6. Саксаул
Из семи автомашин, посланных за горючим для компрессоров и экскаваторов, вернулась только одна, остальные застряли в песках Муюн-Кум.
Козинову, как ни привык он ко всяким неожиданностям в автотранспорте, от такой новости стало душно, точно песок, задержавший машины, засыпает и его. Он расстегнул ворот рубашки и вышел из конторы.
Над степью полыхал закат. Лимонно-желтые и киноварные клочья облаков покрывали все западное полушарие неба от зенита до горизонта. Красноватая степь была испещрена темными пятнами - тенями от барханов. В недалекой выемке гоготали раскатистые взрывы. Эхо, потешаясь, многократно повторяло их.
Козинов чувствовал движение и трепет взбаламученного взрывами воздуха. Он жадно глотнул его несколько раз, освежил иссушенную, прокуренную глотку, огляделся по сторонам и двинулся к нефтяному складу.
Рабочие разгружали прибывшую машину. Измазанный нефтью и зашлепанный коростами промасленного песку, шофер дремал, положив голову на рулевое колесо. На его загорелой до темноты чугуна шее трепетали толстые, выпирающие кожу, жилы. Ободранные корявые руки и в дремоте крепко держались за руль. Плечи вздрагивали. Из состояния длительного, усиленного напряжения шофер никак не мог перейти в состояние покоя и во сне как бы продолжал работать.
Козинов разбудил его и спросил:
- Как же выехал ты?
Шофер вылез из кабинки, откинул борт машины, показал на кучу древесной каши:
- Переломал полдесятка половых досок, и вот полюбуйся, как устряпал себя! - Он протянул руки с глубокими ссадинами, засучив рукав, обнажил ушибленный сильно сине-черный локоть.
Козинов представил Муюн-Кумскую песчаную хлябь, где по брюхо увязают верблюды, нагруженную машину и шофера, подсовывающего доски под ее колеса. Доски ломаются, обращаются в лапшу, а упрямый шофер не хочет сдаваться.
- Другие тоже могли выехать, всем было бы легче.
- Ты знаешь, товарищ, что срывать кожу, разбивать локти, ломать спины шоферы не обязаны?! Не захотели.
- И долго они думают стоять?
- Будут ждать подмогу.
Козинов круто повернулся и пошел к Елкину.
Старик, узнав, что снова автотранспорт вылетел из "формы", заходил колесом по юрте, закричал:
- Сами управляйтесь, сами! Я не могу, занят.
- Я тоже не могу, тоже занят! - рявкнул Козинов.
- Но… но… но… - забормотал Елкин, захлебываясь.
- Понимаю, можете не договаривать, - сказал Козинов и вышел, чтобы не мешать старику успокоиться. Шел и бормотал: - То-то и оно, что кругом "но"… А надо делать, на то мы и поставлены. - Он забежал в гараж - там стояла одна только что прибывшая машина, заглянул в палатку шоферов - было пусто, говорить не с кем, тогда ушел в свою юрту, закрыл плотно входную полость, дыру в куполе и начал поливать самыми распоследними словами всех и все, что, на его взгляд, было достойно этого.
Натешившись вдосталь, до полного успокоения, он вернулся к Елкину, тоже успевшему успокоиться.
- Ну? - Старик, заложив руки за спину, приготовился слушать.
- Застряли, сволочи… А это - стоп всей нашей механизации.
- Все?
- Довольно и этого.
- Погоди волноваться: у нас есть палочка-выручалочка. Сейчас позовем экс-комбрига, авось выручит. - Елкин кивнул на телефон. - Звони ему, шел бы немедленно!
Роман Гусев, бригадир экскаваторо-компрессорной части, сокращенно экс-комбриг, среди многих замечательных качеств имел одно особо ценное - умел никчемной жестянкой, проволокой заменить нежнейшую часть машины, простым гвоздем - ответственнейший винт, заставить консервную банку выполнять работу благороднейшей коробки. Эту способность он выработал на заводах Москвы, поднимаясь в течение десятка лет от слесаренка до механика и бригадира.
