездку он обратил внимание, что Антымавле точно запомнил весь ассортимент товаров. Он свободно перечислял по памяти, сколько и кому они отпустили плиток чая, сколько должно быть плиток сейчас у них, называл имена людей, которым отпускался товар. Глебов был поражен памятью Антымавле.
- Ничего запомнишь. Я дам тебе штучный товар.
Антымавле не умел отказываться, когда его просили, и согласился.
На складе Глебов отложил товары и стал объяснять ему стоимость каждой вещи. Люди деньгам не доверяли, больше брали в обмен натурой. Глебов клал нерпичью шкуру - и рядом две пачки патронов, винчестер - двух песцов. Это была цена. Так они перебрали все товары.
- Зачем так много? - спросил Антымавле, окидывая взглядом груду товаров. - Первый раз кит-кит - чуть-чуть надо.
- Ничего, ничего, - успокоил Глебов. - Надо объехать всех членов кооператива, принять других. С тобой еще поедет энмынский каюр Како.
Како был самым лучшим каюром на побережье. Антымавле хорошо его знал и был рад предложению Глебова. Антымавле критически осмотрел товары и кое-что отложил в сторону.
- Ноткэн этки - это плохо. Широкоствольное ружье сейчас никто не возьмет. - И осторожно отложил пару дробовиков. - Весной нужно будет, когда утки полетят. Брезент всегда нужен, патроны, чай тоже…
- Вот, а ты боялся, - похвалил Глебов. - Ты же лучше меня знаешь, в чем нуждаются люди.
Несколько недель провел Антымавле в поездке. Собаки свои, корм дал кооператив.
Он сумел проехать по самым отдаленным стойбищам, где не приходилось бывать Глебову. По тундре и побережью быстро пронеслась весть: "Антымавле торговым человеком стал".
- Чукча не будет русилином, - утверждали одни.
- Праздноход, а человеком становится, - говорили другие.