Елкин очень высоко ценил экс-комбрига и часто говаривал:
- У нас не Америка, где на каждом повороте мастерская и склад запасных частей. При наших порядках, когда в пески, в дичь везут сложнейшие машины, не будь талантливых комбинаторов, мы завязли бы, - и во всех трудных положениях с механизацией призывал его.
- Слышал? Что скажешь, мой дорогой? - обратился Елкин к экс-комбригу. - Придется останавливать компрессоры и экскаваторы, если ты ничего не придумаешь.
Бригадир почесал виски, нос, подбородок, везде оставил темные пятна масла и сажи - мыть руки после каждого касанья к машинам было некогда - и сказал:
- Обратитесь к Вебергу! Он укажет выход.
- К кому? К Вебергу? - Елкин расхохотался горько. - Найдет выход? Верно, найдет способ улизнуть.
- За что же ему, сукину сыну, платят золотом?! - Исхудалое костистое лицо бригадира озлилось, голос стал резким, вороньим. - А если руки - крюки, катился бы на конный двор и коновалил там.
Упорно говорили, что Веберг, консультант от американской фирмы, поставляющей строительные машины на Турксиб, - не инженер, а ветеринарный доктор. Весь его инженерный опыт - наблюдение за здоровьем любимой верховой лошади.
- Дорогой мой, я понимаю твое возмущение: ветеринар занимает пост инженера, - конечно, афера, хулиганство. Но пойми и ты, что от него мы не получим спасенья. Вся надежда на тебя.
- Мое дело - работать на исправных машинах, ну производить мелкий ремонт, а не выдумывать новые. Так и телеграфируй: "Бригадир отказывается, пусть едет Веберг".
- Именно так и протелеграфирую. А пока он едет, что будем делать мы? Ждать? Играть в карты? Глушить водку? - Елкин сознательно подбирал такое, чего бригадир не мог терпеть.
Наконец, выведенный из себя, Гусев спросил:
- Что есть на участке из горючего?
- Саксаул, керосин, строительный лес, - начал перечислять Елкин.
- Довольно, - остановил его бригадир. - Вот и будем экскаваторы обманывать саксаулом, а компрессоры - керосином.
- Как хочешь, чем хочешь - лишь бы двигались.
Бригадир протянул Елкину корявую твердую руку и сказал:
- За экскаваторы ручаюсь, они почти всеядные, а компрессоры поразборчивей.
Инженер крепко обхватил руку бригадира, словно утопающий руку-спасательницу:
- Желаю удачи от всего сердца и еще сверх того!
Елкин знал, что выпутываться надо своими силами, Веберг не поможет, да в его обязанности и не входит заменять нефть саксаулом и бензин керосином, но все-таки ради бригадира послал телеграмму:
Участок остался без горючего. Имею только саксаул и керосин. Без компетентного вмешательства инженера Веберга буду принужден остановить экскаваторы и компрессоры.
Затем отправил распоряжение завхозу: "Совершенно всем без исключения, кроме кипятильника и кухни, прекратить выдачу саксаула. За выполнение данного распоряжения отвечаете персонально".
Завхоз, получив бумажку, примчался к Елкину.
- Когда вступает в силу? - Он тряхнул приказом.
- Сейчас, сию минуту.
- Люди берут на ночь и на утро. Они растащат самовольно, разворуют.
- Если ты не можешь охранять, пиши заявление об уходе. Я сам встану на часы. Так и отрапортую: завхоз отказался, - погрозил Елкин.
Охранять саксаул поставили человека с ружьем. Строителям объявили, что временно, до прихода застрявших машин, выдача топлива прекращается.
Они загалдели, двинулись в рабочком и потребовали вмешательства в дела и выдумки администрации.
Козинов явился к Елкину.
- Я имею сведения, рвачи и хамлецы ведут агитацию. Этот запрет нам дорого обойдется.
Елкин почти нежно взял Козинова за рукав, усадил и начал втолковывать:
- Саксаул пойдет на экскаваторы. Мы должны беречь его, иначе - остановка, срыв плана. Пригоните мне застрявшие машины, и я отдам саксаул. Теперь лето, на частные нужды собирали колючку, и будут собирать. А если такой случай будет зимой?
Козинов сдернул и начал с ворчаньем мять свою фуражку:
- Рвачи и хамлецы получат козырь.
Потом он решительно наладился в юрту к Фомину, от него тотчас же к толпе, галдевшей около охраняемого саксаула, взмахнул тряпкообразной фуражкой и крикнул:
- Товарищи!
- Долой! Довольно! - зашумели в разных углах толпы. - Заткнись, главноуговаривающий!
Козинов взобрался на груду саксаула, взял корявый сук и поднял его, как знамя. Толпа утихла, заинтересованная, что он будет делать дальше.
- Наше строительство теперь целиком зависит от этой штуки. Спалим ее на кострах, дорога не будет готова к сроку. Отдадим экскаваторам…
- За администрацию, знаем, одна шайка-лейка, сам в начальство пробираешься!
- Нет, не за администрацию, а за строительство, за выполнение в срок порученной всем нам работы, за интересы государства и всего рабочего класса.
Он терпеливо возражал на все недовольные выкрики, доказывал их вредную, где рваческую, где прямо контрреволюционную сущность, призывал, требовал и, наконец, склонил большинство рабочих к мысли, что саксаул должен пойти в машины.
Бригадир лежал под компрессором и то ругал Веберга, то кряхтел и охал, то мурлыкал песенку, бывшую широко известной в голодные годы военного коммунизма:
И вот старушка бедная
Судьбе наперекор
Зашила пуд картошечки
Тихонечко в подол.
Теперь злодейка вредная
Дрожит, от страха бледная:
Когда в чеку сведут -
Найдут аль не найдут?
Из-под компрессора торчали ноги бригадира, раскинутые циркулем, и елозили, - было похоже, что у человека сползли штаны и он лежа думает натянуть их.
Поодаль сидел слесарь, курил, верно, сотую цигарку и ворчал на бригадира:
- Ты скоро дашь мне дело? Зачем вызвал, сидеть? У меня задница онемела. - Он досиживал третий час.
- "Онемела"! - огрызался бригадир. - Мало пороли… Каково мне, когда из керосина нужно сделать бензин, это все равно что из воды - водку. Сходи узнай, как работают экскаваторы.
Слесарь сложил трубой ладони и гаркнул в глубину выемки:
- Ну как, жрут?
- Только подавай, - ответили голоса машинистов. - Вы там с компрессорами пошевеливайтесь, мы вам скоро наступим на пятки.
Экскаваторы вторую смену работали на саксауле и пожирали его с неменьшим азартом, чем нефть. Компрессоры оказались требовательней - бригадир упрямо давал им керосин, они же не менее упрямо не хотели работать на нем.
Приехал Елкин.
- Как дела? Не сдаются? - Он быстро вертел на левой руке свою шляпу и сыпал вопросы: - Бурильщикам нечего делать? Может, плюнуть? Не лучше ли послать за бензином лошадей? У тебя есть какой-нибудь план или ты вслепую?
Бригадир выполз из-под машины и кинул слесарю отвинченные бензинопроводящие трубки.
- Керосин обратить в легковоспламеняющийся, сделать из него почти что бензин. Для этого надо хорошенько подогреть.
- Правильно! - выкрикнул Елкин.
- Мы перегнем, удлиним бензинопроводящие трубки и поставим грелки. Работу может выполнить любой жестянщик, и будет на большой палец. - Гусев сжал кулак особым способом, когда большой палец торчит вверх гвоздем, и тряхнул им.
- Изумительно! Истина всегда в простоте. Ты - молодец! Ну-ну! - Елкин повернул коня.
Но бригадир взялся за повод, удержал и проговорил:
- Веберга бы сюда. Я б его прямо в шевиотовом костюмчике сунул под компрессор. Пущу компрессоры - три дня мне отдыху. Лягу на топчан и всех буду гнать за дверь.
Инженер тут же пообещал любой отдых.
День начался ревом автомобильной сирены - шофер Сливкин спозарань выехал в пески Муюн-Кум. Сирена всполошила весь городок. Люди вообразили, что пришла застрявшая колонна с горючим, и хлынули за саксаулом. Оказавшийся около склада завхоз объяснил, что никаких машин не пришло. Его обступили, закричали:
- Нет, ты скажи, когда твои шоферишки приедут? Когда все это кончится?!
- Если бы я, товарищ, возил сам, на своем хребте…
Завхоза перебили:
- В этом и горе, что твоему хребту не больно.
Подвели караван свободных верблюдов, оттолкнули толпу от склада и начали грузить саксаул. Верблюды неохотно становились на коленки, чтобы принять груз. Казахи погонщики, дергая их за поводья, то уговаривали, то, коверкая слова, ругали русской бранью.
Завхоз топал ногами и хрипел:
- Ну и скотинка! За каким дьяволом только уродились? Я бы, я бы, будь в моей воле, перерезал всех окаянных животюг. - Он был в состоянии полной развинченности: экскаваторы требовали дрова, Елкин нажимал на него, верблюды не желали считаться ни с чем, и тут же ухали повара, истопники, домохозяйки:
- Куда повезли? Вредительство! Сплавите, зимой чем будем топиться? - Они предугадывали, что зима будет бездровной.
Городок надрывался криком, гамом, точно спешно уносил свои животы от наступающего врага.
Козинов из своей юрты, где просматривал списки и дела шоферов, чутко вслушивался в гам на площади, пытаясь разгадать, куда идет недовольство, кверху или на убыль. Он давно знал, что некоторые рабочие готовы предъявить непосильные для участка требования, ждут только подходящего случая, и боялся, что шум из-за дров может разрастись в угрозу строительству. Шум усиливался, от склада вдруг покатился через площадь к строящимся баракам. "Началось", - подумал Козинов и, выскочив из юрты, пустился за толпой. Две работницы с охапками щепы стояли в кругу плотничьей артели. Плотник Бурдин, размахивая топором, кричал подбегающим людям:
- Не подходи, зарублю! Тронь только - засеку!
Подбегающие озирались, плохо понимая, в чем дело.
Козинов, сильно нагнувшись, нырнул в толпу, выхватил у Бурдина топор и крикнул:
- Товарищи, тише, успокойтесь! Что случилось, товарищи?
В наступившей тишине работницы наперебой принялись рассказывать:
- Мы пришли за щепками, а этот ахид… На тебе, подавись! - Одна из работниц бросила щепой в Бурдина. - Мы тоже рабочие, нам тоже варить надо.
- Останутся, тогда и бери, - проворчал Бурдин. - Плотнику щепа полагается в первую очередь.
- С каких это пор? С каких статей? - раздались удивленно-возмущенные голоса.
- Всегда было: плотник - хозяин щепе, - провозгласил Бурдин.
- Товарищи, разойдитесь! Брали щепу и теперь берите! - распорядился Козинов.
- А ты кто такой, хозяин? Начальник? Мне твое слово - тьфу, ты мне главного подай! - приступил Бурдин к Козинову.
- И будет, будет, вон идет!
От юрты парткома торопливо шел Фомин. Увидев его, Бурдин выбежал из круга ему навстречу, схватил за плечи, тряхнул и крикнул:
- Ты - главный партейный, скажи, хозяин плотник щепе аль не хозяин?
Фомин с натугой отцепил от своих плеч руки Бурдина и, повернувшись к нему спиной, лицом к толпе, проговорил негромко, но отчетливо, сохраняя запас голосовой силы:
- Тогда он со своей плотницкой братией все наши дома и бараки пустит на щепу.
Хохот колыхнул толпу. Остуженные им плотники попятились к строящемуся бараку.
- Робята, вали на стену, вали, вали! - крикнул Козинов. - И ты, Бурдин. Щепы всем хватит.
- Ладно. - Бурдин сердито сплюнул. - Не влетели бы вам щепочки в денежку!
В юрту Елкина неловко вошел Гусев. Инженера удивил его вид: пьяная походка, красноватые глаза и вздрагивающие руки.
- Ничего не вышло? - встревоженно спросил он. - Компрессоры не желают пить керосин и ты по этому случаю выпил водочки?
Бригадир облокотился на стол и, взглянув на инженера мутным взглядом, попросил:
- А не найдется ли у вас стаканчика?.. Я к вам на два дня, помните?
- Помню, помню. Так, значит, победа?
- Полнейшая! Можно у вас выспаться? В своей палатке мне не дадут.
Елкин кивнул на пустующий запасной топчан. Экс-комбриг лег не раздеваясь и тотчас захрапел.
- Дорогой мой, подождите секунду, а как же с другими компрессорами? Кто будет переделывать их? - взволновался Елкин и подергал бригадира за рукав. - Сколько вы проспите, три дня? Что же, разъезды, дистанции будут стоять?
Бригадир оттолкнул руку инженера.
Но Елкин был настойчив:
- Группа Джунгарских разъездов сегодня доработает весь бензин.
Бригадир нехотя повернулся и, не открывая глаз, сознавая только наполовину, проворчал:
- Пошлите всех к черту, к Вебергу, дайте выспаться!
Он двое суток провел без сна около компрессоров и вымотал себя до полнейшего изнеможения. В последние часы работы ему казалось, что земля колеблется под ним и весь мир вертится волчком.
Этот случай породил на Турксибе несколько новых крылатых речений: про нуждающихся: "Живут на одном саксауле", про тех, кого надо ограничить: "Пересадить их (или его) на саксаул", про ловкачей: "Этих (или этого) на саксауле не проведешь".
Кончился еще один тревожно хлопотливый и удручающе знойный день. Солнце закатилось, заря погасла, небо стало густо-зеленым, точно громадный лист лопуха.
Козинов стоял на берегу реки и глубоко вдыхал поднимающийся над ней прохладный вечерний туман, освежающий, как лимонад со льдом. Ему все думалось, что щепа обернется в денежку, как сказал Бурдин. Уловил вздохи песка. "Не водку ли привезли", - и напряг внимание. В тумане неясными, колеблющимися пятнами обозначился караван. Козинов на спинах верблюдов распознал нескладный, костристый груз, прошел к Елкину и сказал, что везут саксаул.
Елкин тотчас протелефонировал завхозу:
- Сделать экскаваторам месячный запас, остальное раздать по кухням. - Затем, похлопывая Козинова по плечу, порадовался: - Сразу две удачи - наш чудесный экс-комбриг сделал большое изобретение, и тут же топливо. Живем! С такими молодцами я готов строить дороги на оба полюса.
Орали верблюды. Елкин и Козинов вышли на этот ор. Только что пришедший караван в несколько десятков горбов, высоко нагруженных саксаулом, стоял у реки и орал так, будто хотел разбудить всю степь от Китая до Волги и от Иртыша до Самарканда.
Вожак, великан в густых темно-бурых галифе, по-верблюжьему красавец, именно такой, каких называют королями, гневно требовал чего-то, плевался и вращал блестяще черными злыми глазами.
Главный караванщик, старый казах в широченном ватном халате и большекрылом малахае, сидел дремотно на саксауле и спокойно слушал рев.
- Чего им надо, чем недовольны? - крикнул Козинов через реку.
- Дальше гулять не хочет, - ответил казах. - Говорит: снимай саксаул.
- А кто будет перетаскивать через реку? Гони их!
- Мало-мал ждать надо. Он умный, пойдет сам.
- Нечего ждать, гони! Достаточно долго ждали вас.
Но караванщик и не подумал гнать, а поудобней устроился на скрюченном саксауле и рукой прикрыл глаза.
Бродом через речку к Елкину перешел человек в сером плаще и в белой шерстяной шляпе, какие носят туристы. На загорелом лицо его лохмотьями шелушилась кожа, от чего лицо было пестрым.
- Здравствуйте!.. Не узнаете?! - спросил он, сняв шляпу.
- Где-то встречались…
- Ваганов, уполномоченный по заготовке саксаула.
- Ай-яй, как вас отделало солнышко!
- Доброе солнышко… - Ваганов грустно улыбнулся. - Где у вас можно соснуть. Я шесть дней болтался маятником на этих дьявольских животюгах, - он кивнул на верблюдов, - и теперь знаю, что земля вертится. В животе у меня сплошной заворот.
Елкин увел Ваганова в свою юрту перебыть время, пока Козинов ищет для него пристанище. Ваганов пил чай и рассуждал: